Зови меня Шинигами. Дикая охота

Эльвира Смелик, 2017

Для кого-то это игра, способ развлечься и пощекотать нервы, а для кого-то – вопрос жизни и смерти. Причём, не только собственной, которую совсем не ценишь, а ещё и жизни единственного по-настоящему важного для тебя человека, о котором даже никогда не смел и мечтать. И тут уже не сработает правило «Сдохну, но одержу победу», ведь для того, чтобы победить, необходимо непременно остаться в живых. Вторая и третья книги цикла "Зови меня Шинигами" в одном томе.Раньше книга выходила под псевдонимом Виктория Эл.

Лишь тот, кто познал ужас ночи, может понять сладость наступления утра.

Брэм Стокер «Дракула»

Часть 1. Между ангелом и зверем

Пролог. Действительно живой

— И что дальше, Кайдаш? — прозвучал вопрос.

Голос сердитый, раздражённый, нетерпеливый. Ждал ответа, подробного и обязательно обнадёживающего, точного рецепта, позволяющего удачно разрешить проблему. Но Кайдаш пожал плечами и ответил не менее сердито и раздражённо:

— А я откуда знаю! Вам же понадобилось его возвращать. Не мне. Вот и думайте сами.

Произнёс, отвернулся и с силой стиснул зубы, потому как прекрасно знал, что они способны придумать, дозволь им решать самим.

Не заморачиваясь, самое простое — в расход. Но сначала прикинут, какую можно извлечь пользу напоследок, чтобы хоть как-то оправдать затраченные средства и усилия. А при том, что никаких действий однозначно не добиться…

Не хочется строить предположения дальше.

— Ты бы, конечно, его отпустил? — в голосе появились сарказм и, одновременно, угроза.

— Я и отпустил уже, — невозмутимо сообщил Кайдаш.

Нарочно. Со злорадством отметил, как вытянулось и исказилось лицо собеседника, но тут же осознал, что ведёт себя по-детски, что подобная мелкая месть слишком глупа и совершенно бессмысленна, поэтому добавил:

— В прошлый раз.

Собеседник громко выдохнул, спустил распиравший изнутри пар недовольства, возмущения и, возможно, даже ненависти, и попытался прожечь взглядом.

Они никогда не ладили, хотя занимали почти одинаковые должности — руководили проектом. Да, почти одинаковые. Полномочия-то имели разные.

Кайдаш — всего лишь учёный. Хотя и довольно необычный, соединяющий в себе и в своей работе, казалось бы, несоединимое: официальную науку и магию. Вот к нему и прислушивались только тогда, когда дело касалось исключительно науки и магии. Он и сам понимал, что в действительности являлся не столько руководителем, сколько старшим исполнителем, что от него тоже многое скрывали. Настоящей полнотой и власти, и информации обладал только Полковник.

У того, конечно, помимо звания были фамилия, имя и отчество, но Кайдаш не любил их произносить.

Тоже, наверное, ребячество. Глупость. Ещё одна мелкая, недостойная месть. И что?

В разговорах он старательно обходился без обращений, а во всех прочих случаях произносил с возникающим самим по себе лёгким пренебрежением: «Полковник».

Полковник перестал буравить Кайдаша взглядом, как-то вдруг расслабился, хмыкнул, проговорил весьма миролюбиво:

— Знаешь, а может это и к лучшему, — даже улыбнулся уголками губ, заметив удивление в глазах Кайдаша. — Ну… — он выдержал намеренную паузу, — что ты его отпустил… в прошлый раз. Теперь у парня большой опыт работы, — ещё раз хмыкнул, насмешливо, — «в полевых условиях». Цены ему нет. Только бы расшевелить его теперь.

Его поддельное добродушие и весёлость разозлили Кайдаша, хотя он и старался держать эмоции при себе, не реагировать слишком бурно. Но тут зацепила фраза, про «цены нет», и получилось слишком жёстко и колюче, словно не говорил, а выцарапывал гвоздём по металлу.

— Его планируют продать?

Полковник поджал губы, приподнял брови и развёл руками.

— Пока точно «нет». Можно сказать, на данный момент он у нас единственный завершённый образец. Не идеальный, конечно. Идеального-то мы по его вине лишились.

— По его вине? — повторил Кайдаш, теперь уже не сумев скрыть негодования.

— Ну ты не цепляйся к словам-то. — Прямо сейчас Полковник не улыбался, но по обычно несвойственному ему благодушному выражению лица становилось понятно, он упивался этими дурацкими подколками и шуточками, задевающими Кайдаша. — Лучше приведи его в рабочее состояние. Где там у него кнопочка «включение»? Куда ты приделал?

И, показалось, сейчас даже снисходительно похлопает по плечу. Но каждый новый хлопок будет всё сильнее. Так постепенно и вколотит Кайдаша в пол, чтобы не высовывался, чтобы знал своё место.

Кайдаш знал и без подсказок, поэтому не предупреждая, не прощаясь, взял и развернулся, зашагал по коридору. Хотя и получилось, будто стремглав побежал выполнять распоряжение Полковника. Да и ладно!

Сканер считал отпечатки пальцев, система проверила допуск, в стене что-то тихо щёлкнуло, и дверь приоткрылась. Кайдаш толкнул её, вошёл внутрь сектора. Прежде чем попасть в нужное помещение, придётся засвидетельствовать свою личность ещё пару раз.

Это прикладывание ладони к стеклу сканера почему-то ассоциировалось не со строгостью пропускной системы, а с мелодраматическими моментами в фильмах. И Кайдаш опять почувствовал раздражение, а ещё неожиданно защемило в груди.

Он вошёл в кабинет со стеклянными стенами, включил монитор, вывел на экран изображение с нужной камеры наблюдения. Зачем только? Прекрасно знал, что увидит. Всё по-прежнему. Словно стоп-кадр, фото-заставка на экран.

Ши сидел на полу, привалившись спиной к стене, одна нога вытянута, другая согнута в колене, голова чуть наклонена набок, глаз не видно под длинной белой чёлкой. Неподвижен. До такой степени, что кажется неживым. Рисунком на этой светлой стене, который выполнен умелым художником, способным создавать 3D-картинки. И нестерпимо хочется протянуть руку, тряхнуть за плечо, чтобы убедиться: он действительно настоящий. Действительно живой.

Протянуть руку… Нет. Даже находясь рядом, Кайдаш не решался прикасаться к Ши, и тем более не решался задействовать свои способности. Боялся почувствовать что-то, с чем не сумеет справиться.

Что за блажь глупейшая в голову пришла — дать парню такое имя? Клеймо, сделавшее его неприкасаемым в обоих пределах. И смерть не трогает, но и жизнь сторонится.

Вот и сейчас он непонятно где. Между реальностью и небытием. Он так умеет, отключиться от всего внешнего, да и внутреннего тоже, будто впасть в анабиоз. Или в кому. Не думать, не чувствовать, просто существовать на грани. Тогда и регенерация ускоряется, и боль притупляется. Видимо, любая.

Здесь, в своей комнате, если его не беспокоят, он всегда в подобном состоянии. Послушно оживает, когда к нему приходят, когда велят: «Вставай! Идём!» Но действия выполняет исключительно те, которые от него требуют. Более ничего, ни единого лишнего движения. Встаёт, идёт, но, кажется, так и остаётся в прежнем режиме — «не думать, не чувствовать».

Конечно, больше всего интересовались, сильно ли он изменился за прошедшие пять лет, не утратил ли прежние способности, приобрёл ли новые. Каковы теперь его физиологические показатели и пределы? Подробно исследовали. Но что бы с ним ни делали, Ши оставался абсолютно безучастным.

Именно, безучастным. Лучшего слова не подберёшь. Словно всё происходило не с ним. Наверное, если бы его вздумали вскрывать, по живому, без анестезии, Ши бы даже не поморщился. И от этого неестественного, какого-то мёртвого равнодушия Кайдаша болезненно коробило и выкручивало. Будто вскрывали его самого. Без анестезии. Изнутри.

Он больше не мог смотреть, отключил монитор, направился к двери. Не задумывался о маршруте, ноги сами несли.

Несмотря на давний инцидент, допуск в комнату Кайдашу оставили. Только хозяину помещения не разрешалось входить, а тем более выходить самостоятельного.

Тот не шевельнулся и, уж конечно, не повернулся в сторону посетителя, и Кайдашу стало не по себе. Опять испугался: живой ли Ши на самом деле. А вдруг всё-таки…

Он застыл в нерешительности, всмотрелся пристально, но разглядел, как едва заметно, чересчур медленно и ровно вздымается грудная клетка при дыхании. Подошёл, встал рядом и не знал, что теперь делать.

Зачем вообще притащился сюда? Его появление опять будет проигнорировано, если он не обратится, как другие, с приказом, напоминающим команды для выдрессированной собаки.

За спиной зашелестела отъезжающая в сторону дверь, и сразу прозвучало:

— О, Кайдаш, ты тоже здесь? Вот и отлично. Не придётся тебя искать.

Кайдаш обернулся, вопросительно глянул на входящего Полковника. Тот не стал объяснять, пока не подошёл вплотную, лишь тогда произнёс:

— Вот, решил помочь. Раз у тебя пока никаких идей нет. Зато у меня появилась. Точнее, подбросили только что. Ну, то есть подвезли.

Полковник приблизился к Ши, прихватил двумя пальцами ткань футболки на его плече, потянул вверх.

— Подъём, парень! Пошли!

Ши шевельнулся, согнул в колене вторую ногу, медленно поднялся и первым двинулся к двери. Не спрашивая: куда? зачем? Кажется, он вообще не произнёс ни слова с момента возвращения. Во всяком случае, при Кайдаше.

Полковник потопал следом, но до этого успел бросить:

— Кайдаш, давай и ты с нами.

И он тоже пошёл, встревоженный мыслями о том, что Полковник мог придумать. Явно же ничего хорошего. И худшие опасения подтвердились, как только Кайдаш понял, куда они идут.

Если в противники для образцов выбирали людей, бои проходили на открытой, довольно просторной арене, похожей на обычную спортивную. Существовала ещё одна, более всего напоминающая огромный тщательно укреплённый ящик.

Стены, пол, потолок — абсолютно одинаковые, даже границы между ними замечаешь не сразу. Всё отделано материалом повышенной прочности. Изнутри помещения входная дверь дополнительно защищена решёткой, словно крепостные ворота. На всю ширину противоположной стены — смотровое окно.

Стекло тоже повышенной прочности, надёжней, чем в иллюминаторах глубоководных аппаратов, спокойно выдерживающее даже автоматную очередь. К тому же с односторонней прозрачностью. И есть ещё одна решётка. Она загораживала вторую дверь, ведущую в закуток. Совсем небольшой, два на два метра. В нём обычно дожидалась момента, когда её выпустят, какая-нибудь скрытая тварь.

Кайдаша редко приглашали на подобные мероприятия, он сам их малодушно избегал, но сегодня…

Он с силой втянул воздух, оторвал глаза от пола, сквозь окно заглянул внутрь помещения.

На фоне абсолютного однообразия обстановки сразу бросились в глаза лежащие возле правой боковой стены кинжалы.

Тоже ждут.

Входная дверь открылась, вошёл Ши, напутствуемый очередным приказом, направился к кинжалам, присел, подобрал их с пола, и они тут же словно срослись с его ладонями. А он выпрямился, развернулся в сторону решётки, из-за которой должна была появиться тварь.

Всё замерло. И тишина. Кайдаш даже услышал, как дышит рядом Полковник. А через мгновение раздался едва различимый шелест поднимающейся вверх двери, заглушивший его раскатистый рык и жалобный лязг металла.

Тварь с налёта бросилась на решётку, врезалась грудью, чиркнула когтями. Да так и не отступала, налегала всей тушей, пытаясь выдавить или протиснуться сквозь редкие прутья. Пробовала перегрызть их, вырывала зубами. Капала слюной.

Звероподобная, похожая на гиену. Клочкастой пятнистой шкурой, стоящей торчком полоской шерсти на загривке, непропорциональностью сложения — задние лапы слишком короткие. Только размером гораздо крупнее, и морда длиннее. С мощными челюстями, с огромными клыками, не умещающими в пасти, напоминающими о древних саблезубых предках. Тварь рычала, повизгивала, вроде даже стонала, и не сводила горящих диким огнём голодных глаз с расположившегося напротив человека.

Кайдаш хорошо видел обоих: и беснующегося монстра, и застывшего Ши.

Тот стоял, как обычно. Ноги нешироко расставлены, голова наклонена вперёд, выпрямленные руки вдоль тела, в каждой по кинжалу. Неподвижен, как изваяние. И вдруг…

Мелкое шевеление — чуть распрямились пальцы левой руки. Кинжал выскользнул из них, звякнул об пол, второй упал на мгновение позже.

— Что ты делаешь? — совсем тихо прошептал Кайдаш и сам себя не услышал. Голос пропал или силы дыхания не хватило, чтобы получились звуки. — Что ты делаешь?

Новое движение — Ши поднял голову, а потом и вовсе запрокинул. Подбородок вперёд, напряжённая линия шеи, беззащитно открытая.

Подставился по полной? Да?

Даже тварь, похоже, озадачилась, перестала бросаться на решётку, замерла. Или почувствовала то, что Кайдаш никак не мог предугадать.

Решётка дрогнула сама по себе, медленно поползла вверх. Тварь ожила, припала на передние лапы, изготовившись.

— Стоп! — заорал Кайдаш.

Ни разу в жизни ещё так не орал, и его истошный вопль не смогли оставить без внимания. Решётка, приподнявшись всего сантиметров на пятнадцать, остановилась, а Полковник пронзительно глянул, приоткрыл рот, но Кайдаш опередил его.

— Прекрати это. Скажи, чтобы закрыли. Скажи, чтоб не выпускали тварь.

Та уже не дожидалась, разочарованно и злобно визжа, ломилась в образовавшееся отверстие. Но пролезала только морда, и тварь отчаянно скребла пол, словно пыталась прокопать лазейку.

— Почему? — проговорил Полковник, чуть ли не по слогам, холодно и вроде даже презрительно.

— Сам же видишь, — процедил сквозь стиснутые зубы Кайдаш. — Он не собирается сопротивляться. Просто позволит зверю себя убить.

Полковник хмыкнул.

— Думаешь? А вот я не уверен. — Он посмотрел в окно. На тварь, потом на Ши. — Как почувствует на себе эти острые зубки, так и очнётся. Зашевелится. И кинжалы свои похватает.

Глаза злорадно поблёскивали — дразнил, издевался.

— Ты же прекрасно знаешь, что не зашевелится.

Знал, ещё как знал, но нарочно тянул время, молчал. А секунды заполнялись нетерпеливым рёвом твари и быстрым, сливающимся в непрерывный скрежет шкрябаньем когтей по полу. Тогда Кайдаш скомандовал сам.

— Закрывайте решётку. Убирайте тварь.

Полковник не остановил, не перебил, не возмутился. Задумчиво наморщил лоб, театрально вздохнул.

— Бесполезно, да? Считаешь, что с ним не справиться? — обратился к Кайдашу, будто бы ища сочувствия.

Тот не успел ответить. За него постарались.

— Ну почему же? — донеслось из-за спины.

Кайдаш удивлённо обернулся. В этом коридоре они находились вдвоём с Полковником, по крайней мере, сначала. Но оказалось, рядом ещё кто-то был, просто пришёл он позже, и Кайдаш не заметил его появления.

Совершенно незнакомый человек. Невысокий, худощавый, в очках. Раньше он стоял, привалившись спиной к стене, а сейчас оттолкнулся от неё, сделал шаг к Кайдашу.

— Если по-хорошему никак не договориться, у нас найдётся другой способ. — Голос негромкий, спокойный, но уверенный. — Безотказный. Если, конечно, получится.

Кайдаш растерялся, ещё толком не успел осознать сказанное, на автомате спросил:

— А если не получится?

Незнакомец невозмутимо дёрнул плечом, поправил немного сползшие по переносице очки.

— Разве в этом проблема? Такой как сейчас, — он мотнул головой в сторону Ши, — парень вам всё равно никому не нужен. Всё равно же от него избавитесь. Так какая разница? А тут есть шанс оправдать затраченные усилия и средства. А заодно опробовать новую технологию. — Он снова посмотрел на Ши, пристально, оценивающе. — Его можно как-то нейтрализовать на время?

Глава 1. Что не сбудется — позабудется

Дверь захлопнулась за спиной.

Какое-то слишком многообещающее событие, классическая завязка новой истории: всё, что когда-то произошло, осталось позади, а сейчас перед тобой расстилается неизведанный путь, ведущий…

Достаточно сказочек!

Кира спустилась по щербатым ступенькам полуразвалившегося монастырского крыльца, не стала оглядываться, а уж тем более возвращаться. Всё равно за проржавевшей дверью окажется совсем другое место, а не то, которое она только что покинула. С чувством выполненного долга, между прочим, с надеждой, что теперь-то с ней всё будет в порядке, а внезапные выпадения из реальности и необъяснимые приступы злобы ушли вместе с потоками Источника, растворились в наполнивший мир магической силе.

