Крепость. Кошмар наяву и по расписанию

Эрик Поладов

На Земле нет и не бывало никогда крепости, чьи стены защитили бы от любой напасти. Ежели и есть та крепость, что всё ещё остаётся неприступной, значит её жители ещё не столкнулись с тем врагом, перед которым падут любые стены, ибо не у всякого врага есть плоть и кровь, и не столь важно ему число воинов – тысяча или сотня тысяч, ведь все они простые смертные. Но не во всяком сражении можно победить слепой жаждой насилия. Триумф на поле битвы можно одержать, имея то, что оружием никто не назовёт.

ГЛАВА I: НАЧАЛО

1. ЗАМОК

Шёл 1307 год. Вдали от Нормандии в восточных землях располагался замок, чьи стены оставались непреступными на протяжении трёх с половиной столетий и семнадцати поколений правящей королевской династии. Замок под названием «Цертос». В нём жили свыше шестидесяти тысяч верных своему королю подданных. Его могучие шестидесятиметровые мрачно-серые стены заставляли врагов терять веру в собственные силы при виде той высоты, что являлась одной из причин всех прошлых поражений. Цертос находился на холме, высотой почти тридцать метров, возвышаясь над извилистыми равнинами, по которым прошла уже не одна тысяча вражеских воинов. Замок был надёжно охраняем от любой потенциальной угрозы. Ближайший лес располагался в радиусе двух километров, что позволяло вовремя заметить наступление любой вражеской армии и успеть подготовиться к обороне замка. Площадь Цертоса была сопоставима с размерами целого города. Восемьдесят квадратных километров создавали впечатление, будто в нём нет конца. Многокилометровые тропинки простирались вдоль крестьянских хижин, минуя торговые ряды, полные шелков, фруктов, рыбы, овощей, хлебных лепёшек, баранины, свинины, пышных шкур разделанных зверей и многого другого. Все основные дороги Цертоса были выложены из камней, столь же мрачного серого оттенка, что и стены. В центре замка располагался донжон, настолько массивный, что оправдывал статус главной башни. Рядом находился центральный колодец — источник жизни Цертоса. Его глубина достигала ста семидесяти метров, а диаметр — восьми метров. Помимо этого, по всей территории замка была развёрнута целая сеть связанных между собой колодцев. Предки жителей замка потратили долгих семь лет на возведение этого чуда водоснабжения. Вход в Цертос перекрывали стальные ворота высотой в пятнадцать и шириной в восемь метров. Перед воротами была установлена герса¹, подвешенная на канатах, которые обрубали в случае нападения на замок. Далее находился разводной мост, управляемый длинными цепями, прикреплённых к громоздкому механизму, который располагался за стеной в десяти метрах над воротами. Вокруг замка был выкопан полный воды ров, на дне которого покоились трупы тысяч вражеских всадников и пехотинцев, безуспешно пытавшихся покорить стены этой непреступной крепости. Через каждые двести метров на стенах замка располагались сторожевые башни, откуда велось постоянное наблюдение за внешним пространством.

Цертос воплощал собой образ настоящей крепости, способной выдерживать любую осаду на протяжении многих лет. В нём имелись достаточные запасы продовольствия, неисчерпаемый источник воды, высокие надёжные стены и многотысячная армия прекрасно подготовленных воинов кавалерии и пехоты.

Для соседних королевств оставалась загадкой история создания этого замка. Никто не знал как человек мог воздвигнуть такую крепость. Как бы там ни было, на это ушло бы ни одно столетие. Но Цертос был построен куда быстрее, да так, что о появлении нового замка жители соседних земель узнали лишь за полгода до того, как закончили строить стены. Существование Цертоса многие считали мистификацией до тех пор, пока сами не увидели его, а встретив замок воочию, отказывались верить в столь скорое его возведение. Некоторые полагали, что крепость строилась довольно долго, а о её существовании узнали с запозданием лишь по той причине, что возведение стен тщательно скрывали. Аргументируют это тем, что замок расположен в центре территории, куда попасть тяжело по ряду причин. Одна из них — лес, который таит в себе массу опасностей, некоторые из которых не поддаются никакому логическому объяснению. В любом случае, загадка появления этого замка меркнет на фоне той истории, которую хранят в себе эти страницы. История, которая демонстрирует мужество и отвагу граждан Цертоса. Подобные события можно представить лишь в страшном сне… если никогда не просыпаться.

2. АНАТАС

Покрывшееся прыщами и бородавками лицо едва вырисовывалось из-под капюшона тёмного плаща. Ногти на его руках были длинными настолько, что начали закругляться словно львиные когти. Горб на его спине как у восьмидесятилетней старухи, которая целыми днями не разгибаясь работала в поле. Его зрачки имели нездоровый светлый оттенок: один жёлтого цвета, другой — зелёного. Зубы напоминали спички по своей толщине, а дёсны были покрыты толстым слоем гнили. В его правой руке находился посох, покрытый фрагментами скелетов каких-то зверей. Череп на верхушке посоха наводил жуткое впечатление, будто хозяин этой палки был сатанинским живодёром ростом под два метра.

Он неторопливо подошёл к мяснику, в лавке которого наблюдалось несметное количество всего, что остаётся от барана, курицы, быка, кролика, козы или свиньи после того, как их отправляют на бойню. Мясник не мог ни заметить человека такой наружности даже когда к нему пришла соседка за большим заказом для предстоящего свадебного пира.

— Адам. Адам! — громко повторила соседка, обращаясь к мяснику. Лишь с четвёртого раза Адам вышел из лёгкого ступора и принял заказ.

После ухода очередной клиентки к Адаму подошёл тот, чей внешний вид лишал его душу покоя уже несколько минут. В корзине у незнакомца лежали свиные копыта, бычий рог, два куриных яйца, пучок зелени, куриная лапка, что-то из бараньей требухи, бобы неизвестного растения и кроличья голова.

— Вы продаёте телятину? — этот вопрос незнакомца порождал ещё большее беспокойство для мясника, чем его внешний вид. Его голос мало был похож на человеческий.

— Д… д… да. Но… но… та женщина купила почти всё, что было от телятины. Остались только требуха да ножки.

— Меня интересует лишь хвост.

— Хвост?

— Да. Всё верно.

Пребывая в недоумении, мясник удалился и появился спустя несколько минут с мешком в руках. Какое-то время Адам шарил рукой в мешке, а после уточнил сомнительным неуверенным тоном:

— Вы ведь просили хвост?

— Да.

Мясник достал из мешка чёрный хвост животного.

— О-о-о. Это был молодой телёнок. Не так ли? — в голосе незнакомца прозвучала нота восхищения, будто ему показали какой-то изумрудный камень.

— Да. Вы правы. Я разделал его сегодня утром.

— Сколько ему было?

— Одиннадцать месяцев.

— Одиннадцать — произнёс незнакомец с довольным выражением на лице. — Это ещё лучше, чем я ожидал. Хозяин будет доволен.

— Извините? Вы прислуживаете какому-нибудь вельможе?

