Накажи себя мной

Энканта, 2021

Тома не считала себя извращенкой, пока все не перевернул разговор с девушкой, практикующей БДСМ. Внезапно она поняла, что тоже хочет погрузиться в этот мир и реализовать давнюю сексуальную фантазию, в которой фигурирует принуждение, наручники и сексуальный парень в форме. В БДСМ-клубе ей предстоит встреча с настоящим полицейским и тем, кто лишь притворился им, настоящими доминантами и теми, кто лишь хочет ими быть. Каждый из мужчин окажется не тем, кем хочет казаться. Второй роман серии «БДСМ-клуб „Сабспейс“» ВНИМАНИЕ: строго 18+, роман содержит подробное описание БДСМ-практик и свинг

Глава 4

Руки Томы тут же оказались за ее головой — он крепко удерживал их одной ладонью, а вторую положил на грудь, мягко поглаживая. Его колено прижало подол платья, дополнительно фиксируя ее в лежачем положении, а свободной рукой он продолжал мучительно медленно ласкать ее, наблюдая за лицом. Тома дважды открывала рот, чтобы что-то сказать, но закрывала, так и не придумав, что.

Ей было неловко вот так молча лежать, не шевелясь — она привыкла всегда отдавать партнеру больше, чем получала. Активно ласкать, дарить наслаждение… с прижатыми за головой руками все ощущалось так странно, словно чего-то очень сильно не хватало, и это вызывало тревогу. Особенно когда ее тело начало реагировать на ласки, и Тома поняла, что откровенно и очень пассивно наслаждается.

С ее губ сорвался стон — потом еще один, когда он немного отпустил подол и задрал его, начиная ласкать между ног. Два пальца бесцеремонно проникли внутрь, в уже очень влажное лоно.

— Интересно, это не унизительно? — еле слышно спросил он.

— Что?

Еле соображая, Тома приподняла ресницы, замирая и настораживаясь от его вопроса.

— Когда течешь вот так и стонешь под тем, кто тебя отодрал по попе, — пояснил он, глядя в глаза.

От ее лица отхлынула кровь, а затем она почувствовала, как кожа в мгновение ока приобрела свекольный оттенок, и даже в глазах полыхнуло красным. Рванувшись из его рук, она только что не зарычала — но дом был готов и засмеялся, удерживая ее:

— Идем наверх. Там подерешься со мной. Я дам фору, — явно забавляясь, предложил он. Тома сузила глаза и, изловчившись, вцепилась зубами в запястье — он не сразу успел отодвинуть руку, и на коже остались заметные отметины. Но мастер только снова хмыкнул, и в его глазах что-то блеснуло:

— Ах, ты, сучка.

Он встал, поднял ее, извивающуюся, в воздух, и закинул на плечо. Мир перевернулся — а висеть к тому же было страшно. Но злость перехлестывала:

— Пусти. Немедленно поставь меня!

— Ага, — сказал он и хлопнул по попе так, что звук выстрелом отозвался в ушах, а боль на несколько секунд парализовала. И это видела и слышала, наверное, добрая половина клуба. А сейчас все зеваки с интересом наблюдают, как ее несут кверху попой на второй этаж, словно она была подстреленным животным на плече у охотника.

Осознав это, Тома пришла в ярость и вцепилась ногтями в его спину. Она старательно царапала все то время, что он тащил ее вверх по лестнице, но получалось плохо — ногти все время проскальзывали по ткани рубашки из-за тряски. А когда вновь оказалась на ногах, в глазах резко потемнело, и времени, чтобы броситься на него снова из удобной позиции, не хватило — уже через несколько мгновений он взял ее за шею и как котенка втолкнул в слабо освещенную комнату, захлопнув за ними дверь.

Отлетев на несколько шагов, тяжело дыша, Тома злобно уставилась на него. Она плохо соображала, осознавая лишь то, что очень сильно зла и также сильно возбуждена.

— Иди сюда, — улыбаясь, позвал дом от двери и поманил рукой. Ее глаза сузились в ответ сами собой: он явно желал отлупить ее еще сильнее, и если она бросится на него с голыми руками, то сразу проиграет. А хотелось обязательно треснуть его хотя бы разок, чтобы почувствовал.

