Песнь призрачного леса

Эрика Уотерс, 2020

«Песнь призрачного леса» – восхитительный мистический роман, в котором граница между реальностью и кошмарами размыта. Шестнадцатилетняя Шейди Гроув привыкла, что призраки следуют за ней по пятам. Девушка может призывать их при помощи звуков скрипки. Этот необыкновенный дар, как и любовь к музыке, достался ей от отца, который трагически погиб четыре года назад. Когда старшего брата Шейди обвиняют в убийстве отчима, она не может оставаться в стороне. Чтобы доказать его невиновность, Шейди нужно найти утерянную скрипку отца и заставить мертвых говорить. Но иногда правда может оказаться страшнее любого призрака. «Великолепная книга, наполненная магией, тайнами, музыкой и такой любовью к персонажам, что вы будете переживать за них, как за настоящих друзей». – Клэр Легран, автор романа «Дитя ярости» Для фанатов «Прекрасных созданий», «Говорящей с призраками» и «Очень странных дел».

Глава 5

Седар расплывается в своей ковбойской улыбке, приподнимает шляпу и спускается с подмостков как ни в чем не бывало — словно это не он только что разодрал мне душу в клочья и вообще тут ни при чем. Роуз следует за ним по пятам, даже не поднимая глаз на беснующуюся от восторга публику.

Я с благодарностью обнимаю Джесса и устремляюсь в уборную, по дороге расталкивая шумную плотную толпу. На сцене кто-то тем временем затягивает «Вэгон-Вил», что, по идее, должно наполнить меня приятными и гордыми воспоминаниями, но все, о чем я могу думать сейчас, — это как бы поскорее отгородиться от остального мира стеной укромной туалетной кабинки.

Нахожу единственную свободную, ныряю в нее, запираюсь и прислоняюсь к двери с внутренней стороны ладонями и лбом. Голова идет кругом. «Да что ты, перестань, это всего лишь песня!» — уговариваю себя. Даже довольно распространенная, исполняется часто. Она найдется в репертуаре любого исполнителя блюграсса. Удивительно скорее то, что я раньше ее со сцены никогда не слышала, а не наоборот.

Но холодок все бежит и бежит по коже и не желает исчезать. Мурашки скачут и скачут по телу, как кузнечики.

Нет, звуки скрипки в лесу рождало не эхо. И выбор Седара с Роуз был не случаен. Из моей сосновой рощи музыка проложила себе путь до самого Келливилла.

— Шейди! — окликает кто-то снаружи кабинки. — Ты там в порядке?

Считаю до десяти, открываю дверь и упираюсь глазами в ее глаза — нежные, карие. Мы смотрим друг на друга до тех пор, пока мои снова не наполняются слезами. Сара отворачивается. Ее мама умерла, когда она едва ходить научилась. Открыто это никогда не признавалось, но, кажется, покончила с собой. Тем не менее мою лучшую подругу, хоть она и потеряла, как я, одного из родителей, любые проявления горя с моей стороны почему-то смущают.

— Пошли, возьму тебе еще кофе, — предлагает Сара голосом неожиданно хриплым и резким. — Так ты весь концерт пропустишь.

Она как-то неуверенно, неловко берет меня за руку и выводит из кабинки. Вверх до самого предплечья сразу струится тепло, и я инстинктивно переплетаю с Сарой пальцы. Она не сопротивляется.

Вместе мы покидаем уборную и сразу натыкаемся на моего отчима. Джим разглядывает нас с высоты своего роста. Удивление придает его смуглому угловатому лицу слегка комическое выражение. Сара отдергивает руку. С отцом и близкими друзьями она вполне откровенна, остальным предпочитает свои вкусы не демонстрировать. Ну а я, уж будьте уверены, ни гу-гу о том, что меня интересуют оба пола, ни маме, ни Джиму.

— Не знала, что ты тоже сюда собираешься, — говорю. — И мама здесь?

Я их не приглашала.

Джим кивком указывает в сторону сцены. Там стоит с гитарой наперевес его сын Кеннет и поет «Парня по имени Сью» Джонни Кэша^[26]. Ну как поет — надрывается. Переигрывает. От света софитов над головой он весь в мыле. Белая пергаментная шея вся порозовела от напряжения.