Теперь Кира самый нормальный человек. Если не считать способности видеть скрытые сущности. Это осталось, потому что изначально жило в Кире, потому что являлось такой же индивидуальной чертой характера, как, например, неубиваемая доверчивость или склонность к гуманитарным наукам.

Теперь — скорее домой. Родители, наверное, с ума сходят. От Киры же некоторое время не было никаких вестей.

Не провели в Сумеречный храм электричество, не налепили розеток на каменные стены, не подумали, что кому-то понадобится срочно зарядить мобильник.

Ну вот, опять она заёрничала. Хотя темы для этого неподходящие.

С Кирой всегда так, если накатывает тревога, если пропадает уверенность и внезапно становится не по себе, даже немного страшно, а почему, никак не разберёшь, она начинает стоить из себя сильную и дерзкую, насмешничает над ситуацией, а на самом деле над собой и своими чувствами.

Вроде нет причин, но волнение не покидает, и такое впечатление, будто не замечаешь чего-то важного: пропустила, промчалась мимо или забыла прихватить с собой. Поминаешь, что впереди ожидает только хорошее — прогнозируемое, предсказуемое, желанное, — а до конца как-то не верится.

Точно, надо скорее домой. Или всё-таки остаться тут на денёк?

Остаться? Зачем?

С этим городом ничего не связывает, кроме жутких неприятных воспоминаний.

Жутких… неприятных…

Настоятель сказал, он ушёл на следующий же день, о ней даже не спросил. Оклемался и смылся, по-английски.

Да и правильно. На фиг он Кире сдался? Теперь-то уж точно — без необходимости. Больше она не связывается со скрытым миром. Будет жить как обычный человек. Обычный… человек…

Сейчас вроде бы вечер. Если найдётся в расписании подходящий поезд, утром Кира окажется дома. Поэтому отсюда — прямо на вокзал, и никаких отклонений от маршрута.

Как добраться до вокзала, она помнит прекрасно, и сегодня это должно закончится благополучно. И вообще, всё хорошо. Немного прохладно, не по-летнему, но оттого даже приятно, гораздо лучше, чем жара и духота. Подсинённый сумерками воздух наполнен цветочными ароматами, дышать ими сладко и вкусно, а Кира — адекватная, и едет домой.

Сколько раз она уже повторила это словосочетание? «Ехать домой». Ну и что? Может повторить ещё хоть тысячу, потому что ей жутко нравится его произносить. И в мыслях, и вслух. Вот сейчас возьмёт и заорёт на всю улицу: «Я еду домой! Ты слышишь?»

Та-ак! А вторая фраза к чему? Кто должен услышать? Домá? Окрашенное закатом небо? Прохожие? Да им всё равно, им нет никакого дела до Кира. Но и ей до них нет никакого дела. Квиты.

Она рассчитывала, что быстро заснёт в поезде, а когда проснётся — уже конечная станция. Но долго ворочалась на узкой полке, вслушивалась в ритм, отстукиваемый колёсами, и почему-то пыталась уловить в нём нечто осмысленное, а провалилась в сон уже где-то под утро. Странный такой сон, насквозь пронизанный плачем маленького ребёнка, который сводил Киру с ума.

Ребёнок не надрывался от громкого требовательного крика, скорее, хныкал, жалостливо и горько. Как будто плакал очень давно и уже устал и отчаялся. Кира не смогла слушать его безучастно.

Неужели кто-то оставил малыша в одиночестве? Что с ним? А, главное, где он?

Судя по звуку — где-то рядом. Но сколько Кира ни вертелась, ни оглядывалась по сторонам, так и не обнаружила поблизости никаких младенцев.

Наверное, надо поискать. Но как? Вокруг серая пустота, туманная перспектива съедает чёткие очертания. Да вроде и нет там ничего, в перспективе.

Так Кира и металась весь сон, пытаясь отыскать в пустоте несуществующего ребёнка, и проснулась ещё больше растревоженная. Рывком подскочила, будто и наяву собиралась куда-то бежать. Сердце бешено колотилось, и уши по-прежнему старались уловить плач.

Но нет, кругом тишина. Точнее сдержанные шуршание и шелест, типичные звуки для просыпающегося вагона. Хлопнула дверь в тамбур, кто-то прошёл мимо, помахивая полотенцем, на соседней полке женщина аккуратно сворачивала одеяло, а на боковой всё ещё безмятежно дрых мужичок средних лет.

Что за нелепость? Конечно, случается такое: носишься во сне, пытаясь поймать нечто неуловимое. Но почему ребёнок? У Киры в мыслях нет никаких детей. А, может, где-то в вагоне ночью действительно плакал малыш, и его всхлипы навеяли Кирин сон?

Она и в реальности вертела головой, оглядывалась по сторонам, когда сходила с поезда, когда стояла на перроне. Отчего-то казалось важным непременно убедиться, что настоящий ребёнок и правда существует, но в густой суетливой толпе так ничего и не разглядела.

Тоже как во сне. Только там было пусто, а здесь — слишком много всего. Но не маяться же бесконечно из-за подобной ерунды, не гоняться же за миражами. Кира совсем скоро окажется дома, с папой и с мамой.

Да, Кира взрослая, и из её уст эта фраза, скорее всего, звучит чересчур инфантильно и глупо, учитывая ещё и восторженные интонации, с которыми она произносится. Да плевать!

Двадцать минут на автобусе, потом вдоль по улице, поворот направо, двор, дом, подъезд, нужный этаж и квартира. Родная квартира. Кира не стала искать ключи, надавила кнопку звонка. Услышала приглушённые шаги, и сердце опять бешено заколотилось.

Дверь распахнулась. Мама!

— Кира! — то ли всхлип, то ли судорожный вздох.

Мама покачнулась, привалилась к косяку и тихонько сползла вниз, скользя по нему боком.

***

А Кира-то думала, прошло всего несколько дней с момента её появления в Сумеречном храме. Ну максимум — две недели. А на самом деле прошёл почти год. Почти год!

Потому и погода оказалась не по-летнему прохладной. Ведь весна ещё, май, а сладкий аромат в воздухе — от цветущей сирени.

Её не было больше десяти месяцев. Даже представлять жутко, что испытали родители, как прожили всё это время: между надеждой и отчаянием, между верой в лучшее и страхом больше никогда не увидеть свою дочь.

Они будто выгорели изнутри. У папы седых волос стало больше, чем обычных, а мама… Трудно выразить в словах, что изменилось в ней, но сразу же видно — изменилось. И радость от Кириного возвращения всё равно не перекроет окончательно ужас последних месяцев, всё равно он останется сидеть занозой в их сердцах, и Кира ничем не может помочь.

Она сама даже понятия не имеет, что происходило с ней столько времени. Не представляет, чем оправдаться, не помнит. Совершенно ничего не помнит.

Неужели почти год провалялась в беспамятстве после слияния с Источником, после удара кинжалом? Тогда почему настоятель не предупредил, не рассказал правды? Кире и в голову не могло прийти, что промелькнули уже не дни, месяцы. Разве это столь незначительная ерунда, что о ней не стоило бы упомянуть?

Почему настоятель умолчал? И почему не сообщил родителям Киры, что она жива? С его-то силой легко нашёл бы способ, но заставил их мучиться столько времени. Настоятель же справедливый и мудрый. Он же должен был понимать.

Кира напрягала память, пыталась вспомнить хоть что-то. Бесполезно. Так и сохранялось впечатление, что провела в храме всего лишь несколько дней, но она никак не могла смириться с данным раскладом. Хотя ясно же, что не исправишь.

Ещё и сны эти, часто повторяющиеся. Не кошмарные, а мучительно давящие, своей, казалось бы, бессмысленностью, навязчивым стремлением отыскать нечто тебе неизвестное. И почти каждый раз в них плакал ребёнок, постоянно или совсем недолго.

Один раз Кира его даже увидела — совсем младенец, маленький свёрток в одеяльце. На этот раз он молчал. А, может, его и не было? Пустой свёрток. Ведь его держала на руках девочка с ясными голубыми глазами, лет двенадцати, тихонько покачивала.

Нет, не пустой. До Киры донеслись лёгкие всхлипы. Сейчас громко заплачет.

Девочка посмотрела на Киру и улыбнулась. Милая чуть наивная детская улыбка.

«Нет, Яна! Нет!»

Сны выматывали, не восстанавливали силы, а, наоборот, отнимали. Нельзя чувствовать себя нормально, когда внутри постоянно живут сомнения и тревога, когда даже в явь врывается нечто необъяснимое, полуреальное, подкарауливает в самых неожиданных местах, напоминает снова и снова, не позволяет забыть. А то бы Кира просто плюнула на время, незаметно для неё пролетевшее.

Ну случилось и случилось. Хватит. Теперь — в прошлом. Только то, что впереди, имеет значенье.

Она даже отправилась в университет узнать, можно ли восстановиться. Вместе с нынешним первым курсом досдать в летнюю сессию недостающие экзамены и перейти на второй. С Машкой они в любом случае уже не будут учиться вместе. Да, наверное, и к лучшему. Встречаться с бывшей подругой совсем не хотелось. Тоже — прошлое.

Она чуть-чуть не дошла до университетского крыльца. Всего несколько шагов осталось, но Кира их не сделала, ошарашенно замерла на месте.

На широких ступеньках стоял преподаватель с факультета — у Киры он занятий не вёл, но часто попадался в коридорах — и разговаривал с…

Пожилой мужчина. Волосы почти совсем седые, заметные морщинки на лице. Коренастый, невысокий, держится прямо. Если бы не обычный деловой костюм, если бы просторный балахон серебристо-серого цвета…

Настоятель?

Да не может такого быть! Ерунда полная. Бред.

А вдруг он специально переоделся, чтобы не привлекать ненужного внимания? И ищет её.

Мужчина неожиданно повернулся, посмотрел как раз на Киру. Она едва не отшатнулась в сторону, заметив движение его головы. Непонятно почему, испугалась. Непонятно почему, торопливо отвела глаза. Но тут же снова решительно глянула, получилось прямо в лицо, и убедилась — не настоятель.

Не он, ни капельки. Похож немного. Да мало ли кругом таких: немолодых, седых, статных? И чего придумала?

Настоятель? Здесь? Ищет Киру? Абсолютный бред.

Зачем она могла ему понадобиться? Да незачем. Или, наоборот, дело в том, что он понадобился ей? Вот Кира и увидела несуществующее — думала о нём слишком много. Сознание само достраивало образы, придавая им схожесть с теми, что постоянно господствовали в нём.

Да успокойся уже! Убирайтесь все прочь!

Но словно назло, и пары часов не прошло, но теперь уже Кира не заходила в университет, а выходила, спускалась с крыльца. Шагнула на асфальтовую дорожку, огляделась по сторонам и — опять. Ещё сильнее, чем раньше, до дрожи в ногах. Кира прекрасно видела, как они у неё мелко вибрируют. Издалека, наверное, заметно: она стоит тут, трясётся без причины.

Да! Без причины! Разве оно того стоило?

Взгляд случайно упёрся в парня. Тот расположился возле невысокого бетонного заборчика, окружавшего университетский двор, немного скрытый разросшимися кустами боярышника, спиной к зданию. Одна рука в кармане, другая согнута, поднята вверх. Тёмные брюки, тёмная футболка с длинным рукавом и капюшоном, натянутым на голову.

За что с Кирой так?

Она зажмурилась, надеялась, что откроет глаза и не увидит никого или совсем другое. Другого. Ну парень и парень, обычный самый, курит или болтает по телефону.

Подойти, убедиться или лучше убежать?

Кто-то прошёл рядом, легонько задел, или сумкой, или рукой. А у Киры ноги дрожат и глаза закрыты. Глупо!

Веки дрогнули, разомкнулись, и опять глаза поймали чужой поворот, но на этот раз не спрятались, взгляд не метнулся торопливо в сторону, застыл.

— О, Кирюха! Здорóво!

Семёнов. Действительно по телефону болтал, но уже закончил, мазнул пальцем по экрану, засунул мобильник в карман, стянул с головы капюшон и шагнул навстречу.

— Давно не виделись. Ты где пропадала столько времени?

— Болела, — Кира сказала первое, что пришло в голову.

Не правду же!

— Чем таким? Что долго.

Семёнов смотрел с любопытством, скорее даже, рассматривал, и неуютно становилось, хотелось спрятаться от его заинтересованного взгляда.

— А ты что здесь делаешь? — чтобы не отвечать ему, сменила тему Кира. — Ваш же факультет в другом здании. Машку ждёшь? — предположила на и сразу подумала: уйти надо быстрее, чтобы опять не влезть в чужие отношения.

— Хм, Машку! — Семёнов усмехнулся. — Она же зимой перевелась. Поближе к дому. А вообще, мы с ней ещё осенью разбежались. Сразу после каникул. — Он скорчил потешную физиономию и с пафосом добавил: — Чувства не выдержали испытания разлукой. — И опять уставился на Киру. — Ты какая-то не такая.

— В смысле?

— Ну-у, не знаю. Или я просто подзабыл.

— Наверное.

У Семёнова выражение на лице, будто он в сомнениях. Например, в таких: сказать — не сказать, сделать — не сделать. Но Кире совсем неинтересны его душевные метания.

— Ну ладно, пока. Я пойду.

— Кир! Если бы я не с Машкой первой познакомился…

— Мне правда пора, — она не собирается выслушивать эти несвоевременные признания. — Время поджимает.

Семёнов, ты тоже в прошлом. Кира же твёрдо решила, отодвинуть назад всё, что случилось, если получится, забыть.

Сколько уже раз она начинала новую жизнь? Сколько уже раз представляла? Как переворачивает очередную страницу, и вот перед ней лист, идеально чистый. Пиши, что хочешь, не оглядываясь, создавай с ноля. Но постепенно сквозь свежие строчки, сквозь нетронутую белизну проступали знакомые образы. Миражи, нарисованные памятью. Заманивали, притягивали, обещали.

Но ведь обманут же. Опять обманут.

Возвращаясь домой вечером, уже темнеть начало, Кира заметила между домами человеческую фигуру. Не очень-то чёткую — далековато — да ещё в плаще, длинном, широком, неопределяемого блёклого цвета. И почему обратила внимания?

Может потому, что руки казались непропорционально длинными, а может потому, что двигался человек чересчур плавно, словно не шагал, а плыл по воздуху, не касаясь ногами асфальта, а потом замер, обернулся, увидел Киру и улыбнулся. Рот неестественно большой, беззубый, и глаза большие, почти круглые.

Нет! Не могла Кира на таком расстоянии и при таком освещении правильно оценить размер глаз, а уж тем более разглядеть есть или нет зубы во рту.

Сны, странные происшествия, и прежнее, никуда не исчезнувшее чувство вины перед родителями. Будто какая высшая сила наталкивала Киру на мысль: хочешь найти — ищи, хочешь узнать ответы — задай вопросы. Понятно, кому.

Значит, надо вернуться. Не факт, что храм Киру снова впустит, но стоит же попытаться. Вариантов у неё нет: только попробовать войти там, где она вышла. Других дверей она просто не знает.

Родители и слышать не желали о новом Кирином отъезде. Мама даже разревелась, стоило завести разговор, а папа хмуро молчал, смотрел с упрёком, и Кира сама едва не разревелась от отчаяния и бессилия. Ну не могла она поехать без родительского согласия. И не поехать не могла. А потом папа произнёс:

— Я еду с тобой. — И добавил тихо и мягко, но так что возразить не хватило сил: — Это не обсуждается.

Хорошо. Поехали вдвоём, остановились в том самом хостеле, в котором когда-то жила Кира. На всякий случай, но на самом деле не планировали здесь ночевать. Есть же подходящий вечерний поезд.

Дальше — Кира одна. Папа, как хочет, но придётся ему посидеть в хостеле, подождать. Это тоже не обсуждается. Кире почти двадцать, не надо её за ручку водить, справится сама. Теперь точно справится. А папу храм не впустит в любом случае, да и Киру — вряд ли. Так что и переживать нечего: вернётся она через пару часиков, никуда не денется.

Почти так и получилось. Заброшенный монастырь остался заброшенным монастырём, никаких таинственных путей. Облезлая дверь с трудом подалась, мерзко заскрипела, а за ней открылось пустое холодное помещение. Обшарпанные стены в грязных подтёках, осыпающаяся штукатурка, пол, не видимый под слоем мусора. Смысла нет входить.

Кира вздохнула, отгоняя разочарование. Ведь предполагала же, что так и будет. Она своё дело сделала, Сумеречному храму она больше не нужна.

С досады Кира пнула подвернувшийся под ногу камешек. Как же это? Несколько месяцев, безвозвратно канувших в небытие, кусок жизни, оторвавшийся и пролетевший мимо неё. Что происходило в это время? И почему ей не сказали о нём? Или нарочно подчистили память, заставили забыть нечто важное?

Что? Что? Что?

В груди тоненько задрожала необъяснимая тревога. Опять сердце бухает, и спина намокла от пота. Отчего-то подумалось, будто в тот таинственный промежуток времени случилось ужасное.

Интуиция? Или возвращаются воспоминания?

Образы ещё не оформились — не ухватишь, не разберёшь. Но от них уже не по себе. Страх накатывает, а, может, слабость. Возвращаться надо скорее.

