Личный водитель

Эн Поли, 2020

Про то, как странно встречаются люди. Про нежность, про любовь, про секс.

Банный день

В то лето я поехала к родителям править документы. Терять свой адрес проживания, выписываться. В родном городке тогда было не принято интересоваться, куда ты дальше направишь свои стопы. Спокойным женщинам в паспортном столе было абсолютно все равно. Они выписывали в никуда, не моргая глазом.

— Квартплату опять повысили. За лишнего человека оплачивать приходится, — объяснила мама по телефону за пару месяцев до этого, стараясь перекричать свист закипающего чайника. Она была уверена, что я устроюсь как-нибудь в Москве. Тем более, как она думала, я там уже устроилась неплохо, а уж сделать документы и столичную прописку для меня, такой смышленой, особого труда ведь не составит, правда? Я не стала спорить.

Из аэропорта меня забрал отец на своей старенькой Тойоте.

— Привет!

— Ну, привет.

Он неловко обнял меня и доволок мой чемодан в багажник. Через полчаса мы въехали в немного ностальгический, но почти полностью забытый мною дворик, прямо к нашему подъезду. Часть моих вещей — тех, что для вечерних танцев, я в первый день перевезла к подруге Машке: мои любимые юбки и прочие декольте в мамин «приличный» список не входили. Все остальное осталось у родителей. Ночевать у них, под настенным ковром, рисунки и завитки которого я помнила с младенчества, я могла только в трезвом виде и в человеческой одежде, что было не всегда возможно, а часто — и вовсе тяжело. Само это место превратилось в старый комикс, и перелистывать его с былым энтузиазмом и интересом я уже не могла. Поэтому в родительском гнезде я почти не оставалась, чтобы не расстраивать лишний раз. Я всегда старалась быть хорошей дочерью, что бы обо мне не думали.

В течение первых вечеров я честно выслушала новости, касающиеся дальних и ближних родственников, а также соседей и знакомых. Их лица смешивались в неопознаваемое нечто вместе с чаинками на дне отцовской чашки.

— А помнишь Лющенко из четвертого подъезда? У них сын спился, а дочка — так та все в институте.

Мне было отчасти жаль, что я не помню, кто кому приходится, и только кивала, все чаще невпопад.

Вполне очевидно, что к концу первой недели я почти полностью перекочевала к Машке, в ее съемную квартиру. Мы не привязывались к субботам и воскресеньям, чтобы устроить выходной. Я — в трехнедельном отпуске, Машка же работала в отеле с плавающим графиком, и к ночи частенько бывала полностью свободна. Дни ее смены я старалась проводить все так же с мамой, но в пятницы мы отправлялись потанцевать независимо от списка дел Машкиных или моих.

— Дико жмут эти «копыта», — морщась, бормотала Машка, в одну из наших пятниц, напяливая туфли на платформе. — Вот до первого мохито жмут, а потом — сразу нет. Странно даже, скажи?

Я осмотрела кончики своих малиновых сабо и подумала, что мне потребуется не меньше литра алкоголя, чтобы эта красивая на вид, но жутко неудобная обувка перестала жать, тереть и приносить мне любой мало-мальский ощутимый дискомфорт. Это была ужасно неудачная покупка. Чисто женская, эмоциональная, что оправдывала ее немного диковатый цвет и даже частично изуверскую колодку, что лучше смотрелась бы в витрине музея Великой Инквизиции.

— Потерпи, — сказала я, взглянув на Машку. — Всего-то — от подъезда до такси доковылять. Главное, успеть занять диван.

Речь шла не о простом диване. В тот вечер нас интересовали те, что располагались вдоль стен на втором этаже известного в городе клубешника. Дизайн придумывал хозяин, знаменитый в городе веселый мужчина родом из Болгарии. Он явно знал о том, что людям положено немножко отдыхать между танцами и крохотными стопками с водкой и ликером.

Я волновалась зря. Наш любимый диван все так же, как и раньше, ждал нас и даже не один: танцпол был пуст, у бара — всего лишь пара ранних «бабочек». Работающие граждане только приходили в себя после пятидневки и наскоро меняли офисную одежду на вечерний туалет в своих квартирах, а мы с Машкой уже занимали место в самом уютном уголке ночного клуба Х. Шар из серебряных осколков колыхался над головой, его лучи пронзали сумерки у танцевальных стоек.

