Гросс-адмирал. Воспоминания командующего ВМФ Третьего рейха. 1935-1943

Эрих Редер

Автор книги – гросс-адмирал Эрих Редер, стоявший во главе ВМФ Германии с января 1935 года до января 1943-го. Описывая свой жизненный путь, он особое внимание уделяет периоду Первой и Второй мировых войн. В книге рассказывается о политической ситуации в Германии накануне прихода к власти нацистов, о взаимоотношениях военного руководства флота с нацистской партией и политических деятелях этого режима.

Глава 2

Боевая подготовка в мирные дни

Проведя два в высшей степени плодотворных года в военно-морской академии, зимой 1905/06 года я получил назначение на броненосец береговой охраны «Фритьоф» в качестве штурмана. Суда береговой охраны входили в состав резервной эскадры на Балтике, так что новая служба оказалась для меня прекрасной подготовкой к моим последующим походам в качестве штурмана на крупных крейсерах. Но 1 апреля 1906 года я был переведен в информационный отдел по связям с общественностью военно-морского управления в Берлине.

Этот отдел, созданный в 90-х годах с целью подготовки первых официальных сообщений для печати по военно-морским делам, не имел ничего общего с военно-морской разведкой в широком смысле этого слова, то есть с тайными агентами, шпионажем и контрразведкой. По правде говоря, весь штат отдела состоял из его начальника, капитана 3-го ранга фон Хеерингена, и трех обозревателей, из которых я был самым старшим. В мои обязанности входило прочитывать и обобщать сообщения в иностранных газетах и журналах да редактировать наше собственное профессиональное издание «Marine Rundschau»^[12], а также «Nauticus», ежегодное издание германского ВМФ. Второй обозреватель, капитан-лейтенант Бой-Эд, ставший позднее известным как атташе в Вашингтоне в 1917 году, осуществлял контакты с германской прессой и анализировал появляющиеся в них статьи и заметки. Профессор фон Халле, третий обозреватель, занимался вопросами экономики, представляющими интерес для военно-морского флота.

Адмирал Тирпиц как руководитель Имперского управления военно-морского флота проявлял личный интерес к прессе и появляющимся там комментариям относительно морских дел, так что это побуждало нас всегда быть как можно раньше и как можно шире в курсе развития всех важнейших событий. Среди прочих наших обязанностей была подготовка предложений для прессы относительно освещения в печати тех или иных тем. Таким образом мы, обозреватели, будучи всего лишь младшими офицерами, свели знакомства со всеми ведущими германскими журналистами. Более того, у нас были тесные личные контакты с адмиралом фон Тирпицем, который по другим вопросам общался только со старшим руководством отделов.

Одним из моих первых официальных визитов было посещение тайного советника Хаммана, всесильного пресс-директора администрации канцлера и министерства иностранных дел. Несмотря на свою загруженность работой, он выкроил время для меня, новичка в этой сфере, и познакомил с несколькими крупными специалистами в области экономики и колониальной политики. Так, например, доктор наук Пауль Ронбах, ученый с международным именем, написал впоследствии для «Marine Rundschau» и «Nauticus» много прекрасных статей.

Следующий визит я нанес Гельфериху в отдел колониальной политики, который снабдил меня весьма интересной информацией, в частности о Багдадской железной дороге и экономической политике Германии на Ближнем Востоке. Каждый год в июне, во время Кильской недели^[13], адмирал фон Тирпиц имел обыкновение подносить кайзеру последний номер «Nauticus», который тот прочитывал от корки до корки во время своего круиза по Скандинавии. Сдружившись с Гуго Якоби, я счел весьма удачным для журнала, когда этот всемирно известный журналист предложил написать обозрение международной политики для выпуска за 1906 год. Но когда Якоби передал мне написанную им статью, я неожиданно понял, что по ряду причин она не соответствует требованиям нашего издания. Поскольку время поджимало, мне не оставалось ничего другого, как только переписать эту довольно щекотливую статью, используя данные Якоби как основу. К моему восторгу, он не имел никаких возражений против этого и, более того, согласился с моей версией изложенного.