Тропинка мелькала под ногами. Роща, свежая зелень, белые стволы берёз, а вот храм, самый настоящий, с золочёными куполами. Над дверями — барельефы ангелов. Застыли неподвижно и смотрят пустыми глазами. Один — прямо перед собой. А у другого голова чуть наклонена. Уставился на Киру.

Всё равно же слеп. Всё равно же не видишь. Да и не существуешь ты. Не живой. Что там под светлой краской? Штукатурка, бетон, глина?

Кира его тоже не видит, пелена перед глазами, и с каждым мгновением она всё гуще — опутала, подхватила, поволокла.

Ну ведь уверяли же, что всё закончилось! Что никаких странных приступов теперь. И опять?

Глава 2. Родное и чужое

Наверное, пора привыкнуть — отключилась в одном месте, очнулась совсем в другом. Сейчас, для разнообразия, в машине «Скорой помощи». Немного потряхивает, мотор тарахтит, потолок низко, и стены на расстоянии вытянутой руки, а рядом женщина в голубой с белыми полосками униформе.

— А-а, очухалась. Как зовут?

— Кира.

— А фамилия?

— Ратманова.

Проверку на вменяемость прошла, память не отшибло окончательно. А ещё она убедилась: это был обычный обморок. Никаких полётов к свету в серебряном луче.

Врачиха тоже довольна, заметно по лицу и большим чуть навыкате глазам. Ещё у неё пухлые щёки, светлые волосы, забранные в хвост и мягкий хоть и низковатый голос. Такая вся домашняя, сразу возникают мысли о воспитательнице детского сада или мамаше большого семейства. Киру успокаивает её вид и добродушная наставительная болтовня.

— Ты лежи, лежи, не дёргайся. Сейчас-то чего подниматься? И больше не разгуливай одна. Если не до конца оправилась. После родов. Наверное, ещё и гемоглобин пониженный. Бледная такая.

Гемоглобин? Какой гемоглобин? Когда у Киры от одной фразы опять всё поплыло перед глазами.

— После родов? — с трудом проговорила она.

Или не проговорила? Только хотела. Потому что врачиха точно не услышала, тарахтела дальше.

— Когда родила? Месяц назад? Или меньше? — спрашивала и не дожидалась ответов.

Да Кира и не ответила бы. Она по-прежнему плыла в тумане какого-то нереального мира, соображалось плохо. Чужие слова пробивались к ней с трудом и потому теряли смысл ещё где-то на подходе, звучали, но не воспринимались.

— Точнее, не совсем родила. Кесарили, да? По шву сразу видно.

Шву?

Неосознанным движением Кира одёрнула кофту.

Она думала, что это след от удара кинжалом, странно ровный и низкий, но… Откуда ж ей знать, как должен правильно выглядеть шрам от ножевой раны в живот? Но тот, скорее всего давно зажил и бесследно исчез под воздействием исцеляющей магической силы, а это совсем-совсем другое. Совсем…

Предстать сумасшедшей и спросить прямо: «А вы точно знаете, что шов именно от подобной операции? От кесарева сечения. Вы уверены? Уверены на сто процентов?» Но услышать в ответ твёрдое «да» так страшно. С сомнениями спокойней. Как ни странно, в данной ситуации — гораздо спокойней. Но Кира всё-таки спросила, хотя и совсем про другое.

— А куда вы меня везёте?

Врачиха откликнулась охотно.

— Думаю, самое лучшее — в городскую больницу. В гинекологию.

— Может, не надо? Я уже в порядке. Я бы лучше домой.

Но врачиха снисходительно хмыкнула.

— А как я потом объяснять буду, куда я по дороге больного дела? Мы ведь не такси всё-таки — по домам развозить. А если тебе опять плохо станет? — И категорично отрезала: — Нет уж. В больницу. Там осмотрят, как следует, анализы возьмут. Мало ли. Мы ведь тебя из храма забрали. Я батюшке пообещала, что с тобой всё хорошо будет. А ты из больницы родным позвонишь. Пусть кто-нибудь за тобой придёт.

Позвонила Кира, конечно, папе, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее и беззаботнее, попросила приехать.

— Куда?

Она назвала адрес, а потом хочешь не хочешь пришлось добавить:

— Это городская больница.

Папа услышал про больницу и испугался. Кира даже по тишине определила, воцарившейся в телефоне, торопливо забормотала:

— Ты не волнуйся. Я цела и здорова. Со мной всё в порядке. Абсолютно всё в порядке.

Если не считать новости о том, что совсем недавно Кире делали операцию. Очень специфичную операцию.

Её действительно тщательно осмотрели, давление померяли и даже УЗИ сделали, взяли клятвенное обещание, что, когда вернётся домой, она непременно сходит к врачу, сдаст анализы и всё такое. И уже не было смысла выспрашивать, стопроцентна ли уверенность, и спасительные сомнения растаяли снегом прошедшей зимы, и даже количество стёршихся из памяти месяцев, теперь воспринималось как ещё одно убедительное подтверждение.

Десять. Девять — до, один — после.

Примчавшийся по звонку папа терпеливо дожидался в коридоре приёмного покоя. Нет, явно не терпеливо. Увидел выходящую из кабинета Киру, сорвался с места, и опять пришлось убеждать, что с ней всё в порядке. Хотя, какие доказательства нужны, если вот она, перед ним, в целости и сохранности?

Не хотелось рассказывать правду, Кира по-прежнему пряталась за глупыми увёртками: пока сама не озвучила, пока не произнесла вслух, пока лично не сообщила кому-то ещё, вроде как и не совсем реально.

Что с ней случилось? Кажется, давление резко понизилось. Может, от духоты, может, от волнения, может, от какой-нибудь там магнитной бури.

Папа до конца не поверил. Предположил, что у Киры очередной приступ: опять внезапно вылетела из реальности. Или на неё напала какая-нибудь сумеречная тварь?

— Пап, не накручивай себя. Не выдумывай. Лет сто уже никаких тварей не видела. И двуликих тоже. И знаешь, что? Я подробно обо всём расскажу, когда домой вернёмся. Мама же тоже захочет узнать. Ну зачем я буду два раза повторять.

Выторговала себе отсрочку, но потом же придётся, придётся признаться. Никуда же не денешься. Разве можно подобное скрывать? Да и если не поделиться, эта тайна сведёт Киру с ума. Но нужные слова даже мысленно подбираются с трудом и поражают смыслом.

«За те десять месяцев, что от меня не было никаких вестей, я выносила и родила ребёнка. Но совершенно не помню об этом. Даже понятия не имею, девочка это или мальчик. Так что теперь вы бабушка и дедушка. Но вряд ли когда-нибудь увидите своего внука. Я не знаю, где он сейчас. Вообще ничего не знаю».

Вот так.

Ребёнок из снов. Он вовсе не призрачный, самый реальный. Родной Кирин ребёнок. Её и…

Ну это уж полное безумие! Он ведь не совсем человек. Какие могут быть дети?

Но у Киры в то время никого, кроме него не было, да плюс точная арифметика сроков.

Бред! Всё бред! От первой до последней мысли.

Родители и посмотрели сперва, как на сумасшедшую, испугались, что у дочери окончательно крыша съехала, или она подцепила ещё более странную болезнь, с навязчивыми идеями и галлюцинациями в симптомах, но через несколько секунд уже поверили. Хотя Кира предпочла бы сумасшествие.

Ей даже двадцати пока нет. Не слишком рано для детей? Уж лучше болезнь, лучше галлюцинации. Но есть чёртова выписка из приёмного покоя с результатами УЗИ. И шов.

И что делать? Что теперь делать?

Из снов ребёнок исчез, но теперь прочно жил в мыслях. А они куда материальней, куда ощутимей и действенней. Не дают покоя, не уходят прочь, выстраивают цепочки, выводят на всё новые и новые размышления.

Что будет с ребёнком? Где он? Для чего он кому-то нужен? Что с ним хотят сделать? И почему не получается обо все об этом не думать?

Всего несколько дней назад Кира и не подозревала о существовании малыша. Она не знает, как он выглядит, она даже не до конца уверена, что он действительно есть, но он её не отпускает. Будто Кира по-прежнему слышит его плач, жалостливый и горький, зовущий.

Что бы там ни говорили и ни предпринимали родители, но Кире опять придётся уехать. Одной. Она прекрасно понимает, что они будут переживать и волноваться, но Кира не пропадёт, больше не пропадёт, не имеет права, теперь. И не только ради них. Тем более она не собирается всё делать в одиночку. Знает, к кому обратиться, и знает, где его искать.

В каждом городе, в котором Кира с ним побывала, осталось жить её жуткое воспоминание. В этом обитали мысли о чужой душе, подселившейся в Кирино тело, о мстительной сущности, убивающей за предательство. Хотя последнего предателя сущность проглядела, ещё и проиграла ему остатки собственной жизни. Уж лучше бы болталась в своём заброшенном доме.

Но туда Кира точно не собирается, ей нужен другой дом, стоящий в центре города, старинный, основательный, благородно красивый. Оккупированный скрытыми созданиями. В нём на первом этаже располагается… Какое бы подобрать название? Хм. Элитный клуб нечисти.

Двустворчатая дверь с витражами, такая сказочная на вид, словно вела в страну чудес. А, может, в ад, хотя и нетипичный: тихий такой, мирный, благодатный. Обманный. Кира вошла осторожно, устроилась недалеко от дверей, принялась оглядывать зал. Маловероятно, но всё-таки надеялась увидеть его.

Да, «его». Имени же у него нет, нормального, а нелепое прозвище Кира никогда не любила произносить. Не только вслух, даже про себя.

Ну ладно. Ши. Точнее, что-то близкое к «Щи». Но так изощрятся Кира не собирается однозначно.

Не видно его, и Кира немного прошла вперёд — вдруг попадётся демоница. Та самая. Общаться с ней, а тем более узнавать про Ши совершенно не хочется. Сразу представляется, как на её пухленьких губках расцветает многозначительная сладкая улыбочка. Обязательно выскажет что-нибудь колкое и пошловатенькое. Но уж лучше она, чем совсем ничего. А её тоже не видно.

Кира медленно двигалась по периметру зала, но смотрела не перед собой, а по сторонам, поэтому едва не налетела на…

Чёрный жилет, белоснежная рубашка — первое, на что наткнулся взгляд. И тихий вкрадчивый голос чуть сверху:

— Кого-то ищете?

Кира подняла глаза.

Двуликий. Слабенький демон, можно сказать, мелкий бес. Скрытый облик мало отличается от внешнего. Выдают только глаза со зрачками необычной веретенообразной формы, время от времени вспыхивающие жёлтым пламенем. А так — молодой смазливый парень, смуглый, будто только что вернулся с отдыха на море или вышел из солярия, но, скорее всего, покрылся румяной корочкой от жара адских костров. Судя по костюму и вежливой улыбке, он здесь работает кем-то вроде хостеса или администратора.

— Да, — честно призналась Кира. У неё осталась единственная возможность разузнать о Ши — расспрашивать о нём всех подряд. Только каким именем его назвать? Точно не этим. Кира ни разу не слышала, чтобы кто-то произносил его, кроме самого Ши. — Анку.

Улыбка администратора стала удовлетворённой. Он кивнул, будто проговорил мысленно: «Я так и думал», а вслух произнёс:

— У меня абсолютная память на лица.

Вот к чему? Намекает, что помнит Киру со времени её прошлого появления здесь? С кем она была, и — Кира смутилась — какую нелепую сцену они тут разыграли втроём.

— То есть, ты понимаешь, о ком я? — поинтересовалась она насуплено.

— Конечно, — снова кивнул администратор, по-прежнему любезный и доброжелательный. — Только он давно уже здесь не появлялся.

— Давно? — Кира едва сдержала разочарованный вздох.

Расстроилась, сильно, потому что не знала, куда теперь податься, где искать. И, похоже, лицо её при этом сделалось таким несчастным, что администратор преисполнился жалости и сочувственно предложил:

— Если тебе очень надо, я постараюсь узнать о нём. Загляни денька через три. Вечерком. Или… — он умолк на несколько секунд. Возможно, сомневался в собственных действиях. Но случайная пауза придала его последующим словам какую-то особую значительность. — Хочешь остановиться здесь? Я найду ключи от номера Анку.

Запомнил и то, что в прошлый раз они жили вдвоём? И, конечно, сделал определённые выводы.

— Не надо, — торопливо отказалась Кира. Потом задумалась, но всё равно не изменила мнения. — Не хочу.

Глупая идея. Что она там забыла, в его комнате? Столь же чужой, как и любой гостиничный номер. Ещё и скрытые твари вокруг. Лучше держаться подальше от них. Кира найдёт другое местечко, нормальное, человеческое.

Глава 3. От монстра до робота

Как договаривались, Кира вернулась на третий день. Хотя возникало желание заявиться сразу на следующий, или через два — тяжело ждать — но удерживала себя. Администратор материализовался перед Кирой через минуту после её прихода, вынырнул из наполненного тихой музыкой полумрака, как чёртик из табакерки.

Хотя, почему «как»? Он и есть чёртик из табакерки, если за табакерку принять это странное заведение. Встал рядышком, улыбнулся с профессиональной любезностью, дожидаясь вопросов.

— Узнал что-нибудь?

Но ответил не сразу, театрально выдержал паузу для придания эффектности.

— Анку придёт сюда. Скоро. Будете ждать?

— Буду.

— Там есть свободный столик, — администратор повёл рукой в нужном направлении. Опять довольный собой. Всё исполнил, предугадал и рассчитал.

Кира опустилась на стул. Выбрала такой, чтобы сидеть лицом к двери, чтобы видеть входящих. Хватит уже неожиданных появлений.

— Что-нибудь принести?

— Спасибо. Не надо.

Кто знает, что они тут пьют? И вообще Кире не до напитков. Чувствует себя не в своей тарелке, нервничает, чуть ли не до мурашек, ладони вспотели.

Вот чего она так переживает?

Неужели не ясно? Потому что находится сейчас в окружении странных тварей, постоянно ловит на себе чужие любопытные взгляды. Не простых глаз, очень не простых. Они все, наверняка, догадываются, что Кира самый обычный человек. Для присутствующих — типичная жертва, добыча, расходный материал. Не обязательно, чтобы убить, у каждого здесь свои виды на людей, а держатся от неё на расстоянии, не решаются сунуться только потому, что хорошо знают того, кого Кира ждёт.

Цветные стёкла витража вспыхнули отражённым светом, двери разошлись.

Он, такой, как всегда, сливающийся с полумраком цветом одежды, на первый взгляд неприметный, не стремящийся выделиться раньше времени, с вечно опущенной головой. Зашёл, откинул с головы глубокий капюшон, но длинная белая чёлка всё равно закрывала половину лица. Самого его толком не разглядеть, зато он всё прекрасно видел. Не стал осматриваться, сразу двинулся в нужном направлении.

Как определил?

Кира почему-то не смогла следить за его приближением, уставилась на скатерть на столе, чёрную, но из-за блестящей шелковистости и гладкости, переливающуюся множеством оттенков. Только где-то на периферии обзора отметила, как он подошёл, уселся.

— Ты меня искала, — не спросил, констатировал, спокойно и невозмутимо, голос пустой, совсем без интонаций, а затем уже задал вопрос: — Зачем?

Кира подняла глаза.

Лицо каменное, отстранённое. Даже глаза не блеснут сквозь пряди волос. Ни одной лишней эмоции, ни одного лишнего слова. И Кира тоже ответила сухо, по-деловому:

— Мне нужна твоя помощь.

Дальше не получилось остаться бесстрастной. Она обхватила себя за плечи, сжала — в прямом смысле взяла себя в руки, и всё равно сбивалась, иногда с трудом подбирала слова, перескакивала с одного на другое. И еле выговорила — про ребёнка.

— Я хочу его найти, — заявила в заключение, и голос дрогнул, а в ответ — молчание.

Кира предполагала, что так и будет. Нельзя же легко проглотить её признания, настолько невероятные, настолько непресказуемые. И то, что существует ребёнок, который…

— С чего ты взяла, что он жив?

Словно опять холодный душ прямо в лицо. И, главное, тогда, когда подобного никак не ожидаешь. Равнодушно, безжалостно, но… отрезвляюще. Опять отрезвляюще.

Вдруг он прав? Такой вариант Кире даже в голову не приходил. Она зациклилась на зовущем плаче, который постоянно снился, мерещился.

Нет. Точно, нет. Не прав он. Нисколько.

— С того и взяла, что мне о нём не сказали, — зло процедила Кира сквозь стиснутые зубы, а после выговаривала громко и чётко, едва ли не по слогам: — С того, что я совсем ничего не помню о тех месяцах. Это ведь не может быть просто так. — Она и себя убеждала, и вдалбливала нужные мысли в его бесчувственную голову. Но результат получился неожиданный.

— Лучше забудь, — произнёс Ши негромко.

— Что? — никогда до Киры не доходили сразу его предельно урезанные мысли, и обычно он ждал, пока она не поймёт, но в этот раз снизошёл до объяснений:

— Забудь о нём снова. И живи дальше.

— Что ты несёшь? — теперь Кира отказывалась верит в услышанное. — Почему?