— А я даже не знала, что Кеннет занимается музыкой, — замечаю, — у него неплохо получается.

Джим сдержанно кивает — мол, не ему же хвалить собственного отпрыска. Кеннет живет со своей матерью и — опять-таки — отчимом. У родного отца он почти не появляется, что, по-моему, к лучшему. Если бы еще и этот парень ошивался у нас по выходным, я бы на стенку полезла. И вообще, я в шоке, что Джим решил сюда явиться, честно говоря… Тут я краем глаза замечаю, как к нам медленно, но неуклонно приближается его брат Фрэнк. Мне он улыбается, отчиму кивает, отчего последний краснеет. Фрэнк похож на Джима — если тому добавить килограммов пятьдесят веса и бороду с проседью, вообще не отличишь. Притом еще у старшего нос такой, словно его ломали как минимум в двух местах. Но при всех этих грозных внешних признаках именно Фрэнк — брат добрый и путевый. Он унаследовал отцовское дело и укрепил, расширил его, он удачно женился и сохранил свой брак, он всегда давал младшенькому работу, хоть тот и не сильно того заслуживал. В будущем году собирается избираться в городской совет, отчего Джим, конечно, бесится только сильнее.

— Ладно, увидимся дома, — бросает он мне и быстро, сжав руки в кулаки по швам, шагает навстречу Фрэнку.

— Какой обходительный и красноречивый собеседник, — бурчит Сара и спешит к барной стойке, засунув руки глубоко в карманы.

— Ну уж получше Кеннета, того, ко всему прочему, еще и не заткнешь. — Я стараюсь вести себя нормально, естественно, так, словно не сгораю от желания опять поскорее схватить Сару за руку и никогда уже не отпускать. Словно все в порядке. Словно мой отчим не жмет в это самое мгновение руку собственному брату с ненавистью в сердце и во взоре. Словно отцовская музыка не преследует меня по пятам.

Очередь движется медленно, но в конце концов мы с чашками в руках возвращаемся к Орландо и Джессу, которые с нескрываемым отвращением обмениваются впечатлениями о действительно кошмарном фолк-исполнителе, только что начавшем номер. Оба с облегчением отвлекаются. Орландо уже три года как мой лучший друг, но с моим братом поддерживать разговор толком пока не научился. Общего между ними — ничего, кроме меня.

— Ладно, ребятишки, у вас все отлично получилось, а теперь мне, пожалуй, пора. Если вы не против, конечно. — Голос Джесса звучит мягче, добрее обычного, а в глазах по-прежнему — беспокойство и какое-то… ожидание. Вопрос.

— Спасибо на добром слове. Кстати, ты с Джимом приехал? Может, тебя подвезти? — спрашиваю я.

— Черт, а что, Джим здесь? — Он нервно оглядывается.

— Ага. Ну так как?

— Фрэнку сегодня вдруг показалось, что я под кайфом, и он минут двадцать ездил мне по ушам, а потом отправил меня домой на машине с одним из работяг. — Джесс падает обратно на стул.

У отчимова брата он подрабатывает с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать. Папа тоже трудился в его компании — с довольно давних пор, с момента, когда подружился с Джимом. Тогда еще здравствовал их с Фрэнком отец, и бизнесом управлял он.

— А ты был под кайфом?

Джесс передергивает плечами.

Сквозь плотную стену толпы к нам внезапно прорывается Кеннет, и с первого же взгляда легко определить: этот-то уж точно пыхнул как следует.

— Дже-е-е-е-с-с-с! — ревет он так мощно, что даже на фоне музыки люди оглядываются.

— Ч-черт, — шипит Джесс.

Кеннет поднимается на носочки ботинок и балансирует на них, как шпиль башни в бурную погоду.

— Короче, старик, ну спасибо еще раз и все такое… за то самое. Сам знаешь. Без тебя я бы вряд ли выкрутился.

Орландо, Сара и я втроем, как по команде, поворачиваемся и буравим глазами моего брата.

— Только не это. Сделай милость, скажи, что это шутка. Что ты ему такое дал? Джим тебя убьет.

— А чего, предок тоже тут? — вмешивается опять Кеннет. Боже, как орет.

