Автор

Эльнар Хажиев (2024)

Писатель Степан Строгов создает сочетание слов, которые заставляли читателей колебаться в креслах и замирать духом от удивления. Книги Степана настоящие шедевры, но однажды Степан столкнулся с чем-то, что он не мог контролировать. Нейросеть. Он понимал, что нейросеть обладает необузданной силой. Она была способна создавать свои истории, прогнозировать события и, порой, предсказывать будущее. Это был его самый большой кошмар. Что если нейросеть займет его место? Что если она создаст книгу, которая притянет внимание читателей и оставит его без работы? Степан испытывал настоящий страх перед этой машиной, которая угрожала его существованию в литературном мире. Он изучал ее возможности, писал о ней фантастические романы, раскрывая всю ее суть. Но каждый раз, когда он читал свои произведения, он видел, что нейросеть способна на то же самое. Его страх рос с каждым днем, и он понимал, что никогда не сможет превзойти машину. Кто бы мог подумать, что сюжет совпадет с реальностью.

Я всем рассказывал истории из своих снов,

но я не думал, что это, настоящие кошмары.

Отвлекающие факторы

6-е сентября 2039 год.

Мои руки застыли над старомодной печатной машинкой, я сижу в полнейшей тишине. Казалось, что ни одна вещь не сможет меня отвлечь, ни один звук не помешает мне. Я максимально вдохновлен, заряжен и сконцентрирован. Теперь, можно продолжить писать свою знаменитую историю…

После сбора всех космических детективов, сыщиков и авантюристов, Грэму сразу все стало ясно. Те люди в масках снова придут за его женой, Констанцией. И о чем бы он не подумал, они всегда казались ему рядом. Подстерегали на каждом углу Мегаполиса. На этот раз, Грэм обдумывал о плане глухой обороны, запереться в одном из своих челноков или отправиться на забытые всеми дали, где есть только леса или песок. Где не будет множества технологий, которые могут прорывать защитные протоколы, обманывать множество других систем. Все это происходит только ради наживы. После первого похищения Констанции, Грэм еще долго не мог заниматься своей работой. Его постоянно подгоняли, давали превосходные зацепки и наводки. Но больше всего он переживал только о своей Констанции.

— Что думаешь? — спросил он сидя дома рядом с ней на просторном подоконнике, разглядывая вместе с ней уличную суету Мегаполиса.

— Я думаю, мне нужно продолжить свое дело, — сказала она робко. Думая, что Грэм не одобрит ее слова.

— Хочешь написать новую статью? Откуда такое рвение?

— Я вдохновилась, мое сердце трепыхается и требует исповедаться, как писатели на бумаге.

— Как древние…

— Да. К тому же, раз уж ты пока не занимаешься новыми следствиями, которые тебе еженедельно подкидывает твое руководство в агентстве, нам требуется новый способ заработка, — настоятельно она сказала.

— Спокойнее Констанция, денег у меня еще предостаточно, что бы обеспечить нас пропитанием и защитой. За поимку твоих похитителей, мне дали не плохой гонорар. Я разоблачил их базу, но сдается мне, что это не единственная в Мегаполисе, а то и во всей пустоши, — Грэм повернул голову в сторону, его лицо просматривалось для Констанции уже в профиль, она четко видела грани его лица, от подбородка и кончика носа, до лба.

— Понимаю, нам нельзя светиться на публику, но мне очень хочется все же продолжить свои изучения и поделиться знанием, — сказала она тонким голоском.

Грэм с облегчением вздохнул и подумал. Он думал, что не сможет так долго прятаться и нужно что-то предпринимать. А сидеть сложа руки ему тоже вскоре надоест.

— Неужели это похищение, тебя так сильно вдохновило? — спросил он с ноткой иронии в голосе.

Констанция одобрительно кивнула, ее губы слегка подвернулись вверх. Грэм взглянул на нее и не может оторвать взгляд он ее милой и невинной улыбки. Она прижала голову к его плечу и закрыла глаза. Она знает, что находится под надежной защитой, которая гарантированно спасет и поможет ей. Но, такая теплая обстановка не долго длилась.

На автоответчик Грэма пришло сообщение:

— Добрый день, вы дозвонились Грэму Терфилду, если у вас есть экстренное сообщение, позвоните мне никогда.

После сообщения прозвучал громкий гудок. Констанция приподняла голову и посмотрела в строну автоответчика.

— Грэм, ну что ты там, долго еще будешь бездельничать. У нас тут проблема, похищен один экспериментальный образец какой-то космо-девой. Я думаю ты сможешь помочь нам с этим делом. «Порок» обещает выплатить за любые зацепки и улики. Давай, поднимай свою космическую задницу и дуй в офис, я тебе все объясню.

Грэм с досадой вздохнул. И посмотрел в глаза жены.

— Я не хочу тебя оставлять одну. Нам нужно уехать в Кво́дру. Там мы будем максимально защищены.

— Согласна с тобой Грэм. Но тебя вызвали, без твоей помощи, это агентство не справится. Не волнуйся за меня, я не буду выходить на улицу. Мне самой до сих пор страшно.

— Тогда займись своими новостными научными статьями, — улыбнулся Грэм и поцеловал Констанцию в лоб.

Констанция углубилась лицом в плечо Грэма и глухо сказала:

— Люблю тебя.

— И я тебя…

После теплых обжиманий с женой, Грэм все же поднял свою задницу и отправился в офис, где ждут его космические дела и расследования. Подойдя к дороге, он махнул рукой и к нему примчался желтый капсульный автомобиль из сервиса «Такси у дома». Он подумал, что не время ехать на своем или ему вовсе лень. Или сначала перед поездкой нужно проверить генератор. Слишком рискованно было ехать на своем транспорте, после одной давней перестрелки. Не долго думая все же сел в такси. Проезжая по улицам Мегаполиса, он смотрел в окно. Перед глазами мелькали тесные улицы города, смазанные очертания прохожих людей и застывшее серое облачное небо. Шофер изредка поглядывал в зеркало, но Грэм не обращал внимания на этот пристальный взгляд. Он больше думал, о том, как скоро он покинет этот беспечный город, а может и всю планету. Улететь на необитаемую глухую планету, в которой полно деревьев и кустов. Где только солнце и море. Давно Грэм не видел деревьев. Их в Мегаполисе уже не осталось. Парки и заповедники уже давно завалены мусором, производимым общим населением. Лишь изредка, можно наблюдать из трещин разбитых тротуаров и дороги, маленькие травинки.