— О нет. Я живу один уже много лет. Кстати, моё имя — Анатас.

Нехотя протягивая руку, мясник представился:

— Я — Адам.

Протянув одну из своих когтистых и дряблых рук, Анатас произнёс:

— Я знаю.

Знакомство с новым покупателем пугало Адама всё сильнее.

— Мы знакомы?

— Нет. Женщина передо мной называла ваше имя четыре раза.

Из-за жуткого вида нового клиента Адам забыл назвать цену.

— Сколько я вам должен?

Проведя указательным пальцем по виску, мясник ответил:

— Даже не знаю. У меня впервые покупают хвост.

— В таком случае, если позволите, я сам предложу цену. — Указывая оттопыренным пальцем на свиную ляжку, Анатас спросил: — Сколько стоит этот кусок?

— Пять денаров.

— Отлично. Я заплачу за свою покупку, как за этот кусок свинины.

Просунув правую руку в один из карманов своего тёмного плаща, Анатас достал пять монет, которые сверкали блеском. Но куда большее любопытство вызывало то, что это были монеты идеальной круглой формы. Монеты с такими ровными краями Адаму ещё не доводилось лицезреть ни разу за всю жизнь. Каждый день он обменивал мясо на монеты, которых он повидал тысячи, но эти…

В тот день, как и всегда, Адам обслуживал десятки хорошо знакомых покупателей. Но этот человек запомнился ему больше остальных. Его напугала ни сколько внешность незнакомца, сколько его голос, странные покупки и бред, который тот нёс про несуществующего хозяина.

— Кто это был? — спросила у Адама жена, вытирая фартуком руки, пропитанные жиром и запахом специй.

— Я бы тоже хотел это знать, Агнета — монотонно проронил Адам, всё ещё провожая глазами Анатаса, который уже скрывался из виду в гуще толпы.

Задумавшись на несколько мгновений, Адам добавил:

— Как бы там ни было, это ещё один клиент.

— Ещё один клиент!? — сказала Агнета, расставив кисти рук по бокам и сжав пальцы в кулаки. — Ты не встречаешь новых клиентов уже больше двух лет! Мы знакомы со всеми нашими покупателями. И вот спустя столько времени у тебя появляется какой-то там клиент с внешностью демона!

— Прикуси язык, Агнета! И вообще, почему ты здесь, а не за разделочным столом?!

— Потому что наш сын сказал мне, что сам дьявол решил посетить нашу лавку!

— Я ещё раз говорю, заткнись!!! Больше ни слова об этом! Или хочешь, чтобы кто-нибудь услышал, и королевская стража предала кого-нибудь из нас пыткам?!

–…

— Марш в дом, и чтобы до конца дня не выходила оттуда!

3. БЕСПОКОЙСТВО МАТЕРИ

Вернувшись на кухню, Агнета заметила на столе тарелку с недоеденной кашей, которую оставил их сын. Пройдя по всему дому, она выглянула через окно на задний двор и позвала сына в полный голос. Убедившись, что за домом никого нет, она пошла в лавку к мужу, и с некоторой слабостью в голосе спросила:

— Адам, ты не видел Эдмо́на?

— Нет. Ты смотрела за домом?

— Да, смотрела. Там его нет.

— Он не говорил куда идёт?

— Нет. Он даже завтрак не доел.

— Сходи к соседям. Может быть, он ушёл поиграть с Юлианом.

Надеясь, что муж прав, Агнета отправилась к соседке.

Подойдя к порогу соседнего дома, она ухватилась за небольшое железное кольцо и трижды энергично постучала по дубовой двери. Спустя несколько секунд, не дождавшись ответа, Агнета постучала ещё несколько раз. Это были уже не стуки в дверь. Звуки больше походили на шум, который издавала королевская стража, вламываясь в чей-нибудь дом.

Всё это время голову Агнеты не покидал образ незнакомца, купившего хвост телёнка, и от этого ей было не по себе. В глубине души её терзали мысли о том, что их сына похитили тёмные силы и поэтому прибытие нового клиента не стоит воспринимать как случайность.

— Кто там? — послышался голос соседки.

— Эмма, это я — Агнета!

Двери распахнулись и Агнета увидела перед собой соседку, чей фартук был весь покрыт мукой, а руки в липком тесте. Волосы на голове Эммы были закутаны в серый платок. По её лицу проскальзывали капли пота, появившиеся из-за сильного жара, который исходил от печи.

Заметив переживание на лице соседки, немного приспустив брови, она спросила испуганным голосом:

— Что-то случилось, Агнета?

— Эдмон к вам не забегал?

— Нет.

— Мы не можем найти его. Я подумала, может, они с Юлианом играют у вас.

— Нет. Юлиан недавно отпросился у меня. Сказал, что пойдёт гулять.

— С ним не было Эдмона?

— Я не уверена. Возможно, они были вместе.

— Он никогда не уходил, не предупредив меня или Адама.

— О, я уверена, с ним всё в порядке. Наверняка они с Юлианом отправились бродить по рынку.

Так и не прислушавшись к словам соседки, Агнета в спешке примчалась к мужу:

— Адам, у соседей его нет. Эмма сказала, что Юлиан недавно ушёл гулять, и, возможно, Эдмон пошёл с ним.

Держа в одной руке окровавленный топор и придерживая другой свиную ляжку, Адам рассёк её пополам, отвечая:

— Что же, скорее всего она права.

— Скорее всего?! Наш сын никогда не уходит без спроса, а ты стоишь и спокойным голосом говоришь «СКОРЕЕ ВСЕГО?!» Что происходит? То к тебе подходит получеловек-полудемон и ты говоришь, что это всего лишь очередной покупатель, то наш сын пропадает, а ты ведёшь себя так, словно это происходит каждый день. Какая тварь тебя укусила?!

— Если кого-то из нас кто-то и укусил, то это тебя! Что я говорил о разговорах про всякую нечисть? Хватит вести себя как сумасшедшая. Ты распугаешь всех клиентов.

— Как ты смеешь думать о деньгах, когда наш сын находится неизвестно где?! — продолжала паниковать Агнета.

Не выдержав истерики жены, Адам размахнулся и изо всех сил воткнул окровавленный топор в пенёк, на котором разделывал мясо, обратившись к Агнете:

— Я думаю не о деньгах, — ткнув указательным пальцем в лицо Агнеты, — а пытаюсь прокормить свою семью, пока ты стоишь здесь и несёшь всякий бред! Отправляйся бегом в дом и займись делом! На прилавке с телятиной пусто!

4. НЕПОСЛУШНЫЕ ДЕТИ

Это происходило, когда Агнета отправилась к мужу, чтобы разведать о таинственном незнакомце.

Эдмон сидел за столом на дубовой табуретке, держа в одной руке деревянную ложку с кашей, а в другой деревянный меч, который прошлой ночью для него смастерил отец. Заскучав за столом, Эдмон отправился к своему лучшему другу, который жил по соседству. Выйдя на улицу через задний двор, он наткнулся на своего друга. Эдмон подходил к нему, размахивая своим новеньким мечом, воображая себя каким-нибудь рыцарем круглого стола:

— Юлиан, хочешь посмотреть кое-что необычное?