Она сходила с ума, а Ши, похоже, ни капли не волновало происходящее, не задевало, даже краешком. Его надёжно защищала непробиваемая стена из целесообразности и трезвого расчёта.

— Допустим, ты сумеешь забрать ребёнка. А потом? Вас не оставят в покое. Никогда. Пока не вернут его назад. И всё заново? И так бесконечно? Бессмысленно же. Потому и забудь.

У него прекрасно получается разъяснять. Разумность и логичность, плюс спокойная уверенность в собственной правоте. Загасит любой пыл, убедит кого угодно. Но не её, не на этот раз.

— Нет. Не бессмысленно. Я же не могу его забыть. Он же будто часть меня. Это мой ребёнок. Мой. И я не хочу, чтобы из него сделали такого… — Кира запнулась.

Всё-таки нелегко выговорить слова, которые — точно знаешь — сделают больно кому-то другому. Но Ши невозмутимо закончил:

— Как я.

Ладно. Раз он произнёс сам.

— Да. Как ты. Как Яна. Разве тебе не лучше меня известно, каково это? И ты согласишься, чтобы… — Кажется, он не понимает, но и Кире трудно проговорить. — Ты не думал, что этот ребёнок ещё и твой?

— Нет, — прозвучало моментально. Но это был не страх перед нежелательной правдой, это была всё та же твёрдая убеждённость. — От меня не может быть детей.

— Ты так уверен? — вырвалось само собой, негодующее, немного презрительное.

— Уверен. В качестве побочного эффекта — нарушение репродуктивной функции.

Из-за вечной его бесстрастности, из-за ровности интонаций и сухой официальности фразы, из-за того, что Кира знала о нём, сомнений не возникало в истинности его слов. Да Кира и сама так же думала: у него не может быть детей. Он же не совсем человек.

— Тогда… получается… — растерянно забормотала Кира, — я даже не знаю, с кем…

— Это не обязательно, — перебил Ши. — Тебя могли использовать как суррогатную мать.

Успокоил. В обычной своей манере. Худшее перебиваем ещё худшим.

— И тогда, скорее всего, ребёнок совсем не твой.

— Мой! — воскликнула Кира. — Я знаю, что мой!

Его предположения не из пустоты, из личного опыта, звучат слишком реалистично, сбивают с мыслей, отрезвляют, но Кира не будет им верить. У неё есть цель. У неё.

Пускай Ши тут посторонний, никакой личной заинтересованности. Ту нить, которой Кира пыталась их соединить, он оборвал легко и хладнокровно. Их ничего не связывает? Ну и пусть! Если уж на то пошло, Кира готова ему заплатить.

— Слушай, я же не предлагаю тебе растить ребёнка вместе. Что будет потом, тебя не коснётся. Не переживай. Просто — помоги найти.

Она посмотрела на ШИ в упор. В конце концов, там, за чёлкой, есть же у него глаза, и сам-то он видит её взгляд.

— Тебе не стоило на меня рассчитывать.

Что он сказал? Как он сказал?

Врезать захотелось, ему, за эту безучастность, за бесконечные отговорки, за то, что Кирины проблемы ему абсолютно фиолетовы, но удалось только выдохнуть:

— Почему?

Тонкие губы на мгновенье сжались, и больше ничего не изменилось. И слова:

— У меня чип в голове. Я теперь на управлении. Делаю только то, что велят. Вряд ли мне позволят заниматься чем-то посторонним.

Голос ровный, по-прежнему бесстрастный, а эффект, как от удара. Оглушил. Зазвенело в голове, разметало мысли.

— У тебя… что? На каком управлении?

Но Ши не обращал внимания на Кирины вопросы, говорил дальше, про то, о чём хотел сам:

— Ты пока не уезжай. Я постараюсь найти кого-нибудь, кто тебе поможет.

Кира не воспринимала смысла.

— Подожди. Ты сказал…

Ши перебил, поднимаясь из-за стола:

— Мне пора. Надо идти.

Развернулся, зашагал прочь, к дверям.

— Стой!

Он не остановился. Конечно! Сделал вид, что не услышал. Но даже если догнать, даже если заорать прямо в лицо, он всё равно больше не добавит ни слова, разве только ещё раз повторит: «Мне пора».

***

Шёлковая скатерть играла бликами и переливами оттенков. Кира, сдавив виски ладонями, пялилась на неё почти в упор. И не видела. Хотя её чернота, самое то для одолевавших сейчас мыслей. Отчётливо вырисовывались на тёмном, словно выведенные белой краской, совсем недавно услышанные слова: «Чип в голове. На управлении. Делаю, что велят». Они же не могли быть правдой. Что-то из разряда совсем уж невероятного. Но и придуманными они быть не могли.

Если нужна отговорка, выберешь, само собой, что-то реалистичное, а не из области научной фантастики. Да и Ши не из тех, кто оправдывается, он просто говорит «нет», без всяких объяснений, и считает, что этого более чем достаточно.

Неужели правда? Неужели возможно?

А откуда сомнения?

Почему в колдунов, демонов и жутких тварей Кира поверила легко? Разве они — не ещё большее безумие? А существование сложных технологий принимать отказывается.

Да потому и отказывается, что…

Как с этим можно жить? Осознавая, что ты не хозяин собственным мыслям, собственным действиям. Когда чужая воля безраздельно управляет тобой. И как это можно соотнести… ещё с кем бы другим, но не с ним.

Недаром Ши пытался убедить Киру в бессмысленности её стремлений, ведь одна она не справится, а сам он не сможет ей помочь. Но настоящую причину «почему» он не хотел называть, скрывал до последнего. Предпочитал предстать бездушным монстром, но никак не послушным роботом, за которого решает кто-то другой. А когда всё-таки сказал, сразу ушёл, игнорируя её слова, её вопросы.

Кира бы тоже ушла на его месте. Возможно, ещё и уши зажала бы, чтобы не услышать чужих слов, совершенно не важно с какими интонациями и эмоциями произнесённых. Даже если не холодное злорадство, даже если не глупое несдержанное удивление, если сочувствие или жалость, всё равно — не надо. Достаточно и собственных мыслей, достаточно и собственной боли, чтобы растерзать себя в клочья. К чему ещё помощь со стороны?

Нет, нет, нет! Кира бы просто не смогла на его месте. Сохранять невозмутимый вид, говорить спокойно. Жить бы не смогла, а он…

Кто-то что-то произнёс совсем рядом. Кира уловила только звук, и то с трудом, и, скорее всего, потому, что говоривший назвал её по имени. Лишь оно прорвалось сквозь вихрь одолевавших Киру мыслей.

Взгляд сфокусировался на определённой точке — едва заметной складочке на гладком шёлке скатерти. Кира подняла голову, убрала ладони от висков, и услышала, теперь уже отчётливо:

— Привет, говорю, Кира. Рад снова тебя видеть.

Но всё равно не до конца поняла.

Перед ней стоял парень. Трудно точно определить возраст. Двадцать? Или за двадцать? Может, уже и около тридцати. Черты лица, которые одинаково подходили и юноше, и мужчине. Глаза чуть прищурены, и цвета их не разберёшь, а волосы русые, немного взлохмачены.

— Снова? — настороженно и изумлённо уточнила Кира. — Мы уже виделись?

— Виделись, — подтвердил парень. — И не раз.

Глаза блеснули, а губы растянулись в улыбку, широкую, чуть ли не от уха до уха, насмешливую и заговорщицкую, знакомую. До ужаса знакомую.

Кира помотала головой, будто попыталась избавиться от видения, ну и от глупых предположений.

— Впервые, считай, чуть меньше года назад, — между тем невозмутимо докладывал парень. — На вокзале. Это ты должна помнить. Я тебя ещё яблоком угостил.

— Яблоком? Ты?

Взлохмаченная русая шевелюра, нахальная улыбка до ушей, любимое словечко «считай», вставляемое во фразы к месту и не к месту. Всё так, кроме главного — там же был мальчишка лет пятнадцати.

— Ну да, я. Чего ты удивляешься? — парень плюхнулся на стул, на котором недавно сидел Ши, повёл рукой, приглашая оглядеться по сторонам. — В подобном месте находишься и удивляешься. Если имя забыла, напомню. Вит.

— Вит, — повторила Кира неуверенно. Хотя он прав: после всего, что уже случилось, стоит ли изумляться такой ерунде. — Как-то слишком быстро ты подрос.

— Ты посоветовала, я постарался, — Вит упёрся локтями в стол, устроил подбородок на переплетённых пальцах. — А если без шуток, то я — хамелеон. Или полиморф. Как больше нравится? Меняю внешность, считай, за не фиг делать, — объяснил и тут же продемонстрировал своё умение.

По фигуре Вита и по лицу пробежала мелкая рябь, будто каждая клеточка сдвинулась со своего места, и уже через мгновенье перед Кирой сидел худощавый подросток с вокзала, спрашивал хрипловатым чуть ломким голосом:

— Так привычней?

Кира отрицательной мотнула головой.

— Лучше, как раньше.

— Хорошо. — Он опять резко повзрослел. И посерьёзнел. — Сказать или сама?

— Тебя Ши прислал, — негромко и сдержанно проговорила Кира.

— Угу, — кивнул Вит, насколько позволил упирающийся в пальцы подбородок. — Невесть что, но всё-таки.

Глава 4. Крест и цепи

Они никогда не заморачивались на приветствия, и уж тем более на вопросы типа: «Как жизнь? Как дела?» К чему церемонии? Ши начинал разговор так:

— Ты мне нужен.

Его твёрдый, лишённый интонаций голос превращал фразу в подобие приказа, но Вит не обижался. Совершенно не обращал внимания по подобную мелочь, потому что и сам мог позвонить в любое время, но сочетание «ты мне нужен» ему не нравилось, он предпочитал подлиннее и поэмоциональней: «Я тут нашёл подходящее дельце». Но на этот раз пришлось начать с осторожного вопроса:

— Ты сможешь приехать?

— Не знаю, — прозвучало в ответ.

Впервые за всё время, что они были знакомы. Ши даже не спросил: «Зачем?» Но Вит сам сообщил:

— Тебя тут ищут.

И едва удержался, чтобы не добавить «Угадай, кто!». Но более неуместное предложение вряд ли придумаешь.

Сложно, когда просто не способен разговаривать без вечных шуток, подколок и насмешек. Вит терпеть не мог серьёзность, но теперь ситуация не та.

Так бы и не знал, что с Ши произошло, если бы ни случайная встреча. Вит увидел его, поинтересовался, где пропадал, почему на звонки не отвечал. «Так занят? Чем же?» И конечно, улыбнулся с пониманием. Но улыбка быстро полиняла, когда узнал, где приятель действительно пропадал и чем занят. Ши честно выложил, с обычными своими хладнокровием и бесстрастностью, а Вит, так нетипично для него, промолчал, хотя множество слов одновременно рвалось с языка. Но к чему они?

Сейчас Вит слушал тишину в телефоне, ждал вопроса «Кто ищет?», предсказуемо не дождался, но зато и гудки отключения не появлялись, и опять заговорил сам:

— Кира. Она придёт вечером, через два дня.

— Я попробую.

И всё. Чёрт! Будто разговаривал с ранее не знакомым человеком. Пусть Ши всегда немногословен, но обычно ответы у него более определённые. Он всегда точно знал, что сделает. Либо «нет», либо «да», в крайнем случае: «Я подумаю». Теперь думали за него.

У Вита жизнь тоже не всегда праздник. Чего только не случалось! В какие только истории не вляпывался! Но всё сам, исключительно по собственной инициативе. Полная свобода выбора: что желал, то и получал.

Ну да, существовать как-то надо, не просто прозябать и влачиться. Вит хоть и стопроцентный представитель скрытого мира, но мир людей и ему диктовал свои условия. Всё-таки именно этот мир — основной, более сильный, даже несмотря на ограниченность человеческих возможностей, способный прогнуть под себя, заставить, хотя бы частично, подчиняться своим правилам.

Ведь и жить где-то надо, и жрать чего-то. Вит не из вечных скитальцев и не тех, кто может подпитаться энергией живого создания или перекусить сырой человечинкой. Он по части питания очень близок к людям, а отбросы — ну… как-то совсем не хотелось. В общем — деньги, деньги, деньги. Куда без них? А пенсия для скрытых тварей не предусматривалась, даже за очень большую выслугу лет.

Вот Вит и зарабатывал, как мог. А с его способностью к маскировке и скромными физическими данными самое лёгкой дело — обман. Или кража.

С людьми он особо не связывался. Лучше со своими же.

Выведать какой-нибудь секрет, стащить редкий артефакт — не так уж и сложно, если воспроизвести внешность близкого друга, проверенного знакомого или подчинённого, которому безоговорочно доверяют. Лицо, фигуру, голос. Когда удавалось познакомиться поближе, то и узор на сетчатке глаза, и отпечатки пальчиков. А если нужно было куда-нибудь пролезть, Вит мог слегка уменьшиться в размерах. И в высоту, и в толщину. Не до ребёнка, конечно, до подростка.

Обычно он работал в облике того самого юркого субтильного пацана, что подкатывал к Кире на вокзале. Не только из-за габаритов удобно. К малолетке всегда относились снисходительно, всерьёз не принимали, иногда и жалели, и дураком легко прикинуться. Хотя разные личности попадались, некоторым абсолютно всё равно, кто перед ними: ребёнок или взрослый.

Заработать, заодно пощекотать нервы, развлечься. Скука же. Разве можно найти что-то новое и интересное, доматывая второе столетие? При том, что до сих пор чувствуешь себя мальчишкой, у которого шило в одном месте, а вроде уже всё перепробовал.

Короче, допросился Вит у жизни экстрима. Однажды оказался в такой заднице — как там у людей в книгах? — что ни в сказке сказать, ни пером описать. Так и не понял: случайно сложилось или его намеренно подставили. Скорее всего, второе. Постарался кто-нибудь из обманутых, особо обидчивых, отомстил.

Вит навеки запомнил тот случай, в подробностях. Как осторожно двигался вдоль коридора, ведущего вглубь большого дома, держался возле стены, прислушивался. И царившую тишину, гулкую, многие бы, наверняка, добавили — тревожную. Но тут дело не только в тишине.

Ещё бы не тревожиться, если воровать собираешься! Если крадёшься и всё время думаешь: «А вдруг поймают?» Может, и не всё время, но нервы щекочет. А дом словно мёртвый, будто специально прикинулся: «Давай, Вит, давай! Залезай как можно глубже. И тут я тебя…» Так и получилось — и тут… пол внезапно ушёл из-под ног.

Сначала Вит вообще ничего не понял, летел вниз, точнее скользил на огромной скорости, словно катился по крутой горке, только потом дошло. Скорее всего в полу был потайной люк, и стоило наступить на его крышку, она опрокинулась. И Вит опрокинулся, точненько угодил в ловушку. Прямо как в кино.

Потом он вывалился на твёрдый каменный пол, ударился неслабо, и несколько секунд ориентировался в пространстве: где, чего и как?

Хорошо, не только он один растерялся. Присутствующие вряд ли ожидали увидеть пятнадцатилетнего паренька, наверняка рассчитывали на нечто большее. Потому и среагировали не сразу, дав Виту возможность очухаться.

Ему одного беглого взгляда хватило, чтобы оценить обстановку. Выработано давно и прочно: осматриваться, анализировать уже на ходу. Даже на бегу.

Обширный подвал или зал, место, специально приспособленное под ритуалы, освещённое огнём, но не факелов. Прямо в полу выдолблены небольшие выемки, наверное, наполненный маслом. Оно и горит, ярко-оранжевым, громко пощёлкивая, чадя клубами чёрного дыма. Фигуры в алых мантиях до пола, будто бы тоже полыхающих в неровных отблесках огня. И рожи красные, специально вымазанные. А на самом-то деле все они люди, обычные люди, размечтавшиеся о недоступном для них могуществе, сунувшиеся туда, куда им лезть не положено.

Разыгрались, идиоты. Выстроились в полукруг перед каменным столбом с поперечной перекладиной, с тонкими цепями, свободно свисающими до самого пола. Типа, крест. Типа, алтарь. Не хватает только прикованной к нему жертвы.

Понятно, почему не хватает. Жертва только что прибыла.

Люди, блин! Свой им не подходит. Им существо понадобилось из скрытого мира. Ни много ни мало.

Точно, идиоты. Потом же сами о своей затее пожалеют. Не им управляться с неизведанными силами. Ну и Вит представление испортит. Он-то не идиот! Чтобы на крест, чтобы подыхать.

Поди ж ещё сразу не прикончат, захотят, чтоб в мучениях. Они же любят смотреть, как страдают и мучаются, а иначе — скучно им, не интересно. Трагедию им подавай, боль, плач и стенания, душераздирающий вой на самой высокой ноте.

Об-ло-ми-тесь!

Вит всё-таки быстрее остальных среагировал: подскочил, резко метнулся в одну сторону, тут же в другую, сбивая с толку. Он за изворотливость и хитрость, не за силу. В драку не полезет. Ещё бы один на один, но с толпой…

Лучше уж зайчиком, и плевать, что трусом. Зато целым останется. И живым.

Ну-у, хочется надеяться.