— Заткнись, чувак, — огрызается Джесс. — Не ори.

— Это точно дядя Фрэнк его завиноватил. Укорами сюда пригнал, — продолжает наш непрошеный собеседник. — Он тоже где-то тут.

Вот оно, значит, в чем дело. Фрэнк вечно капает моему отчиму на мозги — какой, мол, тот дрянной папаша для Кеннета. Что ж, на сей раз вышло хорошо — я рада, что он затащил сюда Джима. Не важно, насколько мне не нравится сводный брат, родительского тепла он заслуживает, как любой другой.

— Да не. Ничего подобного. Джим мне только что говорил, как давно мечтал увидеть тебя на сцене, — лгу и не краснею. — И ему реально понравилось. Вот, говорит, молодец сын.

Но затуманенные мысли Кеннета уже устремились по другому руслу.

— Шейди, потанцевать не хочешь? — Он буквально стаскивает меня со стула.

Дергаюсь назад, рука моя выскальзывает из его потной ладони, я спотыкаюсь и падаю на колени Орландо.

— Ага, вот оно как, значит? — Кеннет сверлит глазами моего друга, потом замечает уничижающий взгляд Сары и добавляет: — Или, может, ты с ней?

Глаза у него стеклянные и… странные какие-то. А когда я украдкой кошусь на Сару, они расширяются, как кофейные блюдца. Сводный мерзко хихикает:

— Го-о-осподи, Шейди, ты что, лесба?..

Закончить он не успевает, получив от Джесса предупредительный, но убедительный толчок под дых. Собственно, брат до него едва дотронулся, но тот так обкурен, что, перевернув стул, хлопается задницей на пол.

— Извини, чувак. — Джесс протягивает Кеннету руку, чтобы помочь подняться. — Но когда с сестрой моей говоришь, следи за базаром.

Однако Кеннет уже сам поднялся и размахивает руками, словно сломанная ветряная мельница. Выпад. Бьет мимо Джессова подбородка и пучит глаза, будто сам мешком по башке получил. Весь в Джима пошел характером. А может, это просто наркотики.

— Хорош. Остыл? Иди домой. — Джесс снова отталкивает буяна подальше от нас. — Или вон лучше ступай старика своего найди.

Но Кеннет не унимается. Он схватывает Джесса за предплечье, и я вижу, что тот начинает выходить из себя. Мне ли не знать этот взгляд. Пытаюсь встать между ними, отгородить их друг от друга, но Кеннет наклоняется прямо к уху брата и говорит что-то… за музыкой мне не слышно. И смеется. Легкая досада на лице Джесса сменяется яростью моментально, в секунду, я глазом не успеваю моргнуть, как он хватает Кеннета за грудки и швыряет вперед с такой силой, что тот, заплетясь ногами, падает затылком на цементный пол. Победителю уже плевать на последствия. Он в ярости падает на одно колено и впечатывает кулак в физиономию поверженного.

— Джесс! — взвизгиваю я и несусь оттаскивать его от Кеннета, но тот, гад, набрался силенок, напрягаясь вечерами, а по выходным и днем, на стройках у Фрэнка.

Кулак опять взлетает в воздух. Я изо всех сил хватаюсь за другую руку Джесса и тяну назад, но без толку. Все больше людей, потеряв всякий интерес к происходящему на сцене, следят за дракой, но вот хоть бы кто вмешался и остановил их. Я уже собираюсь кричать, звать на помощь, но позади меня вырастает чья-то фигура, и эта фигура фиксирует наконец «боевую конечность» Джесса. Вместе мы оттягиваем его от Кеннета, у которого рассечена губа и из носа хлещет кровь. К тому же уже заплывает фингалом один глаз. Но жертве все же удается принять сидячее положение, так что сознание не потеряно.

Джесс извивается, вырывается из нашей хватки, ему мало, хочется еще раз добраться до Кеннета. У меня наконец получается запрокинуть голову и посмотреть, кто им помог. Оказывается, Седар Смит: шляпа с головы слетела, от усилий по сдерживанию моего разбушевавшегося брата на лбу лунным глянцем выступил пот.