Перекладывая деревянную лошадку из одной руки в другую, Юлиан ответил любопытным тоном:

— Хочу. Только сейчас у мамы отпрошусь.

— Только давай быстрее, а то можем не успеть — сказал Эдмон торопливым голосом, оглядываясь через плечо.

Спустя несколько мгновений Юлиан вернулся и Эдмон начал вести его через торговые ряды.

— Куда мы бежим? — любопытство овладело Юлианом настолько, что он не замечал, как сбивал с прилавков яблоки и лепёшки.

— Сейчас увидишь. Мы должны его догнать.

— Кого? — от нетерпения Юлиан ускорил шаг, и уже начал догонять Эдмона, как тот вдруг резко остановился.

Юлиан уже не испытывал любопытства. На его лице вырисовывалось беспокойство.

— Что с тобой? — спросил он, повернув голову в туже сторону, куда смотрел Эдмон, и в тот же миг тревога в его сердце стала граничить со страхом.

Анатас обернулся и смотрел прямо на мальчишек. Его разноцветные глаза покрылись толстыми красными капиллярами. Теперь эти глаза и правда были похожи на дьявольские, словно он присматривался к безгрешным душам маленьких детей.

— Это что, демон? — парализовано произнёс Юлиан.

Эдмон стоял в ступоре, не подавая признаков жизни.

Анатас развернулся и продолжил путь.

— Так это демон или нет? — с нетерпением спросил Юлиан, подёргивая Эдмона за рукав кафтана.

— Не знаю. А ты как думаешь?

В ответ Юлиан лишь пожал плечами, не выпуская из рук лошадку, которая легко умещалась в ладони.

— Он купил у моего папы бычий хвост.

— Я понял! — воскликнул Юлиан, будто его голову посетило озарение. — Это он собирается готовить колдовское зелье.

Лицо Эдмона разразилось улыбкой, когда он проронил:

— Давай посмотрим?

— Ещё бы.

5. ХИЖИНА С СЮРПРИЗОМ

Тем временем, Анатас подходил к своей хижине. Это была единственная хижина в Цертосе, на дверях которой не висела подкова. Распахнув её, навстречу Анатасу выбежал чёрный кот, чьи глаза были как у хозяина разных цветов — зелёного и жёлтого.

Напротив дома возле рыбного прилавка из-за телеги за ним пристально наблюдали Эдмон и Юлиан. Увидев чёрного кота, мальчишки ещё больше уверовали в дьявольское происхождение обитателя этой хижины.

Как только дверь закрылась, мальчишки немедля перебежали через дорогу перед носом у проезжавшей повозки и начали пристально наблюдать за происходящим уже через окно.

Хижина была полна всякими жуками, тараканами и другими мелкими тварями. На столе и на полках скопился толстый слой пыли. По углам просматривалось большое сплетение паутины. Поблизости от камина располагалась мышиная нора, в которой обитало целое семейство.

Анатас снял капюшон. На его голове не оказалось ни единого волоса, а на шее едва показалось нечто, похожее на родимое пятно, которое было трудно рассмотреть. Опустошив корзину, он оттянул серый занавес слева от камина. За этим занавесом помещалась вся утварь, которая только была в его доме. А точнее, это была вся утварь, что обычно используют люди: котёл, ковш, метла, ведро, тарелки, чаша, тесак, ножи, кочерга для камина, тряпки, несколько десятков свечей. Всё остальное располагалось на полках у стен. Но был ещё один занавес, справа от камина. Он свисал достаточно неровно, чтобы можно было заметить, как из-под него что-то выпирает.

Содержимое дома само по себе уже привлекало внимание детишек. Им всё это казалось приключениями, словно они заняли место героев любимых сказок и мифов, и теперь им предстояло одержать верх над злодеем, вызволить принцессу из его логова, получить поцелуй в награду и жениться на ней, как это делают все порядочные мужчины.

Анатас медленно поднял старый котёл, ручка которого скрипела, как ржавые петли на старой двери. Он положил котёл на стол, после чего подошёл к заправленному камину, где уже был сухой хворост с дровами. Он достал что-то из кармана, нечто похожее на бобы, и бросил одну штуку в камин. Через какое-то время хворост понемногу начал дымиться, а спустя ещё немного стали возникать первые искры и ветки понемногу начали загораться. Увиденное избавило мальчишек от каких-либо сомнений, что они станут свидетелями того, как готовится настоящее колдовское зелье. Что находилось в руке у хозяина дома — оставалось загадкой. После этого Анатас начал перекладывать в котёл всё, что раньше находилось в корзине и подвесил котёл над костром. Затем он поднял ведро, которое было наполовину заполнено водой и перелил содержимое в котёл.

Подойдя к правой стороне стенки от камина, Анатас оттянул занавес. За ним находился шкаф, украшенный странными рисунками: пятиконечная звезда с надписями на латыни в центре круга, изображение рогатого получеловека-полуволка, три соединённых круга с тремя шестёрками над ними и тому подобные символы. Распахнув двери шкафа, Анатас достал толстую книгу, страницы которой были настолько ветхими, что их пожелтевшие края иногда рассыпались при развороте. На книге был изображён символ в виде нескольких фигур: большой круг, внутри него ромб, внутри ромба ещё один круг, затем треугольник, круг, шестиконечная звезда, и в центре неё маленький круг, разделённый пополам, где на одной стороне был изображён глаз, а на другой — луна.

Отыскав нужную страницу, Анатас вдруг замер… развернулся… и бросил взгляд прямо в окно. Эдмон и Юлиан почувствовали, как на них давит какая-то непонятная потусторонняя сила, словно колдун пытается завладеть их разумом при помощи взгляда. Нечто неведомое сжимало их плечи с ещё большей силой. Это были руки начальника королевской стражи и командующего армией Цертоса, который прибыл с двумя дюжинами стражников.

6. ПОДОЗРЕНИЕ

С громким криком сорвавшись с опоры, Эдмон с Юлианом грохнулись о землю.

— Тебе не видать моей души! — в панике закричал Эдмон в лицо маршалу.

— Чем вы оба здесь занимаетесь?! — строгим тоном спросил Маршал, наклонившись и опираясь одним коленом о землю. Его руки, покрытые могучими доспехами, как и всё остальное тело, обхватили плечи мальчиков. На поясе маршала висел меч с крестообразной рукоятью. Его шлем надёжно прикрывал голову, окутывая шею почти со всех сторон, закрывая даже нос и щёки. Видны били лишь глаза и рот. Несмотря на свой статус военачальника, маршал был среднего роста, но с широкими плечами. За такое телосложение в нём видели пример истинного борца за свободу граждан Цертоса. Ведь при столь небольшом росте маршал Октавиан резво убивал на полях сражений и искусно владел мечом.

— Мы… мы… мы просто гуляли… и… и… — невнятно произнёс Юлиан.

— Мы вели разведку за потенциальной угрозой, маршал! — словно докладывая о выполнении задания, сказал Эдмон.