Позади креста есть проход, не дверь, просто дыра в стене, но он ведёт наверняка куда-то ещё глубже, во внутренние помещения. Должен быть другой выход, который выведет наружу, и он, скорее всего, в противоположном конце зала.

Конечно, можно было принять облик одного из присутствующих, смешаться с ними, даже лицо сделать красным не проблема. Проблема в другом — в широком алом балахоне.

Вит одет во всё чёрное, довольно плотно прилегающее к телу, а кардинально изменять одежду он не умеет, только слегка. Подогнать по росту и фигуре, даже чуть-чуть поменять цвет, но не настолько. А без стандартного маскарадного костюмчика как у всех, его быстренько вычислят.

Это Вит уже не бегу думал. Или сейчас ему кажется, что думал, а тогда не до стройных длинных размышлений было. Сам метался, и мысли метались, минималистичные, без лишних слов и эмоций.

Всё-таки ему удалось выскользнуть из зала. Отчасти мантии помогли. Длинные — в пол, широкие, путались в ногах у преследователей. А Вит всегда был шустрый, и одет подходяще, да ещё страх помог. Перед этим жутким каменным крестом с цепями, перед этими сосредоточенными и хмурыми красными рожами.

Только бы не попасть в тупик. Только бы…

Целый лабиринт коридоров: налево, направо, направо, налево. Вит не запоминал, просто сворачивал, подстёгиваемый раздающимися за спиной топотом и криками.

Только бы не заблудиться! Только бы впереди не поджидали! Ну почему так много условий должно совпасть для того, чтобы Вит мог благополучно выпутаться их этой истории?

Лестница вверх. Это хорошо, что вверх, это обнадёживает.

И сил особых нет, а он чуть не снёс дверь. Воздух! Улица! Свобода!

Дальше — старый, основательно заросший сад. Напрямик почти не продерёшься, только по тропинкам. Наверное, деревья специально не трогают, чтобы как следует прикрывали таинственный дом. А за садом должна быть дорога. И опять домá. Много домов. Новостроек, старинных, жилых, нежилых. Да не всё ли равно! Среди них затеряться — проще простого.

Вит вынырнул из зарослей, уже почти облегчённо вздохнул, по-прежнему на бегу. Уже… почти…

Налетели сразу двое с разных сторон, вцепились, как в тиски зажали. Рожи раскрашенные мелькают совсем близко. В глазах — пустота. Ни чувств, ни мыслей, только чуть-чуть удовлетворения от того, что поймали.

Как там надо кричать? Чтобы жалобное-жалобное выражение на лице, чтобы голос дрожал. «Дяденьки! Отпустите! Я не нарочно! Я не виноват!»

Эти — не отпустят.

Вит дёргался, извивался и орал. Ещё как орал, но другое, не жалостливое. И его заткнули.

Не рука, лапища огромная. Накрыла сразу и рот, и нос, половину лица смяла в здоровенном кулаке. Вит не только кричать, дышать не смог.

Скрутили, сдавили. Перед глазами начало темнеть. Не столько от нехватки воздуха, сколько от страха. И сознание затягивал туман.

Сейчас Вит вырубится, а очнётся уже на кресте. От боли. Скорее всего. Так что лучше совсем не приходить в себя.

Почти уже двести лет — как долго, как скучно! Дурак! Отчего-то сейчас совсем о другом говорить хочется. Даже не говорить, вопить во всё горло: «Не хочу! Подыхать не хочу! От-пу-сти-те!»

Он забился изо всех сил, пока сознание окончательно не отключилось и очень удивился, когда сжимавший его краснорожий сильно вздрогнул и ослабил хватку. Не поверил сразу.

Убралась рука от лица, только другая ещё крепко держала. Но и та отцепилась, и, оказалось, только из-за неё Вит пока и стоял на ногах. Исчезла опора, и он сразу свалился на траву, судорожно глотая воздух. Перед глазами по-прежнему пелена, только уши ловят непонятные звуки.

Вит зажмурился, переждал несколько секунд и открыл глаза, вскинул голову.

Взгляд упёрся в одного из преследователей. Не в того, с огромными ручищами, во второго. Он стоял всего в паре шагов, странно стоял — согнувшись, покачиваясь, даже тихонько подвывая. Потом рухнул на колени, упёрся ладонями в землю. Одна ладонь обычная, а другая вымазана чем-то тёмным, на пальцах влажно поблёскивают подтёки.

Кровь? Откуда? Что случилось?

Вит повернул голову, посмотреть, что делает первый краснорожий. Тот оказался занят. Ещё как занят! Ему теперь не до Вита. Сам отбивается от…

Да ладно!

У Вита мгновенно всё нормализовалось: и дыхание, и зрение, и слух. Сознание сразу просветлело.

Краснорожий со своими огромными кулачищами с трудом отбивался от пацана. Или уже не отбивался, просто пытался хоть как-то защититься. А пацан чуть постарше Вита в его нынешнем обличье. Не скажешь, что здоровый или накачанный. Поджарый, не слишком высокий, ничего лишнего, лаконичный до оптимальных показателей. Весь какой-то жёсткий и стремительный, не по-человечьи быстрый и, кажется, не по-человечьи сильный.

Перехватил метившую в него тяжёлую ручищу, остановил на середине движения и удерживал. Непонятно как, но удерживал. А на лице даже никакого особого напряжения, только губы плотно сжаты.

Вит пялился удивлённо. Хотя помочь же нужно было. И краснорожий, похоже, тоже пялился и тоже удивлённо. А парень справился сам. Воспользовался замешательством противника, ударил. В физиономию. И не пустой рукой.

Сверкнуло тонкое лезвие, но не воткнулось — повёрнуто было не в ту сторону. А краснорожему достались кулак и рукоятка кинжала.

Хруст раздался. Мерзкий. Вита даже передёрнуло. Голова краснорожего резко запрокинулась. Хотя сам он устоял, но ему уже точно ни до чего было.

Парень метнулся к Виту, ухватил за шкирку, дёрнул вверх.

— Быстро. Бежим! — как приказ. Голос резкий и твёрдый.

Но Вита упрашивать и не надо. Он с низкого старта хорошо пошёл, не думая. За этим, странным.

Рванули через дорогу, к домам, юркнули в узкий проход между двумя стенами. А там, на дороге, уже раздавался топот. И не только на дороге. Звучал и откуда-то из глубины дворов.

Так он тоже убегает от кого-то!

Свернули за угол, пронеслись вдоль стены, опять свернули и неожиданно вылетели на открытое место.

Асфальтовая площадка, несколько автомобилей и люди, на противоположном краю. Немного, всего три человека. Увидели парня и Вита, тут же сорвались с места.

— Чёрт! — произнёс парень почти совершенно без эмоций, посмотрел на Вита.

Наверное, посмотрел.

Вит только заметил, как блеснули глаза под длинной белой чёлкой и каким-то десятым хамелеонским чувством уловил смысл пока ещё не произнесённых слов: «Дальше ты сам. А это уже исключительно моё», но так и не позволил им прозвучать. Дёрнул парня за рукав, сам стартанул.

— Сначала вместе, потом в разные стороны, — выдал скороговоркой, одновременно меняя облик.

Парень принял чужие правила мгновенно. Вроде даже не удивился.

Немного пробежали рядом, Вит вначале вырвался вперёд, после чуть отстал. Нарочно. Чтобы совсем запутать: кто из них кто? Потом бросились в противоположные стороны. Вит обернулся на бегу, чтобы посмотреть, но не на преследователей, а куда рванёт парень. Не хотелось его терять, с ним как-то надёжней. Вита впечатлил и кинжал, и то, как парень легко разделался с краснорожими.

И тут что-то с громким жужжанием пронеслось над головой. Хлопок за спиной. Или наоборот? В другой очерёдности.

Да не важно!

Вит с разбегу заскочил в кусты, проломился через них, и угодил в овраг. Не успел затормозить, одна нога соскользнула с края, и пришлось на автомате прыгать вниз, иначе бы слетел кувырком.

Выбираться наверх не стал, так и побежал дальше по дну, пригибаясь, чтобы голова не слишком торчала над краями, беспрестанно смахивая с лица лезущую в глаза длинную чёлку. Но овраг мельчал, и уже доходил Виту только до пояса. Пригибаться не имело смысла. Хоть заросли кустов остались с обеих сторон, прикрывали. Но и Вит и не видел толком, куда его эта дорожка выводит.

В общем-то без разницы. Все места здесь незнакомые.

Вит думал в конце концов овраг плавно сравняется с поверхностью, но он закончился тупиком, по-прежнему глубиной по пояс. Вит упёрся ладонями в край, чуть подтянулся, пытаясь забросить наверх согнутую ногу, но боковым зрением заметил чьё-то приближение, перепугался слегка. Или не слегка.

Уже упиравшееся в землю колено опять соскользнуло вниз, внезапно ослабевшие руки сами по себе сложились в локтях, и Вит едва не ткнулся лицом в траву. И всё-таки вскинул голову. Вроде бы самоотверженно глянул опасности прямо в глаза.

Глаз не увидел и сразу громко выдохнул с облегчением.

Опять этот парень.

Они же бежали в разные стороны! Как он так быстро нашёл и нагнал? Или это овраг вывел Вита чёрт знает куда. Незаметно изогнулся, унёс в другом направлении.

Парень присел, протянул руку. Пальцы длинные и тонкие. Вит ухватился и сразу ощутил, насколько крепка и сильна обманчиво изящная на вид ладонь. Потянула вверх, и Вит выскочил из оврага, почти взлетел.

Встали напротив друг друга, замерли, почему-то.

Неожиданно парень хмыкнул, сжал губы, и Вит вспомнил, что всё ещё сохраняет его облик, а это очень-очень странно — видеть себя со стороны. И жутковато к тому же.

Всё-таки хорошо, что они встретились, что вляпались в неприятности одновременно и поблизости, иначе бы Вит… сейчас…

Не было бы сейчас Вита.

Дружба — не дружба. Не важно. Зато всегда знаешь, к кому можно обратиться в случае чего. И Вит обращался, до последнего времени, но теперь…

Встретились под аркой старинного дома, поговорили.

— Приглядишь за ней? — спросил Ши, и Вит ухмыльнулся в ответ:

— Да как всегда. Первый раз что ли.

— Постарайся уговорить. Пусть она оставит эту затею. Всё равно ничего не выйдет. Уговори. Ты можешь.

— Ладно, попробую.

— А я пошёл.

— Угу.

Вит стоял, привалившись плечом к холодной каменной стене, тихонько вздрагивающей и как будто плотнее жмущейся к нему в испуге, когда по дороге проезжал автобус или машина покрупнее, смотрел Ши в спину. А тот шёл неторопливо, внешне уверенный и спокойный. Руки в карманы, голова чуть наклонена вперёд, и вроде бы ничего особенного. Удалялся с каждым шагом, потихоньку исчезал в тёмной перспективе ночи.

Глава 5. Обмани себя

Кира выглядела так, словно её побили. Хотя ни синяков, ни ссадин снаружи не наблюдалось. Она неподвижно сидела за столом, обхватив голову руками и не заметила, как Вит подошёл, как заговорил с ней.

Трогательная такая. Ладошки маленькие и аккуратные, шея худенькая и длинная, а глаза огромные, наполненные отражениями и бликами, растерянно и потрясённо смотрят в никуда. И само возникает желание защитить, успокоить, пожалеть. Но что самое интересное, другим желаниям тоже не мешает.

Куда её опять понесло? Домой ей надо, к папочке, к мамочке. И парня, нормального, а не как все они здесь.

— Ты, может, есть хочешь?

Кира отрицательно мотнула головой.

— Тогда чего здесь сидеть? Пойдём.

Теперь она кивнула, безразличная, на всё согласная.

Дверь с витражами захлопнулась за спиной, Вит направился не к выходу, к лестнице, ведущей наверх, к комнатам.

— Не хочу туда! — Кира застыла на месте.

— Да ладно. Чего ты? Не одна же, со мной. Не бойся.

— Я не боюсь, — возразила тихо, но твёрдо, а на лице едва заметное выражение брезгливости и неприязни. Не к Виту, к дому. Или к каким-то своим ощущениям и эмоциям.

— Да только переночуем. Чего сейчас бегать-то впустую туда-сюда? А завтра сразу уйдём, — произнёс он и сам себя мысленно упрекнул.

Сейчас Кира спросит: «Куда?», а Вит понятия не имеет. Ни планов, ни предположений, вообще ничего.

«Уговори отказаться» — это действительно самое разумное.

Из Киры воительница, обхохочешься. Хотя драться она вроде умеет. Но это только с такими же безбашенными дурочками прокатит, а тут всё слишком серьёзно. И у Вита основная тактика: при первом же намёке на опасность — удирай, и как можно быстрее. Но что-нибудь стянуть, выкрасть, обвести вокруг пальца — это, да, его. Только надо же знать: кого обманывать и откуда нужную вещь тащить. А сейчас ничего не известно, совсем ничего.

Кира вошла в комнату, по сторонам не смотрела, только прямо перед собой, под ноги, уселась на краешек кровати и опять — не двигалась, молчала. Голова опущена, вид пришибленный.

— Устала?

— Не знаю.

Не знает. Она, вообще, вопрос слышала? Или собственные мысли её настолько захватили, что реальность она плохо воспринимает. Они и заснуть не дадут. Так и будет сидеть и думать, думать, думать, увязать всё глубже.

— Ты мне расскажи сама. Подробней. А то я не слишком в курсе. Так, по верхам, и с чужих слов.

— Сейчас? — посмотрела недоумённо.

— А когда ещё? Или ты спать собираешься?

— Не собираюсь.

— Тогда рассказывай.

Хватит уже уматывать себя тяжёлыми размышлениями.

Вит плюхнулся в кресло, но сразу передумал. Поднялся, подошёл к кровати и устроился чуть в стороне от Киры. Так же — на краешке. Упёрся ладонями в покрывало.

— Ну давай! Я слушаю! Начинай с того, как ты из храма ушла.

***

Всё-таки Кира заснула. Выговорилась — полегчало, хотя рассказывала совсем о другом. Но эмоции вырвались наружу вместе со словами, пусть и не в тему. Силы тоже ушли, и образовавшуюся внутри пустоту заполнил туман усталого безразличия, тихонько кружил, покачивал — баюкал, напевал колыбельную. По крайней мере так казалось. Едва различимый шёпот в ушах, без слов, без смыслов, как шелест листьев на лёгком ветру.

Легла она прямо там, где сидела, съёжилась, завернулась в одеяло и забылась почти сразу. Просто не заметила, когда закончилась реальность, когда начался сон. Тоже туманный, ни о чём, состоящий из неясных образов. А потом разбудили — так же незаметно, медленно и осторожно вытянули из сна, зовя по имени. И неясно, кто.

Это не Вит. Голос женский, знакомый, похожий на мамин. Тихий, проникновенный, ласковый. Но точно не мама, потому что здесь её быть не может.

Кира открыла глаза и увидела силуэт в нескольких шагах от кровати. Словно на год назад вернулась, во флигель старого дома, напоминающий башню. Опять темнота, которая размывает контуры и прячет истинные облики, и призрачная, будто бесплотная, фигура. Лицо скрыто под вуалью.

Но Кира не могла перенестись, она по-прежнему в комнате. Это провидица пришла сюда.

Зачем?

Вслух не спросила, но ответ прозвучал:

— Ты же хотела попасть в Сумеречный храм.

Кира села на кровати, не сводила с провидицы глаз.

Хотела, да. Но когда это было? И попала, и пробыла там целых десять месяцев. Но, возможно, и не там. Кира же не помнит, ничего не помнит. И — конечно! — она бы снова не отказалась от встречи с настоятелем. Чтобы задать мучившие её вопросы, чтобы узнать про ребёнка.

Он действительно существует? Он жив? И почему он не с Кирой? Почему её заставили забыть про малыша?

— Пойдём! — провидица угадывала Кирины мысли. Говорить ничего не приходилось, её и так понимали. — Я проведу тебя в храм.

— Да, — Кира кивнула, поднялась.

Провидица двинулась вперёд, ступала неслышно. Складки одежды чуть-чуть шевелились, никаких сильных и резких движений, даже руки не протягивала, чтобы открывать двери. Те уже давно были открыты, будто специально поджидали. Кира пробовала её нагнать, не получилось. Провидица всегда находилась немного впереди, и тонкий шлейф из знакомого дымного аромата тянулся за ней.

Тихо так — никаких звуков. Не только в доме, даже на улице. Пустынно. Ночью город всегда кажется странным, незнакомым. Вроде бы всё вокруг прежнее, уже не раз виденное, и в то же время другое. Чужое, словно альтернативный мир, очень близкий к нашему, но — не он.

Огни фонарей едва заметно трепещут, будто они не электрические, будто под матовыми плафонами языки настоящего пламени. И тени от этого ёжатся и дрожат, словно живые. Но нисколько не страшно, даже не тревожно. Кира не обращает на дорогу внимания, не осматривается по сторонам, не запоминает, где проходит. Только думает: какую сегодня придётся открыть дверь, чтобы попасть в храм?

Попыталась узнать от провидицы, но та, не оборачиваясь, произнесла:

— Идём!

И Кира шла.