Это были годы, когда читатели «Marine Rundschau» и «Nauticus» не ощущали недостатка в интересных материалах. Морские события Русско-японской войны только-только начинали появляться из-под покрова военной секретности, и различные эпизоды войны на море, с разбором уроков, которые следовало вынести из них, стали предметом острого внимания. Японская морская блокада и законы международного морского права были темами споров наряду с другими общими проблемами морской войны на Дальнем Востоке. Много места в «Nauticus» уделялось законам ведения войны, которые были приняты на второй Гаагской мирной конференции 1907 года. Кроме этого, поскольку я владел как французским, так и русским языками, я переводил множество сообщений о французских и русских военно-морских силах для рубрик «Иностранные флоты» в «Nauticus» и «Marine Rundschau».

Редактирование этих двух изданий было ответственным делом, поскольку они в тот период считались официальными публикациями. Так, например, мы никогда не могли вдаваться в излишние подробности организации нашей собственной флотской жизни или вовлекаться в излишний критицизм, особенно по техническим вопросам. С другой стороны, при отсутствии по-настоящему ценной информации наши журналы могли бы вскоре потерять своих читателей — кадровых офицеров флота. Единственной возможностью обсуждать чисто технические вопросы было давать обзоры того, как они решаются в иностранных флотах, и хранить молчание относительно планов нашего ВМФ.

Интерес к дискуссиям в этих журналах был столь широк, что сам император Вильгельм написал статью для публикации в «Marine Rundschau» по теме дискуссии «Броненосцы или скоростные боевые суда?», подписав ее псевдонимом L. (Lehmann). Мысли, развитые в статье императором, прямо противоречили взглядам министра Тирпица, поэтому капитан 1-го ранга Хопман написал статью, доказывающую несостоятельность идей императора. Статья была опубликована, и ее автор ничем не поплатился за свою отчаянную смелость.

После выхода в свет каждый номер «Nauticus» доставлялся императору, его сыновьям и другим важным персонам, чтобы держать их в курсе нашей национальной военно-морской политики. Став редактором этих изданий, я направил резюме статей моего первого номера адмиралу Тирпицу с просьбой утвердить их для публикации. На следующий день, к моему изумлению, я получил приказ явиться к нему в Вильгельмсхафен для обсуждения статей лично с ним. Разумеется, я повиновался, хотя и с внутренней дрожью, поскольку приближался установленный типографией предельный срок для представления материалов и любые изменения могли привести к изрядным сложностям. Однако в ходе трехчасового строгого разбора содержания этих статей лично Тирпицем я сумел дать все необходимые пояснения и получил совершенное одобрение министра.

На следующий год я имел честь лично вручить императору его экземпляр «Nauticus» в присутствии адмирала Тирпица. Это произошло в ходе Кильской недели, когда император поднялся на борт нашего корабля, чтобы наблюдать учебную атаку первой германской подводной лодки. После того как я сделал подробный доклад о содержании этого ежегодного издания, император пожаловал меня орденом Красного орла IV класса — моей первой наградой.

В процессе выполнения своих обязанностей мне представился случай присутствовать на нескольких сессиях рейхстага и наблюдать нападки партии центра на германскую колониальную политику, а также защиту этой политики канцлером князем фон Бюловом. Именно политические споры по этому предмету привели к альянсу консерваторов и либералов и повлияли на политику этих партий в ходе следующих выборов. Я слышал знаменитую речь князя Бюлова, после которой у него случился сердечный приступ прямо в здании рейхстага.

В 1907 году мне довелось непосредственно общаться с парламентариями, сопровождая их в ходе первой парламентской инспекции военно-морского флота. Этот шаг был предпринят для информации о положении дел рейхстага и бундесрата^[14], в частности бюджетного комитета. Группу парламентариев возглавлял сам Тирпиц. Командующий флотом принц Генрих Прусский приветствовал депутатов у трапа своего флагманского корабля «Германия» и сопровождал их во время учебных стрельб и тактических маневров, которые были приурочены к этому визиту. Результаты этого визита были столь успешными, что военно-морской флот стал с тех пор организовывать подобные мероприятия для делегатов ежегодно.

За время своей службы в отделе связей военно-морского флота с общественностью я сделал перевод половины русской эпопеи о войне на море «Расплата». Вторую половину книги перевел лейтенант Герке. Изучение этой весьма актуальной работы русского морского офицера капитана Владимира Семенова было частью общей подготовки каждого морского офицера накануне Первой мировой войны. Именно этот труд, «Расплата», снабдил Франка Тисса основными подробностями для его большой работы «Цусима».

