История любви

Эрик Сигал, 1970

Эрик Сигал был профессором античной литературы, преподавал в Гарварде, Йеле и Принстоне. А также писал киносценарии – например, был одним из авторов сценария битловской «Желтой подводной лодки». В 1960-е гг. он написал сценарий «История любви», отвергнутый несколькими киностудиями подряд, пока за него не ухватилась «Парамаунт», балансировавшая на грани банкротства. Фильм Артура Хиллера, главные роли в котором исполнили Эли Макгроу и Райан О’Нил, спас студию – и, заработав в прокате 200 миллионов долларов, стал первым современным блокбастером; картина получила пять премий «Золотой глобус» и номинировалась на семь «Оскаров», в том числе за лучший сценарий (получила один). Вдобавок продюсеры посоветовали Сигалу переработать сценарий в книгу – и выпущенный за несколько месяцев до кинопремьеры роман «История любви» стал невероятным издательским феноменом: год в списке бестселлеров New York Times, тираж свыше 20 миллионов экземпляров, перевод на 40 языков. Они случайно встретились в библиотеке – Оливер Баррет IV, будущий юрист, член хоккейной команды Гарварда, сын преуспевающего банкира, и Дженнифер Кавильери, студентка музыкального отделения, дочь пекаря. Встретились – разговорились – познакомились – влюбились – поженились (несмотря на протесты отца Оливера) – и зажили своей жизнью. Которая приготовила им трагический сюрприз… «История, казалось бы, незамысловатая и старая как мир – но тем и берет за душу» (Publishers Weekly). К 50-летию легендарного бестселлера – специальное издание! С предисловием Франчески Сигал (дочери автора). И в новом переводе Виктора Голышева – старейшины отечественной школы художественного перевода.

1

Что сказать о девушке, умершей в двадцать пять лет?

Что она была красивая. И умная. Что любила Моцарта и Баха. И битлов. И меня.

Однажды, когда она включила меня в компанию этих музыкантов, я спросил, в каком порядке они у нее стоят, и она с улыбкой ответила: «В алфавитном». Я тогда тоже улыбнулся. А теперь сижу и думаю: если бы я был у нее в списке под своим именем — шел бы за Моцартом, а если под своей фамилией — тогда пролез бы перед Бахом и битлами. В любом случае первым бы не шел, что по какой-то дурацкой причине меня огорчает, я ведь рос с представлением, что везде должен быть первым. Семейное, понимаете?

Осенью на последнем курсе я повадился ходить в библиотеку Рэдклиффа^[3]. Не только чтобы поглазеть на чувих, хотя и за этим тоже. Читальня была тихая, никаких знакомых, и спрос на ходовые книги меньше. За день до экзамена по истории я еще не приступал к чтению первой книги в списке — эндемическая болезнь Гарварда. Я не спеша подошел к столу выдачи, чтобы попросить том, который поможет мне выпутаться завтра. За столом работали две девушки. Одна высокая, теннисного типа, другая мышастенькая, в очках. Я выбрал шуструю четырехглазку.

— У вас есть «Осень Средневековья»?^[4]

Метнула на меня взгляд. Спросила:

— У вас есть своя библиотека?

— Слушай, Гарвард разрешает пользоваться библиотекой Рэдклиффа.

— Я не о формальностях, новенький. Я об этике. У вас там пять миллионов книг. У нас — несчастные несколько тысяч.

Тоже мне высшее существо! Думают, что Рэдклифф относится к Гарварду как пять к одному и девушки в пять раз умнее. Вообще, таких я съедаю без соли, но мне позарез нужна была чертова книжка.

— Слушай, мне нужна чертова книжка.

— Можно без сквернословия, мажор?

— Почему ты решила, что я мажор?

— С виду глупый и богатый, — сказала она, сняв очки.

— Ошибаешься, — запротестовал я. — На самом деле умный и бедный.

— Нет-нет, умная и бедная — это я.

Она смотрела мне в глаза. У нее были карие. Ладно, пусть я выгляжу богатеньким, но какой-то барышне из Рэдклиффа — даже с красивыми глазами — не позволю называть меня глупым.

— А ты отчего такая умная?

— Потому что не пошла бы с тобой пить кофе.

— Знаешь, я бы и не предложил.

— Вот поэтому ты глупый, — сказала она.

