Искупление

Эля Айдарова, 2023

В Адияко главенствуют два вражеских клана, коими движет не столь победа в многовековой войне, столь желание возмездия. Хладнокровный воин-гунън, преданный своему лидеру и суровым клановым законам, идет на задание во вражескую провинцию свифов, и намеренно вовлекается в круговерть непредвиденных событий, в которых бытует предательство, самоотверженность, смерть и любовь…. «Искупление» – история людей, что по воле судьбы были рождены в столь непростое для Адияко время, мечтающих о свободе и о мире без войны…

Глава 4

— Тебя что-то беспокоит?

— Да.

— Поделись со мной. Это из-за сына?

Учитель Гон и учитель по военной практике Тако́ ехали верхом, сопровождая груз с декорациями в Ти. Они дружили довольно долго и всегда были друг к другу внимательны. Тако не преподавал в Миццу. Он работал в другой провинции, но часто виделся с Гоном.

— Да. Жена не хотела рожать. Я настоял. Теперь Мия не может оправиться после родов. Я был вынужден уехать. Моя пожилая мать осталась присматривать за лежачей Мией и новорожденным.

— Почему ты не рассказал все сразу? Я ведь не знал, что Мия перестала ходить.

— Роды прошли тяжело. Повитуха пророчила смерть либо Мии, либо сына. Выжили оба, но…

— Мне очень жаль, Тако, — Гон был искренне встревожен за судьбу семьи своего друга. — Так как все обязательства за дело лежат на мне, — задумываясь о чем-то, начал он, — я приказываю тебе немедленно отправиться домой. Я направлю официальное письмо с ближайшей деревни в Миццу, о том, что в школу на временный срок на мое место прибудет новый учитель, что по дороге сильно заболел. Я не стану указывать имена. Лишь укажу, что ты — выпускник храма Ссота на листе с особым начертанием…

— Нет, Гон. Дело серьезное…, — попытался возразить Тако.

— Возвращайся домой, — перебил его друг. — Все остальное я беру на себя.

***

В амбаре на скромной соломенной кушетке с чистой накрахмаленной простыней и пуховой подушкой расслабленно лежал воин, которому удалось прожить целый день в провинции вражеского клана и пока остаться нераскрытым.

В сухом и чистом амбаре не пахло ничем, что свидетельствовало бы о том, что здесь нет-нет да пробегают по заполненным ме́шанкой, деревянным бочонкам, крысы и мыши.

Амбар скорее походил на просторную кладовую. Семья Хатисай из скотины содержала только кроликов и кур. И основные мешки с кормом держали прямо во дворе. Заносили их только во время дождя. А вот с кроликами дело обстояло совсем иначе. Свежую траву приносили прямо по требованию, так как хозяйство располагалось вблизи водоема, на берегу которого простирался широкий луг со свежей и сочной травой.

Фаццо уступил гостю свое место, так как попросту некуда было его разместить. Хотя обязательно нашлись бы гостеприимные местные, которых не смутило отсутствие официального письма в школу о временном назначении нового учителя. Все же Фаццо сам настоял, чтобы Амгул остался на сегодняшнюю ночь в их доме, точнее в амбаре. Хатисай же сейчас очень переживала за реакцию матери, которая до сих пор не знала о новом обитателе.

Хата с отцом отправилась в дом после того, как накормили гостя.

— Надолго ж тебя хватило, Фаццо, — съязвила Айри, царапая слух звоном острого металла в своем тоне, когда тот переступил через порог.

Отец и дочь переглянулись. Хатисай было очень жаль отца, и она очень благодарила его за понимание и вежливость по отношению к новому учителю.

— А ты — бесстыдница — привела к соседям чужака. Совсем стыд потеряла! Мало того, что, не обедая дома, выставляешь меня змееисчадием, так еще и позоришь мое честное имя, таскаясь с человеком, чьи настоящие намерения никому неизвестны! Ты думала, я ничего не узнаю?!

