В поисках неприятностей

Энн Грэнджер, 1997

Франческа Варади обладает живым, независимым умом и сильным характером. Только благодаря этому ей удалось выжить в Лондоне, когда она осталась одна без родных, без средств и крыши над головой. Фран не привыкать к неприятностям, они сыпятся на ее голову одна за другой. В очередной раз она осталась без работы, да еще власти выселяют из дома, который она и ее друзья заняли, потому что им негде жить. И как будто этого мало: они обнаружили Терри, девушку из их компании бездомных, в петле под потолком. Никто не поверил в то, что это самоубийство. Не очень надеясь на полицию, дед погибшей, как оказалось состоятельный человек, просит Франческу выяснить, что же произошло на самом деле…

Глава 4

Юан оказался прав. Самое лучшее, что можно было сказать о квартире, которую он мне подыскал, — у меня, по крайней мере, будет хоть какая-то крыша над головой. Мое новое жилище размещалось на шестом этаже многоквартирной башни, предназначенной к сносу. Половина жильцов уже съехала, а в пустом подъезде порезвились вандалы. Лифт не работал. Лестницу покрывали граффити. В потолке над моей дверью зияла дыра, откуда торчали странные волокна, похожие на остатки утеплителя. Так что… ну да, Юан, мягко говоря, не преувеличил, сказав, что квартира не роскошная.

Мне стало нехорошо при виде своего временного жилища. С другой стороны, я понимала, что не смогу спокойно спать в доме, где повесилась Терри. Так что придется какое-то время пожить здесь — хотя бы несколько недель. Я поблагодарила Юана, который тоже приехал взглянуть на квартиру.

Естественно, я сразу предложила Неву и Фитилю поселиться вместе со мной. Нев принял мое предложение с благодарностью. Фитиль, одиночка по натуре, засомневался. Пожив с другими, он убедился в том, что так больше привлекает к себе внимание. Мы все вместе побрели на Джубили-стрит, в очередной раз надеясь вернуть свои вещи. Однако оказалось, что входная дверь и окна заколочены. Постарались либо полицейские, либо сотрудники муниципалитета. Нам пришлось влезть в сквот с черного хода. Мы сложили все, что можно унести, в черные пластиковые мешки для мусора и снесли их к магазину Пателов; Ганеш обещал, что после работы отвезет наши пожитки на новую квартиру в своем фургоне. Ехать сейчас же он не мог; нам оставалось лишь ждать, пока он освободится. Фитиль и Нев отправились в паб, а я решила совершить прощальную прогулку по кварталу, который успела так хорошо узнать — точнее, по тому, что оставили от квартала застройщики. Правда, уходить далеко я не собиралась, но все же хоть какое-то развлечение…

Я завернула на кладбище. Вдруг из-за надгробной плиты выскочила Эдна в роли каторжника Мэгвича.

— Куда ты так спешишь, дорогуша? — осведомилась она.

— Никуда, — ответила я. — Я не спешу. — Мне стало грустно при мысли о том, что на новом месте Безумная Эдна уже не остановит меня.

Я присела на могилу. Эдна села рядом и стала рыться в карманах своего грязного пальто. Вид у нее был взволнованный, как у девочки, которая выучила новый фокус и которой не терпится его показать.

Наконец, она извлекла из кармана золотистую пачку сигарет «Бенсон и Хэджис», очень чистую и не мятую. Повертела ее в руках, потыкала ногтем, торчащим из перчатки. Несколько раз благоговейно погладила сигаретную пачку, аккуратно вскрыла и очень гостеприимно предложила мне сигарету.

Я отказалась, но она все тыкала в меня золотистой пачкой, глядя мне в глаза. Ей, наверное, приятно было угощать других и хотелось понять, оценила ли я такую красоту. Будь у нее в руках слиток золота, она и то не выглядела бы счастливее. Эдне не терпелось поделиться со мной радостью.

— Очень красиво, Эдна! — воскликнула я, но от сигареты все равно отказалась.

Немного приуныв, Эдна вытянула сигарету для себя.

К моему удивлению, у нее оказались и спички: картонная упаковка из тех, которые бесплатно раздают в барах и ресторанах. Видя, как она силится зажечь спичку, я предложила ей свою помощь. Оторвала картонную спичку, чиркнула ею по серной полоске и дала Эдне прикурить.

