Хозяйка для оборотня и прочие неприятности

Эми Мун, 2023

Благими намерениями вымощена дорога в другой мир! Только вместо шикарного тела, необычных способностей и красавца ректора Елизавета получила проблемную кожу, обедневший замок и раба, отчаянно мечтающего придушить хозяйку. Так себе начало новой жизни. Но Елизавета не привыкла унывать. Внешность подправим, замок подлатаем, а раб… Этот красавчик не собирается отказываться от своих планов. Придется переубеждать!

Пролог

— Хорошая ты баба, Лизавета… Красивая. Фигура отличная, кожа — пЭрсик… Только очень ты, э-э-э, правильная. А мужик ныне нежный пошел. Обмельчал. Найди ты себе мальчика на ночь, да и успокойся…

Сонечка отхлебнула вина и подцепила на зубочистку ломтик сыра.

Обвела взглядом зал ресторана, выискивая возможных кандидатов на осеменение, но, не найдя хоть кого-то одинокого, снова вздохнула:

–…Или обратись в банк. Ну, ты понимаешь какой.

Елизавета отодвинула тарелку с салатом:

— Понимаю, — процедила сквозь зубы. — Я понимаю, что лучшая подруга пихает меня по проторенной дорожке. Бабка мать одна растила, мама нашла мужика-донора, и я в банк должна пойти оплодотворяться!

За соседним стоиком заинтересованно притихли.

А Сонечка даже руками замахала.

— Хватит, хватит! Я понимаю, что у тебя жизненные установки, моральные принципы и все такое. Но, Лизавет, тебе уже сорок. Тут не часики тикают, а куранты бьют.

Мысленно выматерившись, Елизавета потянулась за сумочкой.

— Спасибо, что и про возраст напомнила. Ладно, Сонь, рада была увидеть, а поговорить — нет. Чао.

Сонечка обиженно надула губы.

— Вот про это я и говорю, — ткнула в ее сторону зубочисткой. — Прямая ты, как железный дрын. Поэтому мужики и шарахаются. Эй, ты что, правда уходишь?

— Ухожу.

Встав из-за стола, Елизавета одернула юбку.

Зря только согласилась на эту дурацкую вылазку. У них с Сонечкой были весьма специфические отношения, и чем дальше, тем специфичнее.

Подруга была такая… девочка-девочка, полная женской мудрости, граничившей со слабоумием.

Терпеть мужа-кобеля? Ну, мужчины по природе своей полигамны, и вообще — в измене оба виноваты. Смириться с нагулянным ребенком? Так чужих детей не бывает. Цветочек жизни надо беречь, холить и лелеять. Глядеть сквозь пальцы на бытовую инвалидность супруга? Не мужское это дело — тарелки намывать и унитазы драить.

При этом Сонечка из тех, кому можно позвонить среди ночи и попросить помощи. Рассказать все свои самые страшные секреты и быть уверенной, что ни одна живая душа не узнает.

Их дружба тянулась с университетской скамьи. И Соня была единственной, кто искренне интересовался жизнью Елизаветы и совершенно не завидовал ее пусть небольшому, но успешному бизнесу.

— Погоди, я с тобой! — подскочила Сонечка.

Не глядя бросила на стол несколько купюр и посеменила следом, путаясь в подоле вечернего платья.

— Гожу, — со вздохом согласилась Елизавета. — И даже могу подбросить до дома.

— Да, было бы здорово. Ты всегда такая внимательная!

Еще одной отличительной чертой Сонечки была способность мгновенно забывать о всякого рода ссорах и неприятностях.

Хотела бы Елизавета так!

По дороге подруга принялась щебетать о новой супермегакрутой процедуре, которую предлагали в одном из салонов красоты.

— Они слизь улиток используют, представляешь? Говорят, улитки эти особые, то ли адамантины, то ли алефтины…

— Ахатины, — пробормотала Елизавета, высматривая как половчее проехать. Зарядил холодный осенний дождь, и вечерняя серость стала совсем непроглядной.

— Ну да, ахатины. Жуткие такие, огро-о-омные. Но спросом пользуются. Хозяйка еще им на раковину всякие камушки лепит, красит. Ничего так, гламурненько. Может, и тебе попробовать?

Елизавета фыркнула. Ну да. Сидит она такая красивая за столом и улиткам на ракушки стразы приделывает. А рядом трется сорок котов — как символ ее одиночества.