— Он — учитель, мама! — возразила Хата, ругая про себя мать Кири, от кого, естественно, обо всем и узнала ее мама. Это было очевидно. Хата толком и не успела продумать, что скажет, когда Айри «припрет к стенке» с допросом.

— С чего быть такой уверенной?! Не меньше меня поразила Нигахана, которая не проверила у проходимца соответствующего документа! Вы что забыли, что происходит в мире? Где он теперь — этот самозванец?!

— Он спит в нашем амбаре, — уверенно уведомила Хата.

— Что?! Это просто не слыхано! Фаццо! Ладно, она, но ты! — Айри ошарашенно оглядела пространство. Немного подумала и хромая, с допустимой в ее положении максимальной быстротой, направилась в сторону выхода.

— Мама, куда ты?!

— Айри, успокойся! — вмешался Фаццо.

— Кучка глазастых пней! — резко развернулась Айри и выставила перед собой трость, останавливая мужа и дочь, которые одновременно сорвались за ней. — Он перережет нам глотки и сожжет Миццу вместе с вашей школой, управляющая которой совсем потеряла чутьё после того, что война сделала с ее жизнью! Необходимо связать его и запереть до прихода официального письма из Ти!

— Он — выпускник самого Хатошо, — попытался объяснить Фаццо.

— Какая разница, Фаццо! Как же ты наивен! Он может быть перебейщиком! — не успокаивалась Айри. — Знание имени какого-то там наставника ни о чем не говорит! Я сейчас же вызову помощь! — Женщина кричала, но вдруг резко остановилась и принюхалась. Под алеющим послезакатным небом на крыше соседнего дома, в котором жила со своей матерью Кири, медленно, но верно дребезжали язычки пламени.

— Пожар! — вскрикнула Айри.

— Кири! — подхватила Хатисай и тут же сорвалась на улицу.

В воздухе уже во всю пахло гарью, а крыша дома полыхала огнем.

Хата добежала до небольшого строения, что считалось соседским домом. Хотела открыть дверь, но она оказалась запертой. Девушка с ходу несколько раз врезалась в деревянное полотно, но безуспешно. Вспомнила о топоре, который всегда находился на одном и том же месте у дома, и рванула к нему. Когда Хата бежала обратно с рубящим инструментом, Фаццо, что выбежал следом за ней, пытался войти в дом через окно.

Только Хатисай замахнулась в сторону дверного проёма, позади вдруг прозвучал невозмутимый голос учителя.

— Лучше я.

Хатисай на мгновение застыла в принятом положении. А Амгул, не дожидаясь потери драгоценного времени, выхватил топор и выбил пару входных досок.

— Отойди в сторону! — приказал он.

Перевязал нижнюю часть лица своим широким поясом и сорвался внутрь, где огонь разыгрался уже не на шутку.

Хатисай не стала стоять и бездействовать и побежала в сарай, где в поилках должен был оставаться хоть какой-то запас воды. Девушка решила полить хотя бы порог, чтобы учитель на выходе не попал в огненную ловушку. С поселения тем временем с ведрами к водоему уже сбегали люди.

В комнате, что являлась буфетной, Фаццо обнаружил тело матери Кири. Она лежала без сознания, но была еще жива. Мужчина стал тащить ее тело к выходу и встретился с Амгулом. Воин быстро принял ее на себя и оттащил на улицу, где уже Хатисай и Айри стали приводить соседку в чувства. А Фаццо уже скрывшись в задымленной тени горевшей старой этажерки, не теряя времени, побежал в комнату, где надеялся найти еще живую Кири.

Амгул вернулся в дом. Дым закрывал видимость, и дышать было существенно трудно. Новоявленный учитель в силу своего истинного ремесла, по настоятельному приглашению Хаты еще днем побывавший в этом небольшом доме во время обеденной трапезы, запомнил нехитрое расположение комнат, и поэтому сейчас рванул в самый отдаленный.