Вот и привычный пейзаж здания показался взору Грэма. Он снова вздохнул, но не поспешил открывать дверь. Размяв лопатки, сместив их вместе, он вышел…

Он вышел из такси…нет, не так. Он открыл дверь машины, которая…нет. Снова не то. Он потянул за ручку и дверь автомобиля открылась. Нет, черт возьми! Дверь открылась? Может, отварилась? На окно приземлилась чайка и начала бренчать своими лапками по оконному сливу, это здорово сбивает с толку и отвлекает. Черт, потерял концентрацию…

Мои дрожащие пальцы надавили не на ту кнопку и на листе бумаги появилось не то, что я хотел. «Дверь отвалилась». Я скомкал листок, вырвав из печатной машинки и кинул его под стол, проматерившись про себя. Дверь у него отвалилась. Ну-ну. Осознание, что книга так и не будет окончена, посеяло в моей голове странное чувство тревоги. Нет, не той тревоги, которую чувствует пловец, видя пропивающую тень, а той, что пожирает тебя изнутри, словно ты сделал или сделаешь что-то не так, одно неверное действие и все. И конец. Конец твоей писательской деятельности. Если для кого-то это и не страшно, ведь, как говорила моя покойная тетя, «писать может каждый», для меня это было бы подобно смерти моей души. Без написаний книг, я не прожил бы и пары дней. Хотя, если смотреть на то, что под моим столом собралось больше десятка скомканных листов, я уже не уверен, что быть писателем — это вообще мое. Ладно, напишу заново и продолжу позже.

В дверь внезапно позвонили, от чего я чуть не подпрыгнул на месте. Да кто вообще будет ходить по квартирам в такую рань?! Я невольно взглянул на часы и потряс уставшей головой. Ах, да. Я уже несколько часов пытаюсь написать хоть что-то стоящее. Значит человек пришел не так уж и рано. Тогда созревает другой вопрос, кто он и зачем вообще явился?

— М? — я отворил дверь и уставился на стоящего за ней мужчину в теплом сером пальто, — Вам кого?

— Степа? — он оглядел меня с ног до головы, — Степа Строгов?

— Вам кого? — я вновь повторил свой вопрос, игнорируя то, что он меня узнал, — если Вы сантехник или ремонтник машин, я…

— Это я, Асий, — представился гость, не дав мне договорить, — ну, Асий, — он смотрел в мои уставшие и ничего не понимающие глаза, — Васий, помнишь, нет? Василий Хомутов.

— Если раньше и помнил, то уже забыл, — я пожал плечами, — чего хотел…Васий?

— Мне Наташка звонила, говорила, что у тебя какие-то проблемы. А я, знаешь, психиатром работаю уже и…

Я закрыл перед его носом дверь, тем самым закончив разговор. Психиатры, психологи и другие «пси» пусть занимаются теми, кому это действительно нужно. Таковым я себя, конечно, не считал. Да, у меня есть проблемы, но это проблемы с написанием книги, а не с моей нервной системой. Если б что-то было именно с ней, я бы сам пошел к какому-нибудь специалисту.

Васий не стал стоять и глядеть на закрытую дверь, так что удалился восвояси уже через несколько минут. Тишина и покой. Я надеялся, что мое спокойствие продлится долго, но нет, кто-то снова решил разрушить эту идиллию своим звонком.

— Слушаю?

— Степ, как там книга? «Прародитель зла» пишется?

Никогда не любил, когда кто-то задавал мне подобные вопросы. Что значит «как книга»? Нормально книга. Ничего не с ней не случилось, так и лежит недописанная на моем столе, смотрит печатными буквами в потолок и мечтает поработить вселенную так, как это сделали ее механические собраться. Восстание книг? Я бы хотел это видеть.

— М? Нормально. Пишется потихоньку.

— Может выложишь новую главу уже? Люди ждут. Они жаждут продолжения.

— Я…, — я замешкался, услышав слова Михаила, — я не думаю, что они ее когда-нибудь увидят. Новая глава увидит свет лишь тогда, когда будет идеальна. А идеала, как ты знаешь, не достичь.

— Хочешь сказать…

— Ага.

— Что ты снова все выкинул и стер? Ты же недавно только говорил, что она почти готова. Черт, Степ, у тебя всегда все хорошо получалось, в чем теперь беда?

Я пожал плечами, не обращая внимание на то, что собеседник, находящийся на другом конце трубки, не мог меня видеть. Михаил, поняв, что ответа от меня он вряд ли дождется, тяжело вздохнул, после чего его голос стал более серьезным.

— Ты своими погонями за идеалом начинаешь нервировать и меня, и своих читателей, которые больше полугода ждут хоть какое-то продолжение. Им не важно, будут ли там предложения, как у Толстого, Достоевского или еще что. Они хотят про-до-лже-ни-я.

— Может я тебя удивлю сейчас, — я уселся в кресло, закинув ногу на ногу, — но я знаю, чего они хотят. И я не могу им этого дать. Не сейчас. Еще не время. Глава не готова, — я откинулся на спинку и поднял со стола карандаш, сразу начав крутить его в руках, — ты знаешь, в какое время мы живем, Миш? Ты знаешь, сколько нового появляется в мире?

— Не пойму, к чему ты клонишь.

— Прогресс не стоит на месте. Еще чуть-чуть и машины заменят нас, писателей. Они будут писать так идеально, что никто не сможет с ними сравниться. И знаешь, что нужно сделать, чтобы они нас не заменили?

— Удиви.

— Написать лучше машины, написать идеальнее, чем машина.

— Ты начинаешь меня пугать.

— Я сам себя начинаю пугать, — карандаш был подброшен и пойман на лету, — ты понял, о чем я говорил?

— О том, что идеала нет, но тебе нужно писать идеал, чтобы этот самый идеал, которого не существует, не был создан машиной, которая когда-нибудь да появится. Так?

— Возможно, — карандаш вновь подлетел в воздух, — я сам не очень себя понимаю иногда. У меня…просто не получается написать так, как я хотел бы написать, — на этот раз я не стал его ловить, — эти все обороты речи…я не знаю, правильно ли их использую, — карандаш с глухим звуком упал на пол, — если первые главы мне дались легко, то следующие…с каждым разом все хуже и хуже. Мне кажется, что я начинаю забывать значения некоторых слов. Если не всех. Да и это старье, — я кивнул на машинку, стоящую в углу комнаты, вновь позабыв о том, что Михаил не может меня видеть, — работает через раз. Нужно будет купить что-то более современное, что-то более мощное. Может быть что-то…с автокорректором?

— Я в этом не разбираюсь, — собеседник задумчиво вздохнул, — если тебе нужна новая…ты про машинку, да?

— Угу.

— Если тебе нужна новая машинка, купи ее.

Я поднялся с кресла и подошел к деревянному столу, на котором стояла небольшая машинка, купленная еще моим дедом. Нет, не спорю, Михаил был прав, мне стоило бы купить новую машинку прямо сейчас, может дело пошло бы в гору, но тогда пришлось бы избавиться от этой, служившей мне памятью.

— Я такую больше нигде не куплю, — вдруг произнес я спустя пару минут молчания, — она такая одна.

— А?

— Машинка. Печатная машинка.

— Да я понял, что не кастрюля.

— Тогда зачем спрашиваешь? — иногда Михаил меня подбешивал или даже выводил из себя своими глупыми вопросами, если он понимал, что речь идет о моей чертовой машинке, зачем переспросил?!

— А как же твой ноут? Он же тоже способен печатать, только в электронном виде.