— А из тебя выйдет солдат — восхищённо сказал Маршал. — Как тебя звать?

— Эдмон! — ответил мальчик, продолжая говорить с военачальником в той же манере.

— Кто твой отец?

— Адам мясник.

— Я же говорил! — резким голосом произнёс Галлиен, который работал кузнецом напротив мясной лавки Адама. — Значит, здесь он и живёт…

— Закрой рот, смерд. Ты будешь разевать свою пасть только когда я разрешу — приказным голосом произнёс маршал, после чего обратился к детям:

— Что же, бегите домой. Но чтобы больше никаких разведок.

— Есть!!! — дружно хором ответили мальчики и убежали долой.

Маршал подошёл к двери и трижды постучал:

— Откройте! Это королевская стража.

Дверь открылась с сильным и затяжным скрипом, терзающим людской слух.

— Маршал Октавиан? — с удивлением произнёс Анатас. — Чем обязан такой честью?

— Мне приказано обыскать этот дом.

— Что-то произошло?

— Я не обязан растолковывать причину обыска. Пропусти! — повышенным тоном маршал принудил хозяина расступиться и пропустить королевскую стражу в свою хижину.

На лице Анатаса вырисовывалось явное волнение. Его разноцветные зрачки опустились вниз, брови нахмурились, а губы слегка задрожали, словно он скрывает что-то, чего ни в коему случае никто не должен видеть.

Костёр был потушен, оба занавеса задёрнуты. Грязь и пыль всё также на своих местах, чего нельзя было сказать о насекомых и грызунах, которые будто надрессированные впервые за долгое время спрятались по углам и щелям.

Пройдя во внутрь с пятью стражниками, маршал отдал приказ:

— Обыскать здесь всё.

Отдёрнув левый занавес, на ноги стражнику свалилось ведро. После тупого грохота маршал подошёл к полке, на которой стояло ведро и посмотрел недовольным взглядом на стражника, а затем его внимание привлекла метла.

— Зачем такому смерду как ты, нужна метла? Ведь явно не для уборки. А тряпки? Что же ты с ними делаешь, если в твоём доме пыль старше, чем стены этого замка?

— Понимаете ли, маршал, у меня уже не то здоровье. Мне тяжело наклоняться.

Трое стражников перевернули стол, проверяя пол, под которым мог бы находиться погреб. Но ничего так и не нашли. Оттянув правый занавес, стража немедленно приступила к обыску странного шкафа. Когда обе дверцы были распахнуты, представшая перед маршалом картина повергла его в шок. Его веки расширились от увиденного, словно он лицезрел нечто такое, что было в сотни раз хуже тех кровавых рек, что видели его глаза во время сражений. Именно об этом говорил его взгляд. Пустой шкаф был отделан изнутри драгоценными камнями и серебром.

— Откуда у тебя это? — На лице маршала одновременно читались недоумение и злость, поскольку, возможно, этот шкаф был украден, и не исключено, что у королевской семьи. — Ты не похож на какого-нибудь вельможу.

— Раньше я служил в монастыре, маршал, и это произведение искусства нашему монастырю подарил один из прихожан, а когда я ушёл из монастыря, то настоятель подарил этот шкаф мне в память о тех годах, которые я провёл там.

— И откуда же у обычного мастера рубины и сапфиры? — с жаждой продолжал допрашивать маршал.

— Все драгоценности нашему монастырю пожертвовал один герцог в знак благодарности за то, что служителям храма удалось исцелить его маленького сына от страшной болезни, а мы их отдали тому самому мастеру, когда узнали, что он решил оказать милость служителям храма.

— Где же находится этот монастырь?

— В двух днях пути отсюда на запад.

— Я проверю есть ли там монастырь — с угрожающим взглядом и не менее грозным голосом сказал маршал. — Но, если ты лжёшь, я не стану слушать ни слова, а просто достану свой меч и сделаю то, для чего его выковали.

Повернувшись спиной к Анатасу, маршал громко произнёс:

— На выход!

Казалось, пару шагов отделяло маршала Октавиана от порога, как одна из досок под его ногами со скрипом прогнулась. Он вдумчиво посмотрел себе под ноги, осматривая доски одну за другой и обращая внимание на то, что некоторые из них не приколочены гвоздями.

— Ты ничего не хочешь сказать? — с грозным взглядом маршал Октавиан спросил у хозяина, стоя полуоборотом к Анатасу.

— Мне нечего скрывать, маршал — дребезжащим голосом произнёс Анатас.

Подозвав к себе стражников, маршал отдал приказ разобрать пол.

Стоило приподнять первую доску, как Анатас расширенными глазами с большим напряжением смотрел на то, что так тщательно скрывал от посторонних глаз.

Под досками была вырыта небольшая яма, где была спрятана книга с ветхими страницами, тщательно завёрнутая в грязную материю. Маршал протянул открытую ладонь, после чего один из стражников, что разбирал пол, подобрал книгу и положил её на ладонь Октавиана. Увидев нарисованные на обложке три шестёрки, а также несколько жутких сатанинских рисунков и символов на страницах, Октавиан не сумел сдержать ненависть и презрение, когда обратился к Анатасу:

— Ах ты лживая скотина! — Приблизившись ещё на пару метров, маршал продолжил: — Никакого монастыря нет! — Затем, ткнув пальцем в лицо хозяину хижины, добавил: — Я позабочусь, чтобы тебя сожгли на центральной площади на глазах у всего Цертоса, а твою двуличную морду забросали яйцами.

Далее последовал громкий приказ маршала Октавиана:

— Схватить!

Только стражники сдвинулись с места, как Анатас паникующими движениями ухватился за ковш, опустил его в котёл и плеснул жидкость в лицо одного из стражников. Лик воина начал обгорать и выпускать гущу пара, словно после кислоты. Жидкость моментально разъедала его губы так, что спустя считанные секунды можно было увидеть его зубы с оголённой нижней челюстью. Глаза были напрочь выжжены, и теперь на их мете в орбитах предстали тёмные круги, уводившие куда-то в глубины черепа. Язык был прожжён и разъеден настолько, что превратился в кровавую жижу, покинувшую полость рта через отверстие, образованное в нижней челюсти. Жидкость окончательно разъела дёсны, и некоторые зубы посыпались на пол. На то, чтобы стражник целиком утратил свой лик, ушло не более пяти секунд. В невыносимых муках он испытал на себе, как скоротечное мгновение способно обретать целую вечность. Казалось, будто стражник прощается не только с жизнью, но и с душой, покидавшей его плоть в сопровождении искажённых воплей, которые становились всё менее отчётливыми, пока не оборвались совсем из-за утраченных губ и языка.

Попытка Анатаса пролить на пол весь котёл потерпела неудачу. Воины в стальных доспехах успели схватить его за руки и вывести из хижины, держа за запястья и волоча по полу.

Наблюдая за тем, как королевская стража вытаскивала подозрительного жителя замка из хижины, заинтригованный кузнец Галлиен громко выкрикнул, указывая пальцем:

— Жена мясника говорила правду! Это слуга самого дьявола!