Ночь потихоньку отступала — уже не темнота, сумрак. Значит, как раз самое время. А провидица ещё раз повторила, немного настойчивей и громче, чем раньше:

— Идём!

Кира согласно кивнула, хотела сказать: «Да», но кто-то ухватил её за руку, дёрнул назад.

— Кир! Ты что? Ты куда?

Она обернулась, увидела Вита, но её ни капли не удивило его внезапное появление, объяснила спокойно и уверенно:

— В храм.

Вит и без того выглядел озадаченным и взволнованным, а тут его брови приподнялись ещё выше.

— Куда?

Почему он спрашивает? Прекрасно ведь знает про Сумеречный храм, и зачем Кире туда надо. Ну, конечно же, она не могла не пойти, когда позвали, когда пообещали показать дорогу. Может, провидица ему понятней объяснит.

Кира развернулась, но не увидела призрачной фигуры в нескольких шагах от себя.

— А где она?

— Что ещё за «она»? — Вит хмыкнул в недоумении и заверил: — Ты одна была. — А после выдохнул с осуждением: — Еле нашёл. Куда тебя вдруг понесло? Предупреждала бы хоть. Вот я не верил, а ты, правда, сплошная ходячая проблема. На секунду оставить нельзя.

Кира огляделась по сторонам.

Улица, вполне обычная, молочное, тускнеющее с рассветом сияние фонарей, звуки просыпающегося города, чуть сглаженные, не столь навязчивые и громкие, но они хорошо слышны. Машины несутся стремительно, упиваясь неограниченной свободой. Движение ещё не очень оживлённое, и пешеходов нет, только Кира. В нескольких метрах от широкого проспекта. Поблизости ни светофора, ни перехода. А она — напрямик. Двинулась бы… скорее всего, если бы не…

Она на секунду сомкнула веки, чтобы окончательно сморгнуть пелену морока, но получилось не совсем то. Мир исказился, расплываясь, и слёзы полились по щекам, сами. И не удержишь. Но Кира же совсем не хотела плакать!

— Ну ты чего? — Вит опять разволновался и растерялся. — Кир! — Взял за плечи, тряхнул легонько. — Зачем ты? — Потом вздохнул обречённо и притянул к плечу.

Его рубашка мгновенно впитывала слёзы, и Кира виновато бормотала, касаясь губами намокшей ткани:

— Я не специально. Они сами. Я не собиралась, а они…

Текли, неуправляемо, размывали реальность, которую действительно не хотелось видеть. И широкую серую ленту проспекта, с несущимися по ней машинами. И ещё одну ленту, зелёную — стриженного газона, с рядком молодых деревьев, а потом снова серую.

Узкий пешеходный тротуар, невысокая ажурная ограда вдоль одного края, и почти на одном уровне с ней — тёмные штрихи. Тоньше и толще, короткие и стремящиеся в бесконечность. Параллели и пересечения. Провода, столбы, перекладины. А внизу, скорее всего, железнодорожные пути. Рельсы, шпалы.

Вит тоже бормотал, своё:

— Чёрт! Да где это видано, чтобы демоны жалели и успокаивали!

Кира отодвинулась от его плеча, шмыгнула носом.

— Ты разве демон?

— Считай, что да, — опять у него это странное выражение.

— Ты же говорил, хамелеон.

— Ну-у, — протянул Вит. — Демон тире хамелеон. Разве нельзя?

— Не знаю, — Кира смахнула ладонью слёзы — они уже не так обильно лились, набухали медленно, скатывались одинокими каплями — внимательно вгляделась в лицо Вита. Обычное, совсем как у людей. Даже мысли не возникает о том, что у него есть какие-то необыкновенные способности, а уж тем более о демонической природе. — Тогда почему я не вижу твоей настоящей сущности?

— Так может, у меня её и нет, — предположил Вит невозмутимо. — Я же понятия не имею, как должен на самом деле выглядеть. Обычно такой внешностью пользуюсь, как сейчас. Или пацаном. А, может, они все у меня настоящие. Да и потом, я как никак хамелеон. Высший пилотаж маскировки.

Кира судорожно вдохнула, ещё раз шмыгнула носом. Кажется, окончательно успокоилась. Поймала взгляд, тоже внимательный, а ещё задумчивый.

— Как тебя сюда занесло? — спросил Вит, и Кира в ответ пожала плечами, проговорила неуверенно, сама уже сомневалась в правдивости случившегося:

— Она разбудила, предложила провести в Сумеречный храм.

— Кто она?

— Провидица.

— Кто? — переспросил Вит, но ответа дожидаться не стал. — Честно, с тобой никого не было. Я вернулся в комнату, тебя нет. Стал искать. Хорошо, что здесь всё прямо идёт. Издалека увидел. Ты шла. Одна. Абсолютно. Спокойно так, не торопясь. Ты случайно не лунатик?

— Не лунатик я! Ни случайно! Никак! — Кирин голос опять задрожал, сорвался всхлипом. — Может, её и не было, но я видела. Хорошо видела. И разговаривала с ней. Может, это и сон. Но разве так бывает? Я ничего не понимаю. Не могу объяснить.

— Я тоже, — признался Вит. — Скорее всего, колдовство. Но я в нём мало разбираюсь. — Выдохнул, усмехнулся критично, пробурчал: — Собрались два идиота. Нужна умная голова, а она сейчас не тем занята, — сказал, как будто неудачно ляпнул. Сам смутился, насторожённо глянул на Киру, словно ожидал от неё осуждения.

Она молчала, и Вит молчал, будто время отсчитывал, чтобы сказанное успело забыться, и появилась возможность заговорить о другом, обыденном.

— У тебя вещи где?

— В гостинице, — откликнулась Кира.

— Тогда забираем и уезжаем.

— Куда?

Вит задумался на мгновенье. Или только вид сделал, что задумался, а на самом деле собирался с решительностью.

— Отвезу тебя домой.

Кира отодвинулась от него подальше, нахмурилась, посмотрела неприязненно.

— Сам придумал?

Или выполняет просьбу? Следует наиболее разумному и целесообразному.

— Сам, — твёрдо произнёс Вит, а дальше получилось с вызовом: — Кто ж ещё?

С минуту буравили друг друга пронзительными взглядами и чувствовали присутствие третьего, сейчас, с ними рядом. Даже не рядом, между, будто смотрели сквозь.

— А что тебя не устраивает? — Вит нарушил молчание первым, но уже с интонациями миролюбивыми и рассудительными. — Мы даже не знаем, с чего начать, куда ткнуться. Побудешь дома, подождёшь. А я постараюсь что-нибудь выяснить. Это я хорошо умею: разведать, разузнать. А какой смысл торчать тебе непонятно где, если есть дом?

Он тоже прав, возразить трудно. Кирины планы закончились ничем. Их и было всего два, весьма сомнительных и ненадёжных.

В Сумеречный храм её не пустили, да она сама думала, что так и случится, понадеялась на Ши. Какой бы отвратной и тяжёлой ни была дорога, по которой он обычно продвигался, но выводила же к цели.

Опять не получилось. «Ты зря на меня рассчитывала». Зря. Но больше ей рассчитывать не на кого, а сама Кира, в одиночку, ни на что не способна. Скрытый мир и от неё тоже скрыт. Пусть она знает о его существовании, пусть ей не раз встречались принадлежащие ему существа и твари, этого мало, слишком мало, даже для того, чтобы просто выжить в нём.

Вит смотрел с ожиданием, и Кира отвернулась. Нарочно. Оттягивала момент, когда всё-таки придётся признать свою беспомощность, придётся согласиться: «Да, домой!» Ни с чем. После пламенных речей и заверений, после пренебрежения просьбами и слезами родителей, после благородных мыслей о непременном спасении ребёнка. Вит мог и врать о том, что собирается что-то выяснять, отправит Киру домой и на том успокоится.

Разумные слова: «Забудь опять и живи дальше». Похоже, так и получится. Забыть. Всех.

Разные миры — они никогда больше не состыкуются.

Кира сглотнула стоящий в горле комок, собралась с силами и… почувствовала прикосновение. Вит отодвинул волосы, положил ладонь на шею, едва не коснувшись пальцами уха. Рука медленно двинулась вниз и вдоль по плечу.

Не слишком-то похоже на жалость.

Кира зажмурилась, стряхивать ладонь не стала, просто велела:

— Прекрати.

Голос у Вита тоже менялся легко, теперь он стал бархатистым, мягким и дразнил.

— Если надо, я могу в него превратиться.

Кира обернулась, заглянула прямо в глаза. Только сейчас определила, какого они цвета: зеленовато-жёлтые, холодно-янтарные. Вит же честно признался, что хамелеон. Ящер. Рептилия. Змей.

— И что потом?

— Что захочешь.

Глава 6. Тварь бессловесная

Лёгкая вибрация лезвия, рассекающего воздух. Мысли, стремительные, обгоняющие время. Ши, можно сказать, уже попрощался и сам, добровольно, делал последний шаг в никуда. Он уже был готов. Но никак не к тому, что на самом деле случилось.

Кинжал даже не коснулся его спины. Просто способ отвлечь. Или заставить задуматься о вечном?

Тихий щелчок пальцами, и мысль, оборвавшаяся на середине.

Обострённые чувства слишком бурно отреагировали на необычное перемещение, и Ши совершенно потерял ориентацию, беспомощно закружился в пространственном водовороте. Потом ощутил на себе чужие руки, чужую крепкую хватку, острую колющую боль в плече и шее, но не сразу понял, что произошло. А когда наконец-то разобрался, что к чему, поздно уже было. Поздно.

На мгновенье принявший чёткие очертания мир снова поплыл. Будто при новом перемещении. Почти что так. И Ши всё-таки успел осознать, где окажется, когда очнётся. И ещё сильнее пожалел, что кинжал не достиг цели.

Не ошибся. Конечно. Он очень редко ошибается. Слишком хорошо у Ши с логикой, с интуицией. Прекрасно умеет анализировать и сопоставлять. Способный очень. По многим параметрам. А потому — ценный. Потому — нужен.

Но лучше бы вечный мрак или — что там ещё? ад? — чем эти светлые стены. Хотя они только кажутся светлыми, на самом деле в них столько тьмы. Его тьмы. Да и в нём самом тьма. И, значит, всё закономерно, всё на своих местах. Он тоже на своём месте. И не надо противиться. Не надо.

Это его дом, его жизнь. Ши создан именно для неё. А иначе бы его просто не существовало.

Надо быть благодарным за то, что он всё-таки есть.

Вот так. Хорошо.

Он есть, он — живой. Сейчас даже паспорт имеет. Нормальный. А в нём имя, придуманное наспех, особо не мудрствуя. Что-то совсем банальное, типа «Александр Александрович Иванов». Сам никак не запомнит. И не реагирует, когда кто-то его произносит. Пока не повторят. И лишь тогда доходит: это же про него. Вроде.

Такая же нелепость, как «Анку» или «Шахат». Да и «Ши» не лучше, но по крайней мере гармонирует с ним своей странностью.

«Смерть». Если бы. Всё наоборот. Почему-то жизнь. Идиотская жизнь. А костлявая тёзка в упор не замечает, проходит мимо. Иногда даже задевает локтем, но всё равно мимо. Будто он высокоразвитый таракан или крысёныш-переросток, которого ни пришибут ни ядерный взрыв, ни апокалипсис.

Да так и есть. Лабораторная зверушка с умело выработанными рефлексами. Если один звонок — беги вперёд, если два звонка подряд — остановился, замер. И думать не надо. Совсем.

Давние воспоминания ещё сохраняются. Достаточно полные, достаточно яркие. А всё, что происходит сейчас, будто во сне. Мысли то идут плавно, следуют одна из другой, то резко выворачивают в сторону, скачут с одного совсем на другое. Иногда понятия не имеешь, о чём размышлял секунду назад. Только понимаешь: о том, о чём нельзя. Лишь во время заданий сознание проясняется, голова работает чётко.

Потому что программа точно задана. Можно импровизировать в зависимости от обстоятельств, но тоже в строго отведённых пределах.

Как же это получается? Всего лишь малюсенькая компьютерная хрень в мозгах, которая решает за него, которая заставляет слушаться беспрекословно и уводит от ненужных мыслей.

Он не понимает, как это работает. Только немного по верхам: про электрические импульсы, передающиеся по нервным волокнам от клетки к клетке, про выработку гормонов. Но не соединить, всё вместе не соединить, не вывести взаимосвязи. Знаний не хватает, потому и не справиться. А ведь должен. Это же он настоящий хозяин своего тела, своего разума. Не кто-то ещё.

Даже Вит смотрел с жалостью. Говорил бодренько, иронизировать пытался. А проскальзывало иногда, во взгляде, в выражении лица, во всех реакциях. Что уж про Киру говорить.

Сбежал. К чёрту. Чтобы не видеть их, сердобольных. Не надо. Всё нормально с ним. Нормально, правда!

И не иначе это самое «нормально» вывело на мост. Не обычный, над рекой или каналом, с трепещущими на воде отражениями под ним. На эстакаду.

Выгнувшаяся дугой асфальтовая полоса. И ещё одна такая же. Внизу. Там тоже течение, двустороннее. Из гула моторов, из света фар. Высота — метров десять. Достаточно? Или ему больше надо? Такому необыкновенному.

Можно ещё сделать несколько шагов назад. Машины несутся на скорости, тормозить не собираются, не ожидают прохожих. Но высота притягивает сильнее. Как-то поэтичней: полёт вниз, в бездну. Стремительный луч света. Перечеркнёт. Всё — больше нет.

Пальцы вцепились в перила ограждения, и само клонит. Медленно, но верно.

Интересно, что первым сдохнет: чип или…

…Хм. И чего он здесь торчит? Любуется пейзажем? Давно его на эстетику ночного города потянуло? На урбанистический пейзаж. Красиво, конечно. Темнота и огни, блики, разноцветье. Завораживает. Но как его занесло сюда, на эстакаду? Повода нет. И о чём он только что думал?

О чём… только что… думал?

Самый животрепещущий вопрос в последнее время. И хватит стоять на месте. На ходу легче вспоминать.

А, да! Про сердобольных.

Опять Кира напридумывала приключений на свою голову. И чего дома не сидится? Куда её всё несёт?

Сначала ей Сумеречный храм понадобился, теперь — ребёнок. Это-то ей зачем? Она сама… ещё хуже.

Что она там нарассказывала?

Да какая разница! Если он всё равно не в состоянии ничего сделать. Зачем вообще попёрся на встречу? Надо было сразу ответить Виту: «Нет! Не приеду!» Смысл?

Увидеться захотелось? И-и… дальше?

Лучше бы пошёл, подцепил какую-нибудь, ничего о нём не знающую. На его таинственность и странность вполне так ничего клюют. Хотя и сейчас ещё не поздно пойти и подцепить. Разрешается.

Если раньше его почти постоянно держали взаперти, то сейчас предоставили видимость свободы. Поводок-то всё равно существует. Невидимый, но надёжный. По чипу Ши всегда можно отследить. Даже передать команду.

«К ноге, пёсик! Развлёкся, и хватит! А теперь — рядом!»

И он бежит, раз хозяева приказали. Он…

…Чёрт! Куда он идёт?

Опять чип мысли откорректировал. Как эта мелочь определяет, о чём думать нельзя, о чём можно и до какой степени? Наверное, какие-то параметры в организме изменяются. Что там может быть? Выброс какого-то гормона? Изменение сердечного и дыхательного ритма? Нетипичная мозговая активность? И тогда…

Что «тогда»? Каким способом ему удаётся повлиять?

«Да хватит умничать. Всё равно понятия не имеешь, как этому мелкому гадёнышу помешать. Иди давай».

А куда? На поезд? На автобус?

Машину ему часто не дают. Вот когда на задание, когда мозги просветляются — пожалуйста.

Да, он и водить умеет. Нужно потому что, для дела. А кто ж его за руль пустит в полувменяемом состоянии? Какой он обычно всё остальное время.

Это зачтётся? Что он не по собственной воле. Если бы сам, он бы ни за что никогда — большую часть из того, что сейчас творит.

Хорошо, что память потом слегка подчищают. Вспоминается смутно. Но, возможно, оно само получается, в качестве побочного эффекта. Или его собственными стараниями? Забыть выходит, а вот спорить с программой — нет.

Слишком слабо сопротивляется? А как сильнее? Это ж какое задание ему должны выдать, чтобы он действительно не смог? Или дело не в задании, дело в нём самом.

По тысячному разу одно и то же. Осознание полного бессилия. С его-то физическими возможностями, с его-то навыками. И — никто. Совсем никто. Кира была права. А он зря тогда завёлся.

Ну, потому и завёлся, что права.

Надоело думать. К чёрту. Ну почему эта автоматика так некачественно работает? Вырубала бы совсем, оставляла минимальное, на уровне точных команд. «Двадцать шагов прямо, поворот направо, ещё сто метров, перешёл улицу на зелёный сигнал светофора». Или самому отключиться? Усесться куда-нибудь. Не важно. Хоть прямо сюда — на асфальт, привалится спиной к стене.

Подумаешь, на улице. Подумаешь, ночь. Да что с ним случится? А даже если случится, всё равно по фигу. Лично ему.

«Не пойду. Всё. Никуда не пойду».