Осенью 1908 года закончился третий год моей службы в отделе военно-морской информации, и я был назначен штурманом на бронепалубный крейсер «Йорк», входивший в состав разведывательных судов. Это было бесценное место для подготовки к будущему командованию. Штурман выступает в качестве советника командира, и мое рабочее место на мостике давало мне неповторимую возможность наблюдать все тактические упражнения. В отличие от линкора крейсер, решающий разведывательные и дозорные задачи, действует независимо, и его командир часто принимает самостоятельные решения.

Когда в 1909 году «Йорк» получил специальное задание, я был временно назначен на корабль его величества «Гильдебранд» в качестве флаг-штурмана эскадры на все время маневров. «Гильдебранд» был флагманским кораблем командующего эскадрой контр-адмирала Поля, известного своим тактическим умением и мастерским управлением кораблями, входящими в состав эскадры.

Теперь предметом моих стремлений было получить назначение штурманом на один из новейших крейсеров либо на флагман флота «Дойчланд» в качестве флаг-штурмана. К своему собственному изумлению, в конце 1910 года я был назначен штурманом на императорскую яхту «Гогенцоллерн». Для меня это стало не только сюрпризом, но и разочарованием, поскольку в течение нескольких лет мне предстояло заниматься деятельностью весьма далекой от флотской в истинном смысле этого слова.

Одной из причин моей неудачи в обретении службы флаг-штурмана явилось то, что на смену принцу Генриху пришел новый командующий флотом адмирал фон Хольтцендорф, который предпочел набрать свой штаб из лично известных ему офицеров.

Было бы несправедливо считать мое ответственное положение на «Гогенцоллерне» чем-то малоприятным, но я всем сердцем жаждал службы на флоте. Я никогда не тяготел к «придворной службе» с ее деспотичными социальными законами и этикетом, которые мне пришлось узнать по моей работе в Берлине. Так, например, когда я, морской офицер, получал приглашение на придворный бал, то не мог появиться там вместе с женой, поскольку она не принадлежала к дворянству.

Несколько лет подряд жизнь на «Гогенцоллерне» двигалась по одному и тому же ежегодному циклу. После зимнего ремонта в середине февраля яхта делала переход в Средиземное море, где принимала на борт в Венеции императорскую фамилию и доставляла ее на Корфу. Там она вставала на якорную стоянку, а император, его семья и находившаяся при них свита переезжали на берег, где располагались в замке Ахиллеон. Ближе к концу апреля императорская фамилия снова поднималась на борт яхты для перехода через Мессинский пролив в Геную, в то время как придворные возвращались в Германию по суше.

В середине июня император мог снова взойти на борт яхты в Гамбурге, чтобы принять участие в парусных гонках в устье Эльбы, после чего проследовать Кильским каналом имени императора Вильгельма в Киль на Кильскую неделю.

Почти весь германский флот собирался в гавани Киля для участия в этом событии, и, как правило, сюда к этому времени приходили с визитами многие иностранные военные корабли. По завершении регаты император мог отправиться в свой традиционный ежегодный круиз по Скандинавии, который обычно завершался в Свинемюнде ближе к концу июля. В сентябре император довольно часто пользовался яхтой для участия в наблюдении за маневрами флота.

Разумеется, бывали и отклонения от этой традиционной программы. В 1911 году, например, император предпринял весеннюю поездку от Флушинга до Ширнесса в Англии, и тем же летом он воспользовался яхтой для приема эрцгерцога Франца-Фердинанда, наследника трона Австро-Венгрии. Следующим же летом он совершил на яхте круиз по балтийским портам Финского залива для встречи с русским царем Николаем II.

Как судно, «Гогенцоллерн» был куда скромнее того, чего можно было бы ожидать от императорской яхты. Его конструкция вполне заслуживает быть названной чудовищной. Имея необычно высокий надводный борт, в непогоду оно получало такой крен с борта на борт, что даже бывалые матросы с трудом могли перемещаться по палубе. Водонепроницаемые перегородки были ниже всяких требований безопасности даже для обыкновенного пассажирского судна, не говоря уже об императорской яхте. К моему неописуемому удивлению, даже ее навигационное оборудование было совершенно антикварным; в то время как суда всего флота уже имели гирокомпасы, на борту «Гогенцоллерна» стоял только магнитный компас. При всем этом капитан судна, штурман и вахтенный офицер были ответственны за жизнь главы государства, не говоря уже о престиже страны.