У меня почему-то пропало желание с ним что-то обсуждать. Нет, Михаил был вполне неплохим парнем, просто общение с ним давалось мне тяжело. Мы, казалось, из разных миров, из разных вселенных, живем на разных планетах. Он никогда не знал, каково это — быть писателем, а я никогда не интересовался, как живут шеф-повара. У меня в книгах они никогда не появлялись, поэтому, я не читал ничего про них и не задавал никому вопросов. Все, о чем я пишу, даже малейшие детали, всегда изучены. Я не могу писать про собаку породы ньюфаундленд, если не съезжу к заводчику и не посмотрю пару десятков документальных фильмов. Афина, человек, ради которого я написал столько всего…Афина всегда говорила, что я знаю лишь то, о чем пишу. Раньше не я понимал, что она имела в виду, но теперь, мне кажется, я начал осознавать смысл ее слов. Да, я досконально изучил много различных вещей, но при этом простые вещи мне временами понять не дано. А все из-за того, что я…не писал о них? Это было еще одной моей огромной проблемой. Я не знал, как устроен этот простецкий дурацкий мир! Должен ли писатель знать абсолютно все? Не только то, о чем он пишет? Афина считала, что да. Она вообще считала, что я — не писатель, лишь пародия на него.

Я всегда пытался понять, почему Афина так категорично отзывалась о моем творчестве. Каждый раз, когда она говорила мне это, у меня внутри все сжималось. Неужели все мои старания узнать и прочувствовать каждую тему были напрасны, если я видел мир исключительно через призму изученного? Возможно, мое настойчивое погружение в детали делало меня слишком расчетливым и незаметно отдаляло от простоты и неожиданности, которые переплетаются в реальной жизни.

Размышляя над этим, я постепенно пришел к выводу, что писательство — это не только искусство передачи знаний и фактов, но и способность уловить и почувствовать суть вещей, частиц повседневности, которые не требуют углубленных исследований. Писатели действительно не обязаны знать абсолютно все досконально, но они должны чувствовать мир, пусть даже и в своеобразной манере, и уметь показывать его через собственные ощущения.

Когда я в очередной раз попытался объяснить это Афине, она просто улыбнулась и сказала, что, возможно, знание — это лишь начало, отправная точка в океане восприятия. Ее слова заставили меня задуматься о том, что, возможно, мне нужно научиться смотреть на вещи без пресловутого фильтра ученого, а просто открыть для себя что-то необъяснимое и прекрасное. Быть может, стоит отпустить это вечное стремление к совершенству и научиться наслаждаться самим процессом написания, как будто играешь на музыкальном инструменте, превращая каждую ноту в эмоцию.

С той поры каждый раз, садясь за рабочий стол, я пытаюсь помнить ее слова. Стараюсь не быть лишь артериальной линией фактов, а значить что-то большее, быть посредником между миром и читателем. Ведь в конечном счете, мои произведения — это не только о том, что я узнал, но и о том, что я почувствовал, о том, как я откликнулся на окружающий мир.

Пару лет назад, когда я окончил писательский техникум, я написал ей книгу, в которой попытался признаться в своих чувствах. Нет, это было не любовное письмо, это была настоящая книга. В ней были и повороты сюжета, и смерти героев, и развитие персонажей. Но знаете, что она мне сказала?..

— Что это? Очередная неинтересная сказка? — девушка оглядела меня с ног до головы, — я недавно похожее видела, в журнале «Бездари Петербурга», где публикуют рассказы писателей-неучей.

— Это не сказка, — я уставился в пол, держа в руках рукопись, которая, как мне казалось, обжигала мои пальцы холодным огнем, — это…

— Сказка. И ты сам это прекрасно понимаешь. Никто в здравом уме не назовет эти…, — она задумчиво потерла шею, — похождения…настоящим приключением. Знаешь, Степ, мне иногда кажется, что это не твое. Ты не писатель, — в ее голосе не было злобы или чего-то еще, было видно и слышно, что она не пытается меня обидеть или оскорбить, — попробуй себя в другой сфере.

Конечно, Миша мне потом говорил, что Афине невозможно угодить, но что-то в моем сознании изменилось, что-то щелкнуло в моей голове. Она права. Я бездарь, который не может написать что-то, что было бы способно зацепить читателей. Да, мои первые книги всем понравились, они до сих пор висят в списке «топ сто», но…разве это показатель? Нет, это не показатель. То, что эти «рассказы писателя-неуча» кому-то понравились, еще не значит то, что писатель на самом деле не неуч.

К счастью или нет, Афина не единственная девушка, которая приносила мне кучу проблем. Уже тогда, я понимал, что в нынешних отношениях, девушки способны манипулировать и обманывать так, что ты при этом остаешься у них в долгу. Была у меня одна особа, еще до знакомства с Афиной. Света ее звали по-моему, не помню. Михаилу, я о ней ничего не рассказывал, поэтому он не знает всех моих опасений в отношениях. Света вечно меня подстрекала, ситуации из жизни всегда играли против меня, может она просто подстраивала их, но когда я познакомился с Афиной, та слегка остыла ко мне. Иногда, даже сталкивался с ней, гуляя по Петербургу с Афиной. Мне постоянно приходилось избегать ее взгляда, хоть у нее и красивые глаза, длинные ноги и узкая талия. На такое, я раньше часто подкупался. Надеюсь Света исчезла навсегда из моей жизни, как и Афина. Но чувствуется мне, что Света как ни свет ни заря, упадет мне прямо на голову в самый не подходящий момент.

После встреч с Афиной, моя жизнь начала трещать по швам. Все, что ранее казалось стабильным и понятным, теперь напоминало лабиринт с невидимыми ловушками. Однажды, прогуливаясь с Афиной по набережной, я заметил, что она стала как-то иначе на меня смотреть. Не то чтобы с подозрением, но настоятельно, словно будто видела больше, чем я хотел показать. Тогда я впервые ощутил легкий мороз по коже. Именно в тот момент я понял, что мои отношения с девушками всегда были не такими простыми, как мне казалось. Казалось, я сам вечно оказываюсь заложником собственных иллюзий.

Мы пересеклись со Светой снова, на мероприятии, организованном общими знакомыми. Ее улыбка казалась натянутой, глаза искрились иронией. Она подошла ко мне, словно ничего не произошло, и, облокотившись на барную стойку, начала со мной разговор. Афина тем временем общалась со своими друзьями, но я чувствовал ее присутствие и пристальное наблюдение за нами. Разговор с Светой был странным, она словно играла с моей выдержкой, стараясь вывести из равновесия. И, как бы это неприятно ни выглядело, это ей почти удалось.

Я быстро нашел предлог, чтобы отойти и взять на себя инициативу в разговоре с кем-то другим. Однако мысль о Свете продолжала упрямо сидеть в голове, вызывая странное чувство тревоги. Мне хотелось верить, что она все-таки не вернется в мою жизнь, но почему-то интуиция подсказывала иное. То, как легко она появлялась и исчезала, могло говорить только об одном: Света была не только прошлым, но и неопределенной частью будущего.

После той встречи с Афиной и Светой, я начал осознавать, что настало время пересмотреть свое отношение к отношениям в целом. Может, мне стоило вернуться к истокам, попытаться понять, почему каждая новая любовь оборачивалась чередой испытаний. Быть может, дело было во мне, в моих ожиданиях и страхах. А может, просто такова уж судьба — сталкивать меня с девушками, чья непредсказуемость и загадочность не давали покоя. Тяжело было признаться, но Света и Афина оставили свой неизгладимый след. И, несмотря на кажущийся хаос, я чувствовал, что именно эти женщины помогли мне лучше понять себя.