Наконец, клуб начал потихоньку заполняться. В колонках надрывался какой-то новенький арабский ди-джей. Восточный ритм совсем не помогал немного грустным девочкам с подносами: они сбивались с ног и низко наклонялись над диванами, стараясь угодить вернувшимся с путины и от того сегодня щедрым рыбакам и нефтяникам-экспатам с нерусскими именами. При этом девочки умело игнорировали студентов, возможно, догадываясь, что через лет пять большинство из этих мальчиков купят билет в один конец и улетят туда, где клубов больше в сотни раз, а официантом работать не зазорно. Но это позже, а сейчас эти вчерашние, только что из школы, пацаны числились, как неплатежеспособные, а потому официанткам неинтересные.

Количество коротких юбок превышало количество мужчин, способных одарить хозяек юбок коктейлями, но нам повезло. Нам всегда везло. Возможно потому, что под коктейлем подразумевался именно напиток — без пляшущего на дне бокала отсвета свадебных колец.

Подсели двое. Чернявый, низкий, крепко сбитый придвинул крепкий зад поближе к Машке. Высокий парень в светлом поло сел с моей стороны.

— Привет, девчонки! Что, скучаете?

В приветствии его я сразу уловила заморский акцент. Удостовериться наверняка не удалось — парень почувствовал мой интерес и сразу же притих. После него вступил чернявый и уже не замолкал.

— Я — Алекс, а вот друга моего звать Дэном.

В нашей нефтяной глубинке это могли быть как переделанные на американский манер Сашка и Денис, как и реально пробитые в заграничном паспорте имена. Впрочем, Алекс, при всей своей несеверной смуглокожести и черных кудрях, мог вполне сойти за местного — чистая речь и неуловимый налет русскости, который иностранцы не могут приобрести даже после десятилетий поедания окрошки. Дэн же вызывал сомнения. Приезжий, не иначе. При этом себя ничем не выдавал. Экспаты — они тихие. Боятся русских полицаев, боятся русских папенек с берданкой под кроватью. Смирные, короче.

— Девочки, позвольте угостить!

Мы позволили. Мы с Машкой любили эту игру в кошки-мышки, где кошки угощали, а мышкам следовало улизнуть до момента, когда карета превращалась в ворох смятых простыней, и наступал черед платить по счету. «Кир-рояль» с вишенкой произвел эффект анестезии — сабо переставали жать, а музыка естественным образом навеивала желание танцевать, пока не наступят предрассветные часы.

Дэн и в самом деле оказался американцем. Дэниел Реддик, сотрудник нефтегазодобывающей компании «Шелл». Здесь кукует второй год. Одинок (еще бы!), детей, конечно, тоже нет (ну, разумеется).

— Вообще не говорит по-русски! Вообще! Только здрасьте-пока-спасибо. Ну и вот эту первую заученную фразу, — Алекс выпил и разоткровенничался. Он профессионально слизнул соль с запястья, навинтил свой рот на рюмку, с задержкой вздрогнул. — Зато пьет как русский — посмотри!

Словно в подтверждение слов, Дэн выпил аналогичную дозу. Только в отличие от Алекса не вздрагивал. Впрочем, не только это их разнило. Алекс, красноречивый и живой, как все южане («Я по маме — грек!»), развлекал нас разговорами, жестикулировал, смеялся и шутил. Рот его не закрывался ни на минуту, рождая байки одна новей другой — добрую половину вечера он посвятил отсутствию горячей воды в домах. Он начал и уже не мог остановиться, оседлав, по-видимому, любимого конька. В тот же момент я почувствовала напряженно-горячее Машкино бедро. Для нас тема горячей ванны была намного актуальней, чем ставки на политической арене мира и курса доллара к рублю. В родных краях горячую водицу отключали с июня по сентябрь. Мне уже до оскомины надоели тазики и ковшики с водой, в снах все чаще снилась московская ванна с желтой шторкой.

— А у нас ее не отключают вовсе, — болтал Алекс, перекрикивая музыку. — Для работников нефтянки предоставляют лучшие квартиры. С бойлером, со всеми пирогами. А рассказать, как ко мне девчонки с работы приходят мыться? Нет, ничего такого, мы ж друзья, — подмигивал он, в основном поглядывая на Машку.