Естественно, что капитан был выбран из числа офицеров, которых хорошо знал лично император — другими словами, из придворных кругов. Это было верно в отношении моего первого капитана на яхте графа фон Платена. Но его преемник капитан 1-го ранга Карпф не подходил под это определение ни по внешности, ни по манерам. Он был простым честным мекленбуржцем, излагавшим свои взгляды императору и императрице в открытой, хотя и тактичной форме и нимало не стеснявшимся дать то или иное выразительное распоряжение императорским отпрыскам. Он был известным моряком в кругу яхтсменов, пользовался полным доверием императора и его семьи. И управлял «Гогенцоллерном» столь же уверенно, как и позже крейсером «Мольтке» в Ютландском сражении.

Круизы по Средиземноморью были полны официальными обязанностями, которые, к моему удовольствию, целиком ложились на плечи свитских. Напротив, во время Кильской недели преобладал дух спорта и морского товарищества. Император любил воспользоваться случаем и не только увидеть какое-нибудь новое оборудование в военно-морском флоте, но также и пообщаться с иностранными визитерами — в основном с владельцами яхт, с которыми он уже был знаком.

Во время круизов по Скандинавии обстановка на «Гогенцоллерне» была куда более приятной, чем во время других плаваний. Император отказывался от напыщенных церемоний и становился другим человеком — просто отдыхающим, совсем как любой другой турист во время своего отпуска. Я чувствовал, что во время этих круизов он становится собой, настоящим, с добрым сердцем, все понимающим, всем интересующимся, готовым доставить радость другим человеком. Судя по тому, что мне удалось увидеть и услышать, его взгляды по политическим и военным вопросам были обоснованны и удачно выражены. Все это разительно отличалось от его чопорно-формального поведения во время официальных церемоний — возможно, вследствие неуверенности, а также некоторого тщеславия.

В своих бытовых привычках император был необычайно скромен; он употреблял весьма мало спиртных напитков и искренне предпочитал им фруктовые соки. Блюда императорского стола были весьма просты, даже когда присутствовали высокие гости.

Хотя обычный срок службы офицеров на «Гогенцоллерне» составлял три года, вице-адмирал Бахман, командующий рекогносцировочными силами, спросил меня, не соглашусь ли я на более ранний перевод на должность старшего офицера его штаба. Это предложение я принял с большой радостью, поскольку оно возвращало меня снова к той флотской деятельности, к которой я стремился, — разведывательная и дозорная служба в дополнение к сигнализации и управлению сражающимися подразделениями флота.

И все же я расставался с «Гогенцоллерном» с благодарностью в душе за службу на нем. За это время я имел счастье познакомиться со многими персонажами мировых событий, но больше всего — мне довелось узнать императора таким, каким он был на самом деле, а не каким его рисовал себе весь остальной мир.

Поднявшись на борт крейсера «Йорк», флагманского корабля рекогносцировочных сил, в сентябре 1912 года, я обнаружил, что вице-адмирал Бахман находится в отпуске. Поэтому я представился контр-адмиралу Хипперу, его заместителю. В дополнение к этой должности адмирал Хиппер непосредственно командовал легкими крейсерами, которые образовывали собой бригаду легких крейсеров. Тактическое командование рекогносцировочными силами, состоявшими из бронепалубных крейсеров и линейных крейсеров, находилось в руках самого вице-адмирала Бахмана в дополнение к общему командованию всеми рекогносцировочными силами.

По целому ряду причин рекогносцировочные силы находились в тот момент в низкой степени боеготовности. В процессе их модернизации устаревшие бронепалубные крейсера «Роон» и «Блюхер» заменялись линейными крейсерами «Фон дер Танн», «Мольтке» и «Гебен». Крейсер «Зейдлиц» не смог встать в строй ранее будущей весны, а «Дерффлингер» только в самом начале Первой мировой войны. Но, даже встав в строй, «Фон дер Танн» в первый год не мог принимать участия в походах из-за устранения множества недоделок, а «Мольтке» на несколько недель ушел на ходовые испытания, а потом отправился в учебное плавание в Северную Америку. А в самом конце 1912 года из-за политической ситуации линейный крейсер «Гебен» вместе с двумя менее крупными крейсерами был отправлен на Средиземное море. Позднее он, вместе с крейсером «Бреслау», составил Средиземноморскую эскадру.