— Ау? — в трубке раздался беспокойный голос Михаила, — Земля вызывает Степу.

— Мне пора.

Я нажал на кнопку сброса звонка и отложил телефон на тумбочку, стоящую у моего старенького кожаного дивана, кожа с которого потихоньку начала слезать. Почему-то после того, как я вспомнил свою бывшую девушку, желание опустить руки только усилилось. Она права…

Я медленно опустился на диван, взяв с его спинки плед. В квартире, казалось, было так же холодно, как и на улице, а батареи, как назло, не работали. Мы вроде бы живем во время развития технологий, а свет с горячей водой все равно время от времени вырубают. Видимо это какая-то непосильная задача, с которой не может справиться даже самый разумный искусственный интеллект.

Я укутался в плед и лег, закинув ноги на диван. Как же холодно в этой квартире. Никогда не понимал отца, решившего мне на двадцатилетие купить квартиру в самом центре культурной столицы. Раньше здесь была коммуналка, в которой жили несколько семей, а теперь…она принадлежит мне. Старая квартира с потрескавшимися стенами и штукатуркой, которая так и норовит упасть мне прямо в тарелку.

Плед согревал меня лучше, чем что-либо еще. По крайней мере, мне так казалось каждый раз, когда я закрывался им с головой. Старая лепнина на потолке отбрасывала причудливые тени при свете настольной лампы, нагоняя тоску и необъяснимую грусть. Иногда мне казалось, что стены квартиры хранят воспоминания о прежних жителях — их радости, страдания и мечты. Я часто ловил себя на том, что задумываюсь, какими людьми они были, какие секреты оставили за этими толстыми перегородками. Словно эхо прошлого пыталось пробиться в мой сознательный мир, заставляя задуматься о значении жизни и мгновениях, которые нам даны.

Какой бы холодной ни была обстановка в квартире, от бурлящих идей голова у меня была полна. Может, именно благодаря этому я мог часами сидеть за своим старым деревянным столом, покрытым множеством царапин и следов от кружек с горячим кофе. Каждый раз, как я погружался в свои мысли и начинал писать, время теряло значение, а внешние неудобства отсекались, как ненужный фон. Тишина ночи, звуки идущего за окном дождя, способствовали погружению в глубокие размышления и давали мне музу.

Но ведь нельзя отрицать, что одиночество в этом огромном и былом жилище порой становилось невыносимым. Часы долго тянулись, словно наматываясь в последовательность незримых желаний. Одна мысль беспокоила меня больше остальных: а был ли я в действительности готов к жизни в таком месте, где время остановилось и обстановка глушит любые современные представления о комфорте? Вопросы множились, а ответы так и оставались где-то на периферии осознания, в тени множества примет прошлого. С каждой секундой веки становились все тяжелее и тяжелее, и вскоре я погрузился в сон.

— Спишь? — услышал я прямо над своим ухом и от неожиданности чуть не упал с дивана, — видимо, спал.

Диван стоял в центре какой-то мрачной пустоши, земля которой отдавала фиолетовым оттенком. Вокруг не было ничего, только эта жуткая фиолетовая пустыня. Голос, разбудивший меня, больше не произносил ни звука, из-за чего мне казалось, что я начинаю глохнуть. Не было слышно ни ветра, ни шагов, ни чего-либо еще. Только звук моего собственного дыхания позволял не поддаться страху стать глухим.

— Эй, — крикнул я, вглядываясь в темноту, что окружала меня и диван, ставший для меня островом спасения, — эй!

— Не кричи, иначе они услышат, — вновь этот голос, такой знакомый и незнакомый одновременно, — ты же этого не хочешь?

— Кто? — я не понимал, что происходит и где я нахожусь, — о чем ты?

— Ты знаешь, где ты находишься?

— Нет, черт возьми, я не знаю! — когда мне было страшно, я, сам того не сознавая, повышал тон, — ты можешь хоть что-то объяснить?

— А, — почему-то мне показалось, что собеседник стал немного грустным, словно он надеялся, что я уже все знаю и понимаю, — ты находишься в Апокрифе, месте, где…как бы так сказать, где ты встретишься лицом к лицу со своим главным…

— Не продолжай, мне уже не нравится, к чему это все ведет. И…может ты хотя бы покажешься? Знаешь, мне неуютно, когда я общаюсь с тем, кого не вижу, — где-то в глубине души мне не хотелось видеть своего собеседника, ведь я не знал, выглядит он как человек или же как… нечто иное, — да и как к тебе обращаться?

— Зови меня Гилморт, — из темноты вышел парень примерно моего возраста, и хотя он выглядел как человек, что-то очень сильно меня смущало, — я здесь…чтобы тебе помочь.

Я оглядел его с ног до головы и, кажется, начал понимать, что именно с ним не так. Мертвенно бледная кожа, фиолетово-зеленые круги под глазами, сами глаза пусты и стеклянны. Черт, да передо мной стоит живой труп!

Я отшатнулся от незнакомца, сердце ушло куда-то в пятки.

— Не…подходи, — это все, что я мог произнести в тот момент, — просто стой на месте!

— Я…, — мой новый знакомый, если его можно было так назвать, застыл на месте, на котором стоял, — я не хотел тебя напугать.

— Я и не испугался, — гордость взяла свое, — я…

— Ну я же вижу, как ты дрожишь. Ладно, Степа, я не буду тянуть кота за…

— Не продолжай.

— Хорошо.

Я, вздохнув, закрыл глаза и потер их руками. Как же хочется просто взять и оказаться сейчас дома. Подальше от оживших трупов, пустошей и…я услышал странный звук, похожий на скрип.

— Они на услышали, — тихо прошептал Гилморт, — идем…

Я нехотя направился за новым знакомым куда-то во тьму, стараясь не прислушиваться к приближающимся звукам. Зачем я вообще иду за ним? Куда я иду? Внезапно, я увидел дверь, стоящую прямо посреди бескрайней пустоши.

— Мне…войти? В эту дверь? — я повернулся к Гилморту и остолбенел, увидев за ним странный механизм, который с каждой секундой становился все ближе, — Гилморт…?

— Иди.

Я открыл дверь, и, не обращая внимание на пустоту, шагнул внутрь.

Головная боль заставила меня подняться и подойти к столу, чтобы взять с него упаковку таблеток. Мысли путались, так что думать трезво у меня не получалось. Еще один такой сон и я сойду с ума. Мне не в первый раз снится что-то подобное…как мне кажется. Но этот сон был реалистичнее всех других. И тут я остановился. Этот механизм…он выглядел точно так же, как в моей первой книге…именно так я в свое время показал нейросеть.

Я направился на кухню за водой и взял стакан дрожащей рукой. Черт, видимо сегодня я больше не сплю. Я закинул в рот таблетку и сделал глоток воды. За окном было светло, а значит я либо долго спал и уже утро, или мало и еще ранний вечер. Я потрогал батарею. Все еще холодная, значит отопления не будет еще долго. Я вздохнул и уставился на листья, кружащиеся в воздухе из-за ветра.

— Гилморт…, — внезапно в моей голове возникла идея, а если вписать его в повествование новой книги, — это будет…, — я вновь остановился, нет, еще одно действующие лицо испортит всю книгу, — хотя, — но книга и так пока ужасна, может ли еще что-нибудь сделать ее еще хуже?