Это же не мысли о суициде. Это же не бесконечные самокопания, до подобных мыслей доводящие. Чип же не сработает, ничего не сделает, если всего лишь не послушаться по мелочи.

Может, так и надо. Постепенно, начиная с ерунды, потихоньку увиливать от управления. Успокоиться, не дёргаться, не заводиться, контролировать эмоции.

Вот не будет он возвращаться. Точнее, вернётся, но не в лабораторию. В этот чёртов притон для скрытых. Наверняка, ведь там ещё. И пусть пялится большими изумлёнными глазищами. Да хоть всплакнёт над ним. Пусть…

***

Мало того, что компьютер в башке, ещё и периодически обвешивают присосками, проводками, датчиками. Совсем как робот. Маленькая автономная деталь очень большой и умной машины. И в чём смысл? Переформатировать? Стереть ненужное, добавить новенькое, более продвинутое и полезное?

А сами спрячутся за перегородкой, изучают, обсуждают. Сейчас ещё и переругиваются.

Ши слышит даже сквозь стену, а они об этом не знают. Или знают. Но им всё равно.

— И где он был? Ты знаешь, где он был?

Этот голос сердитый и резкий. Ему отвечает другой, самоуверенно-беззаботный, с пошловатым ехидством.

— Да не всё ли равно. Он — парень молодой, крепкий. А воздержание никому не на пользу.

— Несколько корректировок подряд. За короткий срок! — Наверняка, сердитый тычет куда-нибудь пальцем. Показывает. И, судя по интонациям, едва сдерживается, чтобы как котёнка или щенка, не ткнуть туда же мордой собеседника. — Считаешь, это от возбуждения? — И опять, чёткой скороговоркой: — Где он был? С кем встречался? Отследить, определить, узнать. Понял?

— Да понял.

— И пока никуда не отпускать!

Когда выпутается из всех этих проводов, надо позвонить Виту, предупредить, чтобы не отсвечивали там сильно, убирались подальше. Хотя вряд ли им что-то угрожает. Даже если вычислят. Прямо же по версии получилось: встречался с девушкой, ибо молодой, физически здоровый. И сексуально озабоченный.

Ну да, поближе не нашёл. Такую фиг найдёшь. Ненормальную, которая с головой не дружит, периодически мозгами пользоваться забывает. Которая совершенно не помнит, что с ней происходило последние десять месяцев. Ещё и придумала им общего ребёнка.

Он прекрасно знает. Он слышал. Примерно так же, как слышит сейчас разговор за стеной.

Обсуждали, подробно, с обоснованиями, что от таких, как он, потомство естественным путём не получишь. Слишком много всего намешано, слишком сильные изменения претерпел организм. А то что у людей и демонов иногда общие дети случаются, так тут магия вмешивается. В образцах же никакой магии нет. В нём тоже магии нет. И никогда не было. Не было… в нём… Зато…

Тихо. Спокойно. А то приборы выдадут опять какие-нибудь не те результаты.

Насколько эта контора связана со скрытым миром? Не чисто в экспериментальных и исследовательских аспектах. Здесь же используют совсем нетипичные для официальной науки методы, достают же откуда-то тварей. Значит, с кем-то сотрудничают, обмениваются информацией. И у каждого своя выгода.

О возвращении Ши из храма они точно знали: дожидались в нужном месте, встречали подготовленные. И нетрудно предположить общую заинтересованность в необычном «потомстве».

Опять эти зоологические термины.

Только вот кто заинтересован сильнее? Люди или скрытый мир?

Могли и договориться, поделить по-честному. Кире почистили память. Хорошо, что в живых оставили. А он… он вообще не в счёт. Он — тварь бессловесная. Или машина. Тоже бессловесная.

А за стеной раздалось:

— Ну и что такого в этих частых корректировках? Мозги же вовремя вправляет. И, значит, ноль проблем. А не всё ли равно, сколько раз?

— Возможно и всё равно, — прозвучало в ответ. — Точно спрогнозировать не получится. Нормальных же исследований на людях не проводилось. Он первый. Фактически. Да и не совсем человек. Если последствия всё-таки возникнут, они могут оказаться какими угодно. Любые, как обратимые, так и необратимые изменения: отмирание мозга, частичное или полное, неадекватная реакция. Взбесится, сойдёт с ума. Поэтому — постоянное наблюдение и контроль. Уяснил?

Да-а, перспективы.

Глава 7. Гори синим пламенем

Кира открыла глаза и опять увидела дразнящее зелёно-жёлтое сияние янтаря. Вит пялился на неё в упор.

Специально ведь зажмуривалась, чтобы хоть на мгновение избавиться от этого змеиного гипнотизирующего взгляда, и опять он — пристальный, пытающийся проникнуть внутрь и рассмотреть.

Что? Какие-то тайные мысли и желания?

А если сейчас Вит действительно превратится в Ши? А потом улыбнётся вечной своей многозначительной скабрёзной улыбкой.

Подобного Кира точно не переживёт.

Улыбающийся Ши. Даже не представить. И не надо.

И хватит её гипнотизировать! И предлагать всякие нелепости.

— Это проверка на верность? — Кира сощурилась насмешливо. — Или неуправляемая демоническая похотливость?

Вит улыбнулся. Предполагаемо. По части улыбчивости его не переплюнул бы ни один Кирин знакомый.

Подобное у демонов от природы? Постоянно лыбится, выражая самые разные эмоции.

— Считай, что всё сразу. — Опять его любимое выражение. — И могу ещё пяток поводов добавить.

Ответ Вита, как всегда, озадачил Киру.

— Например?

— Например? — повторил Вит, не торопясь с объяснениями. Наклонил голову сначала к одному плечу, потом к другому. — Чтобы отвлечь тебя от прежних мыслей. Получилось ведь?

Кира не стала ни опровергать, ни подтверждать. И вообще — что с Вита взять? Огляделась по сторонам, но с иными мыслями, чем десять минут назад. Чтобы выбрать нужное направление.

— Я в гостиницу, за вещами, — объявила Кира уже на ходу.

Вит нагнал, кивнул согласно.

— Ладно. — А после не удержался и добавил: — Но ты всё-таки имей в виду. По-честному. Я всегда в твоём распоряжении. В любом виде. У меня, кстати, и опыта побольше. Как-никак почти два столетия насыщенной жизни.

— Хватит уже!

***

Всё-таки Кира тянула с возвращением, искала причины, чтобы задержаться в каждом месте, где они останавливались и пересаживались с одного вида транспорта на другой. Хотя бы на день. Вит не возражал, легко находил дела, исчезал, обычно ненадолго, переживая, что в его отсутствие Кира вляпается в очередное приключение.

Он же, наверняка, не случаен, тот сон, соединивший воедино настоящее и придуманное, заставивший Киру встать с постели и идти, скорее всего, на встречу с собственной гибелью.

Кире тоже хотелось бы сослаться на реальные причины, побежать куда-то, сделать хоть что-то. Но без этой вот неопределённости: куда-то, что-то, к кому-то. Но приходилось довольствоваться только тем, чтобы ждать и надеяться — вот именно сегодня Вит придёт и скажет: «Я всё узнал. Теперь нам надо ехать…»

Она не набрасывалась с вопросами при его появлении, даже старалась не смотреть в его сторону. И Вит молчал, тоже избегал прямых взглядов.

Совсем скоро Кира окажется дома. От него отделяло только четыре часа езды на автобусе. Она останется с родителя, а Вит смоется с чувством выполненного долга, и Кира его больше не увидит. Если только случайно. Но он всегда сможет оправдаться фразами, которым трудно возразить. «Извини. Я очень старался. Но так и не смог ничего узнать».

А город тот же, в котором Кира первый раз встретилась с сумеречниками. И с Ши. Возле строения номер тринадцать.

Очередной круг почти замкнулся, оставив не пройдённым только маленький отрезок — путь домой.

Автовокзал располагался рядом с железнодорожным, кассы в одном здании. Народу много. На автобусы, на пригородные электрички. Дачный сезон в разгаре. Кире не хотелось стоять на улице, в толпе ожидающих, и она отправилась за билетами.

Внутри здания тоже много людей, хаотичное движение. Даже небольшие очереди у касс постоянно шевелятся. Движутся к окошечку из конца в начало, кто-то уходит, кто-то присоединяется. Киру за ногу зацепила тележка на колёсиках. Ткнула как раз под коленку, так что нога подогнулась, и Кира слегка пошатнулась. Но падать она не собиралась. А кто-то заботливый, подошедший сзади, всё равно решил подстраховать, ухватил за руку.

Вит, наверное. Всё-таки побоялся отпускать одну. Но что с Кирой может случиться при таком скоплении народа?

Чужие пальцы сильнее сдавили запястье. И обожгло. Но не огнём, а холодом. Словно в кожу впились острые льдинки.

Кира обернулась, ожидая увидеть уже не Вита. Вроде бы готова была, чтобы не изумиться, но так и застыла, наткнувшись на жуткий взгляд.

Две пары глаз. Сквозь обычные, человеческие, смотрели другие, полыхающие синим огнём. В вытянутых зрачках прятался непроглядный мрак.

Двуликий. Точно такой же, как самый первый, попавшийся Кире весной восемь лет назад. А возможно, и тот самый. Кира не помнила его человеческого лица, а скрытых сущностей не различала. Наверное, они тоже не совсем одинаковые, но слишком ярки общие черты.

Лысая голова, неестественно широкий затылок, напоминающий расправленный капюшон кобры, серая морщинистая кожа, приплюснутый, словно раздавленный нос.

Что ему надо? Почему он вцепился в Киру?

— Отпусти, — пробормотала она, пока негромко, но в следующий раз готовая завопить на весь вокзал.

Попыталась высвободить руку, и почувствовала, как ещё больше окрепла чужая хватка. Будто на запястье надели узкий железный браслет, который хранил в себе лютую зимнюю стужу. И он мгновенно примёрз. Даже врос, пуская в кожу обжигающие холодом корни. И, сопротивляясь их замораживающему воздействию, тело среагировало жаром. Слишком сильным жаром.

Огонь пылал внутри Киры, рвался наружу. Она ещё раз попыталась высвободить руку, уже собиралась закричать, но тут увидела, как сквозь кожу на ладони демона и на её собственном запястье пробились пока совсем крошечные язычки синего пламени. И поняла, и вспомнила, и представила. Очень хорошо представила.

Парк, пруд, двуликий на каменных ступеньках старинного причала, наклонившийся над мёртвым телом, которое от прикосновения темнело, морщилось, с каждой секундой становясь всё больше похожим на древнюю мумию. Потом по нему побежали синие огоньки, едва заметные при дневном свете. Точно такие же, как те, что сейчас видела Кира на своей руке.

Значит, всё повторится? Под действием потустороннего огня она высохнет, сморщится, умрёт. Или синее пламя сожрёт её прямо живую? Вспыхнет, охватит целиком, и уже через несколько минут от Киры останется лишь след из белёсого пепла на затоптанном полу вокзала.

Она уже чувствует, как плавится нутро.

До чего же горячо? Невозможно терпеть.

Как бы избавиться от этого жара? Выплеснуть его наружу, в прохладу утреннего воздуха. Выдохнуть из себя огонь, как факир на цирковом представлении. Опалить всех, кто находится рядом. Особенно его, демона. Пусть ощутит на собственной шкуре. Как горячо! Как больно!

Кира уже не вырывалась. Наоборот, сама вцепилась в двуликого свободной рукой, неосознанно желая отыскать хоть какое-то спасение. Ухватилась, словно за соломинку. И уже двуликий испугался, попытался отстраниться, рванулся прочь. И — правда! — как соломинка, слишком близко поднесённая к огню, вспыхнул вдруг. Своим собственным синим пламенем. Весь, целиком, с головы до ног. Кира в ужасе оттолкнула его.

Он покачнулся, сильно, но устоял на ногах. Изумлённо пялился на Киру двойными глазами из глубины синего костра. Серая кожа темнела и морщилась ещё сильнее.

Рядом раздались вопли. Оказавшиеся поблизости люди шарахались в стороны, чтобы бестолково метаться и кричать или застыть на месте и поражённо смотреть на превратившегося в яркий факел человека.

Никто не знал, что предпринять. Был бы обычный огонь — другое дело. А тут непонятный, синий, не обдающий жаром. И человек в нём не метался, не корчился, не орал.

Кира всё дальше отодвигалась от двуликого. Сначала пятилась, потом развернулась, устремилась к выходу. Не хотела она видеть, что случится дальше.

Кто-то перехватил её на полпути. Опять поймал за руку, стиснул запястье. Кира рассерженно вскрикнула, стремительно развернулась, готовясь ударить.

— Кир! Что тут происходит? — выпалил скороговоркой Вит. — Как такое возможно?

— Не знаю! Я ничего не знаю! Просто уйдём отсюда. — Почти сорвалась на истерику. — Пожалуйста! Уйдём отсюда скорее.

— Ага. Конечно. Как скажешь, — бормотал Вит, пока они протискивались сквозь тугие двери, потом шагали быстро, не выбирая направления, просто прочь от вокзала.

Кирину руку он не отпускал, выглядел растерянным и даже немного напуганным. Наверное, жалел, что ввязался в историю, согласился помогать Кире. Он же всю жизнь — только сам за себя.

Остановились в маленьком скверике. Кира увидела скамейку и не удержалась, села, почти упала, крепко ухватилась за деревянный край сиденья.

Так легче, когда под руками твёрдая опора. Вцепишься, сожмёшь пальцы, иногда до боли, и сразу осознаешь, что чувствуешь, что силы есть, что живая. И сотрясающая тело дрожь уходит в неподвижный предмет и в нём исчезает. А Киру ещё как колотило. Словно она — одно большое сердце, резкими толчками выбрасывающее наружу недавно пережитое.

Вит тоже уселся на лавочку, на расстоянии. Сначала молчал, больше осматривался по сторонам, но потом всё-таки развернулся к Кире, заговорил:

— Я так и не понял толком, что там случилось. Почему он загорелся?

Кира качнулась вперёд и повторила несколько раз, как защитный заговор, боясь всё-таки закатить истерику:

— Я не знаю. Не знаю. Не знаю. — Немного успокоилась и объяснила: — Он подошёл сзади, схватил за руку. Ничего не сказал, что ему надо, но не отпускал. Потом огоньки появились. И я поняла, поняла, что он меня сжечь хочет. Я чувствовала, как загораюсь внутри. А потом… потом он сам вспыхнул, а я — нет. Всё прошло. Не знаю, не знаю, почему.

— Странно, — Вит тоже не смог придумать ничего толкового, только добавил загадочности: — Чтобы вот так, когда куча народа кругом.

И опять замолчал, только смотрел на Киру. Не решался произнести вслух, что хотел. Но Кира и без слов понимала. Ей Ши недавно коротко и доходчиво объяснил, что самое лучшее для неё: никуда не лезть, забыть и жить спокойно. Но она влезла. Её всегда не туда тянет. И, похоже, ещё до того, как Ши её предупредил.

Опоздал он со своими разумными мыслями. И Вит опоздал с красноречивыми взглядами.

Кира совершила ошибку уже тогда, когда заново узнала о своём ребёнке, когда принялась разыскивать Ши. Её бы не трогали, если бы она по-прежнему ничего не помнила. А теперь её осведомлённость — как смертный приговор. Тот, что обжалованью не подлежит.

И Вит всё понимает, и она сама понимает.

Дома не спасёшься, её и там найдут. В возвращении нет смысла. Он как раз в невозвращении. Чтобы родителей не вмешивать, не подвергать опасности. Остаётся либо прятаться, где угодно, лишь бы не дома, либо продолжить с упёртостью осла задуманные поиски. Всё лучше, чем отсиживать без действий.

Но Вит выбрал другой вариант. По крайней мере на первое время.

— Нам бы переждать пару дней в надёжном месте.

Он тоже любил откладывать важные решения. И Кира не торопилась, потому что не знала она, что дальше делать.

— В надёжном? Ты знаешь такое?

— Ну-у-у, — протянул Вит неопределённо.

— Считай, что да? — закончила за него Кира.

Забавно не получилось. Вит грустно скривился вместо того, чтобы улыбнуться, а сама Кира разочарованно вздохнула. Распрямила спину, наконец-то отцепила пальцы от скамейки. Вроде держится и без опоры. Приподняла руки, обхватила одной другую. Как раз левое запястье, которое недавно сжимал двуликий. И, видимо, не случайным оказалось движение.

Сразу несколько ощущений. Горячо, немного больно. Сухо, бугристо и шершаво под подушечками пальцев.

Сначала почувствовала, потом увидела: запястье опоясывал уродливый багровый шрам. Как от давнего сильного ожога. Будто он действительно существовал — раскалённый браслет, мгновенно вплавившийся в кожу.

Глава 8. Ангел с пришитыми крыльями

Вит, как пообещал, вёл Киру в надёжное место. Что оно из себя представляет, не стал рассказывать, а Кира и не спрашивала. Прочно в ней засело внушённое правило, в ответ на любое требование подробностей и описаний она всё равно услышит: «Сама увидишь». Когда придёт время. Но где-то на полпути Вит озадачил неожиданным вопросом:

— Ты можешь, как Ши? Минимум слов, минимум эмоций.

