Компиляция. Введение в патологическую антропологию

Энди Фокстейл, 2013

Три ангела-хранителя смотрят на своих подопечных. Кто-то из этих людей должен сейчас умереть. Это предопределение, изменить которое вне ангельской компетенции. Градус накала тотального компилятивного беспредела давно превысил все мыслимые нормы. Спасти сюжет или, на худой конец, попытаться его спасти, может только допущение. Бессмертную сущность трудно чем бы то ни было удивить. И уж в любом случае не удивляет ее непрочность и зыбкость всего человеческого. Абсолютный Игрок – это тот, кто играет теми, которыми играют. Но допустим, что есть иное измерение и другая логика истории. «Ангел, незримо витающий над их головами, торжествует. Проект удался на славу, несмотря на обилие черновой работы. Вот он собирает ошметки Джона До после взрыва, прогремевшего в квартире Тима, и кропотливо подгоняет их один к другому, придавая покойнику максимально презентабельный вид». Любой производственный процесс требует побочного расходного материала, необходимого для того, чтобы конечный продукт имел практический смысл. Ангелы знают, что в силах предотвратить события, повергающие их в невообразимую скорбь или, по крайней мере, минимизировать последствия. Но ангел не волен. Борьба с преумножением зла – не его специализация. Возможно, есть другие ангелы, которые выручают хороших парней. Почему их не оказывается в нужном месте и ко времени – вопрос десятый. Всякая упорядоченная система возникает из хаоса. Все допустимо. Вся музыка человечества – это только семь нот. Жизнь, которую мы все проживаем – это всего лишь пять притупленных ощущений. Анализируй все, что с тобой происходит, и не исключено, что однажды твой опыт поможет тебе научиться, самому выбирать, где и когда, в какую часть тела жизнь нанесет тебе очередной терапевтический удар. Опыт и анализ – вот тебе и рычаг Архимеда. Любой исторический факт можно считать условно истинным, лишь покуда живы его свидетели. Трудно лечить отдельно взятого человека. Зато легко и приятно лечить человечество. Обнажать социальные язвы. Ковыряться в них своими наманикюренными дотошными пальцами, облаченными в толстокожий презерватив собственного морального здоровья. Если не получается жить с достоинством, всегда можно достойно умереть. Ангел на люстре беззвучно вздохнул…

Тим

Из всех ничтожнейших человекообразных существ, когда бы то ни было населявших планету, Тим, пожалуй, был самым ничтожным. Если Господь Бог не одаривает человека талантом, он дает ему в руки ремесло. Какой-нибудь ручной навык. Работу, которая удается ему лучше, чем другим. То, что делает его уникальным. Пусть даже в сущей мелочи. Вроде взбивания пуховых перин или утреннего омлета.

Тим же был обделен и этим. Наверное, у Творца был выходной, когда безвестных родителей Тима угораздило забыть о контрацепции.

Родителей Тим не знал. По всей видимости, и родители его не очень-то знали друг друга. Тим был зачат в результате обычной животной случки на заднем сидении допотопной колымаги 70-х годов выпуска, огромной, как Ноев ковчег. Его будущий папаша ехал по ночному шоссе, мамаша голосовала на обочине. Папаша был подмастерьем сельского коновала, а мать — безбашенной малолетней сучкой, путешествующей в поисках сомнительных приключений. Их знакомство длилось ровно два с половиной часа.

Естественно, когда мамаша Тима обнаружила в себе последствия той ночной автомобильной прогулки, прерывать беременность было и поздно, и не на что. Разродилась она в благотворительном госпитале и с радостью передала дальнейшие заботы о новорожденном обществу, тем самым предопределив Тиму судьбу социального паразита. Тим легко принял свой удел и беспрекословно ему следовал вплоть до сегодняшних дней.

Стандартный набор: приют, вереница приемных семей, каждая из которых неизменно возвращала его обратно, очень быстро поняв, что толку из малого не выйдет, совершеннолетие, временные места работы, с которых Тима вышвыривали ввиду полнейшей его неспособности делать хоть что-нибудь, социальное пособие, социальное жилье, улица, мелкое воровство, пара арестов и прочие радости жизни.

Сейчас Тим обитал в загаженной донельзя квартирке на 3-м этаже дома, предназначенного под снос. Собственно, под снос должен был идти весь квартал. Последние добропорядочные обитатели покинули его больше года назад, и теперь квартал представлял из себя очаровательный гадюшник, населенный маргиналами всех сортов. В соседнем доме обосновалась коммуна хиппи. Через дом — азиатская диаспора из неустановленной страны. Еще через дом — какая-то апокалиптическая секта. Ее адепты изнуряли себя голодом и мерли, как мухи. Впрочем, как мухи они и приумножались. Откуда рекрутировались новые аскеты — оставалось загадкой. Тех же, кто отходил в мир иной, — расчленяли, запаивали в полиэтилен, паковали в почтовые ящики и рассылали через компанию «Worldwide express» по всему этому миру. В остальных домах селились одиночки — доходящие наркоманы, спившиеся бродяги, нищие непризнанные гении и просто ни на что не годные раздолбаи вроде Тима.

Тим возвращался домой. Вчера ему повезло упасть на хвост какой-то веселой компании. Всю ночь они переезжали из одного района в другой. Было много пива, много дешевого виски, временами и косячок у кого-то находился. Теперь же Тим постепенно трезвел и чувствовал себя отвратительно.

Еле-еле одолев шесть лестничных пролетов, Тим ввалился в свою конуру. И тут же понял, что пока он отсутствовал, в квартире произошли изменения. Паршивые изменения. Тим шагнул из прихожей в комнату. Кто-то вбил в потолок ржавый крюк. С крюка свисала петля. В петле болтался мертвец. Глаза мертвеца были открыты. Вместо глазных яблок в глазные впадины мертвеца кто-то вставил шарики от пинг-понга с нарисованными на них зрачками. В руках мертвец держал табличку: «Привет, Тим! Заждался тебя. Джон До.» В животе мертвеца что-то тихо жужжало. Как будто шестеренки крутились.

Тим решил обойти мертвеца кругом. Странное дело, мертвец все время был обращен лицом к Тиму. Тим делал шаг — мертвец начинал вращаться. Тим останавливался — и мертвец замирал. Тим подошел к окну и присел на подоконник. Зазвонил мобильник. Не отрывая взгляда от мертвеца, Тим медленно достал трубку из кармана и поднес ее к уху.

«Тик-так, Тим!» — произнес далекий насмешливый голос.

«Твою…» — только и успел произнести Тим, прежде чем взрывная волна вышвырнула его наружу вместе с осколками стекла, шрапнелью сорванной со стен штукатурки, обломками оконной рамы и ошметками Джона До.

Шарик от пинг-понга отскочил от асфальта и упал аккурат в открытый канализационный люк.