На кровати лежала девушка с веснушками, а на полу откашливался Фаццо. Все же у мужчины не хватило выдержки и здоровья противостоять беспощадной и всепроникающей силе дыма.

— Вставай! — приказал ему Амгул, поднял на руки Кири и двинулся к выходу.

Передав девушку многочисленной толпе, что продолжали тушить огонь, Амгул снова вернулся уже за отцом Хатисай.

«Может достаточно спасенных?» — подумал он, когда шел в комнату за мужчиной.

Неожиданно сверху на воина свалилась деревянная доска и ударила по шее. Это сбило его с толку и сорвало повязку с лица. Амгул неудачно вдохнул дым и закашлял. Потом упал на колени, продолжая поглощать серую мглу. Немного погодя и взяв себя в руки, он все же встал и направился к обездвиженному телу Фаццо.

Амгул стал тащить его, но густой дым не давал этого делать в полную силу, продолжая попадать в дыхательные пути. Воин понимал, что, несмотря на свою, итак уже затянувшуюся, выдержку, ему не вытащить Фаццо, но продолжал бороться с необуздаемой силой пожара и нарастающим собственным бессилием.

Позади кто-то бодро забежал в комнату и бросился помогать. Это была Хатисай, перевязавшая нос и рот повязкой. Она обхватила отца с одной стороны, Амгул — с другой, и спустя некоторое время им удалось выбраться наружу. Хатисай откашливалась, у Амгула начался приступ удушья, поэтому на выходе — уже на улице — он все же упал…

***

— Хатисай. То, что он спас их, никак его не оправдывает.

Молодой человек очнулся от разговора двух женщин. Точнее ругалась одна, а другая, что помоложе, терпеливо выслушивала. При этом Амгул ощущал на лбу и на висках влажные касания, но не спешил открывать глаза.

— Мама, при всем моем к тебе уважении, не могли бы мы отложить этот разговор до лучших времен, — вежливо и спокойно попросила Хатисай.

Амгул чувствовал, как та осторожно проводила мокрой тканью по его лицу, затем, по подбородку, потом опустилась к шее.

— Ты еще смеешь говорить об уважении?! Я не удивлюсь, если пожар был спровоцирован этим человеком!

— Мама! Перестань! — громко шепнула Хата, боясь, что учитель узнает о маминых подозрениях. — Прошу, вернись в дом и побудь с отцом! Учитель Ам всех спас и сам чуть не погиб. Мы должны быть благодарными…

— А если он враг? — не унималась Айри, но уже шепотом. Хата выдержала паузу, прежде чем дать ответ.

Амгул, как ни странно, заинтересовался тем, что же скажет его спасительница. Он не был настолько самоуверенным и понимал, что шансы выжить были малы.

— Кем бы он ни был, если не ты, то я обязана ему своей жизнью за спасение отца.

— Ты такая же, как Фаццо. Вы не видели смерть… Наивные овцы, — гневно, но все же тихо выговорила Айри напоследок. И по тому, как из амбара с увесистой хромотой удалились тяжелые шаги, Амгул понял, что остался с Хатой наедине.

Девушка не заметила, как тот открыл глаза, так как, сосредоточенно нахмурив переносицу, смотрела на свои скрещенные руки, в которых была сжата влажная тряпица, в глубоких размышлениях о том, что сказала мама.

— Учитель Ам? — отозвалась она, когда глухой хрип из пересохшего горла Амгула вывел ее из этого состояния. — Вы меня слышите?

— Пить…

— Сейчас! — она сорвалась к ближайшему бочонку, на котором стоял кувшин с водой, что Хата оставила для него еще вчера. — Вот!

Она подвела толстостенную кружку к губам учителя, придерживая за затылок, и Амгул жадно опрокинул в себя все содержимое. Потом всем весом рухнул на подушку.

— Как Вы, учитель Ам?

— Не гунди, — «попросил» он, с закрытыми глазами запрокинув голову.