Когда я начал службу на «Йорке», штаб^[15] адмирала Бахмана состоял из меня в качестве старшего офицера штаба, из моего близкого друга капитана 3-го ранга Клаппенбаха в качестве моего заместителя. Капитан-лейтенант Бритцель курировал минно-торпедное вооружение, а также был главным торпедистом «Йорка». Инженерную службу штаба возглавлял старший инженер Лемке, медицинскую — капитан-лейтенант медицинской службы Шольц, финансовую — капитан-лейтенант Блок. Штурманскую службу возглавлял капитан 3-го ранга Прентцель, бывший также старшим штурманом корабля. В состав штаба входили также два лютеранских капеллана и католический священник. Все это были молодые, преданные службе люди, хорошо приспособленные к флотской жизни и выполнявшие изрядную часть работы на борту корабля, в частности, во время войны.

Все офицеры штаба командующего рекогносцировочными силами прекрасно сработались и действовали как единая команда и тогда, и позднее, когда война удвоила рабочую нагрузку на каждого из них. Моя доля работы была несколько меньше, чем у других, за счет давно установившейся в рекогносцировочных силах традиции, согласно которой, в отличие от обычного штаба дивизиона кораблей, старший офицер штаба был официальным командиром других офицеров штаба, а не только «первым среди равных».

Когда я начал службу в рекогносцировочных силах, важным вопросом, обсуждавшимся буквально всеми, была грядущая реорганизация флотской службы.

До сих пор все корабли получали свою долю пополнения личного состава из новобранцев набора текущего года одновременно 1 октября. Это неизбежно на определенное время снижало боеготовность флота как единого целого. Теперь же было предложено, чтобы один из трех дивизионов получал всех своих новобранцев каждый октябрь, а два других дивизиона проводили относительно меньшую замену личного состава и были способны тем самым сохранять более высокий уровень боеготовности. В дополнение к этому командиры каждого из кораблей должны были получить гораздо большую независимость в вопросах подготовки и обучения личного состава. Кроме того, ожидались гораздо большие возможности для дальних походов за границы Германии. Введение этой новой системы в 1913 году на линейных крейсерах «Кайзер», «Король Альберт» и крейсере «Страсбург», направленных в Южную Америку, было весьма обнадеживающе, но разразившаяся вскоре война положила конец дальнейшей разработке этой системы.

Другая проблема заключалась в замене устаревших бронепалубных крейсеров современными линейными крейсерами. В то время как устаревшими кораблями можно было бы рискнуть усилить рекогносцировочные и патрульные порядки, новые линейные крейсера, как основные боевые единицы флота, должны были быть отведены с позиций, уязвимых для ночных атак торпедных катеров. В результате этого новые дивизионы торпедных катеров, образовавшие теперь передовые линии рекогносцировочных сил, приобрели более значительную роль в решении этих задач, которые требовали быстрого и точного взаимодействия с крейсерами. В светлый период суток, разумеется, линейные крейсера, случись такая необходимость, выполняли рекогносцировочные задания в ходе любого боевого столкновения с вражескими линейными крейсерами. Подчинение торпедных катеров командующему рекогносцировочными силами обеспечивало комплексное выполнение рекогносцировки, а также противодействие вражеской рекогносцировке. И наконец, линейные крейсера выполняли вспомогательную функцию, действуя как «силы быстрого реагирования» во главе основных боевых сил флота в ходе крупных сражений.^[16]

Значимость новых планов для тактического использования рекогносцировочных сил и в особенности боевых крейсеров была продемонстрирована в ходе военных игр 1912 года, когда вице-адмирал Бахман одержал убедительную победу над командующим флотом адмиралом фон Хольтцендорфом, который командовал противодействующими силами в условном сражении. Я до сих пор помню удовлетворение, с которым наш уважаемый командир получил это известие. Всю зиму он сильно страдал от ишиаса, почему ему приходилось буквально затаскивать себя на мостик корабля. Но в тот день наш начальник медицинской службы штаба доктор Шольц удивленно произнес, обращаясь ко мне: «Что случилось? Здоровье нашего адмирала просто поразительно! Все утро он совершенно не страдает от болей!»