Рассказывал Алекс действительно смешно. Я видела, что Машке он не нравится, точнее, не нравился в начале. Теперь же ситуация менялась кардинально. Алекс старался не зря: от баек мы честно хохотали, коктейли были сладкими, давали в голову и ноги. Машка наконец расслабилась и даже позволила соседу прижаться брюками к ее коленкам.

Реддик вел себя куда достойней. Он задавал короткие вопросы на английском, в русскую душу американскими бестактностями не лез и вообще не лез, что делало ему честь, а мне — возможность проводить приятно время.

Я почти не смотрела на часы. В какой-то момент я даже задремала, но меня разбудил Дэниел, прикоснувшись пальцами к плечу.

— Tired, Natalie?¹

Я кивнула, отпила воды, едва взглянув на полные, только обновленные бокалы. Хотелось домой. Едва заметное движение на противоположной стороне столика, наш тайный с Машкой знак — постукивание по правому запястью, вывело меня из ступора окончательно. Время шло к закрытию, и Алекс приглашал на кофе.

— Только кофе. Или чаю. В общем, что хотите. К вашим услугам, девочки. Кино, вино. Простите, кофе, я забылся, — он потешно постучал себя по уху кулаком. — Без вольностей. Честно. Крест даю.

Мы отпросились туалет.

— Пора сворачивать удочки, — сказала я.

— Нет, не пора.

Я умоляюще уставилась на Машку.

— Ты что, реально решила Алексового кофею испить?

Машка закатила глаза и недвусмысленно причмокнула.

— О, господи, да нет же! Ты слышала? У них горячая вода!

— Да, слышала прекрасно. У них все есть. И тазик, и вода, и уточка резиновая. Думаю, у них с резиновыми изделиями вообще в порядке все.

— Ната, я уже неделю из дуршлага моюсь! — взвыла Машка.

— Из тазика.

— Не суть!

— Неважно. Попадем, как куры в ощип.

Машкино лицо изобразило кислый, недовольный линией судьбы лимон.

— Нат, ну что они нам могут сделать? Посмотри на них. Один — чистоплюй-полугрек, второй — экспат-трусишка. Белорубашечники. Мы от них в два счета отобьемся! Намоемся, попьем их чаю, если так хотят. А будут приставать — так убежим. Ну ладно, если уж совсем труба, найти их — легче легкого. Они об этом прекрасно знают. Не посмеют они нам сделать ничего!

Я засомневалась.

— А если они соврали про работу?

Машка зашипела, как индюк.

— Что им еще здесь, в наших пампасах делать? На любителей сопок и запаха тайги они не тянут, особенно Реддик этот. Допустим, соврали они про «Шелл». Какие варианты? «Шлюмберже», «Лукойло»²?

Машка красноречиво замолчала, ожидая капитуляции, но я держалась.

— Тогда поеду я одна.

Это был удар под дых. Машка меня никогда не оставляла после клуба. Как и я ее. Но в этот раз все пошло не так. Я навалилась на раковину, будто она, и правда, отвесила мне удар в солнечное сплетение.

— Фиг с тобой. Только так: ты моешься — мы сваливаем.

И мы поехали.

Едва переступив порог большой квартиры, парни засуетились. Алекс взял на себя обязанности экскурсовода, Дэн же прямиком отправился на кухню — откупоривать бутылки и доставать десерт.

— Would you like some wine, Natalie?³ — услышала я его голос.

Вино так вино. На чай я изначально даже не рассчитывала.

Машка едва ли выдержала пятиминутную лекцию о красоте жилища, оставила честную компанию и прошмыгнула в ванную. За ней было рванулся Алекс, но получил по пальцам дверью и отчалил.

— Горячая какая у тебя подружка, — посмеивался он, то отпивая из бокала, до дуя на покрасневшие костяшки пальцев.

— Горячее не бывает, — уклончиво ответила я, прекрасно понимая, что нужные намеки Алекс вычленит из моих речей и так.

Когда Машка намылась и выскочила наружу — щеки красные, ворот расстегнут на две пуговицы ниже обычного — мы уже переместились из кухни в комнату.