— Все выжили благодаря Вам, — тихо промолвила она. — Спасибо Вам за отвагу и бесстрашие.

Амгул все же взглянул на нее и без никакой причины протянул руку к ее лицу. Его взгляд был отрешенным, глубоким, изучающим. Но все это безмолвие длилось недолго, потому что воин резко отдернул руку обратно и так же резко принял сидячее положение и уставился непонятным выражением лица снова на Хатисай.

— Что? Что случилось?

— Мои руки…, — Амгул заметил, что повязки на запястьях другие — чистые. В этот самый момент он уже бесповоротно принял решение придушить девчонку и утопить в водоеме, а потом исчезнуть, как вдруг Хатисай улыбнулась ему.

Амгул заметил еще в школе, как улыбка очаровательно преображала лицо Хаты. Это ему не понравилось и тогда, и не понравилось сейчас.

— Когда я увидела наколотый рисунок, решила, что перевязывать не буду. Но потом подумала, наверно для Вас важно, чтобы это оставалось тайной, и поэтому перевязала их снова. Не волнуйтесь, я никому не скажу, — снова улыбнулась она. — Я умею хранить секреты, — уверенно заявила девушка.

— И это говорит та, что легко назвала свое имя незнакомому человеку? — с тем же безразличием и хладнокровием выдал Амгул, продолжая сидеть.

— Говорить о себе — мое дело. А что касается других — никогда в жизни не позволю лишний раз открыть рот.

— Неужели? — изобразил наигранное выражение удивления воин и медленно вернул тело в лежачее состояние. Он решил, что Хатисай понятия не имеет о существовании традиций нанесения гунънами когтя ирбиса на тело, и не догадалась, кто перед ней лежит.

Когда свифы нарываются на неизвестных, первым делом проверяют наличие наколотого когтя. Наиболее «яркие» личности позволяли себе накалывать отдельные части тела хищника в дополнение к когтю. А находились и те — что встречались крайне редко — изображали ирбиса целиком. Чаще это обозначало высокое военное звание обладателя и весомость статуса.

— Честно, — убедительным взглядом уперлась Хата в лицо учителя, пытаясь доказать важность ее слов. А Амгул задумался, продолжая смотреть на нее. Что-то в этой девушке привлекало его внимание. Но он точно не мог объяснить, что именно, поэтому, все же поверив «честному слову», тяжело вздохнул.

— Хорошо. Но если ты кому-нибудь вякнешь о том, что видела, я напишу такое письмо в Ссоту, что о творческом будущем придется благополучно забыть.

— Никому, — бодро отчеканила она и снова улыбнулась.

Странно, но грубость и неучтивость Амгула ее совсем не смущали и не наталкивали на какие-либо подозрительные мысли. И это выводило воина из себя. Столкнувшись с ее улыбкой, он просто отвел глаза в сторону и прикрыл веки, демонстрируя свое нежелание продолжать беседу.

Хатисай быстро сбегала в дом за порцией рисовой каши. Но пришлось оставить тарелку на бочонке, так как за это время учитель успел заснуть. На самом деле он просто сделал вид, что уснул, чтобы поскорее спровадить назойливую «няню». Нужно было обо многом подумать и принять решение, что делать дальше.

Амгул прекрасно слышал, о чем вчера говорила мать Хатисай, так как, естественно, последовал к дому за Фаццо и Хатой, и стоял под окном, чтобы не «упустить» возможного высказывания домочадцами особого мнения о нем.

Амгул действительно понимал всю серьезность дела. Если официальное письмо не придет в ближайшее время, то его могут спокойно заключить под арест сами местные и без вмешательства военных. Амгулу будет несложно в одиночку перебить местных мужчин, но тогда на него объявят охоту. А шумиха в Миццу совершенно не выгодна для командования гунънов.

Придумать и расписать документ самому — тоже неудачная идея, так как каждым кланом предусмотрена во избежание подделок наличие на определенном бланке листа специальное письменное начертание, который просто так нигде нелегально не достанешь. Лишь особый знак на листе — гарант подлинности личности человека, что у свифов, что у гунънов.