В порыве гнева маршал вынул кинжал из-за ножен на поясе и, едва ли ни бегом, устремился к Галлиену. Приставив клинок к горлу кузнеца, Октавиан угрожающе прошептал:

— Ты что себе позволяешь, скотина. Хочешь панику посеять? Или может мне отрезать твой вонючий язык?! Тогда тебе не придётся следить за словами.

— Что прикажете делать дальше? — обратился к маршалу один из стражников, пока тот держал лезвие у горла кузнеца.

— Везите его в тюрьму. Пусть сидит там до моего прибытия.

7. РАЗГОВОР С АББАТОМ

Прихватив с собой книгу, маршал сел на лошадь. Только Октавиан забрался на своего скакуна, как на пороге хижины его внимание привлёк кот. В нём Октавиан увидел взгляд человека, которого минутой раньше отправил в сырую темницу. Во взгляде кота было что-то, терзавшее разум маршала. Октавиан не мог спокойно смотреть на животное. Он приподнял губы и сдвинул брови, выдавая тревогу внутри. Через несколько мгновений кот поднял хвост, его шерсть взъерошилась, пасть раскрылась и раздался такой визг, будто перед ним находился разъярённый пёс. Маршалу Октавиану приходилось видеть много угрожающих взглядов, но этот был настолько тяжёлый, что все предыдущие меркли по сравнению с ним. От раздавшегося визга маршалу стало не по себе. Его лошадь заёрзала и начала пятиться назад. Конь отдалялся от кота до тех пор, пока не оторвал от земли оба передних копыта одновременно. Животное изрядно противилось своему хозяину. Октавиан дёргал за поводья, но лошадь отказывалась слушаться.

Визги кота становились громче.

Маршал поймал момент, когда голова лошади повернулась в обратную сторону и хлопнул поводьями, заставив животное скакать прочь от нелицеприятного взгляда.

Маршал отправился в местный храм, расположенный на другом конце от парадных ворот замка. Он не проехал даже километра, как жители стали смотреть на него как-то иначе. В их взгляде наблюдался какой-то страх. Суеверия граждан не позволяли им не обращать внимания на такие вещи, как человек, обвиняемый в колдовстве, живший с ними на одной улице. Никакое оружие и ни одна армия не спасут от того, удел которого — исполнять волю дьявола. Тревога уже начала охватывать Цертос.

Добравшись до монастыря, маршал слез с лошади, снял шлем и поправил свои кудри, тянувшиеся до самых плеч. Заправив волосы левой рукой на затылок, он обратился к первому монаху, которого встретил у ворот:

— Извините, святой отец. Где я могу найти аббата?

Подол тёмно-коричневой рясы монаха тянулся до самой земли. Его лицо было хорошо заметно даже из-под капюшона. На вид монаху было около пятидесяти. На лице священнослужителя сказывался повседневный кропотливый труд. Оно было покрыто морщинами, а кожа выглядела уже немного дряблой. На шее была завязана толстая тесёмка, с которой свисал серебряный крест. На уровне талии мантию охватывал завязанный пояс в виде тонкой верёвки. Кисти рук монаха были погружены в рукава — левая ладонь в правый рукав, а правая — в левый.

— Он сейчас немного занят. Подождите его в саду. Я сообщу о вашем приходе — ответил монах спокойным и мягким голосом.

— Спасибо, святой отец.

Маршал достал из мешка на лошади книгу. Она была обёрнута в кусок ткани, содранной с того самого занавеса, что прикрывал загадочный шкаф. Затем маршал Октавиан последовал указаниям монаха.

Пройдя в сад, Октавиан будто забыл о недавно произошедшем ужасе. В этом саду за монастырём словно присутствовало нечто чистое и успокаивающее, что моментально избавляло от любых гнетущих мыслей. Это место заставило маршала забыть о своём военном статусе в замке и почувствовать себя обычным человеком, лишённым всех чинов и регалий.

— Здесь необычайно прекрасно и свежо. Не так ли, маршал? — произнёс аббат Исаак, стоя за спиной Октавиана.

Аббат был небольшого роста. На его затылке почти не осталось волос. Лицо выдавало открытость и абсолютное спокойствие. — Ведь только здесь вы можете не беспокоиться о безопасности нашего народа.

— Здравствуйте, аббат.

— Добрый день, маршал. Однако я смотрю на ваш обеспокоенный лик и что-то мне говорит, что ваш день сегодня отнюдь не был добрым. Что привело вас сюда?

Маршал достал книгу из-за спины, которую прикрывал ярко-синий плащ. Он развернул ткань, обнажив обложку книги и спросил:

— Что вы можете сказать об этой книге? Что в ней?

Аббат пристально рассматривал обложку, контуры осыпающихся хрупких страниц, ощупывал материал. Он водил пальцем по контурам изображённых символов и написанным на латыни словам на обложке. Его лицо выглядело таким, словно монах всеми силами пытался скрыть свою тревогу перед увиденной находкой.

— Мне кажется, вы уже убедились маршал, что она не для благих дел.

Затем аббат попросил маршала пройти за ним, чтобы можно было изучить книгу подробнее, используя всю имеющуюся у него библиотеку.

Дойдя до библиотеки, Октавиан не смог терпеть дальше и обратился к отцу Исааку:

— Что изображено на этой книге?

После небольшой паузы Октавиан продолжил:

— Ответьте, аббат. Вы ведь смотрели не на три шестёрки. Вы рассматривали этот символ — указывая пальцем на самый большой рисунок с латинскими надписями. — Что он означает?

— Понимаете, маршал, не все люди молятся Всевышнему. Некоторые из них готовы присягнуть на верность сатане. И… эта книга… Это гримуар. Он даёт возможность его владельцу позволить демонам проникнуть в его разум и поселить там самые мрачные помыслы. А этот символ обозначает ритуал, во время которого человек продаёт свою душу дьяволу, после чего всё что в этой книге, то есть все тёмные оккультные ритуалы, которые в ней описаны, становятся доступны человеку, продавшему свою душу. Этим символом обозначают те гримуары, которые позволяют совершить отмщение. Скорее всего, человек, которому принадлежала эта книга, пережил страшное горе, которое заставило его утратить веру в Бога и стать на этот нечестивый путь.

Нахмурив брови, маршал в недоумении сказал:

— Что же должно такого произойти, что могло бы заставить творить такие вещи, после которых от человеческого лика остаются голые кости?

— Для нас с вами это, скорее всего, так и останется загадкой. И потом, это сейчас не главное. Сейчас вы должны понять, что этот человек не остановится ни перед чем, лишь бы довести до конца то, что он начал.

— В таком случае у меня есть основания для того, чтобы отправить его на эшафот².

Только Октавиан развернулся и собрался покинуть монастырь, как Аббат схватил его за руку:

— Нет, маршал.

