На стеклах закрытых дверей

Эндрю Лапкин

Представьте себе, что наш мир вот уже 13 лет не видел ночи. Раскалённый асфальт, моторы машин на последнем дыхании, а ваш холодильник умоляет приставить к нему пистолет и нажать на спусковой крючок.Молодой Томас, ярый приверженец культа Гелиоса, пытается не сойти с ума от жары и видений, в которых повелитель пытается ему что-то сказать.Что делать, если ты один, кто наиболее близок к новому Богу? Быть может ждать наступления долгожданной ночи?

2

Тр-р-р-бам! — донеслось с кухни. Холодильник напомнил Тому о том, что тоже страдает от жары и вот-вот загнется. Поднявшись на ноги, он подошел к окну и открыл жалюзи. Острым лезвием солнечный лучик полоснул его прямо по глазам. Щурясь от солнца, Томас пытался рассмотреть город, который вот уже тринадцать лет не видел ночи. Постепенно привыкая к яркому свету, ему удалось сфокусировать взгляд на простиравшуюся вдаль городскую улицу.

Облизав потрескавшиеся сухие губы, он, преклонив голову, опустился на колени и развел руки в стороны, имитируя крылья ангела, готовящегося воспарить.

— Что ты пытаешься мне сказать, Всемогущий? Что означает этот сон? — кудрявые пряди слегка тряслись, пока он продолжал едва слышно бормотать. — Ты хочешь меня предостеречь или наказать за уже совершенные ошибки?

Томас поднял голову и посмотрел на Солнце, а потом провел взглядом по городу: из-за царившей жары он был похож на мираж — все его дальние уголки представляли собой нежные мазки коричневой и серой краски, изредка с вкраплениями темно-красного.

— Я не понимаю. Не понимаю! — он приподнялся и уперся руками в подоконник. — За что ты изводишь нас? Чем мы тебя так прогневали? — Том треснул рукой по стеклу и почти прорычал. — Чего ты молчишь?!

Отдышавшись, он прошел на кухню, распинывая по дороге грязные носки и майки, которые он планировал забросить в стиральную машинку еще пару дней назад. Рывком открыв дверцу холодильника, Томми с яростью схватил кувшин с водой, а потом принялся наполнять по очереди три стакана, которые стояли в ряд на столе. Первый он осушил, даже не моргнув.

— А теперь? Что ты на это скажешь?! Нет? — он поднял второй стакан и выпил его, но уже с меньшим усердием.

— Всемогу-у-щи-и-й? А-у-у! Вы где? — Томми приставил руку к уху. — Вы меня слышите? Если да, то отзовитесь! Потому что я Вас не слышу!

В руках Томпсона был третий стакан, он снова вернулся к окну, где минуту назад смотрел на тающий город. На улицах копошились люди-точки, игрушечные машины пытались как-то лавировать в огромном потоке, а Гелиос всё молчал.

— Знаешь, наверное, я погорячился, — Томпсон расхохотался. — Мне нужно остудить свой пыл. Нет, нет! НАМ всем нужно остудить свой пыл! — он поднял стакан с водой до уровня глаз, чтобы, как ему казалось, он был на одном уровне с солнцем.

Покрытое капельками прозрачное стекло слегка сверкало, напоминая глаза Гелиоса во сне. Томми стал медленно переворачивать стакан, создавая тоненькую струю воды.

— П-ш-ш-ш, — тихо шипел он, расплывшись в улыбке, — п-ш-ш-ш. Уходи, чертова жара…

Солнце как-то неестественно блеснуло и что-то обожгло ладонь. Томми одернул руку, и стакан вдребезги разбился. Весь пол был теперь устлан десятками крохотных осколков.

Прижав ладонь к себе, он снова смотрел на солнце, вот только улыбки на лице Томаса Томпсона больше не было.