Отлеживаться в амбаре местного учителя и бывшей военной-калеки — то еще удовольствие. Просто так уйти Амгулу также не удастся, потому что его попросту не отпустят. Начнутся выяснения, и все равно придется сбежать. Именно эти заключения привели Амгула к тому, чтобы спровоцировать пожар в доме соседей Хаты.

Он еще во время обеда заметил, в какой упадок пришла печь в доме, где жили только женщины. Отсутствие мужской руки чувствовалось уже на подступе к дому с искосившейся изгородью и ненаколотыми в куче бревнами во дворе, предназначенных стать когда-нибудь дровами.

Амгул предположил, что на внутренних стенках дымохода в печи, вследствие сажевых отложений и смолянистого налета, легко может возникнуть пожар. Или можно легко его устроить, создав очаг в другом месте, а сбросить причину на старую обветшалую печь. Так он и поступил. Сделал так, что возгорание началось таким образом, чтобы огонь не проявился заранее, пока не распространится на большую площадь изнутри. Правда, воин рассчитывал, что домочадцы, заметив пожар, успеют выбраться самостоятельно. А тут самого поджигателя спасла совсем молодая, но смелая девчонка.

Ситуация оборачивалась пока в пользу Амгула. Но надолго ли? Мать Хаты оказалась чересчур настойчивой. Долго ли Хатисай сможет противостоять ее нравоучениям и быть пока на стороне своего учителя? Этого Амгул не знал.

***

Мать Кири, очнувшись, впала в некоторое отстранение и ни с кем не разговаривала. Кири в силу своего возраста и крепкого здоровья уже вовсю помогала разбирать местным выгоревшие доски своего дома. Фаццо тоже оклемался к вечеру и пытался успокоить пожилую соседку разговорами и утешениями о том, что в их доме хватит места и для них с Кири. Что они обязательно успеют выстроить новый дом до наступления года Акрида.

Полностью сгорела комната буфетной и развалилась добрая половина крыши. Соседи приносили матери Кири какие-то вещи, необходимые для жизни и существования, за что сама Кири искренне благодарила и кланялась каждому из них.

Хатисай тоже всячески поощряла ее словами поддержки. Напоминала, что главное, все выжили. И часто направляла свой взор на неброское строение амбара, угол которого можно было увидеть с того места, где располагался пострадавший от пожара дом, и о чем-то задумывалась. Разумеется, она думала об учителе Аме. Она верила, что он появился в Миццу неслучайно. Видела в этом некий добрый знак…

После ужина и после того, как Хата и Кири убрали со стола и перемыли посуду, в дверь постучались. В доме в это время находились только женщины, так как Фаццо любезно уступил соседкам место и отправился спать в амбар, устроив себе постель из широких бочонков.

Это была управляющая Нигахана.

— Учитель Гон прислал письмо из пригорода. Он пишет, что направил в Миццу вместо себя учителя. Почему-то имя не указано. Но учитель Гон указывает на выпуск из Ссота в Ти.

— Учитель Ам — выпускник храма Ссота, — выпалила Хатисай и осеклась под строгим взором матери.

— И он указывает, что этот человек заболел на пути сюда.

— Учитель жаловался на головную боль, — соврала Хата.

— Причин для беспокойств и сомнений я не вижу, Айри, — спокойно выдала Нигахана. — Я решила, что для всеобщего покоя будет лучше не оставлять эту новость до завтра и прибыла к вам с визитом сегодня.

— Выпейте мятного чая, управляющая Нигахана, — вежливо предложила Хата.

— Спасибо, девочка. Мне пора, — женщина кивнула всем присутствующим и удалилась.

Айри с безразличием на лице, молча прошагала к своей кровати и легла спать, а девушки, переглянувшись, довольно улыбнулись, наконец, выяснив, что учитель Ам — не враг.