Нагретый песок приморского рая. Роман

Эльшан Таривердиев

Дача – место, где дни жизни сходятся воедино с летней порой, веселье сливается со счастьем, а нагретый песок утопает в теплом море, наполняя память незабываемыми впечатлениями.

Часть 4

Велосипед

Бывает так, что род продолжается только одними мальчиками, у которых фамильные ценности, в некоторых случаях, используется не по назначению, а для исполнения сиюминутных желаний. А бывает и так, что потом род продолжается одними девочками, тогда потеря реликвий становится очевидной.

Сеймур дотащил последний матрац до бассейна и, опрокинув его на край купальни, крикнул:

— Мам! Все! Теперь можно на море?

— Нет! — Уверенно произнес Фархад за мать. Он стоял на веранде, покручивая ключами.

— Почему «нет»? Я же все сделал! — Возмутился Сеймур.

— А кровати кто будет выносить из комнаты? А велик кто будет собирать? — Давай, иди сюда, будем выносить, — выдав тираду обязанностей, Фархад вошел в комнату, где были сложены кровати и другая дачная мебель.

— Как много их! — Сказал, вошедший в комнату Сеймур.

— Не больше чем было год назад, — мудро ответил Фархад.

— Слышишь, Фархад! А может, мы это после моря сделаем? — предложил Сеймур.

— Когда ты поймешь, что кое — что надо делать раньше чем то, что потом будет хотеться сделать еще меньше.

— А что делать надо раньше? — пыхтя от тяжести железной кровати, произнес Сеймур. Братья включились в работу.

— Думать о том, чтобы после одного удовольствия получить следующие, — испытывая те же нагрузки от железного матраца, выдавил из себя Фархад. — А главное, о маме надо думать. А вдруг она устала и захочет прилечь.

— Да, ты прав, мамочка точно устала, пусть полежит. Испытывая чувства нежности к незабвенному образу, Сеймур задвигался быстрей, не отставая от брата, в желании позаботиться о матери.

— Молодцы! — улыбаясь, заявила Хиджран, увидев натруженных сыновей и плоды их труда — Красавчики мои. Вы просто настоящие мужчины!

Шесть железных кроватей были извлечены братьями из комнат, и расставлены по периметру веранды, согласно числу взрослых и мест, определенных бабушкой после строительства дачи. Кровати стояли у стен дачи, умно спрятаны от жгучего солнца. Братья знали свое дело и помнили наставления взрослых, как добиваться тени, и про солнце не забывать.

Сеймур, воодушевленный похвалой, подбежал к матери за лаской. Обняв ее за талию, он произнес — Теперь мамочка, ты можешь отдохнуть, а мы поедем на море, да?

— Можно мам? — Спросил у матери, Фархад.

— Можно. Только, Фархад, ты знаешь ваш рубеж, дальше него ни в коем случае! Хотя, море спокойное, но шутки с ним все равно опасны, — поглаживая старшего сына по голове, Хиджран словно кодировала сына к ответственному отношению к морю.

— Не беспокойся мам, мы будем осторожны и быстро вернемся — Фархад устремился к матери, предложив, при этом, младшему брату поделиться возможностью обнять мать. Сеймур не уступил место рядом с матерью. Фархад остался обделенным.

— Пошли собирать велик! — Злобно потянув Сеймура за волосы, прошипел Фархад.

Из кладовой братья извлекли раму велосипеда, обвернутую в тряпичную ленту, нарезанную из мешковины. Далее, Фархад долго грохоча в кладовой садовой утварью, подал Сеймуру колеса от велосипеда, так же бережно обвернутые в мешковину.

— Сеймур! Разматывай тряпки с колес, и смотри не выбрасывай их, еще пригодятся.

— Они же пыльные, зачем они нам? — Сеймур не понял мысль брата.

