Стёжки

Эльжбета Чегарова, 2020

Наблюдение за жизнью – весьма полезное занятие для тех, кто ищет ответы на вечные вопросы. С юмором и предельной откровенностью автор делится историями своей жизни, достойными остросюжетного сериала. Честные рассказы, как удивительно трогательные, так и невероятно жесткие, заставляют читателя не только сопереживать, но и задуматься о себе. Отношения с близкими, правильный выбор, борьба за выживание, поиск своего места и многие другие важные вопросы поднимает сама жизнь, интереснее которой нет ничего на свете. Так считает Эльжбета Чегарова, и ее дебютный сборник как раз об этом.

7

Ее просто вычеркнули. Не спасли, не вытащили. Она и не боролась, пришла пару раз на Лесной — не пустили на порог. Ребенок без такой матери обойдется. Наташа сгинула.

Маша страдала от тяжелейшего диатеза. Все, что любят дети (апельсины, шоколад, газировка), после трех минут праздника вызывало мучительный зуд, тело покрывалось жуткими волдырями. Маша принимала ванны с марганцовкой и чувствовала себя жалкой и несчастной.

«Тебе нельзя!» — эти слова с раннего детства преследовали малышку.

Бабушка не стала ей матерью. Не знаю, вменялись ли Маше регулярные обязанности по дому, но спрашивать разрешения выйти из-за стола после обеда точно требовалось. В духе воспитания прежних эпох, внучкам Клавдия Ивановна не хотела быть ни другом, ни психологом.

«Вся в мать!» — говорила она мне, или Маше, или Нике. Мы все трое не оправдывали ее надежд. До войны у генерала была другая семья, она дала миру великих художников, прославивших фамилию. Наши матери испортили родословную, они не соответствовали породе, а я думаю, они были воплощением того, чего бабушка больше всего боялась, в чем не хотела признаваться.

Нам было пятнадцать, Маше восемь, когда мы разъехались. Бабушка разменяла генеральскую квартиру в Доме специалистов — мы с родителями отправились в трешку на Омскую, она и Петя с дочкой переехали в двухкомнатную квартиру в сталинском доме недалеко от Лесного.

Маша была одаренной девочкой. От матери ей досталась прописка на Невском, что позволило попасть в лучшую школу города. Она свободно говорила на английском, в старших классах подрабатывала синхронным переводом. У них в почтовом ящике обязательно находился заграничный конверт или даже два — писали друзья, которыми она обзаводилась по всему миру. По программе обмена в советские годы Маша успела побывать в Италии, Америке, Англии. Сочиняла необычные стихи, вела колонку в юнкоровской газете. У нее были голубые глаза и роскошные светлые волосы. Из-за сходства с Мальвиной мы звали ее Марцеллой.

Она совсем не была шелковой. Своенравная, непослушная и дерзкая. Протестуя, могла уйти из дома и пропадать три дня, сводя любящего отца с ума. В школе тоже были проблемы — из-за плохого поведения ее перестали брать в зарубежные поездки.

Бабушка махнула рукой — гордиться нечем.

— Я птица! — сказала Маша, раскинула в стороны руки и закрыла глаза.

Это был восемьдесят восьмой. Я стояла на крыше санатория «Балтийский берег» и глядела, как сестренка, затащившая меня что-то показать, идет по выносной консоли на высоте птичьего полета, как канатоходец. В тот раз она не сорвалась, но это случилось в девяносто втором.

Из окна пятнадцатого этажа университетского общежития выпала студентка первого курса факультета журналистики. Свидетели давали сбивчивые показания. В комнате поминали разбившегося на мотоцикле товарища, было полно народу. Наркотики, обнаруженные в крови погибшей, удалось скрыть.

После кладбища мы приехали в квартиру бабушки. Блины, водка, «как дела?» — родственники давно не виделись. От нереальности происходящего я вдруг расплакалась. Бабушка спросила: «И по чем слезы?» Уже наступила ночь, за окном хлестал дождь. Мы сидели в светлой гостиной за большим столом, накрытым белой накрахмаленной скатертью, наша маленькая Маша лежала в лесу в холодной земле.