Девочка и стол

Энди Кейдж, 2018

Септима Хадсон – обычная девочка из музыкальной семьи. Ее родители с детства мечтали выступать вместе с Королевским оркестром, но… Джон и Лора не были достаточно талантливыми, чтобы добиться желаемого, и тогда они решают достичь его через свою дочь. Одержимые идеей родители делают все, чтобы Септима стала выдающейся пианисткой – лишают ее друзей, интересов и свободы. И когда девочка оказывается на грани срыва, в ее жизни появляется Джек – письменный стол, который помогает ей стать сильной, чтобы противостоять родителям, учителям, соперникам и всему академическому сообществу.

Посвящается девочке, которая всегда убегала.

Прошлое — мозаика, как разбитое зеркало. Когда ты собираешь его вместе — режешься, твое отражение меняется. И вместе с ним меняешься ты сам. Это может уничтожить тебя, свести с ума. Или освободить.

Сэм Лэйк¹

До

Дом, где всегда играла музыка

Седьмого июля в пригороде Лондона родилась девочка, которую вот-вот назовут Септима. Что на латыни значит «Седьмая». В музыкальной теории этим словом обозначают интервал шириной в семь ступеней. В математике это число называют счастливым простым числом. Не говоря уже о том, что вся музыка состоит из семи нот. Так что вы, наверно, уже догадались, кем были родители девочки — Джон и Лора Хадсоны (нет, не математиками) — и какие грандиозные надежды они на нее возлагали.

Детство Септимы было окутано семью нотами, которые разносились по всем уголкам дома пять на Мелоди-стрит, дома, где всегда играла музыка. Каждый день девочку знакомили с новыми произведениями классиков — Моцарта, Баха, Бетховена, Листа, Рахманинова… Их было много, этих композиторов, и каждый по-своему уникален. Музыка так и лилась в уши Септимы, но ее любимым произведением был знаменитый «Полет Валькирий» Рихарда Вагнера, потому что под эту музыка Джон Хадсон — ее отец, мужчина с темными густыми волосами и карими глазами, любящий наручные часы и полосатые рубашки, ныне юрист, и некогда скрипач, ведомый мечтой, — брал девочку на руки и дурачился, носясь по комнате как боевой самолет.

— Септи, у нас стратегически важное задание, от которого зависит судьба этого мира! Ты готова сокрушить империю зла? — говорил он, делая очередной заход над захваченным врагами диваном.

— Дя! — кричала улыбчивая девочка.

— О нет, мистер злой пульт от телевизора заметил нас, что же делать, Септи?!

* * *

Дом, где всегда играла музыка, был выполнен в белом цвете с темно-красной черепичной крышей и дверью в тех же тонах, на которой висела золотая нотка. В гостиной дома стоял большой белый рояль Steinway & Sons, с него-то и начнется эта длинная история, но чуть-чуть позже. Лора Хадсон — мать девочки, женщина со светлыми волосами и красивыми голубыми глазами, любящая японскую кухню, картины Да Винчи и усы Тома Селика, ныне риэлтор и некогда одаренная пианистка, ведомая мечтой, — любила играть на этом фортепиано по вечерам. Тем временем маленькая неугомонная Септима забиралась под рояль и внимательно слушала волшебные звуки инструмента, который делал этот дом сказочным королевством грез. Девочке нравилось засыпать под фортепиано, окутанной мелодиями, как теплым одеялом.

* * *

В один редкий солнечный день, когда теплый свет наполнил дом, началась история девочки, которая любила музыку. Маленькая Септима подошла к фортепиано, неумело забралась на банкетку и нажала клавишу. Воздух наполнился звуком седьмой ноты и детским смехом. Это особый вид смеха, о котором мы часто забываем. Взрослые смеются, когда кто-то шутит, дети — потому что им по-настоящему весело.

Джон и Лора были так рады увидеть свою дочь за роялем, что потеряли дар речи. Они замерли, боясь спугнуть девочку. Но Септима продолжала колотить по клавишам самым нелепым образом: кулаками, ладонями и даже пару раз локтем.

Если бы вы были рядом и по меньшей мере думали, что разбираетесь в музыке, то могли бы услышать неплохой авангардный джаз. Правда, это бы значило, что в музыке вы все-таки не разбираетесь.

Правильный вопрос

Прошел год, и легкомысленное увлечение фортепиано стало обретать форму мечты. Но постойте, чьей мечты? А это, детектив, — правильный вопрос, сказал бы Альфред Лэннинг², но в доме, где всегда играла музыка, никто его не задал. В те дни Лора и Джон погрязли в поисках лучших учителей во всем Лондоне, которые бы смогли сделать из маленькой Септимы звезду фортепиано. Родители девочки устроили кастинг, пригласив десятки, а то и сотню претендентов. Септима лишь время от времени оглядывалась на очередного Джеймса Смита и Клару Вессон, а затем вновь возвращалась к игре простых мелодий любимого «Собачьего вальса».