Может, и правда на их род порчу навели? Не приживались мужики, хоть ты тресни.

— Ваша остановка, мадам. Извини, заходить не буду.

Сонечка тяжело вздохнула и, протараторив «еще увидимся, спасибо», выскочила из машины, традиционно не предлагая заглянуть в гости. Елизавета на дух не выносила ее благоверного «бабуина» с вечно маслеными глазами. И сумел же зацепиться, сволочь… Теперь вертит Соней, как хочет. А та ведется, как будто других мужиков в Новосибирске нет.

Но кто Елизавета такая, чтобы лезть в отношения двух взрослых людей?

— Ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад, — пробормотала, глядя вслед удалявшейся подруге.

И, развернув свою красную букашку, поехала в офис.

Домой не хотелось. Ее просторная, но до ужаса тихая квартира с некоторых пор казалась тюрьмой. Сердце все еще ныло — последние отношения дались ужасно трудно.

А все из-за надежды, будь она неладна! Рома казался таким… её. Уверенным в себе. Сильным. Способным видеть и решать проблемы.

Его не нужно было просить встретить после работы. Или побаловать чем-нибудь вкусненьким. Или сделать что-нибудь по дому… Его не смущал возраст Елизаветы, ее порой чрезмерная занятость в салоне и любовь к кошачьим.

А Елизавета, в свою очередь, обхаживала Романа со всей силой истосковавшегося в одиночестве сердца.

Но камнем преткновения стали дети. А если быть точнее — бывшая семья.

Роман хоть и был в разводе, но общение поддерживал. Это неплохо. Упаси господь, Елизавета не собиралась мешать. Но бывшая, очевидно, почувствовала, что мужик вот-вот упорхнет в новое гнездышко и стала давить на совместное прошлое, деток, которым нужен отец, и так далее… И Роман клюнул! Нет, не так — побежал, виляя хвостиком! Бросил ее некрасиво, можно сказать — подло. А ведь именно жена инициировала развод. Гульнуть ей захотелось.

А потом…

— Ой! — взвизгнула, лихорадочно давя на газ. — Совсем охренел?!

Но машина, выскочившая из-за поворота, рванула вперед, не снижая скорости.

А на тротуаре остался сидеть человек. Дедуля в видавшем виды пальто, внешностью чем-то напомнившей ей старика Хоттабыча. Слегка смугловатая кожа, белая бородка… Палочка валялась далеко в стороне, а дедушка морщился и тер ушибленную ногу. И помогать ему никто не спешил.

Ни раздумывая ни секунды, Елизавета выскочила под проливной дождь.

— С вами все в порядке?! — склонилась к бедняге. — Ничего не сломано?

Старичок запрокинул голову, и Елизавета едва сдержала крик.

Вот это глаза! Не просто зеленые, а изумруд настоящий! Никогда она такого не видела…. Линзы, что ли?

— Ох, милая леди… — произнес неожиданно звучным голосом. — Буду чрезвычайно признателен за помощь. Мне бы палочку.

— Д-да, конечно, — пробормотала, без возражений исполняя просьбу.

Палка валялась в грязи, но брезгливостью Елизавета не страдала. Да и после увиденного пребывала в некоторой растерянности. Нет, наверняка линзы… Не может такой цвет быть природным.

— Вот, пожалуйста, — отдала старичку трость, стараясь не сильно пялиться.

Впрочем, мужчине было не до того.

Охая, он поднялся на ноги и при поддержке Елизаветы сделал шаг.

— Ах ты, развалина старая, — зашипел сквозь зубы. — Угораздило же.

У нее сердце сжалось. Вымокший, грязный и с побледневшим лицом старичок выглядел так несчастно, что совести не хватало бросить его здесь.

— Пойдемте, я отвезу вас в больницу, — Елизавета мягко потянула в сторону машины.

— Милая барышня, посмотрите на меня! Я же выпачкался весь. А у вас, должно быть, салон белый…

Что правда, то правда. Хоть не белый, а бежевый, но сути не меняет — если мужчина сядет туда в таком виде, придется ехать в химчистку.

–… Вызовите скорую, да и хорошо будет. Я подожду, — добавил с улыбкой.

Елизавета оглянулась по сторонам. А ведь правду говорит! На кой черт ей заморачиваться? Сейчас отведет под козырек дома, усадит на так кстати установленную там лавочку, вызовет врачей и передаст им мужчину. И совесть спокойна, и салон чист.