Перед тем как вернуть ей картонку, я прочла, что на ней было написано. Это были спички из уинчестерского бара. Эдне не понравилось, что я так пристально рассматриваю ее собственность и вообще держу спички в руке. Она выхватила у меня картонку и спрятала вместе с драгоценной пачкой сигарет. Где? Я решила лучше даже не думать. Из ее драных митенок торчали пальцы, изуродованные ревматизмом. Конечно, Эдне уже нельзя жить под открытым небом на кладбище. И все же я живо представила, сколько трудностей ждет того, кто задумает ее переселить. Ей здесь нравилось. Запах от нее шел малоприятный и довольно сильный, и я отодвинулась как можно дальше.

Неподалеку от нас в высокой траве улеглись две кошки и, прищурившись, наблюдали за нами. Еще одна свернулась клубочком и спала на могиле. Рядом с Эдной обычно всегда можно было увидеть нескольких кошек. Видимо, они приняли ее в свою стаю.

Пока Эдна радостно дымила сигаретой, я сообщила, что меня переселяют во временную квартиру.

— Купи домик в Челси, — посоветовала Эдна. — Челси — славное местечко. Какие там устраивают роскошные приемы! Хотя некоторые считают, что там живут прожигатели жизни. — Она хрипло закашлялась, потому что не привыкла курить целые сигареты.

Эдна мысленно унеслась в те времена, когда только начала выезжать в свет — не знаю уж, когда это было. Понятия не имею, сколько ей лет. Мне она всегда казалась невероятно старой.

Я объяснила Эдне, что завишу от местных властей и мне пока нельзя уезжать из своего округа. Она в ответ что-то невнятно пробормотала и принялась рыться в пластиковых пакетах, которые вечно таскала с собой. Дым попал ей в глаза, и она прищурилась. Обычно Эдна обходится окурками, которые собирает в урнах и сточных канавах… Вспомнив новенькую золотистую пачку, я спросила:

— Что, Эдна, решила шикануть? Бычки надоели, теперь ты сигареты покупаешь?

— Он их обронил, — буркнула в ответ Эдна. — И не заметил. А я увидела. И меня он не заметил. Он шел здесь. — Она махнула сигаретой, указывая на тропинку в высокой траве и покосившиеся памятники.

— Кто — он? — Ответ меня не слишком интересовал, я спросила только так, чтобы поддержать разговор. Сегодня Эдна казалась относительно разумной.

— Какой-то молодой хлыщ, — ответила Эдна. — Не местный. Хорошо одетый. Машину он оставил вон там… — На сей раз она ткнула пальцем себе за спину. На соседней улице между домами есть небольшая площадка, куда можно попасть через дыру в ограде. Раньше площадка служила стоянкой для малинового микроавтобуса преподобного Илая. — Не люблю чужаков. Являются ко мне и твердят, что мне больше нельзя здесь оставаться. Ну а где мне тогда жить? И потом, как же кошки? Я всем объясняю, что должна заботиться о кошках. Так что, когда явился этот, я спряталась и стала за ним следить. Сразу поняла, что ничего хорошего от него ждать не приходится.

Волосы у меня на затылке встали дыбом.

— Откуда ты знаешь, Эдна?

— Он так себя вел. Все время пригибался, вилял между памятниками, как будто не хотел, чтобы его увидели. Так ему не терпелось спрятаться, что меня он просто не заметил. Я стояла вон там. — Она махнула в сторону разросшихся кустов.

Меня не удивило то, что чужак ее не заметил. В грязном пальто непонятного цвета, бесформенная, Безумная Эдна прекрасно сливалась с окружающей местностью. Я часто сама проходила мимо нее и страшно пугалась, когда она со мной здоровалась. Эдна, как и ее кошки, умела сидеть совершенно неподвижно и наблюдать. Я как-то видела, как она сидит на траве в окружении своих подопечных и только моргает, а они моргают в ответ. Иногда мне кажется, что в кошек вселяются души мертвецов, похороненных на этом кладбище. И меня нисколько не удивляет то, что Эдна умеет с ними общаться.

— Эдна, когда, говоришь, ты видела того типа?

— Наверное, вчера… — Эдна подняла на меня мутный взгляд. Для нее все дни были похожи один на другой.

Я спросила ее, видела она незнакомца утром или вечером, но она не помнила. И все же Эдна не до конца утратила связь с окружающей действительностью. Неожиданно она спросила:

— Дорогуша, а правда, что твоя соседка повесилась? — В ее слезящихся глазах мелькнула искра любопытства.

— Правда, Эдна.

Она затянулась сигаретой, глядя куда-то перед собой. Невозможно было понять, о чем она думает. По-моему, она не удивилась и не испугалась. Даже ее любопытство теперь, когда я подтвердила слух, угасло.