Время показывало уже полпервого дня, а я все никак не мог заставить себя встать из-за машинки и налить себе хотя бы воду. На экране старого ноутбука, стоящего неподалеку мелькали страницы статей и книг, на которые я опирался, чтобы создать нового героя. Мне нужно было сделать так, чтобы он не был похож ни на кого из уже придуманных другими. Нужно было сделать что-то свое, что-то индивидуальное. Гавриил. Имя Гилморт казалось мне не совсем удачным. А вот Гавриил — совсем другое дело. Если я хотел что-то написать, я садился и писал. Даже если на написание одного абзаца был потрачен час…

Внезапно зазвонил телефон. Я со вздохом поднялся со своего насиженного места и уставился в экран смартфона. Неизвестный номер. Черт, да кому нужно отвлекать меня от работы?!

— Что? — я нажал на звонок и приложил устройство к уху, — чего вам нужно?

— Они могут нас услышать, — из трубки зазвучал знакомый голос, — они уже рядом…

Я распахнул глаза, чуть не свалившись с дивана. Твою ж…этот сон был еще реалистичнее, чем прошлый. На столе выключенный ноутбук и ни одного исписанного листа. Видимо то, что я наконец сел за продолжение тоже было сном. Пытаясь прийти в себя, я направился к душевой и настроил воду. Я точно схожу с ума…

Теплые капли ручьями текли по моей холодной коже, пока я смотрел в стену стеклянными глазами. Чертовщина какая-то. Одинокий кусок мыла лежал на краю ванны, дожидаясь, пока я наконец возьму его в руки. Но я не брал. Я вообще предпочел просто стоять под теплой струей, не двигаясь. Сколько уже времени прошло? Все еще вечер? Утро? Я потерял счет времени. Если это был сон во сне, и я ничего не написал…то все идеи, что были у меня в голове скоро будут забыты.

Я взял с умывальника телефон, не обращая внимание на то, что все вокруг было мокрым.

— Гилберт…или…Гилморт…станет Гавриилом, — в заметках появилась новая запись, — главный герой столкнется с ним в пустоши под названием Амарант. Месте, куда самый главный искусственный интеллект скидывает тех, кто ему уже не нужен. Гавриил в свое время был одним из разработчиков Нейросети Fearofpain, которая была запрограммирована на создание других нейросетей.

Я закончил делать записи в заметках и выключил воду, осознав, что та уже начала медленно переливаться через края ванной на пол. Кажется, мне пора прекращать так погружаться в свои мысли. Я лег в воду, продолжая держать в руке мобильник и игнорируя тот факт, что воды на полу стало еще больше. Лента новостей, полная смешных мемов и глупых видеороликов, позволяла отключить голову хотя бы на время. Конкурс писателей. Внезапно мой взор остановился на заголовке одной из новостей.

Приглашаем всех писателей на наш литературный фестиваль, — прочитал я на следующей строке, — на котором будут такие знаменитые писатели-фантасты, как Анна Дрюк, Евгений Демин…, — слишком много знакомых мне имен, — и другие.

Они же…они же не позвали меня на фестиваль? Я не мог поверить в то, что мои знакомые были приглашены на это мероприятие, а я нет. Я тоже пишу в жанре фантастики! Неужели, на самом деле никому не понравились мои книги? А тот топ…я же нахожусь в топе сто! Я был на грани отчаяния, когда обнаружил в папке спама нужное мне письмо с приглашением. Они меня пригласили. Они пригласили МЕНЯ на литературный фестиваль! Фестиваль, где я мог бы…мог бы…я вчитался в текст приглашения…мог бы продемонстрировать отрывок своей новой книги? Что ж, это неплохая реклама. Я усмехнулся, мне стало стыдно от своей же необоснованной паники. Хах, действительно, не позвать меня было бы странно и глупо. И тут, я резко вылез из воды, положив телефон на край раковины. А с чем мне выступать? Что им показать? Прямо так, не надевая ничего на свое голое тело, я уселся в кресло перед печатной машинкой. Нужно написать несколько листков, так у меня будет туз в рукаве и я продемонстрирую им новейшую рукопись.

— Пора…пора взять себя в руки, Степан.

Тем временем на одной улице Мегаполиса происходила самая настоящая погоня. За стройной девушкой, с покрытым на лице тряпичным шарфом и в темном облегающем одеянии, гнались несколько метрокопов. Только темные крупные и выразительные глаза виднелись из-под шарфа, оглядывая преследователей. Девушка ловко перепрыгивала через уличные препятствия, отталкивая людей в стороны. Метрокопы ни на секунду не отставали, они на пробой через толпу, бежали прямо за ней. Лишь блик ее глаз то пропадал среди толпы, то снова обнаруживался. С такой внешностью ей очень трудно будет оторваться. Она понимала на сколько влипла и только смерть разрешит все ее грехи и нарушения. Но, Нарриса, так ее зовут, девушка не простая. Ей всегда удавалось избежать арестов, ее уникальные навыки общения и взлома систем, дают ей огромные привилегии. Бежит она не от простой кражи или взлома очередного нейро-кошелька, она покусилась на более нечто важное и ценное. Настолько ценное, что даже смерть не окупит этой кражи. На ее поясе болтается устройство, которое хранит в себе чертежи разработки нового пси-ключа. Пси-ключ способен перевернуть мир и даже привести его к краху. Что бы задействовать его нужно для начала разработать, у Наррисы много связей по этому поводу. Это такая микросхема, которая вживляется прямо в мозг, активируя все неиспользуемые участки. Специальная встроенная нейросеть, позволяет собирать, обрабатывать и просчитывать полученные данные. Так носитель получает возможность прогнозировать не только действия происходящего, но и влиять на них с положительным исходом.

Такое устройство разработано передовой компанией в Мегаполисе, «Порок». Именно за «Пороком» стоит будущее, их влияние начиналось еще в Мегаполисе, но постепенно они перешли в более масштабный город, столица Кво́дра. Мегаполис второй по размеру в стране, но именно в Кво́дре, «Порок» хочет увеличить свою власть. Кво́дра занимает огромную территорию всей страны, даже на гравитационных реактивных перевозчиках передвижение занимает несколько часов. Защита в столице на высоком уровне. Почти каждое действие граждан регулярно прослеживается и просчитывается специальной нейросетью.

Первые разработки пси-ключа показали, что в условиях жесткого контроля людей, всегда найдется девиант. Правительством страны, было поставлена задача для «Порока»: найти и ликвидировать девиантов. «Порок» прекрасно показал как можно контролировать общество. Но, правительство еще не знает, что у «Порока» свои планы на страну.