Тут Джесс все-таки выворачивается из наших «дружеских объятий» и снова бросается на обидчика, однако его «в полете» останавливает уже с другой стороны длинная жилистая лапа Джима. Отчим обхватывает пасынка за поясницу и, не ослабляя стального захвата, тащит к выходу из кафе. Джесс отбивается, но тщетно.

— Проверь, как там Кеннет, — бросаю я Седару на ходу и пулей лечу за горе-родственниками.

Праздничный грохот «Открытых микрофонов» смолкает позади. Надо не дать этим двоим, по крайней мере, начать мутузить друг друга. Еще один такой взрыв темперамента — и Джесса точно вышвырнут из дома ко всем чертям. Этого допустить нельзя.

Нагоняю их уже почти у самого Джимова грузовичка. Тут Джесс все же вырывается из хватки отчима и принимается что-то ему горячо втолковывать, но тот влепляет парню звонкую пощечину.

Глаза Джесса вспыхивают, потом леденеют, потом затвердевают, как два мраморных шара.

Я рывком втискиваюсь между ними, пока не вышло чего похуже.

— Не смей лупить моего брата! Вообще! Больше! Никогда! — ору я. Потом оборачиваюсь к Джессу. — А на тебя что нашло, черт подери? Зачем ты это все устроил?

— Полезайте в гребаный грузовик, оба, живо, — командует Джим. — Я за Кеннетом.

Джесс меряет меня очень долгим, очень сердитым взглядом, не говоря ни слова, поворачивается, пересекает стоянку и исчезает за углом ближайшего здания. Я остаюсь ждать кого-нибудь и дожидаюсь Джима с Седаром, которые под белы руки тащат еле двигающего ногами Кеннета. Следом за ними мрачно плетется Фрэнк — руки скрещены на груди, на лице озабоченность.

— Позвонить Гарри Джонсу? — предлагает он.

Гарри — отчим Кеннета, а по совместительству местный полицейский чин и друг Фрэнка, естественно. Думаю, его Джиму сейчас хочется видеть меньше всех на свете, не считая самого Фрэнка. Так что он игнорирует вопрос и хмуро обращается ко мне:

— Я же велел сидеть в грузовике.

— Джесс умотал.

Отчиму остается только выругаться.

— Вот. Подруга просила передать тебе скрипку. — Седар с сочувственной полуулыбкой подает мне мой футляр.

Господи, если посмотреть сейчас со стороны, какой мы все «белый мусор»^[27] все-таки.

— Спасибо. И за помощь тоже. Только я никуда не еду. — Разворачиваюсь к Джиму. — Меня довезет Орландо. Хочу остаться и посмотреть, кто победит.

Если я вот так просто сейчас отвалю, Сара ужасно разозлится и будет, мягко говоря, разочарована. К тому же я точно не хочу провести ночь в больнице.

Однако вокруг нас по-прежнему вьется Фрэнк, а Джиму уже глубоко плевать на мои личные желания.

— Шейди, разрази меня гром, если ты сейчас же не сядешь в машину… — ревет он.

Больше всего на свете этот человек ненавидит, когда ему перечат на публике, а уж когда рядом его старший брательник, вообще с ума сходит. В общем, по тону понятно, что меня ждет в случае неподчинения.

Вечер и так испорчен. Забираюсь на крохотное заднее сиденье грузовика, на переднее Седар помогает Джиму запихать Кеннета. Потом он еще несколько минут разговаривает с моим отчимом и машет мне через ветровое стекло.

Джим прыгает за руль и хлопает дверцей.

— Какого черта у вас там случилось, что это вообще такое было? — обрушивается он на нас сразу по выезде с парковки.

Кеннет разражается хриплым, каркающим смехом и тут же морщится от боли.

— Ты всегда твердил мне особо не распускать язык. Так вот, я тебя не послушался, — говорит.

Есть у Кеннета такое качество, способное искупить многие другие. Он кретин и урод, но всегда готов признать это.

— Я догадался. Но так по-бычьи на тебя накидываться все равно не следовало.

— И что ж ты ему такое сказал, что так огреб? — наклоняюсь я. — Поначалу он был настроен вполне мирно.

Кеннет отсутствующим взором глядит в окно, куда-то вдаль, за пролетающие мимо на скорости забегаловки.