Позвольте объяснить, почему я пригласил ее выпить кофе. Ловко капитулировав в решительный момент — то есть притворившись, что мне вдруг захотелось кофе, — я получил книгу. А поскольку она не могла уйти до закрытия библиотеки, у меня хватило времени выцедить важные фразы о том, как в одиннадцатом веке влияние церкви на монархов сменялось влиянием юристов. На экзамене я получил пять с минусом — и столько же, кстати, поставил ногам Дженни, когда она вышла из-за стола. Не могу сказать, что дал высокий балл ее наряду — на мой вкус, немного чересчур богемному. Особенно противной была индейская штука, служившая сумочкой. К счастью, я не высказался — как выяснилось позже, это было ее собственное творение.

Мы пошли в ресторан «Лилипут», где кормили сэндвичами, и, вопреки названию, не только малорослых. Я заказал два кофе и шоколадное пирожное с мороженым (для нее).

— Я Дженнифер Кавильери, — сказала она. — Американка итальянского происхождения.

Как будто я не догадался.

— Специальность — музыка, — добавила она.

— Я Оливер.

— Это имя или фамилия?

— Имя, — ответил я и затем признался, что полное имя — Оливер Баррет. (Отбросив какие-то мелочи.)

— А, — сказала она. — Баррет — как поэтесса?^[5]

— Да, — сказал я. — Не родственница.

Последовала пауза, и я порадовался про себя, что она не продолжила вопросом: «Баррет — как Холл?», потому что особая для меня заноза — быть родственником того, кто построил Баррет-Холл, самое большое и уродливое здание на «Гарвардском дворе», — колоссальный памятник моим семейным капиталам, тщеславию и самодовольному гарвардизму.

После этого она заметно успокоилась. Неужели мы так быстро исчерпали темы для беседы? Или я ее разочаровал — что не родственник поэтессы? А? Она сидела напротив меня с полуулыбкой. Чтобы чем-то заняться, я просмотрел ее блокноты. Почерк был интересный: мелкие угловатые буквы без заглавных (кем она себя считает — э. э. каммингсом?)^[6]. И предметы взяла крутые: Сравн. лит. 105, Музыка 150, Музыка 201…

— Музыка двести один? Разве это не выпускной курс?

Она кивнула, не очень умело скрывая гордость:

— Ренессансная полифония.

— Что такое полифония?

— К сексу не относится, колпачок.

Почему я это терпел? Она что, не читает «Кримсон»?^[7] Не знает, кто я такой?

— Э, ты не знаешь, кто я такой?

— Ну как же, — ответила она с легким пренебрежением. — Это тебе принадлежит Баррет-Холл.

Действительно не знала.

— Он мне не принадлежит, — уточнил я. — Это мой прадедушка подарил его Гарварду.

— Чтобы его правнучка наверняка приняли?

Это уже был край.

— Дженни, если ты так уверена, что я баран, зачем выставила меня на кофе?

Она посмотрела мне в глаза и улыбнулась:

— Мне нравится твое тело.

Привыкший к победам должен уметь проигрывать. Парадокса в этом нет. Это типично гарвардское умение: превратить поражение в победу.

«Не повезло, Баррет. Ты шикарно сыграл».

«Да? Рад, ребята, что вы так к этому отнеслись. Понимаю, как вам нужен был выигрыш».

Конечно, настоящая победа предпочтительнее. То есть если бы выбор был за тобой, то желательно, чтобы в конце счет был в твою пользу. И, провожая Дженни к общежитию, я все же верил в конечную победу над этой рэдклиффской цацей.

— Слушай, нахальная рэдклиффская фря, в пятницу вечером хоккейный матч с Дартмутом.

— Ну?

— Хочу, чтобы ты пришла.

Ответила с обычным рэдклиффским почтением к спорту:

— На черта мне смотреть дурацкий хоккей?

Я небрежно ответил:

— Потому что я играю.

Короткая пауза. Казалось, слышу, как падает снег.

— За кого? — сказала она.

Примечания

3

Рэдклифф — женский колледж в Кембридже, Массачусетс. Организационно связан с Гарвардским университетом.

4

«Осень средневековья» (1919) — философско-культурологический трактат голландского историка Йохана Хёйзинги (1872–1945).

5

Элизабет Баррет Браунинг (1806–1861) — английская поэтесса, жена поэта Роберта Браунинга.

6

Эдвард Эстлин Каммингс (1864–1962) — американский поэт-модернист, прозаик, художник. Писал свои инициалы и фамилию с маленькой буквы.

7

«Гарвард Кримсон» — ежедневная студенческая газета Гарвардского университета, выходит с 1873 г.