За всей этой суетой с выбором преподавателей фортепиано, сольфеджио и других экспертов, которые разжуют вам все непонятные музыкальные термины, никто не заметил, что что-то изменилось в доме, где всегда играла музыка. Никто кроме Септимы Хадсон. Ее родители были так сильно поглощены встречами с новыми учителями, мечтами о звездном будущем дочери и своими амбициями, что если бы космические тентакли захватили Землю, то Джон и Лора этого бы не заметили.

* * *

Минул месяц. Септима сидела за роялем в красном платье шифт — девочка очень любила красный цвет — и играла «Колыбельную» Брамса. В дом вошла незнакомая женщина.

— Септима, познакомься, это мисс Виктория Эмери, — сказал отец.

— Она будет учить тебя играть на фортепиано, — добавила мать.

Септима обернулась и увидела в дверях девушку лет двадцати пяти в черном платье а-силуэта с ярко накрашенными губами. Она выглядела строго и очень серьезно. Таких лучше не злить. Во взгляде ее карих глаз читалась надменность и высокомерие. Но едва ли маленькая Септима это понимала, впрочем, одно точно можно утверждать — девочке не понравилась Виктория. Было в ней что-то отталкивающее.

— Здравствуйте, мисс Эмери, — сказала Септима.

— Привет, малышка, ты готова стать звездой фортепиано? — Виктория оценивала взглядом свою будущую ученицу.

— Не знаю, я просто… — попыталась сказать девочка, но ее перебил отец.

— Готова-готова, она очень талантлива. Ну же, Септима, сыграй что-нибудь для мисс Эмери, покажи, чему ты научилась за год.

Джон выглядел довольно жалко в этот момент, как пес, который принес хозяину газету. Но, кажется, так было надо. Септима не понимала, зачем взрослые выслуживаются перед другими взрослыми.

Девочка в красном платье повернулась к роялю и начала нервно играть «Собачий вальс».

Септима была послушной дочерью и знала, что если родители просят ее что-то сделать, то это не должно причинить ей вред. Но правда была иной.

Девочка впервые выступала перед незнакомым человеком, она волновалась и боялась ошибиться, поэтому ее движения были скованными, а вальс превращался в густую кашу, оставленную на плите на трое суток.

Лицо Виктории Эмери скривилось от услышанного. Казалось, она сейчас засмеется и уйдет.

— Это никуда не годится, — сказала девушка.

— Девочка просто волнуется, она может и лучше, — возразила Лора.

— Поверьте, она талантлива, — добавил Джон.

Родители Септимы умели заканчивать мысли друг друга. Это было хорошо и плохо. Что же до девочки, то в этот момент в ее груди вспыхнул огонек боли. Она готова была заплакать, ведь никто и никогда не критиковал ее игру. Но не заплакала. Септима была терпеливой девочкой.

— Конечно же я слышу, что девочка не бездарна, иначе я бы не стала тратить свое время, но для того чтобы стать кем-то, ей придется очень много работать. Очевидно, сейчас Септима воспринимает фортепиано как игрушку, ей следует быть серьезнее.

— Но она ведь ребенок, — возразил Джон.

— Эдвард Стронг.

— Простите, что?

— Мальчик-гений, выиграл конкурс пианистов имени Шопена в пять лет. Так что если вы хотите светлого будущего для Септимы, то не мешайте мне работать. Я сделаю из нее лучшую пианистку в мире.

Вот так и началось время, когда игры закончились.

Всегда есть «однако» или «но»

Виктория Эмери была красивой девушкой, любящей черные платья, и выдающейся пианисткой, отдавшей всю свою жизнь академической музыке. В Лувре не хватило бы места, чтобы вместить все ее награды. Однако. Всегда есть «однако» или «но», которое объясняет, почему выдающаяся пианистка занимается преподаванием, а не играет на сцене для аристократов, купаясь в аплодисментах и любви высшего общества. Однако, на пике карьеры Виктории поставили неутешительный диагноз — хронический артрит. Это был конец ее фортепианной истории.

* * *

Когда наши мечты сгорают, превращаясь в пепел, мы не оставляем надежду исполнить их через других людей — своих учеников, своих детей.

Примечания

1

Сэм Лэйк — финский писатель, известен как сценарист видеоигры Max Payne.

2

Альфред Лэннинг — персонаж фильма «Я, Робот» 2004 года, снятого по мотивам рассказов А. Азимова.