Зимние маневры 1912 года были последними, на которых германским флотом командовал фон Хольцендорф. Весной 1913 года командование флотом принял у него вице-адмирал фон Ингенол. Человек большого личного обаяния, прекрасный командующий эскадрой, новый командующий флотом, однако, был несколько медлителен в принятии решений и склонен излишне вдаваться в детали. Ко всему прочему он не отличался способностями к ясным и убедительным речам, которые внушали бы убежденность и энтузиазм. Однако он проделал выдающуюся работу по боевой подготовке нового, значительно увеличившегося флота, по внедрению тактических новаций и ввел систему управления боевыми порядками с одного или по крайней мере с двух сигнальных постов. Сигналы подавались с защищенного сигнального мостика и дублировались по радио.

Это обеспечивало одновременное исполнение приказа всем эскадроном быстроходных боевых крейсеров и давало возможность управлять ими автономно с удаленной позиции, что доказало свою ценность в грядущей войне. Большое внимание уделялось также тесному тактическому взаимодействию между боевыми крейсерами и торпедными катерами.

Появление на военно-морской сцене подводных лодок потребовало организации совместных учений с участием их и крейсеров в самом конце 1912 года. Легкие крейсера уже продемонстрировали свои возможности в качестве минных заградителей, так что учения по постановке минных полей также стали важной составной частью программы подготовки флота.

Боеготовность каждого отдельно взятого корабля была проверена в ходе серии строгих инспекций, проведенных в марте — апреле. Составной частью таких инспекций стали условные сражения между кораблями одного класса. Все фазы подобной борьбы, включая «полученные» удары и понесенный от них урон, затем тщательно разбирались. По ходу условного сражения инспектор мог неожиданно «вывести» из строя группу механизмов или линий связи либо объявить часть водоотливных средств «вышедшими из строя в результате вражеского попадания». Реализм подобных сражений возрастал от раза к разу, вплоть до того, что места «попаданий» вражеских снарядов посыпались черным порохом, который затем поджигался, чтобы сымитировать огонь и дым настоящего сражения, а заодно проверить правильность борьбы за живучесть корабля и эффективность вентиляционной системы. Кстати, в ходе этих смотров впервые стала проверяться противовоздушная оборона.

Чтобы избежать шаблонной ситуации, которую мог бы предвосхитить настоящий противник, штаб адмиралтейства старался изо всех сил, разрабатывая все новые и новые варианты сражений.

Нет необходимости упоминать о том, что командиры и команды инспектируемых кораблей трудились день и ночь, чтобы быть готовыми к любой ситуации. Не легче приходилось и адмиралу, прибывшему с инспекцией. В бригаде линейных крейсеров было четыре линейных крейсера и восемь легких крейсеров. Считая, что инспекция одного линейного крейсера проводилась за сутки, а одного легкого крейсера — за половину суток, получим, что адмиралу Бахману надо было трудиться восемь дней кряду с восхода до заката, чтобы провести инспекцию всей бригады.

Хотя адмиральский смотр дело весьма серьезное — вся карьера командира могла зависеть от положительного или отрицательного отзыва, — зачастую он не был лишен и юмористических сторон. Прибывший для инспекции адмирал и его штаб обычно обедали вместе с командиром инспектируемого корабля. Вполне естественно, что хозяин желал угостить своих гостей любимым блюдом адмирала, частью из вежливости, а зачастую для того, чтобы привести того в блаженное состояние духа. Столь же естественно, что командиры инспектируемых судов старались заблаговременно узнать вкусы начальства. В ходе одной из инспекций адмирал фон Хееринген вынужден был «наслаждаться» жареной телятиной на каждом инспектируемом корабле, поскольку кто-то распустил слух, что это его любимое блюдо. Но куда больше не повезло адмиралу Хипперу. Поскольку он был баварцем, на всех кораблях его потчевали кнедликами с печенкой. Хотя они и в самом деле считаются коронным блюдом баварской кухни, случилось так, что адмирал Хиппер терпеть их не мог. Точно так же несколько позже адмирал Зенкер «лакомился» салмагунди^[17] по-лейпцигски на каждом корабле, который он инспектировал!