— Чтобы через два месяца новые не нарезать, — не смотря на брата, ответил Фархад, будучи всецело поглощенный серьезным делом. Он бережно разувал раму велосипеда, при этом, свертывая нарезанную мешковину в мотки. Еще мгновение, и он должен был увидеть необычную раму их с братом велосипеда.

Братья привстали. Перед ними засиял хром. Рама велосипеда была целиком хромирована.

— Красота! — выдал Фархад.

— Очень красиво, очень! — Добавил Сеймур.

Каждое лето, обнажая раму велосипеда, Фархад изумлялся сиянию и свежести их старого велосипеда.

Сеймур ждал этого момента, чтобы не оставить восхищения брата в одиночестве. Ему нравилась участливость в жизни брата и причастность его к этому старому велосипеду. Брат возил его повсюду на приделанном позади багажнике, и они всегда были вместе.

— Принеси из комнаты один маток шланга, а я пока сниму покрышки с колес. Меня научили, как ездить без камер. Только возьми новый моток, и не перепутай со старым, — Фархад в очередной раз проявил старшинство.

— А кто тебя научил? — с любопытством спросил Сеймур.

— Сашин дядя — Сергей. Он всем во дворе, у кого не хватает денег на камеры, вставляет в колеса резиновые шланги вместо камер.

— А ты сможешь сам вставить шланг в колеса? — Усомнившись в умении брата, спросил Сеймур.

— Сеймур! Хорош базарить, давай иди, — чуть прикрикнув на младшего брата, выпалил Фархад.

— Хорошо, иду, только не злись, — ухмыльнувшись, подросток ускакал.

Сеймур вернулся быстро, волоча за собой увесистый моток поливного шланга.

— А где нож? — Спросил Сеймур.

— Зачем он тебе? — Без излишних эмоций спросил Фархад, не сводя глаз от того, чем он был занят. Высохшая от времени шина велосипеда не желала сдавать свои позиции на ободе колеса.

— Хочу отрезать от мотка, сколько надо шланга — найдя конец шланга, деловито ответил Сеймур.

— Сеймур! А сколько надо отрезать? — Улыбаясь, спросил старший брат.

— Ну как сколько? Сколько надо, столько надо, — уверенно заявил Сеймур, при этом, пряча глаза от пристального взгляда Фархада.

— Ты же не знаешь, сколько надо! Не знаешь и берешься, — покачав головой, как зрелый мужчина над несмышленым юнцом, Фархад содрал непригодную для использования старую шину.

— Я хочу отрезать шланг — тихо признался Сеймур.

— Так сколько надо отрезать шланга, Сеймур? — Фархад вновь настойчиво спросил брата.

— Не знаю, но я хочу отрезать шланг, — раздраженно ответил Сеймур.

— Понятно. Ты просто хочешь отрезать, я должен отмерить и при этом еще не ошибиться. — Легко отрезать. Много ума не надо — Фархад зачесал за затылком.

— Ты старший, ты должен знать, сколько надо отрезать — держа нож на изготовке, заявил Сеймур.

Фархад с удивлением посмотрел на брата и покачал головой.

— Иногда ты говоришь так, словно ты старше меня, но когда, что — то касается дела или знаний, ты прячешься за моей спиной. — Вот возьми и отрежь, раз такой умный! — Фархад подвинул старую шину к брату, и обиженно стал извлекать из пакета обильно смазанную тавотом цепь велосипеда.

— Я не могу, не знаю сколько. — Сеймур отложил нож и отодвинул шину обратно Фархаду.

— Вот так надо было с самого начало и говорить, а не лезть вперед раньше взрослых — Фархад вернул свое внимание к шине велосипеда.

— А может, все — таки попробовать еще раз накачать и посмотреть, а вдруг получиться покататься?

— Один раз? У нас с тобой целое лето впереди, — возмущенно отреагировав, Фархад отложил шину в сторону.

— Так давай купим! Съездим в Маштаги и купим. У нас же есть деньги, — Сеймур с корточек присел на колени и заглянул брату в глаза. Ему казалось, что в этот раз его идея Фархаду понравится.