Слегка оттянув руку, Октавиан начал противиться словам отца Исаака:

— Вы не понимаете, аббат. За все эти годы, что мне приходится возглавлять армию, — указывая пальцем в сторону равнин за стенами замка, — я смог не допустить, чтобы хоть один вражеский воин прошёл через ворота. Я делал все, чтобы враг не попал внутрь замка. Но если он всё же здесь, то это моя ошибка и я должен её исправить как можно скорее. Столько лет я не давал никому завладеть Цертосом снаружи. Я не допущу, чтобы кто-то сделал это изнутри.

— Может быть вы не расслышали моих слов? Эта книга предназначена для людей, которые совершают месть. Учитывая ваши методы работы, этот человек уже сейчас вожделеет встречи с вами, дабы спустить на вас весь свой гнев.

На мгновение задумавшись, маршал быстро ответил:

— В таком случае его нужно казнить как можно быстрее, пока он не причинил вред ещё кому-нибудь. Ведь я уже потерял одного воина утром перед тем, как приехал сюда.

Пытаясь всё также переубедить, аббат продолжал отчаянно настаивать:

— Вот и не делайте ошибок. Не позвольте этой жертве быть напрасной.

— Хорошо. Давайте поступим по-вашему и изучим эту книгу.

— Но я и не собирался её изучать. Просто наш разговор был не для посторонних. Это сейчас главное — не допустить, чтобы кто-то узнал об этом. Всё что вы услышали, должно остаться в этих стенах.

— И что же нам делать?

— Я должен поговорить с этим человеком. Где он сейчас находится?

— Я велел отвести его в тюрьму. Но если вы хотите видеть его, то нужно поспешить, потому что король Георг уже обсуждает случившееся с инквизитором.

— Тогда сейчас же отправляемся туда.

8. ДОРОГА В ЧИСТИЛИЩЕ

Закат близился, в то время как маршал Октавиан и аббат Исаак прибыли к месту, в которое заключали каждого преступившего через законы Цертоса. Кто-то пребывал в подземной темнице в ожидании суда, а кто-то находился взаперти и с содроганием думал о моменте, когда на пороге камеры появится стража, которая немедля поволочит его бренное тело на площадь, где к тому моменту уже будет стоять палач, скрывающий свой холодный лик под красным колпаком, надёжно ухватившись за топор.

Маршал проводил аббата по каменным ступенькам, уходившим глубоко под землю, где находились все противники местных законов: воры, убийцы, лжесвидетели, изменники, богохульники, каннибалы. Минуя одну темницу за другой, аббат Исаак молился о прощении души каждого бедняги, коротавшего дни в ожидании гильотины, горящего вокруг деревянного столба хвороста, топора палача или виселицы. Лишь дойдя до последней темницы, где находился единственный человек, который попал в тюрьму за нарушение божьих законов, мольба отца Исаака невольно прекратилась. Что-то за дверью противилось прощению за совершённые грехи.

С того момента, как эта темница обрела нового обитателя, в ней многое поменялось. У двери в каждое помещение горел факел. Около последней дверцы факел был потухшим. По приказу маршала Октавиана стражник поднёс огонь. Это была уже седьмая попытка с момента, как последняя темница прекратила пустовать. Стражник убрал руку и остался на месте, словно зомбированный, ожидая, когда огонь у двери вновь погаснет.

— Солдат! — звонко произнёс маршал.

Бодрый голос военачальника вывел стражника из ступора. Подойдя к двери, маршал приказал ему отпереть замок и обеспечить охрану аббату.

— Ни в коем случае — мягко возразил отец Исаак. — Я здесь не для того, чтобы допрашивать несчастного. Я хочу понять, что им движет и помочь бедняге.

Наклонившись к правому уху аббата, маршал прошептал:

— На всякий случай, позвольте не закрывать дверь до конца. Тогда если что-нибудь случится, я буду знать.

— Конечно.

Проржавевшие петли громко заскрипели и увесистая дубовая дверь с тяжёлой стальной отделкой распахнулась. Сделав несколько шагов, аббат вошёл внутрь темницы. Перед ним находились небольшой стол из ветхих полугнилых досок и два табурета, которые поставили по просьбе самого Аббата. Справа в дальнем углу находился Анатас, расположившийся на каменном сыром полу в окружении крыс, разносивших заразу по всей тюрьме, которая убила не один десяток заключённых, так и не дождавшихся лезвия палача. Крысы сбегались к заключённому со всех темниц, словно чувствуя единственного человека, который не противился их обществу. Анатас обращался с грызунами так, как относятся к домашним питомцам. Ухватив одну из них, он положил её на кисть своей тощей руки, обтянутой дряблой кожей, а затем слегка приподнял голову и бросил взгляд в сторону аббата. Лучи тусклого свечения от лампы пролились на его лицо и монах посмотрел в глаза, которые пугали каждого встречного. Но ни на этот раз. Аббат Исаак увидел в этих глазах зов о помощи и желание стать перед выбором ещё раз.

— Вы — первый человек за много лет, который не испытывает отвращения глядя на меня — с некоторым спокойствием произнёс Анатас.

— Все мы создания божьи — в голосе аббата звучало глубокое понимание. — Кто-то рождается мышью, а кто-то — человеком. Кому-то даруется красота, кому-то — уродство. Глупо испытывать отвращение к тому, кто не выбирал свой облик. Всякий из нас должен смотреть на нечто другое, что даётся всем одинаково и главное, что этого глазами не увидишь.

— Увы, глядя на меня, можно увидеть лишь оболочку. А жизнь в этой оболочке прервалась уже давно.

— Это не так. Посмотри на тварей, что окружают тебя. Пройдёт время, и они умрут. Пройдёт ещё немного времени, их плоть отсохнет и останутся лишь кости. Пройдёт ещё время и эти кости превратятся в пыль, но они не исчезнут. Эта хвостатая плоть, которая бродит по твоей руке, однажды родилась и продолжит существовать на этой Земле. Её можно убить, но не стереть. Так же и всё то, что находится внутри нас. Наша душа может покинуть плоть, но она никак не может исчезнуть. Возможно, ты просто её потерял и теперь она где-то бродит. Но это твоя душа. И её можно вернуть.

— Уже нельзя. Она принадлежит…

Вдруг раздался шум, издаваемый рыцарскими доспехами королевской стражи, которая направлялась по коридору тюрьмы. В темницу вошёл маршал Октавиан. Положив одну из рук на правое плечо отца Исаака, он произнёс:

— Аббат, вы должны идти. Король Георг направляется сюда. Он решил не дожидаться заката. По замку уже поползли слухи о человеке, которого отправил к нам дьявол. Ему не понравится, что вы пытаетесь помочь этому человеку.

— Я — слуга божий и не стану бояться исполнять свою миссию.

На пороге темницы появился монарх, прибывший в сопровождении дюжины охранявших его стражников. На его голове сидела восьмиконечная корона, украшенная множеством сапфиров. Каштановые кудри тянулись до самых плеч. Густые и нахмуренные брови говорили о его яростном желании увидеть того, кто посмел присягнуть сатане в стенах его владений. Густая борода вокруг рта с гладко выбритыми щеками делала его взгляд ещё более грозным. Его пальцы на левой руке обхватывали рукоять длинного меча, переходившего по наследству всей королевской династии уже восьмое поколение с момента, как его выковали. Его правая рука висела вдоль доспехов светло серебристого оттенка. Позади доспехи накрывал красный плащ, обшитый золотыми нитями по краям. На пальцах были перстни и кольца, украшенные рубинами, алмазами и сапфирами.