Быстро оглядевшись по сторонам, Тома сориентировалась: справа кровать, слева огромная доска на стене с орудиями пыток. Шкаф, пара кресел. И Михаил между ней и дверью. Хорошо бы треснуть его чем-нибудь побольнее и сбежать. Подлетев к стене с развешанными девайсами, она наугад схватила первый попавшийся стек.

— Ой, не советую, — тихо сказал он, покачав головой, и сделал шаг в ее сторону.

— Я тебя сейчас ударю, — предупредила Тома, раздувая ноздри.

— Допустим. Но потом знаешь, что с тобой будет?

Он сделал еще один шаг, не спуская взгляда со стека, который Тома держала наизготовку.

— Ты меня не запугаешь.

— Ага, — сказал он, и вероломно быстрым движением оказался рядом, перехватывая руку.

До обидного легким поворотом он выкрутил ее запястье так, что Тома вынужденно выпустила этот девайс, а затем снова поднял и швырнул на кровать. Вскрикнув, она сгруппировалась, чтобы не упасть на пол, когда матрас спружинил, и вцепилась в покрывало руками, а дом успел сорвать с себя рубашку и сразу затем бросился на нее всем своим огромным телом, придавливая к кровати.

Она ожесточенно сопротивлялась еще минуту, пока он полностью не обездвижил: перехватил руки, развел коленом бедра, лег между ними и прижал чуть сильнее:

— Сдавайся.

Его улыбка бесила и вызывала желание зарычать от бессилия:

— Ни за что, засранец.

— Ты не можешь так говорить с домом. Поставить тебе кляп?

— Не смей. Не смей!

Протянув цепь со спинки кровати, он быстро и ловко закрепил ее руки. Потом задрал платье вверх до локтей, оставив ее голой, и широко развел ноги, тоже фиксируя их в цепях. После чего встал, заметно довольный собой, и расстегнул брюки:

— Еще одно слово — и будет кляп. Ты можешь кричать и плакать, издавать любые звуки — но чтобы ни слова, ясно?

Тома открыла рот и закрыла. Она все еще была в легком шоке от того, что так быстро оказалась перед ним полностью обнаженной. А ее внимание было теперь приковано не столько к его словам и угрожающему тону, столько к члену — красивому, гордо стоящему и довольно крупному. Но как же он ее злил.

И все же кляп она не хотела — ей хотелось быть уверенной, что она сможет произнести стоп слово, если что. А потому пришлось молча наблюдать, как он надевает презерватив и снова присоединяется к ней на кровати.

— Интересно, что ты сделаешь, если отпустить тебе руки? — с интересом спросил он, сближая расстояние между их лицами до минимального, заглядывая в глаза, — попробуем?

Тома раздула ноздри, тяжело дыша, когда он снимал наручники с ее запястий, стаскивал платье. И почти сразу она стала бить его с тихим рычанием — по плечам, груди. Но стоило только попытаться заехать в лицо, как он перехватил обе руки, зажал за головой и переместился, резким безжалостным рывком входя в ее разгоряченную текущую киску. Большой, горячий… такой же разозленный, как она.

Запрокинув голову, она застонала, сжимая его внутри, сгибая ноги, насколько позволяли цепи. Сладкая боль… сладкая ярость. Он начал трахать ее, с каждым ударом входя все жестче, пока она не закричала, уже совсем не контролируя себя и ничего не соображая. Последнее, что она еще помнила перед окончательным забытьем, как вцепилась в его плечо зубами и как он стал двигаться внутри еще жестче, словно пытаясь размазать по кровати.

Приходя в себя на его влажной широкой груди, Тома с опаской подняла ресницы и посмотрела в лицо: уставшее, но не сердитое.

— Прости. Я не всегда такая.

— Ничего. Тебе надо было куда-то деть эти эмоции. И обращайся ко мне на «вы», мы все еще в игре.

Он лениво потрепал ее по плечу.

— Простите, мастер.

— Так лучше. Иди в душ, я после тебя.

Спустя четверть часа, освеженная и преисполненная стыда, она полностью остыла и ждала его на кровати. Этот мастер согласился поиграть с ней, чтобы сделать приятно, а она набросилась на него, как бешеная, вместо того, чтобы подчиняться и хотя бы попытаться вникнуть в местные правила. К тому времени, как он вышел из ванной, Томе хотелось забиться под кровать, чтобы спрятаться от собственных мыслей. Она повела себя как полная дура.