— Ты опять за свое?! Я же сказал тебе, забудь про деньги. Они нужны для других дел, — резким ответом Фархад отпарировал идею брата восвояси, — И потом, с нашей ездой, шин не оберешься. Каждый раз на что-нибудь, да и наедем. — Надо что — то не протыкаемое, жесткое.

— Да, надо, что-то очень жесткое, — с умным видом добавив, Сеймур швырнул непригодную велосипедную камеру в сторону.

— Зачем выбросил?! — Возмутился Фархад. — Без нее трудно будет угадать длину шланга.

Сеймур вернул камеру обратно и, присев на колени напротив Фархада, стал терпеливо наблюдать за действиями брата.

— Дядя Сергей всегда говорит: «Если не знаешь, как установить новую зап. часть, не выкидывай старую» — Вот я и думаю, как нам правильно отрезать шланг. — Главное, чтобы по объему подошел, — Фархад вместил конец шланга в шину велосипеда.

— Клёво! В самый раз! — Обрадовался Фархад.

— Ура, в самый раз! — Сеймур поддержал радость брата и быстро умолк, выдав тем самым, что он всего лишь поддержал радость, а не понял их удачу до конца.

— Все вспомнил, как дядя Миша это делал, как менял шины на шланги, — Фархад уверенно взялся за дело. Он расстелил камеру на каменном полу, подложив предварительно под нее деревянную дощечку. Потом, сделав ножом глубокий надрез, он разрезал ее.

— Вот теперь приложим ее к шлангу и получим нужную длину шланга. — Понял, барашек мой?! — Фархад, на радостях потрепал Сеймура за волосы.

Сеймур расплылся в улыбке от слов брата, а главное, он ощутил, что им брат доволен, что происходило крайне редко.

— Ты очень хотел отрезать шланг. Вот здесь режь, где я отметил, — Фархад указал на метку, то была царапина на шланге, сделанная им при помощи гвоздя.

Сеймур напряг мышцы руки, и нож разделил резину. Замена камеры переднего колеса была готова.

— Теперь, так же, и со вторым куском разберись. Понял? — Фархад был горд самим собой, и не преминул показать это перед младшим братом. А перед кем же еще? Больше братьев у него не было. — Только пальцы смотри, береги, не порежься, а я тем временем, с цепью разберусь, — Фархад с чувством брезгливости стал разворачивать цепь велосипеда, скользящей в руках от обилия густого тавота.

Братья отошли в сторону от велосипеда, который был собран и готов к смотринам. Серебреный конь сверкал под солнцем одним цветом — цветом самого солнца.

— Клевый, какой у нас велик, — Сеймур сиял от счастья не меньше чем двухколесный, и не больше чем старший брат. Фархад улыбался, вкушая предстоящие ощущения рулевого и капитана корабля в одном лице.

— Хороший он у нас, надежный велик, — немногословно подытожил Фархад.

Велосипед, действительно оказался прочным и добротным. Привезенный, когда — то, в Баку из поверженной Германии, он был восстановлен и продан армянином Мишей семье Рагимовых. Один велосипед на двоих — на папу Идрис Мансуровича и дядю Эльдара. Они хорошо помнили тот день и цену, за которую их дядя, Максуд, бывший фронтовик, заплатил за изделие германского производства. По рассказам Идрис Мансуровича, торг был долгим и изнурительным. Миша не уступал, как под Москвой, а дядя Мамед наступал, как на Берлин, всей мощью всех фронтов Красной Армии.

Миша не был на войне. У него, как у всей его семьи были золотые руки. Он больше был нужен тылу, нежели фронту. Воин с золотыми руками большая находка для мародеров, и большая потеря для многодетной семьи и Родины, которую он защищал, сидя у себя в полуподвальной мастерской.

Фронтовик Максуд поначалу просил продать по совести, потом стыдил Мишу за неуступчивость и за отсутствие уважения к фронтовикам.