— Моё почтение, аббат.

Отец Исаак кивнул в ответ, приветствуя короля Георга.

Монарх продолжил, обращаясь к аббату:

— Почему вы находитесь тут? Вы не должны помогать этому исчадию ада. Его место на гильотине.

— Каждый грешный имеет право на искупление. И этот человек не исключение. Он такой же, как и мы с вами.

Повышенным тоном Король возразил:

— Как вы смеете меня, правителя благородных кровей, потомка человека, что возвёл стены этого замка, — подойдя на несколько шагов к заключённому и оттопырив в его сторону указательный палец, — сравнивать с этим смердом, который поклоняется сатане. Он не заслуживает даже темницы в моём замке. Единственное место в Цертосе, где я готов его принять — площадь, где сотни жителей будут наблюдать за его кончиной и глумиться над его трупом. — Затем, повернув голову, король плюнул прямо в лицо Анатасу.

— Схватить и отвести на площадь! — яростно приказал король Георг стоящим у выхода стражникам.

— Что же вы делаете?! — в панике воскликнул аббат Исаак, в то время как два рыцаря, схватив за руки, волокли тело Анатаса по каменному полу, выводя его из темницы в коридор.

— Нет! Нет! Нет! — продолжал паникующим голосом кричать монах.

Перед тем, как пересечь порог темницы, заключённый успел выкрикнуть напоследок:

— Моё имя «Анатас!» — громко в панике произнёс заключённый, с надеждой посмотрев в глаза аббату.

Отчаявшись, аббат почти перегородил путь королю, умоляюще продолжая настаивать:

— Ваше Величество, вы совершаете ошибку. Если вы не передумаете, многих среди нас настигнут беды.

Указывая пальцем вслед выводимому заключённому, король Георг ответил:

— Единственное последствие, которое наступит — это ад для того неверного, и покой для всего замка!

С этими словами король стремительно покинул темницу.

С внутренней стороны около дверей всё также стояли аббат Исаак и маршал Октавиан.

Спустя несколько мгновений отец Исаак, облокотившись спиной о стену, присел на скамейку и сказал обессиленным голосом, будто проговаривая финальную речь:

— Покой был у нас раньше.

— Почему вы это говорите? — спросил Октавиан. — Вы боитесь, что этого человека нельзя убить?

Медленно приподняв голову и взглянув в лицо маршала, Аббат произнёс:

— Смотря что вы называете человеком. Они убьют плоть. Но то, что внутри неё… Этот человек не закончил то злодеяние, которое задумал. Поэтому дьявол не примет его душу в ад.

— И в рай он тоже не попадёт, потому что продал свою душу, а от грехов так и не избавился — продолжил суждение аббата Маршал.

— Именно. После казни его душа не отправится ни в рай, ни в ад. Она останется здесь… с нами. И жители всего замка будут отвечать за ошибку своего короля.

Промедлив ещё немного, аббат спросил у Октавиана:

— Скажите, маршал, какого врага вы станете бояться: того, который у вас перед глазами или того, что бродит у вас под носом, а вы даже не догадываетесь о том, насколько близко он подкрался? — Опустив взгляд в пол, аббат продолжил, не дожидаясь ответа: — Вы говорили, что уже много лет не позволяете врагам и близко подобраться к стенам Цертоса. А теперь представьте, что вам предстоит сражение, а вашему врагу даже не придётся подбираться к стенам замка, потому что он появится уже в стенах вашего дома.

Немного задумавшись, маршал обратился к отцу Исааку:

— Знаете, аббат, я человек верующий — переводя взгляд то на монаха, то на стены. — И ни что на свете не заставит меня усомниться в том, что Всевышний сотворил этот мир. Но, я как человек военный, не стану верить во что-то, чего нельзя объяснить, пока не увижу этого своими глазами. Этот человек совершил зло. И он понесёт заслуженное наказание.

9. ИНКВИЗИЦИЯ

Пока Анатаса волокли по сырым каменным ступенькам тюрьмы, на центральной площади тем временем уже собиралась многочисленная толпа, которая начала скапливаться с того самого момента, как некоторые граждане заметили, что на площади устанавливают широкий дубовый столб, а вокруг него разбрасывают хворост.

Заключённого затащили на каменную возвышенность, где был установлен инструмент для казни. Едва Анатас показался на площади, как толпа начала издавать возгласы и гул негодования, предвкушая искры яркого и хрустящего пламени, сопровождающегося мучительными криками и болезненными стонами.

Ассистенты инквизитора привязывали Анатаса к столбу, в то время как разъярённая толпа жаждала его смерти. Почти каждый в толпе проклинал приговорённого к смерти разными словами: «преисподняя ждёт тебя», «отправляйся туда, где этот костёр будет вечным», «дьявольское отродье, гореть тебе в аду», «СЖЕЧЬ! СЖЕЧЬ! СЖЕЧЬ!..»

Это был первый случай казни через сожжение в стенах Цертоса за последние полтора века и первый за последние два столетия, когда казнят человека, которому были предъявлены обвинения в занятии чёрной магией.

Стоило ассистентам инквизитора покинуть место казни, как в Анатаса полетели яйца и гнилые помидоры. Крики толпы не угасали.

— Он купил у меня крупу и заплатил больше, чем она стоила! А мне не нужны сатанинские деньги! — С этими словами бакалейщик бросил несколько почерневших монет, которые потерялись где-то на земле, которая стала красно-жёлтой от расплющенных яиц и помидоров. Те же монеты, которые бакалейщик получил от Анатаса, имевшие ровные края и сверкавшие блеском, он решил оставить в кармане.

На балконе королевской башни за происходящим наблюдал король Георг и его приближённые.

— А у наших жителей большие запасы продовольствия — с насмешкой произнёс казначей Корнелий, наблюдая за градом, которым осыпали приговорённого граждане Цертоса.

— Это точно — с ещё большим смехом отреагировал канцлер Клаус. — В этот раз крестьяне особенно щедры. Может в следующем году стоит повысить налоги в казну?

— Я над этим непременно порассуждаю — продолжая смеяться, ответил Корнелий. — Уверен, нашего короля такое предложение заинтересует.

В отличие от своих приближённых, лицо Короля оставалось невозмутимым. Он молча наблюдал за тем, как гневно его народ настроен против всякой дьявольщины и богохульников. Во всём этом Георг видел некую преданность граждан чистоте своих религиозных взглядов. В стенах Цертоса казнить колдунов не приходилось уже целых два столетия и такое событие должно стать показательным и лишний раз укрепить преданность народа вере в Бога.

Тем временем ассистенты закончили раскладывать хворост. Его было настолько много, что он едва ли не закрывал одеяние Анатаса до самых колен. Его руки заломили за спину и сковали цепью, которая была приколочена гвоздями к столбу.