— Ты в порядке? — негромко спросил ее временный дом, появившись на пороге ванной полностью голым, если не считать небольшого полотенца на бедрах. Довольно габаритный, сильный и хорошо накаченный для мужчины явно старше сорока. Но фигура неидеальна — к ее большому облегчению. Ей никогда не нравились красавчики с идеальной фигурой, и худых она не любила. Такие крепкие, полные, здоровенные мужики — самое то. Ей всегда нравилось чувствовать себя намного меньше.

— Да, я… извините меня, пожалуйста, — тихо сказала она, ковыряя простыню пальцем.

— Опять за драку? Или ты успела еще что-то натворить?

Он оглянулся с таким видом, будто ожидал увидеть что-то вроде разбитого окна, и Тома слабо улыбнулась:

— За драку.

— А, так я тебя за это еще накажу, не волнуйся. А пока давай-ка на колени. На пол. Живо.

Тома ощутила, как сердце в груди пропустило удар. Так они еще играют? На самом деле? С каждым словом его тон быстро становился холоднее — так, что слово «живо» могло заморозить на лету небольшую птичку. Сама не помня как, она в мгновение ока соскользнула с кровати и послушно, хоть и не слишком изящно, бухнулась перед ним на колени.

— Сейчас я дам тебе небольшой урок, — сказал он, пока она разглядывала его ступни — крупные пальцы, аккуратно подстриженные ногти… слишком аккуратно. Неужели он делал педикюр?

В какой-то момент она поняла, что немного напугана. Теперь, когда вся злость была выплеснута, ее накрыло неловкостью и страхом, а потому было проще размышлять о его ногтях, чем о том, как он взял в руку трость и касается кончиком ее спины. Она не хотела получить удар такой штукой — по-настоящему не хотела. Сказать желтый? Но он ведь еще не ударил… с другой стороны, если ударит, будет уже поздно.

— Не думай, — сказал он довольно резко и легонько шлепнул ее — не тростью, ладонью по плечу. Тома вздрогнула всем телом, но слабо улыбнулась: значит, он не ударит ее этой штукой. Медленно выдохнув, она подавила улыбку.

— И не расслабляйся, — таким же резким тоном добавил Михаил и шлепнул ее тростью по попе.

— Ай!

Тома подпрыгнула на месте. Удар получился легоньким, но больно было всерьез — из-за того, что попа уже стала чувствительной после шлепков.

Гневно воззрившись на него, она раздула ноздри, но тут получила новый удар.

— Глаза — вниз, — холодно сказал он, выдерживая ее взгляд и заставляя отвести его. Тома покраснела до ушей и опустила ресницы. Черт. Она не понимала, что чувствует. Как странно. Одновременно хотелось дерзить ему, драться и подчиняться. А еще — это возбуждало, и от этого возникало безумное желание как-то уговорить его трахнуть ее снова.

— Я сказал: не думать. Итак, маленький урок подчинения. Я говорю — ты выполняешь. За каждую ошибку ты будешь получать удар тростью. Если ты сделаешь больше пяти ошибок — получишь кляп и, возможно, анальную пробку. Ясно?

— Да, мастер.

— Хочешь пробку?

— Нет!

Возглас Тамары прозвучал так отчаянно, что Михаил даже засмеялся:

— Наклонись и раздвинь ноги.

— Мастер, пожалуйста.

— Да не для этого, глупая саба. Просто хочу посмотреть на тебя.

Он снова засмеялся, а Томе ничего не оставалось, как выполнить приказ, с пылающими от унижения щеками. Злость опять начала зарождаться в животе как глухое ворчание, и она даже подумала, что хочет встать и уйти. Вот только ее тело считало иначе, и внизу даже заболело от желания.

Когда кончик трости скользнул сзади к самому интимному местечку и коснулся клитора, она невольно прикрыла глаза и широко открыла рот, дернувшись. И даже его смех не помешал наслаждаться этой лаской: с филигранной точностью и осторожностью он провел полированным кончиком по клитору, покружил вокруг него и слегка нажал на вход во влагалище:

— Хочешь меня?

— Да, мастер.

— Встань в коленно-локтевую.

— Но я и так…

— Делай, что говорят.

Получив резкий удар по бедру, Тома невольно прогнулась чуть сильнее, и тут же почувствовала, как он раздвигает ее бедра ногой — еще шире. А затем на попу опустилась горячая большая ладонь и крепко сжала — до легкой боли.