Говорят, что из подвала армянина, где создавались чудо — велосипеды, были слышны даже угрозы (выдать властям подпольное предприятие Миши по распродаже трофейного имущества, по завышенным ценам, т. е, по спекулятивным расценкам).

Миша стоял стойко, хотя насторожился от озвученной Максудом угрозы.

После часового торга, соглашение было достигнуто. Только велосипед был продан не за деньги. Хитрый Миша предложил обмен, так как не верил в твердость послевоенных денег.

Он запросил дорогое, он запросил швейную машинку бабушки Кюбры.

Акоповы знали про всех и про все, и что есть у соседей дома. У них получалось со всеми соседями общаться душевно.

Дядя Максуд назвал Мишу «подлецом», и уступил, ибо во дворе его ждали два подростка — Идрис и Эльдар.

Вскоре, два брата спешно стаскивали с четвертого этажа приданое бабушки — старую, неработающую уже давно швейную машинку, с мужским именем «Зингер».

Тем временем, дядя Максуд выкатил из подпольного цеха семьи Акоповых, хромированного коня без хвоста и на двух колесах. Велосипед был красив и надежен, только без фирменной эмблемы.

На вопрос, где эмблема, Миша ответил, что ее нет, ибо это генеральский велосипед, и выпущен по специальному заказу.

Акоповы были мастера выдать подделку за раритет. Раз нет имени, значит, надо придумать легенду.

Все подозревали, что хромовое одеяние велосипеда это творение золотых рук Акопова — старшего. Ни один здравомыслящий «германский генерал» не станет утруждать свои ноги излишним весом велосипеда. А вот дети, точно купятся на излишний блеск механизма, в который, особенно мальчики, влюбятся без памяти.

Дядя Максуд не сожалел о машинке, считал, что она уже непригодна и занимает место в доме. Он радовался счастью мальчиков. А Миша, рассматривая машинку, тоже улыбался. Он был мастером и хорошо разбирался в старине.

Напоследок, после сделки, дядя Максуд обязал Мишу помогать детям, ремонтировать велосипед.

Миша дал фронтовику «честное слово», что будет верен своему обещанию. И на радостях от удачной сделки, подарил мальчикам багажник — для второго брата, кто будет не у руля.

Все радовались, и бабушка Кюбра в том числе. Она не сожалела о потери любимой вещи, её внуки были на седьмом небе. Просто, в душе у нее что — то догорало — память о беззаботных днях ее молодости.

— Хорош велик, — еще раз похвалился Фархад, — Но Кюбры машинку мы вернем. Слышишь Сеймур, вернем домой обязательно, — посмотрев на велосипед, сказал Фархад.

— Обязательно вернем, — смело подтвердил Сеймур и в следующую же секунду спросил: «А как, мы это сделаем?»

— Как, как, просто, — ответил Фархад. — Выкупим обратно. Надо просто ждать и не терять их из виду. Наше должно вернуться домой.

Братья утихли, и думали уже только о швейной машине, которую никогда не видели, но помнили старенькую прабабушку Кюбру, которую когда — то сильно любили.

— Ну, все, теперь, марш за ластами и масками, — ткнув Сеймура локтем в бок, Фархад отвлек его от приятных воспоминаний. — Пора на море.

После быстрых сборов, мальчики уже стояли перед матерью в ожидании последних наставлений. За их спинами сверкал «генеральский» велосипед.

— Фархад! Ты все знаешь, — Хиджран знала с кем из братьев надо быть строже, — Чувство меры, и еще раз чувство меры. Слышишь?!

— Да мам, я все помню, — кивая головой, заверял мать старший брат.

— Сеймур! Если Фархад на тебя пожалуется, ты будешь лишён моря на всю неделю, — Хиджран щемило сердце от напускной строгости к младшему. Он был ранимым и все еще маленьким.

— Хорошо мам, буду слушаться, — покорно ответил Сеймур, лишь бы ощутить себя на багажнике велосипеда, стремящегося к морской прохладе.