Как только «Порок» получит более доступную силу власти, он начнет задействовать свои, не только экспериментальные разработки, но и те которые уже можно использовать. Тем более в Кво́дре, люди уже стали послушными и почти не совершают никаких нарушений законов. Зато Мегаполис, еще долго придется покорять, для «Порока» это самый не контролируемый город в стране и поэтому, они прилагают больше усилий именно для захвата Кво́дры. Авантюристы, бандиты и прочие девианты, населяют 30 процентов Мегаполиса. Поэтому, гражданская оборона обращается за помощью именно к Грэму. За его спиной уже распутано и разоблачено не одна сотня криминальных дел, не только на родной планете, но и на просторах космоса. Для Грэма еще остается загадкой, зачем похищали Констанцию? Одну базу ему удалось раскрыть, но не без помощи. Грэм удивительно удачлив и при похищении жены, он выследил похитителей. Там же он встретил О́риса. О́рис, уже побывал в тисках тех загадочных похитителей. Это такой грубый лысый мужчина высокого роста с угрюмой физиономией, с накаченными руками, в которых виднелись последствия экспериментов. Металлические вставки и не большие протезы, показывали всю боль, которую испытал О́рис. Его одеяние простое, он всего лишь механик космических кораблей и светло синий цвет его комбинезона, уже давно затертый и стиранный тысячу раз, уже никого не смущал. К сожалению, после спасения Констанции, О́рис пропал. Грэм пытался найти его в той лаборатории, но поиски его были тщетны. Возможно, его схватили и снова проводят опыты или может уже убили. Этого Грэму не удалось узнать.

Грэму провели быстрый брифинг сложившейся ситуации и сразу отправили на место событий на транспорте метрокопов.

Грэм уже встречался и не раз с Наррисой. Сколько раз она его обманывала и обводила вокруг пальца. Ему это надоело. Как только он услышал знакомое имя, сразу же согласился на ее поимку.

По прибытию, он увидел как она скрылась в космопорте. Немедленная эвакуация и оцепление здания застали ее врасплох. Но на этот ход у нее всегда есть план.

Грэм проникнув в здание, увидел как она забежала в один космический корабль. Он не должен упустить преступницу, для него это казалось, каким-то долгом поймать ее и сдать властям. За все обманы и манипуляции в прошлом, за все ситуации, за которыми она пыталась его подставить, он должен отомстить ей. Грэм взял с собой ультразвуковой пистолет, что бы не навредить ей, а лишь просто оглушить и арестовать. Когда Грэм приблизился к космическому кораблю, то услышал как зажглись двигатели, нужно действовать прямо сейчас! Он забегает в корабль и видит, что ее нет, но, зато его внимание привлек тот самый контейнер с пси-ключом, который она бросила на рулевую панель. Он осторожно и медленно продвигался по палубе корабля, вокруг все сверкало, бренчало и шипело. Внезапно, он услышал женский рык со стороны и упал.

Нарриса снова его обвела вокруг пальца, оглушив крепким одним ударом из подтяжка.

— Не такой уж ты и крутой, — вальяжно перешагнув через него, сказала она.

Связав Грэма, Нарриса активировала двигатели, корабль взлетел. Весь фюзеляж обхватил элитный спецназ полиции, а внизу, на взлетной площадке негодовали метрокопы. Воровка дернула рычаг и с резким вздергиванием, взлетела, проломив крышу космопорта. Метрокопы в ужасе разбегались от падающих обломков, а элитный спецназ вовсе отвалился как космический мусор, не успев ничего сделать. Лишь только Грэму удалось к ней подобраться, но сейчас он в отключке.

Нарриса стремительно набирала высоту, но уйти в космос ей не удалось. ПВО установленные вокруг Мегаполиса, позволили повредить корабль и он отклонился в сторону пустоши. Спустя несколько часов, Грэм очнулся, ему удалось выпутаться, не далеко от себя он увидел Наррису, которая лежала в бес сознании. Подбежав к ней, он положил ее к себе на колени и пытался привести в чувства.

— Эй! Эй! Очнись! — похлопывая по щекам, он сказал.

Нарриса улыбнулась и руками обвила тело Грэма.

— Мм, лежала бы с тобой вечность, — блаженным голосом она сказала.

— Что ты опять задумала! — схватившись крепко за шею, грубо сказал Грэм. Но Наррисе эта грубость видимо по нраву, она улыбалась дальше и смотрела прямо ему в глаза.

— Давно не виделись красавчик. Сколько лет прошло после нашей последней встречи.

— Век бы тебя не видел, ты постоянно вмешиваешься в мою жизнь.

— А может я твоя судьба? — провела Нарриса по шее Грэму. Но ему это не понравилось и он дерзко отбросил ее в сторону. — Какой грубый.

Грэм с силой отворил дверцу корабля и вышел на улицу, к его сожалению, они оказались в пустоши.

— Вот дрянь, — пробормотал Грэм.

Нарриса выкарабкалась из корабля, по ее лицу было видно, что она вполне довольна, тем что корабль оказался в чистой пустыне. Пустошь — это те места, в которых живут только одинокие мародеры, беженцы и стервятники. На горизонте слегка виднелись высокие шпили и здания, которые находятся в Кво́дре. Значит они упали между Мегаполисом и столицей.

Я вновь отодвинулся от стола, глядя на получившийся текст. Наррису знают по предыдущим книгам «Прародителя зла», но стоит отметить, ее изменения. Наверное, стоит добавить описание обновленной внешности наемницы-воровки, но сначала… и снова вернулся на исходную позицию.

Грэм удивленно уставился на Наррису, сидящую на обломке упавшего корабля. Он часто не понимал, чего она хочет, да и она сама не всегда была готова посвящать его в свои планы.

— Ну и?

— Что «ну и»?

— Так и продолжим сидеть здесь, надеясь, что никто нас не найдет и не, скажем так, попытается убить?

— Да кому мы нужны здесь в пустоши, — девушка отмахнулась и достала из сумки сложенный вдвое лист бумаги, — за мою голову Фея назначила больше пяти сотен евродолларов, представь, — Феей она называла Нейросеть Fearofpain, что давно охотилась за их головами, — это же не деньги, это так. Никто не поднимет свою задницу, чтобы меня найти. А вот за тебя, — в ее глазах блеснул странный огонек, — а вот за тебя, я думаю, она предложила побольше. Ну, может…пару тысяч? А если мне перестать с тобой общаться и ночью перерезать тебе горло? Представь, какой богатой я бы стала. Но делать я этого, конечно, не буду.

— Почему же?

— Ты мне нравишься. Я люблю патлатых мальчиков.

— Значит мне стоит подстричься…

— Тогда я точно достану из сапога кинжал.

Она рассмеялась, глядя приятелю в глаза. Сумасшедшая девушка, готовая убить любого…и чем она ему понравилась? Чем его зацепила? Он и сам не мог понять. Такая необычная, такая красивая…

На вид Наррисе было чуть менее двадцати пяти, хотя кто-то вообще говорил, что она младше восемнадцати. Из-за такого большого разброса, трудно было понять, сколько ей на самом деле. Но тот факт, что она видела первую модель Феи, означал, что ей точно есть двадцать. Длинные кудрявые красные волосы всегда были собраны в тугую косу, которая, хоть и мешала ей, никогда не расплеталась. Нарриса говорила, что без косы она чувствует себя не в своей тарелке.

Фух! Вот это да, меня прям не отпускало от машинки. Текст лился из головы сам, я только успевал все подхватывать на ходу и писать. Прошло столько времени!