— Вот это правильная коленно-локтевая. Когда я говорю — ты прогибаешься подо мной, ясно? До конца, — прошептал он на ухо, наклоняясь так низко, что едва не лег на нее. Тома еле дышала, когда он положил ладонь на затылок и легонько прижал ее голову к ковру. Ее прическа растрепалась: косы теперь развалились окончательно, волосы лезли в лицо.

— Больно? — с садистским любопытством в тоне осведомился он.

— Да, — прошептала она, облизывая пересохшие губы.

— Неудобно?

— Да, мастер. Пожалуйста, можно я немного…

— Нельзя. Боишься меня?

Тома задохнулась и стиснула зубы, но страх и иррациональное удовольствие от этой боязни на этот раз пересилили злость. И ей захотелось подчиниться.

— Немного, — согласилась она, прикрывая глаза.

Сжатие на ягодице превратилось в поглаживание, а затем он снова сжал — и снова ласкал ее, пока его пальцы не коснулись ее киски. Тома издала тихий стон, но стоило лишь начать наслаждаться, как они отдернулись, и вместо нежности она схлопотала звонкий шлепок. Очень болезненный и обидный — такой, что на глазах даже выступили слезы.

— Ай! За что?

— За драку. Я ударю еще пять раз. И каждый следующий будет больнее.

— Ой, нет. Пожалуйста, не… АЙ!

Второй шлепок заставил содрогнуться всем телом — отдача ощущалась даже в макушке. Слезы потекли по щекам.

— Больно?

— Да. Очень. Пожалуйста, не надо сильнее.

— Серьезно?

— Да, — Тома сглотнула слезы и перевела дыхание, когда поняла, что он действительно услышал ее.

— А как же тебя наказать?

— Хочешь, я сделаю минет? Пожалуйста.

— Конечно, хочу.

— Спа…

— Хочу, но это не наказание. Потом отсосешь. Давай-ка все-таки пробку тебе поставим.

— Нет.

— Неужели?

Она готова была поклясться, что расслышала тихий смех из-за спины, но сама не ощущала никакого веселья.

— Да. То есть нет. Не надо, серьезно, — Тома застыла от страха, боясь даже пошевелиться. Дом явно веселился, а она пребывала в полном замешательстве: ни порки, ни анальной пробки не хотелось. Это пугало так, что даже возбуждение начало проходить.

— Ты не пробовала анальный секс?

В его голосе теперь слышался явный смех, и Тома с облегчением помотала головой. Если смеется — значит, не злится. А если не злится — может, смилуется над неофиткой.

— Ладно. У тебя будет другое наказание. Поднимайся.

Когда Тома выпрямилась и встала, выражение лица Михаила ей совершенно не понравилось. Он явно что-то задумал, и это что-то возбуждало его — что было видно невооруженным глазом не только по глазам, но и по брюкам.

А затем он подошел к тому углу, где размещались девайсы, но неожиданно не выбрал ни один из них, а, наоборот, положил трость на место и достал из кармана телефон. Но, словно почувствовав ее взгляд, обернулся и недовольно уставился прямо в лицо:

— Сядь на кровать, саба. Руки на колени, глаза в пол. И если хотя бы шевельнешься — клянусь, ты получишь оставшиеся четыре удара, ясно?

— Да, мастер.

Тома опрометью бросилась исполнять приказ, чувствуя, что его терпение на исходе — и не удивительно. Наверняка ему никогда прежде не попадалась такая несговорчивая саба. Уже глядя в пол, а, точнее, на свои руки, аккуратно лежавшие на коленях, она тихонько вздохнула. В фантазиях подчиняться было намного легче. Почему только она не способна продержаться дольше тридцати секунд? Ведь, если честно, он ничего такого ужасного с ней пока не делал. Словно внутри нее сидел какой-то чертик, норовящий испортить всю игру.

Ей просто надо взять себя в руки, и с этой же минуты пообещать себе, что будет подчиняться. Просто подчиняться ему, чтобы доставить хоть немного удовольствия… Но зачем ему телефон?

Не удержавшись, она подняла глаза, и Михаил цокнул языком, тут же поймав ее взгляд. Тома зажмурилась и сжалась. Ударит или не ударит? Но он все стоял на том же месте, копаясь в телефоне.