Поскольку военно-морское соперничество с Великобританией все усиливалось, командование флотом стало уделять большое внимание изучению опыта блокады. По приказу из штаба адмиралтейства осенние маневры флота в 1913 году были посвящены изучению военных действий при блокаде Гельголандской бухты. В прошлом германский военно-морской флот, основываясь на неверном определении традиционного британского отношения к военным действиям на море, исходил из предположения, что британский флот попытается атаковать и уничтожить германский флот даже в его собственных территориальных водах, тогда как германскому флоту, который слабее британского, остается лишь уповать на укрепления Гельголанда и минные поля в качестве укрытия от нападения британцев. К такому выводу приходили все вплоть до 1912 года, что я прекрасно запомнил по речи принца Генриха в бытность его командующим флотом. Сходились на том, что британцы предпримут «близкую» блокаду Гельголанда силами своего флота, хотя усилившаяся оборонительная мощь торпедных катеров, минных заграждений, подводных лодок и даже самолетов могла бы значительно увеличить опасность для блокирующих сил. Военные маневры 1913 года заронили в нас сомнения в истинности этого германского постулата, а к 1914 году мы уже были твердо убеждены, что британский флот не рискнет осуществить такую «близкую» блокаду, но ограничится блокадой «дальней». Более того, штаб адмиралтейства пришел к выводу, что в подобной «дальней» блокаде британский флот будет использовать Скапа-Флоу^[18] в качестве своей основной базы.

Пребывание вице-адмирала Бахмана на посту командующего рекогносцировочными силами завершилось маневрами 1913 года. С его уходом мы все испытали чувство личной утраты. Он был не только в высшей степени достойным офицером флота, но также знатоком стратегии и тактики, истинным выучеником самого адмирала Тирпица. В личном плане он был всегда доброжелателен и общителен, предоставляя нам, офицерам своего штаба, максимум свободы.

Но если судьба и лишила нас адмирала Бахмана, то она в то же время не могла найти для всех нас лучшей замены ему в лице контр-адмирала Хиппера, принявшего командование рекогносцировочными силами 1 октября 1913 года.

Наш новый командующий был энергичной и импульсивной личностью, человеком, быстро оценивающим обстановку и обладающим острым «морским взглядом». В отличие от своего предшественника он в своей карьере прошел все ступени морской службы и отличился командуя торпедными катерами, позднее — как командир бронепалубного крейсера «Гнейзенау» и, наконец, как командующий силами легких крейсеров и торпедных катеров. Чистая теория не была его сильной стороной. Он терпеть не мог возни с бумажками, и до сих пор весь его штаб состоял из двух человек: начальника штаба и флаг-лейтенанта. Теперь же, став командующим всеми рекогносцировочными силами флота, он должен был выслушивать донесения и предложения куда большего штаба.

Первое время он, похоже, думал, что штаб подкидывает ему вопросы, которые сам не может решить. Но позднее, когда наша сплоченная рабочая команда заслужила его доверие, между нами установилось полное взаимопонимание и мы все заработали как одна команда. Немалую роль в этом сыграли и природная вежливость, и добродушие адмирала, хотя порой ему случалось терять самообладание на капитанском мостике корабля. В этом случае он выговаривал виновнику на своем резком баварском диалекте.

Но при обсуждении хода маневров и корабельных эволюции, даже когда были допущены явные ошибки, он всегда критиковал виновного с сочувствием. Очень скоро мы все искренне привязались к нему и готовы были горы свернуть, чтобы облегчить ему труды и заботы и сделать его жизнь на борту корабля по возможности более приятной. Так, например, будучи убежденным холостяком, он требовал полной тишины поблизости от своего жилья, и мы по очереди по ночам следили за тем, чтобы адмирала никто без надобности не беспокоил. Он курил один особый сорт сигар, поэтому мы изо всех сил старались добывать их для него, что было не всегда просто из-за трудностей военного времени.

Адмирала отличала глубокая любовь к музыке, а потому исполнительское мастерство нашего флагманского оркестра пребывало на недосягаемой для других высоте. Когда он убывал в отпуск, то всегда опасался за то, чтобы его заместитель, человек совершенно немузыкальный, не запустил оркестр, и напоминал мне: «Редер, пуще глазу следи, чтобы имярек не устроил сумбур из музыки!»