— Я… уже не помню.

Его отец фыркает:

— Забыл, значит? От стыда или от сотрясения?

До больницы от кафе не больше километра, и прежде чем Кеннет успевает придумать, что ответить, мы уже подъезжаем к приемному покою.

— Шейди, сходи раздобудь этому придурку кресло-каталку.

Я выпрыгиваю наружу и забегаю в здание, а когда возвращаюсь с каталкой, застаю такую картину: Джим вылез из-за руля, стоит на тротуаре опершись на опущенное стекло пассажирского места и прижимает к окровавленному лицу сына кусок скомканной ткани. Более теплых проявлений его отцовских чувств к Кеннету мне никогда не приходилось видеть. Впрочем, за долгие годы наплевательского отношения одной минутой не расплатишься.

Сестра увозит Кеннета сразу в операционную, отчим отъезжает припарковать свой драндулет. Приемный покой почти пуст. Я беру стул, ставлю спинкой к стене. Телевизор над головой работает без звука. Набираю сообщение Саре: «Прости, пришлось уйти. Из-за говнюка Джима. Кто выиграл, не мы?!»

Проходит не меньше десяти минут, и мне уже приходит в голову: наверное, она решила, что хватит с нее нашего семейного цирка с конями. Но знакомый писк все-таки раздается: «Вот только объявили. Выиграл какой-то кантри-поп, бескрылый и плоский, как блин. Жюри унылое говно без вкуса и понятия», — и смайлик: лицо, закатывающее глаза.

«Жа-а-аль», — отвечаю. Мне правда жаль. Я, конечно, не принимаю «Открытые микрофоны» так близко к сердцу, как Сара, но, черт побери, мы же так зажгли, так здорово выступили — обидно продуть после этого. И к тому же меня гложет червячок сомнения — вдруг она винит меня?

Удивительно, кстати, что тогда уж победили не Седар с Роуз. У них классно вышло — даже независимо от песни, все равно классно. Нутром чую — когда-нибудь мне обязательно захочется сыграть с ними, может, даже попроситься к ним в группу. Конечно, сейчас сама мысль о том, чтобы «изменить» Орландо и Саре, вызывает острый укол вины…

Сара опять зависает с ответом — будто на расстоянии читает мои предательские мысли, поэтому я решительно откладываю аппарат. Смотрю местные новости. Очень скоро, естественно, начинаю клевать носом. Волнения от участия в конкурсе, от «Шейди Гроув» в интерпретации Седара и Роуз, от драки с Джессом… К тому же после целой недели погонь за эхом. Я так устала, так устала. Измотана до состояния половой тряпки.

То вскидываюсь, то вновь погружаюсь в дремоту, и впечатление такое, что «облака» тяжелой стерильной больничной атмосферы смешиваются с фантомами моего воображения в какой-то жуткий коктейль из образов. Сперва лежу в какой-то темной комнате почему-то на носилках и усиленно всматриваюсь во мрак, который только сгущается, и нет ему конца. Может, я на дне глубокого колодца? Потом тьма начинает не то чтобы рассеиваться, но двигаться, клубиться вокруг черным дымом. Он обволакивает меня липкой влажностью жабьей кожи, в ответ на что вся моя собственная кожа покрывается крупными мурашками.

Пытаюсь отстраниться, отвернуться, уклониться куда-нибудь в сторону, но носилки уже исчезли, а вместе с ними и сама комната. Теперь посреди пустоты рождается резкий, пронзительный звук — словно кто-то пиликает на вусмерть расстроенной скрипке. Хочу закричать, возопить, но тьма забивает мне рот и застревает в горле. И я напрягаюсь, и корчусь, и бьюсь в ее цепкой хватке, но путы крепки, кляп в глотке сидит намертво, и паника внутри меня растет с каждым мгновением. Я уже не чувствую разницы между ужасным мраком и ужасной музыкой — они слились в единое чудовище, от коего спасения нет.

Тут из темноты возникает рука и трясет меня за плечо — все сильнее, сильнее. Я поднимаю глаза и вглядываюсь в жесткое, угловатое, сильно обросшее щетиной лицо.

— Шейди, — зовет Джим, — просыпайся.