— Простите, тут я вас оставлю, — шепнул нам Алекс, и, подхватив Машку за руку, увел ее «поставить чайник».

— I’m sure she will be great⁴, — сказал мне тихо Дэн. Он, видно, уловил мой взгляд, который я кинула вслед Алексу и Машке. Я, и правда, немного нервничала, но слова Дэна почему-то успокоили меня. Вслед за неуместным сейчас спокойствием последовала вполне логичная в этом и без того немного диковатом сюжете мысль.

— Могу я тоже душ принять?

— Sure⁵, — Дэн удивленно вскинул брови.

Машкина «баня» и без того выглядела недвусмысленно, мой же поход по проторенному ею маршруту делал вечер еще более не дружеским. Но одежда липла к телу, хотя в комнате, где мы сидели, было прохладно, и от волос чувствовался явный запах курева — всегда так после клуба, даже если сам не куришь, и рядом с тобой никто не курит.

Я быстро, чтобы не передумать, бросилась в ванную. Не успела закрыть дверь, как следом за мной просунулась рука.

— Towel, Natalie. And be careful. The floor is slippery.⁶

Я защелкнула дверной замок и вздохнула с облегчением. По крайней мере в ближайшее время моя невинность в безопасности. Я расстегнула молнию и скинула одежду. Плотная струя воды ударила в подставленные ладони, влажный пар заполнил кабинку. Пена смывала запах курева с волос и тела. Блаженство! Мне было бы наплевать, даже если Дэн вломился бы в ванную абсолютно голым.

Я вышла наружу не раньше, чем через полчаса — раскрасневшаяся от пара, в чалме из полотенца. Пока я принимала душ, на местности произошли едва заметные, но значимые изменения. В комнате так и оставался один Дэн. Машка и Алекс так и не вернулись. Судя по звукам, они переместились в дальнюю комнату. Оттуда раздавался громкий хохот греко-россиянина и Машкин визг. За нее я совсем не волновалась. Я была уверена, что Машка и сама в состоянии справиться с Алексом. Или нет — как ей захочется. Взрослая девочка уже.

Я присела на диван и помассировала голову полотенцем. Дэн Реддик не пугал меня. Совершенно. Он что-то там рассказывал, чтобы забить затягивающиеся паузы — мало, немногословно, как будто камни в воду бросал. Солнце еще не встало, но за окнами было по-утреннему светло, и становилось ясно, что пора и честь знать. Дэн не требовал к себе внимания, не пытался флиртовать, и я была ему за это благодарна. Сейчас Машка так или иначе разберется с Алексом, и поедем мы домой. Надо было вызвать такси, где этот чертов телефон? Мне вдруг невыносимо захотелось спать.

В какой-то странный, не отслеженный ни Дэном, ни мною момент, комнату накрыла тишина. Казалось, мы не разговаривали целую вечность. Минут пятнадцать, может, больше. Дэн сидел напротив, не шелохнувшись, и смотрел на меня в упор. Я поджала ноги, забравшись с ними на диван. Мне было жарко, но почему-то захотелось накрыться одеялом, скрутиться конвертом на диване и сидеть, пока все само не разрешится. Не ввалится хохочушая Машка, а за нею следом — с голым торсом Алекс. Не поприпираются манерно, не вызовут авто. Не перестанет мучить это смехотворное смущение, как будто мы с Дэном что-то должны друг другу, но не решаемся сказать об этом долге.

Я, наконец, смогла поднять глаза и ответить Дэну таким же долгим взглядом. Кристальная ясность — спутник тех, кому уже нечего терять. Увидела, что Дэн красив. Не девичьей модельной красотой, что сейчас в моде в лояльной ко всему Европе. Не той холеной и искусственной, которой частенько грешат «белые воротнички». Я, не стесняясь, рассматривала крепкие плечи и четкий рисунок скул. Большие ладони, в которых почти терялся пустой бокал с полоской виски на толстом дне. Внимательные серые глаза, светлые, густые, как у охотника-сибиряка брови. «Вполне аутентично, хоть и не из наших…».

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

— Устала, Натали?

2

Названия нефтяных компаний

3

— Будешь вино, Натали?

4

— Я уверен, с ней будет все в порядке.

5

— Конечно.

6

— Полотенце, Натали. И будь осторожна… Пол скользкий.