— Ну, все, через час жду вас на обед, — жестко определила Хиджран время возврата.

— Как?! Всего час? Мам, так мало? — Возразил Фархад.

— Один час, для первого раза, будет вполне достаточно, — Хиджран резко отрезала все возражения сына. — Через час жду вас на обед!

— Фархад! Как мы поймем, что час прошел? — Спросил Сеймур, сидя на багажнике за спиной брата. — У нас же нет часов.

— Не знаю, как, но вовремя вернуться надо, а, то мама накажет. Ты же слышал, что она сказала.

Фархад набирал скорость, прилагал неимоверные усилия, чтобы разогнать хромированный велосипед и вес брата, который с прошлого года чуть прибавился.

Земля снова трясла, в этот раз уже велосипед. Опять Бельгийская земля надсмехалась, теперь уже над мальчиками, решившими искупаться и начать пляжный сезон.

— Когда стану взрослым, обязательно закатаю эту дорогу под асфальт, — изнемогая от нагрузок, процедил Фархад.

Братья лихо промчались мимо соседских мальчиков — Баксоветовской принадлежности, сидевших под забором, в тени, после футбольных баталий. Кто — то из футболистов, выбежав на дорогу, крикнул вслед серебряному велосипеду: «Эй, фраера! Чего тут разъездились?».

Для любимчиков городской власти лето тоже началось. Утихшая за год зависть к обладателям необычного велосипеда, заново взыграла.

— Козлы! — Крикнул Сеймур, усмехаясь ветру.

— Еще какие, братишка, — поддержал брата Фархад, издав, при этом, необычный возглас, вероятно, вызывающий раздражение не только у одного крикуна, но и у всей его футбольной команды.

Братья достигли железнодорожных путей. Спешились. Перетащив велосипед, они стали вглядываться в морскую даль. Дальше, их ждала колкая поверхность морского побережья.

Когда — то море отошло, оставив людям неприятность — множество острейших ракушек, а приятное унесло глубоко в море — золотой песок Каспия. И получилось — безногим рыбам — золото, а для людей — порезы на пятках.

В очередной раз Фархад запыхтел, набирая скорость.

Сеймур пытался удерживать равновесие, размахивая ластами, дабы облегчить работу ногам брата.

Ракушки раскалывались под тяжестью велосипеда, издавая не живой звук.

Скорость обдувала братьев, принося им свежие запахи моря.

Надуваемые от ветра, семейные штанины мальчиков напоминали черные шароподобные паруса, отнимая, тем самым, последние силы у Фархада — тягача по силе, и рулевого по старшинству.

В какой — то момент, Фархаду стало легче крутить педалями. Он растерялся, потому что не мог объяснить себе причину облегчения.

Позже стало ясно. Причина пронеслась мимо него, размахивая ластами.

— Эй, чокнутый! Подожди меня! Один в воду не лезь, — крикнул Фархад, уже к тому моменту, ослепшему и оглохшему от счастья младшему брату.

Сеймур забыл про все: про острые ракушки, про наказы матери, про брата, который был главным в команде. Его несло к морю — к матери всех людей на свете. Он надвигался на море, и оно становилось все больше, для небывалой любви и радости.

Мальчик вознесся, затаив дыхание. Сделал нырок во времени и в пространстве. Из холодной зимы, прямо в знойное лето.

Сеймур погрузился в море с желанием объять необъятное.

Чуть насладившись любимой обстановкой, ему захотелось подкинуть море к небу, и разглядеть это чудное сочетание тепла и влаги.

Фархад разбежавшись, тоже нырнул в море, огласив воплем свои неописуемые эмоции.

Братья стали визжать и одаривать друг друга брызгами щедрого Каспия. Море их уровняло и еще больше сблизило. Братья забылись. Время и шло, и останавливалось, растягивая для ребят удовольствие и радость.

Говорят, что для хороших людей, время иногда делает подобное исключение.