Я поняла: бесполезно пытаться что-то выяснить у Безумной Эдны. Вполне возможно, она видела того же типа, что и Ганеш. Но мы никогда не сумеем установить наверняка.

Вдруг Эдна встрепенулась и доверчиво наклонилась ко мне:

— Хочу кое-что тебе показать!

Ненадолго я воспрянула духом. Что еще она нашла?

Напрасно я надеялась!

Она повела меня в угол кладбища и с гордостью показала новорожденных котят, еще слепеньких, которые пищали в потрескавшемся каменном склепе. Надпись на камне увековечивала Джосаю и Хепзибу Уилкинс, которые умерли в течение недели от инфлюэнцы в 1819 году, оставив после себя семнадцать детей. Значит, родители оставили достаточно, чтобы сироты не бедствовали, раз дети смогли соорудить им хороший памятник. А может быть, старшие дети позаботились о младших.

Факт оставался фактом: если о чем-то спросить Эдну, вряд ли получишь вразумительный ответ. Возможно, она — ценный свидетель, а возможно, нет. Ее саму волновали только ее обожаемые кошки. Она все время спрашивала, что будет с ней и с ними, если застройщик все же добьется разрешения на перенос кладбища в другое место.

Я выгребла из карманов всю оставшуюся у меня мелочь, протянула Эдне, и она сунула ее в какое-то потайное место в своем грязном пальто.

— Заходи еще! — пригласила она, когда я встала.

Нам позволили забрать из сквота нашу жалкую мебель. Мы перевезли ее на новую квартиру в несколько приемов. Конечно, не сами, а в фургоне Пателов. Потом с трудом взгромоздили вещи на шестой этаж, проволокли по сырому, продуваемому всеми ветрами общему балкону, на который выходили мрачные, облезлые двери. Некоторые из них были заколочены. Я заметила, что квартиры, в которых еще оставались жильцы, забаррикадированы прочно, как средневековые замки. Все указывало на то, что радушный прием нам тут не светит.

Саму квартиру перед моим вселением прибрали и вымели, но она все равно выглядела так, словно в ней недавно произошло восстание. Осклизлые стены все в трещинах, плинтусы оторваны. Раковина на кухне накренилась под очень странным углом. Поэтому посуда, если ее поставить на сушилку, соскальзывала вниз.

Фитиль, сбитый с толку больше обыкновенного, бродил по квартире, стуча по трубам и со скрипом открывая дверцы кухонных шкафчиков. Наконец, он с радостным видом воскликнул:

— Есть!

Преисполнившись дурных предчувствий, мы с Невом застыли на месте. Испугались, что Фитиль сейчас извлечет из темного угла какую-нибудь мохнатую тварь, которая здесь обитает.

Он повернулся с пустыми руками, зато с торжествующим видом и объявил:

— Я все понял, Фран! Это не та квартира. Тебе просто по ошибке дали не тот ключ!

Я вздохнула. Мне бы очень хотелось, чтобы Фитиль оказался прав. Как можно осторожнее я объяснила ему: нет, в муниципалитете не ошиблись. Как бы ужасно ни выглядела квартира, она должна стать нам родным домом.

Фитиль покачал головой:

— Не может быть! Слушай, наш сквот хотят снести, а ведь его состояние куда лучше. Я тебе точно говорю, Фран, они что-то перепутали.

Мне пришлось долго убеждать его в том, что все правильно. Наконец, согласившись с моими доводами, Фитиль нахмурился и буркнул:

— Вы как хотите, а я здесь жить не буду.

Его слова задели меня до глубины души: ведь я великодушно предложила ему крышу над головой. Уж кому бы возражать, но не Фитилю… Но он сказал, что ему предложили место в хостеле. Он сходит и выяснит, какие там условия. В полиции ему велели какое-то время никуда не отлучаться. Возможно, он еще им понадобится. Но если в хостел не пускают с животными, он там не останется.

Я напомнила Фитилю про Безумную Эдну. Если в хостел в самом деле не пустят с псом, можно оставить его у Эдны на кладбище. Псу там наверняка понравится, да и на Эдну, хоть она и ненормальная, в таких делах все же можно положиться.

Но Фитиль и слышать не хотел о расставании со своим любимцем, даже на время. И потом, он считал, что кошки способны наброситься на пса всей стаей. Он такое уже видел.