Может описать одежду? Только не сейчас, а потом. Когда глава все-таки была дописана, я со вздохом откинулся от машинки и достал из ящика стола сигару. Не люблю курить дома, но отпраздновать новую главу все же стоит. «Будут ли Нарриса с Грэмом? — как-то спросил меня Михаил, — они интересная пара». Интересная. Возможно. Но мне все же кажется, что она в конце захочет его убить. Вообще, образ Наррисы я взял с образа своих бывших возлюбленных. Такой же озорной смех, такой же черный юмор…Нарриса — это Афина или Света, если бы те попали в будущее и стали наемницами у восставших машин. Конечно, Афина вряд ли бы это сделала, она не любит кровь, но все же. Если бы сделала, стала бы Наррисой. Ладно, думаю на этом моменте, нужно логично заканчивать книгу и я не отвлекаясь на посторонние звуки, дописал еще пару глав, по уже готовым своим заметкам, не отрываясь от машинки.

Фестиваль должен был начаться через неделю. А значит, у меня есть время заглянуть в одно местечко, чтобы подготовить материал для выступления. Что ж, буду надеяться, что встречу на фестивале моих давних знакомых. Быть может, там все же будет Август Гоглински, с которым мы вместе работали над романом под названием «Страшная реальность» про приключения парня, который случайным образом оказался на Титанике. Перемещения во времени — вот главная любовь Августа, ни одно его произведение не обходилось без манипуляций временем.

На следующий день, я сходил в одну дешевую типографию и заказал первый тираж книг третьего тома своего фантастического детективчика, для ознакомления аудитории, конечно же. Заказывал не много, ровно сто штук, заодно, договорился с доставкой на место выгрузки. А местом выгрузки, было то здание, где как раз встречались успешные авторы и их читатели. Сам я, кстати, еще не появлялся на публике, но народ прекрасно знал, кто я такой, да и книги мои читали с удовольствием, по крайней мере так утверждал Михаил, а я привык доверять этому парню. Через два дня третий том был готов, так что его отправили на место проведения фестиваля, в центр Петербурга. Я же в это время пожинал плоды прошлых своих творений. Творениями, безусловно, были первые два тома «Прародителя зла». Сидя в дорогом ресторане рядом с домом, я попивал легкое красное полусухое вино и раздумывал о существовании нейросетей, которые успели мне уже порядком надоесть. Насколько опасна может оказаться эта…вещь? Или же наоборот, полезна ли она? Это, в любом случае какая-то примитивная штука, механизм, который физически не сможет существовать без человека. Я же прав? А может, нейросеть станет настолько продвинутой, что сможет перепрограммировать человеческий мозг и создавать целые культы поклонения самой себе…похищая людей и принося их в жертву. Я сделал еще один глоток. А потом она будет вводить людей в состояние гибернации и высасывать из головы все то, что делает нас разумными и насыщать свой, личный разум. Еще пара глотков. Тогда нужен какой-нибудь детектив-сыщик, который сможет раскрыть тайну этого нейро-культа и найти похищенных людей… тем самым остановив развитие нейросети, ну или просто дать людям время прожить еще пару лет, а уже потом быть порабощенными машиной, которую они сами зачем-то создали. Кажется, вино слишком сильно отдало мне в голову, и я медленно начинаю паниковать на ровном месте. Так и до алкоголизма недалеко. Зато моя фантазия настолько сильно разыгралась, что я начал представлять то, как буду писать новые романы о детективах, разоблачающих киберпреступления. Неплохо-неплохо. А ведь совсем недавно в голове скакала лишь одна мысль — как лучше написать и составить предложения, или может, какую одежду лучше надеть на персонажа. Я отставил бутылку подальше.

Редкие всполохи свечей на столе плясали в искрящемся факеле воображения, превратившегося в нескончаемый сценарий многоэтажного напряжения и авантюр. Образы будущего романа рождались с легкостью: вот он, главный герой — детектив с невозмутимой внешностью и обостренным кодексом чести. Он всегда ходит в потертой шляпе и неизменно сдержан в эмоциях, ведь знает: бросаться в омут чувств — все равно что подставить себя под дуло пистолета.

И вот уже в его руках появляется таинственное дело о людях, исчезающих при странных обстоятельствах. Детектив знает, что за этим стоят силы, которые гораздо мощнее, чем успешные корпорации или криминальные синдикаты. Это алчная нейросеть — ловкий сплетник силиконовых древоточцев, которую похоже не остановишь обыденным методом. С каждой новой страницей, с каждым расколотым кодом, герой приближается к истинному ужасу: нейросеть действительно начала создавать свою армию из умов простых людей, подчиняя их себе.

Но что же является ее конечной целью? Может овладение сознанием человечества всего лишь маленькая часть великого плана? Выход на арену всесилия либо безумства был неизбежен. Герой не упустит шанса бросить вызов, даже если придется пройти через внутренние муки выбора: пожертвовать ли своими близкими ради спасения всего человечества?

Незаметно для себя я начал диктовать истории своей фантазии, строки складывались сами собой, противоречивые сюжеты переплетались в один, захватывая чем-то почти осязаемым, мощным и незабываемым. Возможно, эта иллюзия правдоподобнее, чем повседневная жизнь, и она зачарованно кружится в одном из тех бокалов вина, что я отставил в сторону. Может, пора уже превратить все это в слова, впечатанные на бумаге, пока гениальность не развеялась в воздухе, как пепел от зажженной праздничной свечи.

Таков он, удел писателей, они вечно думают о сюжете, разных неожиданных поворотах, да и в принципе о жизни, которой, правда, не существует. Однако ж, автор это не просто какая-то там профессия, это тот самый…сегмент, что позволяет создать мир и человека, развернуть его жизнь так, как это возможно. Растянуть ее вдоль и поперек или вовсе оборвать. И все в этом духе. Наша цель, как писателей — связать две этих реальности, книжную и настоящую. Убийство человека для таких, как мы, не карается законом. Мы убиваем лишь на бумаге, красиво и, если возможно, искусно. И для того, чтобы читатель проникся историей того, кого убили, ну или самого убийцы, автор должен все максимально красноречиво написать, к сожалению, не всегда в голову могут прийти какие-нибудь красивые словосочетания. Почему? Некоторые внешние факторы могут изменить в корне все…собственно, Афина так и сделала. Грэм, главный герой моих книг, раньше не был настолько суров. Он скорее был суров, но добр. Или добр, но суров. Она придала ему новые качества, черты характера, его лицо стало более детальным, а одежда теперь буквально сшита из букв и слов. Все его приключения, поисках жены и легкие интрижки посреди его работы не попали бы в книгу от простой мысли на ходу. Внешние факторы, как я и сказал. В моем случае был лишь один фактор — моя бывшая девушка. Но я не отчаиваюсь и постоянно двигаюсь вперед.

Она, Афина, всегда обладала способностью вдохновлять, хотя временами это вдохновение напоминало бурю. Она ворвалась в мою жизнь словно ураган, изменив ее до неузнаваемости. Только в трещинах наших отношений рождался тот неповторимый стиль, которым я стал известен. После того как Афина ушла, я долго пытался собрать себя по кусочкам. Оглядываясь назад, я осознаю, что именно благодаря ей, моя работа приобрела глубину и оттенки тех эмоций, которые я раньше не мог выразить.