Вдруг толпа умолкла. Ветер резко оборвался. Солнце скрылось за облака и его лучи перестали освещать башни и хижины замка, окутав дневным мраком центральную площадь. Птицы, что радовали глаза жителей Цертоса, начали улетать прочь, поднимаясь всё выше и двигаясь в сторону до тех пор, пока совсем не скрылись за высокими стенами замка. Все собаки и кошки, которые были вблизи площади, стали скулить, убегая как можно дальше от столпотворения.

Анатас медленно приподнимал голову. Из-под чёрного капюшона показался этот тяжёлый взгляд. Его жёлто-зелёные глаза смотрели в толпу. Он задрал голову настолько, что подбородок начал заметно выпирать. В его взгляде читалось презрение и ненависть. В этот момент каждый, кто находился в толпе, смог как следует рассмотреть его лицо. Оно заставляло испытать чувство, как грудь наполняется тяжестью и дышать становится труднее. Под кожей всё будто сжималось. Занявшие места впереди начали постепенно пятиться, пытаясь раствориться в глубине толпы. Даже несмотря на то, что Анатас был связан, толпа будто боялась в очередной раз произнести какое-нибудь оскорбление или бросить гнилой помидор, которых имелось ещё в избытке. Взгляд был настолько тяжёлым, что все, кто оказался в самом краю глазеющих зевак, начали медленно, а затем торопливо покидать площадь. Среди них был и кузнец Галлиен, который доложил королевской страже о том, как некий колдун что-то покупал у его соседа, а соседка что-то громко говорила о демонах. В эти мгновения Галлиен начинал жалеть о том, что стал доносчиком и о том, что несмотря на угрозы маршала, растрепал всей округе о колдуне. Все, кто вместе с ним убегали с площади, прервали мёртвую тишину. Постепенно шум в толпе начинал походить на панику. Но эта паника затухла, когда Анатас начал говорить беспечным, но очень громким тоном:

— Смотрите на меня! И не смейте отводить взгляд!!! Скоро солнце уйдёт за горизонт! И вы вернётесь в свои дома! Ваши дети уснут крепким сном! Мой прах сдует ветер, и вы перестанете бояться! Ваш страх исчезнет… — в его голосе прозвучала жуткая ярость: — Но он вернётся!!! Запомните этот день! Пройдёт год, и вы вспомните ту ночь, когда ваши дети спали крепко, и подкова на дверях дарила счастье вашим домам! Страх заполнит ваши души! Каждый год… в этот день… в день моей казни!.. Вы будете вспоминать меня. Каждый раз, вспоминая меня, вы будете дрожать от страха, потому что через год вы уже не сможете забыть меня! Забыть моё лицо! Забыть эти глаза! Смотрите на них! Запомните этот взгляд! Сегодня вы сожжёте мою плоть и снимите с меня оковы, и я обрету свободу!

— Сжееееееечь!!! — яростно приказал король с балкона, поднявшись с кресла, упираясь обеими руками о перила.

Инквизитор поднёс пылающий факел и бросил его у ног Анатаса. Хворост стремительно разгорался вокруг столба. Его тёмный плащ загорелся, но лицо всё ещё виднелось. Он произнёс последние слова, шепча их у себя под носом:

— До встречи… в аду.

Уголки рта Анатаса начали расширяться и на его лице появилась нездоровая зловещая улыбка. Губы медленно раздвигались, обнажая зубы, на которых всё также присутствовал толстый слой гнилого налёта. Но теперь его зубы выглядели широкими и между ними не просматривалось никаких щелей. Раскрыв губы и заулыбавшись, он разразился громким и зловещим смехом. Страх Анатаса испарился, в то время как страх жителей Цертоса только усиливался по мере того, как жизнь покидала тело Анатаса.

Ко всеобщему удивлению, Анатас не издал ни единого крика, словно он не испытывал никакой боли. Его тело как будто было лишено чувствительности. Плоть сгорала, а довольная гримаса не сходила с лица.

Король Георг наблюдал за сожжением и в его душе зарождалось некоторое спокойствие, как и у королевы Матильды, которая смотрела на колдуна с ненавистью, чего нельзя было сказать о толпе или приближённых Короля. Канцлер Клаус сидел возле короля с открытым ртом в оцепенении. Его рука зависла перед грудью, держа кубок с вином, которое для канцлера в тот момент утратило тот манящий аромат, что был прежде. Теперь шутки о богатом урожае крестьян ему не казались такими забавными. Казначей Корнелий, сидя в кресле, опускался всё глубже и глубже, пытаясь как бы спрятаться, ухватившись обеими руками за бронзовые подлокотники. Маршал Октавиан сидел с каменным лицом, на котором читалось лишь одно — сомнение.

Тем временем аббат наблюдал за происходящим, находясь далеко в конце толпы. Ещё никогда раньше аббат так не вымаливал душу смертного у Бога, как душу человека, что горел заживо у него на глазах. Параллельно тому, что творилось на глазах у толпы, монах шёпотом читал молитву, держась за крест на груди. Не дожидаясь конца, он покинул площадь, отправившись в аббатство в сопровождении двух послушников.

Тем временем тело Анатаса медленно распадалось. От плаща почти ничего не осталось. Кожа на туловище обгорела настолько, что его кровавого цвета рёбра были отчётливо видны. Бледно-красные кости на локтях торчали, будто были обглоданы дикими зверями. Зубы вернули свою прежнюю форму, но уже без налёта и без гнили на дёснах, которая обгорела. Кожа на лице сгорела почти полностью. Череп предстал целиком обнажённым. Вместо глаз образовались две тёмные впадины. Левая малоберцовая кость медленно отходила от колена и вскоре отвалилась. Правая рука оторвалась от плеча и тело покосилось, развернувшись спиной, на которой виднелись участки почти нетронутой огнём кожи. Череп отвалился, прокатившись по каменному полотну до тех пор, пока не достиг башмаков впереди стоявших зрителей. Вскоре отошла правая нога. На столбе весело тело, в очертаниях которого с трудом можно было разглядеть человека: туловище без головы, с одной рукой и половиной ноги.

Со временем инквизитор стал обращать внимание на то, как хворост заканчивается, из-за чего костёр постепенно угасает. Он приказал долить масло. Ассистент взял ведро, подошёл к огню и вылил масло перед собой, после чего огонь заполыхал с новой силой. Теперь даже от костей ничего не оставалось.

После того, как тело свалилось и уже догорало на земле, у жителей замка начал испаряться тот страх, в который они погрузились в последние мгновения жизни Анатаса.

Спустя какое-то время костёр погас. Останки тела продолжали дымиться. Толпа потихоньку расходилась. На королевском балконе уже никого не наблюдалось. Солнце ушло за горизонт, а на центральной площади начал медленно подниматься ветер, что вскоре забрал с собой прах Анатаса.

Примечания

1

Опускная решётка для крепостных ворот, изготовленная из массивных металлических деталей, заострённых внизу.

2

Архитектурное возведение для проведения процедуры смертной казни