Еще одним хобби адмирала была охота, но, когда он пригласил меня поохотиться вместе с ним, у меня достало ума деликатно отказаться, сославшись на мой малый опыт в этих делах и совершенное незнание правил.

Что касается профессиональной стороны дела, то выдающиеся способности адмирала Хиппера и его энтузиазм заражали каждого человека, служившего в рекогносцировочных силах. Во время маневров 1913-го и 1914 годов снова и снова отрабатывалось тактическое взаимодействие быстроходных линейных крейсеров с основной эскадрой.

Маневры эти обычно начинались с рекогносцировочного рейда линейных крейсеров, после чего они отходили назад и формировали передовой эскадрон основных сил флота. Быстро меняющаяся обстановка таких маневров требовала чуткого понимания тактики и высокого искусства управления крейсерами, идущими в строю. Это как нельзя лучше соответствовало темпераменту нашего адмирала и его способностям быстро оценивать обстановку и принимать решения.

Эти учения в условиях, максимально приближенных к боевым, вырабатывали выдающееся тактическое мастерство у командиров всех рангов, а также и у штабных офицеров. Успехи нашего собственного штаба, возможно, частично объясняются нашей тесной личной дружбой, поскольку почти все мы были людьми приблизительно одного возраста, к тому же четверо из нас были выпущены в один год из военно-морского училища в Киле.

Что же касается моих служебных обязанностей, то мне пришлось работать под пристрастным оком адмирала, поскольку передаче боевых команд уделялось особое внимание в ходе маневров 1914 года.

Результаты нашей интенсивной боевой подготовки стали видны в ходе инспекторского смотра рекогносцировочных сил, состоявшегося весной 1914 года. Командующий флотом адмирал фон Ингенол с мостика нашего корабля наблюдал, как адмирал Хиппер управлял идущими полным ходом линейными крейсерами в ходе весьма сложных маневров. Все корабли выполняли боевые команды без всякого промедления, вне зависимости от того, дублировались они по радио или нет. Даже условные «боевые потери» почти не снизили эффективности действий рекогносцировочных сил. Апофеозом нашего успеха стал флажный сигнал «Отличная работа!», поднятый по приказу адмирала фон Ингенола и прочитанный всем флотом.

Не были забыты во время этих учений и дозорные функции наших сил. Особое внимание было уделено действиям в ночных условиях совместно с торпедными катерами и легкими крейсерами. Весной 1914 года в них впервые участвовала морская авиация, но все самолеты через некоторое время либо совершили вынужденную посадку, либо были подняты из воды спасательными судами.

Поскольку штаб адмиралтейства был убежден, что Британия не осмелится прибегнуть к «близкой» блокаде, то во время боевых учений флота весной 1914 года прорабатывался вопрос возможности тревожащих рейдов из Гельголандской бухты. Но весь оптимизм относительно участия в таких рейдах устаревших кораблей и торпедных катеров развеялся к началу боевых действий. Старые корабли были сконструированы для обороны в ходе «близкой» блокады; они просто не обладали достаточной надежностью для действий против английского флота у побережья Великобритании или на просторах Северного моря.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

12

«Военно-морское обозрение» (нем.)

13

Кильская неделя — название парусной регаты.

14

Бундесрат (нем. Bundesrat) — Государственный совет.

15

После новых назначений штаб состоял из следующих офицеров: капитан 3-го ранга Франц и, позднее, капитан 3-го ранга Хансен в качестве заместителя старшего офицера; старший инженер Диффринг — начальник инженерной службы; капитан-лейтенант медицинской службы Хагенах — начальник медицинской службы штаба. Капитан 3-го ранга Прентцель позднее заменил меня на должности старшего офицера штаба рекогносцировочных сил. (Примеч. авт.)

16

Битва при Скагерраке стала подтверждением не только правильности использования линейных крейсеров для рекогносцировки во взаимодействии с легкими кораблями, но также и как передовых сил линейных кораблей в самые критические моменты сражения. (Примеч. авт.)

17

Салмагунди — блюдо французской кухни, мясной салат с анчоусами, яйцами и луком.

18

Скапа-Флоу — база английского военно-морского флота на Оркнейских островах в Шотландии. Флот базировался здесь в ходе Первой и Второй мировых войн. Закрыта в 1956 г.