Я со сдавленным криком вскакиваю со стула — отчим едва успевает подхватить меня, не дав мне упасть на пол. Сердце бешено колотится, кровь пульсирует в ушах.

— Тихо, тихо, — успокаивает Джим. — Это только сон. Дурной сон.

Но когда речь идет о моих кошмарах, частица «только» неуместна. Я жадно ловлю ртом воздух, в легких все горит. Глаза широко распахнуты, им нужно срочно впитать каждую фракцию света, какая доступна. Наверняка это опять был мой Черный Человек, просто в ином обличье. Господи, зачем он вернулся?!

— У твоей мамы тоже бывали такие страшные видения. — Отчим присаживается рядом, сложив руки на коленях. — Раньше. До того как… началось у нас с ней. Она считала, что во всем виноват тот старый дом. — Я не отвечаю, но ему все равно, его голос продолжает литься отстраненно, будто откуда-то издалека. — Знаешь, когда мне случалось там ночевать, я тоже видел во сне черт-те что. Что-то очень, очень темное. И тяжелое.

— Когда это ты там ночевал? — Я откидываю прядь волос с глаз.

Хорошо, что можно отвлечься на другую тему — пусть даже это такая паршивая тема, как присутствие Джима в доме моего детства.

— Давно, когда вы с Джессом еще пешком под стол ходили. Какое-то время, недолго, я жил у твоих родителей. Они приютили меня. Примерно тогда, когда умер мой отец. — Он сидит, уставившись на грязный, в подтеках пол.

Я уже приготовила новый вопрос, но Джим решительно поднимается.

— Ладно, пошли, надо забросить Кеннета домой. Врачи уже закругляются. Его выведут с минуты на минуту.

Еще не оправившись от своего сна, страшась опять остаться одна, я кладу ладонь ему на плечо и в самый момент прикосновения остро ощущаю — это впервые. Я впервые до него дотронулась. Стремительно отдергиваю руку.

— И что тебе там снилось?

Неужели Черный Человек? Или он приходит только ко мне?

Джим снова присаживается, откидывается на спинку стула, откашливается неловко и смущенно, качает головой.

— Трудно объяснить. У меня для такого, пожалуй, и слов не найдется.

— А можно еще вопрос, о другом? — Припоминаю тот Джессов взрыв, за ужином. Мне никогда не доставало смелости затрагивать такие темы, но, видимо, случайный телесный контакт с Джимом открыл шкатулку правды. И вообще, после того как он силой уволок меня с «Открытых микрофонов», пусть хотя бы проявит откровенность. — Ты влюбился в маму уже тогда, когда поселился у них? До смерти папы? Поэтому Джесс так тебя ненавидит? — У меня в ушах до сих пор стоит крик брата: «Я знаю, что вы двое сделали, я этого не смогу забыть!» Я думала, мне все про мать с Джимом давно известно и понятно, но такой градус ярости у Джесса заставил меня усомниться… Может, наивно было просто взять и поверить маминому слову?

Джим глубоко вздыхает.

— Твоя мама всегда хранила верность твоему папе. Это точно. Но да, я в нее влюбился с первого взгляда. Как только увидел, так и влюбился. Она тогда ходила беременная Джессом. Во-о-от с таким животом. — Он показывает жестом.

— А папа знал?

Джим качает головой.

— Папаша твой, кроме вас с Джессом — двух светиков в окошечке — и еще этой своей скрипочки, ничего кругом в упор не замечал. Только на вас ему сердца и хватало.

При упоминании о скрипке сердце начинает биться сильнее.

— Джим, а ты…

Он выставляет вперед ладонь.

— Ты сказала «один вопрос», а задала уже как минимум три. Давай-ка собираться домой. Хватит разговоров по душам для одного вечера.

Санитар уже катит Кеннета к нам, Джим встает и спешит им навстречу.

Примечания

26

A Boy Named Sue — песня американского детского писателя Шела Силверстина. Впервые исполнена в 1969 г. крупнейшим певцом кантри Джонни Кэшем (1932–2003).

27

Американский термин, подразумевающий представителей основного населения США низкого материального достатка и образовательного уровня. Нечто вроде «отбросов», «нищебродов» и тому подобное.