Я облокотилась о перила балкона и смотрела ему вслед. Он шагал по опустевшей улице с рюкзаком за плечами. Пес трусил рядом.

Юан, который нравился мне все больше и больше, пообещал раздобыть какую-то мебель через своего знакомого, который работал в Армии спасения. Мы обнаружили, что в квартире есть горячая вода. Я страшно обрадовалась. Целую вечность не жила в доме с горячей водой. Пока Нев растаскивал по углам наши небогатые пожитки, стараясь сделать жилище обитаемым, я целый час драила ванну, а потом напустила туда воды, забралась в нее и немного понежилась, разглядывая трещины в потолке и большую дыру в стене, откуда выломали бачок унитаза.

Нам с Невом недолго суждено было жить вдвоем. На следующий день нагрянули его предки. Я не удивилась, увидев их. Думаю, что и Нев тоже не удивился. С тех пор как он вошел в дверь моей квартиры, у него был какой-то обреченный вид.

Его отец встал посреди гостиной, пятки вместе, носки врозь, прямой, как кочерга, сцепив руки за спиной, будто инспектировал войска. Мать смотрела на меня с выражением школьной директрисы, которая хочет за что-то отругать меня.

О своей школе я уже говорила. Мать сбежала и бросила нас с папой, когда мне было семь лет, поэтому меня воспитывали отец и венгерская бабушка Варади. По-моему, отцу казалось: из-за того, что мама нас бросила, он обязан расшибиться ради меня в лепешку. Посторонним я говорила, что моя мама умерла. Для меня она в самом деле все равно что умерла, ведь я не знала, где она и что с ней. Папа и бабушка Варади экономили на чем только можно, чтобы я ходила в частную школу для юных леди.

С первого дня, как только меня отдали в ту школу, я то и дело попадала в неприятности; к тому времени, как мне исполнилось пятнадцать, отцу сказали, что мое дальнейшее обучение нецелесообразно. Они имели в виду, что ждут не дождутся, когда я от них уйду.

В характеристике, которую мне выдали, было написано: «Франческа необычайно умна, однако ей недостает прилежания. Она упорно отказывается воспользоваться теми преимуществами, которые предоставляет ученицам наша школа».

Мне в жизни не было так стыдно, как в тот день, когда отец прочел эту характеристику. Они с бабушкой Варади в буквальном смысле лишили себя всех радостей жизни, лишь бы я училась в дорогой школе, а я так подвела их! Меня охватило раскаяние, но было уже поздно. Я любила папу и бабушку; мне не хотелось их огорчать. Просто так вышло.

Возможно, мне было бы легче, если бы они рассердились, кричали на меня, топали ногами. Но этого не произошло. Папа даже сказал:

— Ничего страшного, desem^[8], — и обнял меня, потому что боялся, как бы не обиделась я!

Бабушку Варади пришлось долго отговаривать от похода в школу, потому что она грозила избить директрису. У нас в роду по бабушкиной линии сплошные гусары. Дома хранились портреты некоторых из них, правда выцветшие. Помню, я разглядывала лица предков с нафабренными усами, в доломанах со шнурами, лосинах и начищенных сапогах. Бабушка искренне верила, что ответом на любую беду может стать кавалерийская атака.

Я ушла, закрылась в своей комнате и разревелась. Потом я обещала себе, что больше никогда не буду вести себя так по-идиотски. Обещания своего я не сдержала.

Итак, Портеры-старшие заломили бедняге Неву руки за спину и вывели его на улицу. Его увезли в золотую клетку, которую они называли домом. Судя по тому, как родители с ним разговаривали, они считали, будто ему четыре, а не двадцать четыре года. Хуже того, они намекнули, что их близкий друг, главный врач какой-то хорошей клиники, хочет испробовать на Неве замечательные новые способы лечения. Светило науки наверняка справится с его нервным расстройством!

Перед уходом Нев попросил:

— Фран, не пропадай. Оставляю тебе свои книги!

— Спасибо, — ответила я, хотя и понимала, что вижу его в последний раз. Поэтому я добавила только: — Удачи!

Наше расставание казалось настолько неизбежным, что он с таким же успехом мог бы отказать мне свои книги в завещании.

Мать Нева наградила меня весьма неприязненным взглядом. Его отец все то время, пока они были у нас, делал вид, будто меня нет. Так он поступал со всеми и со всем, с чем не в состоянии был справиться — например, с болезнью бедного Нева.

Я поняла, что моя жизнь изменилась навсегда. К добру или к худу? Скорее всего, к худу.

Примечания

8

Милая моя (венг.).