— Но… Нет, — решительно тряхнула головой. — Черт с ней с машиной. Отмою. И денег не нужно, — уловила настороженность, мелькнувшую в ярко-изумрудных глазах, — Отвезу в больницу сама. Пойдемте.

И потянула уже решительнее.

Поколебавшись, мужчина двинулся за ней.

Усаживаясь на заднее сиденье, пытался быть аккуратнее, но на велюровой обивке тут же расцвели пятна. Мазут, что ли?! Ох, блин… Но Елизавета стоически промолчала. Очистит, ничего страшного!

Устроившись за рулем, включила навигатор. Ближайшая больница оказалась всего в трехстах метрах… А бонусом высветилось два пропущенных от Романа. Трижды блин!

От желания перезвонить скрутило до звёздочек из глаз. Может, что-то важное? Или он решил… вернуться? Ох… Нет! Стоп! Как к жене бывшей удочки смотать — так это запросто. А теперь зачем названивает? Былое вспомнить?

Дудки! Позвонит еще раз, если очень хочет, не обломится. А у нее есть дела поважнее.

— Постараюсь ехать аккуратнее, — пообещала мужчине. — Садитесь, как вам удобно. Можете лечь.

— Вы очень добры, леди. Не знаю, как вас благодарить…

Елизавета рукой махнула, посматривая на мужчину через зеркало заднего вида.

— Ничего не нужно.

— Всем что-нибудь да нужно, — философски возразил старик. — Одним молодость, другим богатство, третьим дом полная чаша, мужик любящий, заботливый…. сильный.

И зыркнул своими глазищами так, что Елизавета чуть в столб не въехала.

Усилием воли заставив себя сосредоточиться на дороге, выдавила нервную улыбку.

— Где ж таких взять? — и прикусила язык.

А ведь совсем не то сказать хотела! Позади негромко фыркнули.

— Тяжко отыскать бриллиант среди россыпи стекляшек. Но по усердию и результат.

Теперь уже смеялась Елизавета.

— По усердию, говорите? Мне уже пятый десяток идет. И все это время не попалось как-то бриллианта. Один — кобель, второй — любитель на диване полежать, третий…

Елизавета запнулась. Что толку о мужиках своих рассказывать? И ведь каждый раз мерещилось: ну этот точно нормальный. А проходил год-другой — и дерьмо начинало выплывать.

Может, права Сонечка — занизить бы ей планку или вообще сделать, как мать — найти мужика на парочку ночей. Екатерина Альбертовна не терзалась по поводу семейных ценностей и до последнего вздоха была ярой феминисткой и холостячкой.

— Процесс поиска всегда трудный. Тем ценнее награда.

— Угу… Или больнее одиночество.

Старичок ничего не ответил, только покачал головой. Полностью седые волосы подсохли и топорщились колючками. По морщинистому лицу то и дело пробегала судорога боли.

Дорога до больницы показалась вечностью, но в конце концов они приехали.

Еще час пришлось скоротать в приёмном покое — не бросать же деда одного!

Как назло, врач принимал кого-то с ножевым, и Елизавета была вынуждена ждать. Однако все же дождалась. После осмотра в дверях появилась медсестра с каталкой.

— Госпитализируется, больной, — пропела равнодушно. — Трещина у вас. Лечить будем.

Кряхтя и постанывая, Альберт Денисович — так звали ее неожиданного знакомого, — перебрался на новый транспорт.

Вздохнув с облегчением, Елизавета уже готова была уйти, но запястья обхватили сухонькие и неожиданно крепкие пальцы.

— Как мне вас благородить, юная леди? — обжег взглядом ненормально-зеленых глаз. — Без вашей помощи я бы непременно простудился и умер.

Елизавета смутилась.

— Скажете тоже… Вам еще жить и жить. И ничего мне не надо.

— А как же бриллиант? Тот самый — единственный…

С губ против воли сорвался горький смешок.

— Угу, и молодость в прида… чу, — Елизавета запнулась.

Ядовито зеленые глаза вдруг полыхнули, словно изнутри их подсветили фонариком.

— А потянешь-то ее, новую молодость? — ухмыльнулся старик и разжал пальцы.

Ничего не ответив, Елизавета поспешила к выходу. Нет, никакой сегодня работы — только домой. А то мерещится всякая чертовщина.