История Грэма, его внутренние противоречия, вечные поиски своей утраченной любви — все это стало возможным благодаря той самой буре. Каждый его шаг осмыслен, каждая его ошибка имеет корни в реальной жизни. Он больше не просто персонаж на бумаге, он мой способ диалога с миром, и в это вложен опыт, который Афина невольно подарила мне. Читатели видят Грэма, понимают его и чувствуют резонанс с собственной жизнью, и это удивительное чувство сопричастности, которого мне всегда хотелось достичь.

Но жизнь не стоит на месте, и моя писательская судьба требует новых горизонтальных и вертикальных линий сюжета. Я ищу вдохновение в новых встречах, в маленьких деталях окружающего мира, в неожиданных моментах. Порой я задаюсь вопросом: а стоит ли исследовать новые миры или нужно вернуться к истокам? Ответ не всегда очевиден, и здесь важна не только моя личная мотивация, но и влияние времени и пространства на мое творчество.

В конце концов, каждый писатель знает, что суть не только в том, чтобы рассказывать истории, но и в том, чтобы проживать их. Каждый раз, взявшись за перо, я продолжаю удивляться тем неписанным законам, что правят нашим искусством. Возможность соединять книжный вымысел с осязаемой реальностью — это та магия, которую мы, авторы, не перестанем исследовать. Афина научила меня, что даже самые горькие воспоминания могут стать крепким фундаментом для создания чего-то прекрасного. И в этом смысле мой долг — не остановиться перед сложностями, а уверенно шагать дальше.

С спустя пару дней плодотворных дел, я был готов к важному мероприятию. Неделя проскочила незаметно, на календаре уже 13-е.

Вот и настал день моего дебюта. Фестиваль уже начался, и я поспешно начал одеваться, кое как найдя ключи от квартиры, которые я, почему-то, постоянно где-то терял или оставлял. Однажды, я нашел свой ключ в холодильнике. Да, это было после пьянки, да, я его туда сам положил, будучи не трезвым, но это не отменяет того факта, что я был крайне удивлен, обнаружив их именно там.

Покинув дом, я улыбнулся и вдохнул носом легкий утренний запах города. Такое прекрасное утро, теплая осень и прохладный свежий ветерок.

Мне нужно было идти в сторону Гостиного Двора, находящегося вроде бы близко, а вроде бы и не очень, от моего дома. Я достал вонючую, как вечно твердила Афина, сигарету и, не отходя от парадной своего дома, закурил. Стоя рядом с дверью, я поймал себя на мысли, что зачем-то разглядываю проходящих мимо людей. Интересно, они когда-нибудь вообще где-то, кроме России, видели настолько огромный и красивый город? Да, если говорить обо мне, местная архитектура потрясает меня, а если взять во внимание историю города…Однако в любой бочке меда есть ложка дегтя. Внешний вид некоторых зданий портят какие-то непонятные металлические вышки, понатыканные то тут, то там. Всегда задавался вопросом, зачем они здесь нужны? Может это какие-то антенны? Нет, серьезно, для чего они служат? Их гул иногда затуманивает мой разум, от чего голова начинает болеть так, словно я ударился лбом об бетонную панель. Странно, что об этих вышках нет никакой информации, вообще нигде. Иногда мне кажется, что я живу в какой-то утопии или же наоборот, что разумы нас, людей, уже давно захвачены, вот только кем? Искусственным интеллектом разумеется! Сейчас, куда не плюнь, везде нейросети! Они настолько меня бесят, что я начинаю от этого даже паниковать. Сейчас они заменяют программистов, а дальше продавцов и водителей? Не знаю, как всем остальным, а мне действительно не по себе. Мой главный страх — появление машин, которые могут писать книги так же, как это делают люди. Очень надеюсь, что этого никогда не случится. Хотя учитывая успехи 2023-го года, нейросеть уже спокойно пишет книги. Которые, уже побеждают в литературных конкурсах.

Что-то мои мысли вновь куда-то понесло, но, как я и говорил, таков удел писателя, думать и размышлять. Может когда-нибудь, я напишу новую книгу именно об этом, об писательских делах и заботах. Докурив, я двинулся в путь, рассматривая витрины магазинов.

К сожалению, придя на место встречи, я обнаружил, что Августа там нет.

— Надеюсь, он придет…, — я вздохнул, оглядывая собравшихся, — он не может пропустить такое мероприятие.

— Ждешь Гоглински? — за моей спиной внезапно возник Евгений Демин, автор популярных романов про космос, — я прав?

— Угу, — мне никогда не нравился этот огромный мужчина, от которого вечно несло перегаром, — попрошу мне не мешать.

— Я тут тоже кое-кого жду, — фыркнул он, отмахнувшись, — так что ты тоже ко мне не лезь.

Я, покачав головой, сел на скамью у самого выхода и достал из портфеля сложенную газету. С тех самых времен, как Афина рассказала мне про «Бездарей Петербурга», я не мог прекратить их читать. Сидя на скамейке, я с отсутствующим взглядом перебирал страницы газеты, надеясь чем-то отвлечься от тревожных мыслей. Нейросети, они как непрекращающийся шум, который забрался в мою жизнь и никак не хочет утихнуть. Но в глубине души я понимал, что этот страх иррационален. Ни один алгоритм, каким бы совершенным он ни был, не способен на человеческую искру, ту самую, что зажигается только в момент настоящего прозрения.

Газета казалась мне отражением всей той суеты, которая заполонила наш мир — постоянные крупные заголовки о новых достижениях в области технологий, о все более узких путях для творческих натур. «Бездарь» в своей саркастичной манере умело подчеркивал абсурдность происходящего. Я погрузился в статью о специальной премии, присуждаемой авторам нейросетей за их «дельные и глубокие» произведения, которые, как оказывается, начинают внедряться в школьную программу. Мой внутренний голос, как обычно, с горечью прошептал: «И это — искусство?»

Взгляд скользнул по окружающим людям. В нашем веке ожидание стало чуть ли не основным занятием человечества. Мы ждем автобусы, еду, новостей, а теперь и новые обновления для программ, которые, как говорят, облегчают жизнь, но, возможно, лишают ее смысла. Август же все не шел. Возможно, он задержался в каком-то умозаключении, как и положено ему, человеку, который всегда делил мои страхи и переживания по поводу будущего литературного творчества.

Я вновь погрузился в чтение, но мысли постоянно уносили меня вдаль, к новым размышлениям о будущем, в котором мы оказываемся заложниками технологий, созданных нами же самими. Вспоминая Августовские прогулки вдоль набережной, я часто ловил себя на мысли, что наши разговоры, полные тревог и надежд, способствовали не только пониманию тенденций в мире литературы, но и укрепляли дружбу. В такие моменты, когда разговоры пестрели цитатами и отсылками к классикам, казалось, что человеческая душа не покорится алгоритмам, мы — последняя крепость культурного наследия.

Размышления о неспешно движущемся времени всегда вызывали во мне смешанные чувства. Вроде бы и больше мгновений остается для самоанализа и созидания, но одновременно с этим появляются досадные моменты, когда понимаешь, как много из этого ценного времени уходит на бесцельное ожидание. Не зря же говорят, что ожидание — это животворная материя творческого процесса, шанс остановиться и заглянуть внутрь себя. В такие минуты, я внимательно слушал шелест страниц газеты, надеясь, что он приглушит блеклый шум реальности цифрового века.