Странное требование. Самые невероятные предположения сразу лезут в голову. Ещё и не оформились ясно, а уже тревожат.

— Почему?

— Там поймёшь. — И Вит туда же. Даже не удивительно и не смешно. — Просто — держи лицо. И язык за зубами. — Он вперил суровый оценивающий взгляд в Киру, а у самого физиономия выражает одно сплошное сомнение. По максимуму.

— Попробую, — не пообещала, просто сказала она, словно отмахнулась.

Надоели уже тайны и секреты. И глупая многозначительность. И предполагать больше ничего не хочется. А Вит завёл в какое-то подозрительное место: кусок чужого пространства, неизвестно откуда взявшийся посреди города, словно выкроенный из другой реальности, другого времени.

На газонах трава по пояс, асфальт в выбоинах и трещинах, не дома, а старые развалюхи. Иллюстрация к постапокалипсису.

Здесь и людей-то живых, наверное, не осталось. Или есть?

На натянутой между двух берёз верёвке сушилось бельё. Из открытой форточки на первом этаже ближайшего барака выпрыгнула кошка, без боязни, прямо вниз, на землю, в метровые заросли крапивы. Ничего такая, упитанная. Хозяйская. Неторопливо отправилась по своим делам, ни обратив внимания ни на Киру, ни на Вита. А они прошли к следующему дому.

Подъездная дверь распахнута. Скорее всего, специально. Иначе внутри ничего не увидишь. Темно, тесно, узко. Лестница деревянная. Кира никогда в жизни не попадались в подъездах деревянные лестницы. С площадки два коротких коридора в противоположные стороны, и по ним уже квартирные двери. Остановились возле одной.

Звонка не было, поэтому Вит постучал, ногой, хотя и аккуратно.

Через какое-то время щёлкнул замок, дверь начала открываться, и, не дожидаясь, когда она распахнётся во всю ширь, Вит заговорил:

— Это я. Опять. Но не один.

В проёме показалась девушка. Сначала продвинулась вперёд, но, услышав от Вита «не один» и заметив Киру, шагнула назад, развернулась боком, торопливо сдёрнула резинку с забранных в хвост волос. Они рассыпались, съехали на лицо, закрыв его почти до половины. Но Кира успела увидеть.

Наверное, ожог. Жуткий. Изувечивший левую щёку, покрывший её рубцами и фиолетово-багровыми пятнами, уродливо исказивший черты.

Потому Вит и требовал минимум слов и эмоций. Но и Кира не из тех, кто в подобной ситуации сразу принимается охать, ахать, ужасаться, жалеть и лезть с любопытными вопросами: «А как это случилось?»

Она приняла вид, самый незаинтересованный, нарочно рассматривала косяк, вроде как озадаченно искала намёки на существование дверного звонка. Но взгляд так и норовил переметнутся на девичье лицо, именно на ту часть — обожжённую, торопливо спрятанную от Киры.

Почему, почему так происходит? Чужая боль оказывается привлекательней чужого счастья. А уродство притягивает к себе сильнее, чем красота. Почему хочется рассмотреть внимательней и в деталях представить, как всё произошло, что испытывал человек? Во время и после. Погрузиться в чужое страдание, мысленно прикинуть на себя. Испытав удовлетворение именно от того, что только «мысленно» и только «прикинуть». Пережить, но понарошку. Неужели в этом есть какая-то сладость?

— Лина.

Чужое имя выдернуло из круговерти размышлений, вернуло в реальность. Вит представил хозяйку «надёжного места». Наверное, и Кирино имя назвал, только она прослушала.

— Проходи, — подтолкнул вперёд.

Кира сделала несколько шагов вглубь прихожей, остановилась, оглянулась. Куда дальше?

Лина стояла на месте, прижимаясь боком к стене, ссутулившись, немного наклонившись вперёд. Не двигалась, не хотела разворачиваться к Кире другой стороной. Но всё-таки повернула лицо, совсем чуть-чуть, указала рукой в нужную сторону.

— Вон туда. В комнату.

— Чего застыла? — критично высказал Вит. Кире.

В любом другом случает, та тоже высказала бы Виту, но сейчас боялась любого лишнего слова или действия.

— Иду, — Кира отодвинула тканевую занавеску, исполнявшую роль двери.

Опять непривычно. Позапрошлый век. Как в деревне, в избе. И внутри в том же духе. Вполне опрятно и уютно, но — как бы выразиться, чтобы не обидеть? — чересчур скромно. На грани с «убого».

В прихожей разговаривали. Совсем тихо. Не только слов не разобрать, но даже, кто говорит. Может, Вит, может, Лина. А может, оба. Кира не стала прислушиваться, подошла к столу.

Притянул царивший на нём беспорядок.

Не груды мусора и бесполезных вещей. Катушки разноцветных ниток, лоскутки ткани, выкройки. Словно снежные хлопья, комки белой воздушной набивки. Уже готовые, с тонкими, аккуратными, едва различимыми шовчиками, тряпочные ручки, ножки, туловища, которые скоро станут куклами. Худенькими, нежными Тильдами. Вздёрнутые носики, глазки — чёрные точки и обязательные розовые кружки румянца на щеках.

Кира протянула руку, чтобы потрогать, но раздались шаги из прихожей. Она испуганно отшатнулась от стола, хотя вроде не делала ничего предосудительного, торопливо развернулась.

Первым в комнату вошёл Вит, Лина следом. Она хромала, заметно. Припадала на одну ногу.

Что же с ней такое случилось? В аварию попала?

Она уже не стеснялась так сильно, как с самого начала, своей неправильной внешности. Наверное, смирилась просто. Раз Кира у неё останется, не вечно же прятаться. Или Вит что-то такое сказал. Но убирать волосы с лица Лина не торопилась.

Густая тёмно-медная прядь прикрывала обожжённую щёку. Но не целиком. И взгляд по-прежнему неосознанно стремился именно туда. Кира одёргивала себя, отводила глаза и понимала, что эти её метания выглядят неестественно и, наверное, обидно для Лины.

— Пойду, продуктов подкуплю, — заявил Вит. — Раз уж мы тут навязались.

Направился назад в прихожую, на ходу меняя облик. Чуть уменьшил рост, зато раздался в стороны. Волосы поседели и поредели. Этакий бодрячок-пенсионер с лёгкой походкой юноши.

Всё-таки удивительно, как у него легко получается превращаться.

Дверь хлопнула. И Кира осталась наедине с Линой, смущением и напряжённым молчанием.

— Ты одна живёшь?

И без вопросов понятно. Но надо же хоть что-то сказать.

— Одна, — кивнула Лина.

Дальше вроде как логично спросить — почему? Точнее, почему в такой дыре? Лина старше Киры, хоть и ненамного, поэтому неудивительно, что она съехала от родителей. Но, судя по всему, с деньгами у неё не очень. И никто не помогает. Может, она детдомовская? Или с семьёй что-то случилось. Или…

Бывает: даже если есть семья, от неё убегаешь, обрываешь связи, изо всех сил стараешься забыть. И лучше одна, даже впроголодь и в убожестве, чем с ними.

Этот ожог. И хромота.

Лина подошла, осторожно взяла за пальцы и приподняла Кирину руку.

— Болит? — указала взглядом на шрам, оставленный двуликим.

— Нет почти. Совсем чуть-чуть.

Если не вспоминать о нём, то вообще ничего не чувствуется. Только иногда хочется потереть запястье, будто соскоблить с него лёгкие, но назойливые зуд и жжение.

— Сейчас. У меня лекарство хорошее есть, — сообщила Лина, сходила куда-то, вернулась с небольшим стеклянным пузырьком и ватным тампоном.

Густая прозрачная жидкость приятно холодила, а Лина так осторожно промакивала ваткой шрам, что Кира почти не ощущала прикосновений.

— Ну вот. Так лучше. Скоро совсем болеть не будет. — Лина отложила тампон, но Кирину руку не отпускала, сжимала кончики пальцев, повторила тихо: — Совсем… не будет.

И посмотрела прямо в глаза, зацепила Киру взглядом, слишком крепко, не отвернуться. Ощущения странные. Будто что-то перетекает по руке, от неё к Лине. Будто сосуды соединились, и теперь у них кровоток общий, один на двоих.

Опять слишком проникающее касание. Почти как тогда, с двуликим. И опять удивление и страх. И реакция получилась та же. Кира попыталась отдёрнуть ладонь, но Лина сильнее сжала пальцы.

Надёжное место? Да Вит знал, куда её привёл? К кому.

Или он специально? Он тоже? С двуликим не получилось, так нашёл другой способ, другое создание. Настолько жалкое, что не вызывает никаких подозрений.

Злость вскипела. Кира ударит, не постесняется, если Лина немедленно не отпустит. И, кажется, та поняла, прочитала по лицу. Пальцы у неё дрогнули. И Кира посмотрела вниз, на руки.

След от ожога не её запястье медленно исчезал, будто растворялся или, скорее, впитывался вглубь, под кожу, тёк дальше под действием необычной силы. Прочь из Киры. И постепенно проявлялся на Линином запястье.

Кира и представить не могла, что существует такая способность. А она-то… подумала, что Лина… хочет…

— Перестань!

Стыдно-то как. И противно. От себя. И Кира опять попыталась освободить руку, резко дёрнула вниз. Лина не удержала, Кирина ладонь вырвалась из её пальцев, но след на запястье почти исчез, только едва заметная тёмная полоска осталась, словно кожа так странно загорела. Если не присматриваться, и не разглядишь.

— Ты зачем?

— Мне всё равно, — проговорила Лина спокойно, независимо дёрнула плечом, стала непривычной уверенной. — А тебе он не нужен. Ты красивая.

Лина тоже была бы красивой. Глаза золотисто-карие, с искрами. Волосы, брови и ресницы тёмно-медные, настолько насыщенные огненным цветом, что представляются горячими наощупь. И кожа — гладкая, бархатисто-матовая, в крупных бледных веснушках.

Там, где ожога нет.

— Я и с живота могу шрам убрать.

— Ну знаешь! — не сдержалась Кира, разозлилась даже. — Это уж совсем. Вообще не надо было этого делать. Я бы уж как-нибудь. Перебилась. Даже, если бы никогда не прошёл. Верни.

— Не могу, — Лина отодвинулась в сторону, даже руку завела чуть за спину, словно опасалась, что Кира набросится на неё и как обычный браслет сдёрнет шрам с запястья. Вот уж нашла драгоценность. — Только забирать.

И посмотрела с вызовом, за которым много чего пряталось: и вина, и обида, и отчаяние, и бесконечная боль. И надежда, непонятная надежда на то, что всё правильно и всё не зря.

— Так это чужие?

Линины шрамы. Те, что видны, и те, что спрятаны под одеждой. И, наверняка, были ещё такие, что зажили без следа.

— Нет, — Лина опустила глаза, но неосознанно вскинула руку, положила на изгиб между плечом и шеей, наверняка, тоже искорёженные ожогом. Недаром ведь даже летом носит свитер с высоким воротом и длинными рукавами. — Потому мне и без разницы. Одним меньше, одним больше. Всё равно уже ничего не изменит. Для меня. — И повторила убеждённо: — А тебе он не нужен.

А ей, значит, нужен. Зачем? Ещё один твёрдый штрих в без того ярко прорисованный крест. На самой себе. На судьбе, на желаниях. Да?

Когда вернулся Вит, Лина отправилась на кухню, готовить. Кира не решилась с ней идти. А делать больше нечего, только сидеть и думать. Даже не поговорить, потому что Вит молчал и не улыбался. Стоял рядом, слегка навалившись на стол, руки в карманах, а на лице такое выражение, будто очень хочет задать множество вопросов. Примерно таких: «Ну и как тебе здесь? Что думаешь? И как тебе Лина?» Но не задавал. Слишком переживал за ответы?

И Кира заговорила сама.

— Лина — это от Ангелины?

— Да, — коротко бросил Вит, без фирменного своего «считай, что».

— Понятно, — протянула Кира, и, похоже, слово прозвучало как-то слишком многозначительно. Вит усмехнулся.

— Ну и…

— Ты ведь знаешь про её способность?

— Угу, — произнёс он, не открывая рта. Снова чересчур коротко, без лишних объяснений и комментариев. Совсем на него не похоже.

Кира ещё раз обвела взглядом стол. Нашла лишь одну целиком готовую куколку. Та сидела на картонной коробке, прислонённая спиной к стене.

Имя Тильда ей совсем не подходило, ротому что это был мальчик. Кира подхватила его, чтобы рассмотреть получше.

Никаких наворотов и лишних деталек: одет в простые брюки и белую майку, взлохмаченная шевелюра из бежевых ниток. В руках — цветок. Не роза, а что-то совсем простенькое. Ромашка или маргаритка.

Кира посмотрела на Вита.

— На тебя похож.

Вит взял куклу, повертел в руках, хмыкнул.

— Да ну. У него крылья. А я же не ангел. Наоборот.

— Для кого как.

— Ни для кого и никак, — отрезал Вит сурово, сузив глаза. Усадил куклу на место, напоследок глянув на неё снисходительно.

Ничего особенного, обычный человечек. Если бы ни округлые кончики плотных белых крыльев, упрямо выглядывающих из-за спины. Но их не сразу замечаешь. А вот воспоминания легко выныривают из памяти. Даже когда не нужно.

Глава 9. «У нас у всех есть свои демоны»

¹

Очередное дело, закончившееся неудачей. Можно сказать, тоже очередной. Не первой и точно не последней. Опять угодил в ловушку, чуть не потерял половину ноги. Не прочувствовал, не рассчитал, интуиция не подсказала. Случается. Вит уже давно понимал и принимал спокойно: обязательно будут и неприятности, и проблемы.

А чего это судьбе быть благосклонной к обманщику и вору? Типа, я же не виноват, что демон, мораль не для меня, и прочее? Против природы не попрёшь? Ну тогда и отгребай за эту природу по полной, не скули, не жалуйся. Как ты к жизни, так и она к тебе.

Он и отгребал. Не скулил. Почти.

Пока тащился, чтобы не сосредотачиваться целиком на боли, злился и думал о том, что свой редкий дар полиморфа сейчас, не задумываясь, променял бы на другой, доступный большому количеству демонов, но недоступный ему. Мгновенные перемещения. Раз, и очутился, где захотел. И неважно в каком ты виде, хоть с оторванной башкой. А тут, тут надо идти долго и упорно, и дорога будет выстлана не асфальтом, а бесконечными мучениями.

Сердце ёкает перед каждым новым шагом. Потому что прекрасно знаешь: обопрёшься об изуродованную ногу, пусть даже всего лишь на долю мгновения, и без того непроходящая боль пронзит с удесятерённой силой, вопьётся острыми клинками сразу во всё тело. И выбора нет. Не завалишься прямо тут же немножечко передохнуть, прийти в себя. Надо побыстрее убраться как можно дальше. Чтобы не нашли.

Это хорошо, что демоны крепче людей. И по части силы, и по части терпения. И адреналин ещё не весь вышел: несёт пока, и боль, скорее всего, притупляет.

Нет, если остановиться, сесть или лечь прямо на землю, потом уже точно не встать, не сдвинуться с места. А взрывы боли с каждым шагом всё сильнее, вышибают искры из глаз. Яркий фейерверк, а следом момент темноты, до нового фейерверка. И за всей этой праздничной иллюминацией не видишь, куда идёшь. Но чувствуешь, что всё медленнее, медленнее.

Шаг, боль взрывом. Оглушающим, ослепляющим. Так и провалился во тьму. А, может, и на самом деле куда-то провалился.

Очнулся Вит от того, что ничего не чувствовал. Совсем ничего. Умер что ли? Или нога отвалилась и осталась где-то позади. Вместе с болью. Совсем плохо было. Разодрано до кости, словно крокодил зажевал, или акула. Мышцы, связки — всё в кашу.

Зажило бы конечно, — демон ведь, не человек — наверное, и следов не осталось бы. Но не столь же быстро. Или Вит тут неделю без сознания провалялся? Или точно умер.

Вроде жив пока. И всё-таки чувствует: твёрдый асфальт под боком, холодок, пробирающийся по коже. Только боли нет.

Вит сел, уставился на ногу, ещё недавно напоминающую упаковку с мясным фаршем. Штанина разодрана в клочья, а всё остальное — совершенно целое.

Быть не может! Не приснилось же. Не бред. Не галлюцинация. Штанина вон в доказательство.

Чудо какое-то.

Хотел оглядеться по сторонам, но услышал шорох за спиной. Тихий совсем, словно лист с дерева упал. Развернулся.

А это кто? За компанию прилёг рядышком.

Прилегла.

Женщина или, скорее, девушка. Длинные волосы рассыпались по асфальту. Голова повёрнута в сторону, и Виту не видно лица. Только шею, только маленькое ухо и правую щеку. Такую неестественно белую на общем тёмном фоне: волос, асфальта и ночного пространства.

Она-то почему здесь лежит? Такая мертвенно бледная и неподвижная. Только пальцы шевелятся, сгибаются-разгибаются, будто пытаются расцарапать дорогу. Одна нога согнута, острая коленка указателем целится в небо. А вторая выпрямлена. Узкая штанина потемнела и промокла. Красный цвет едва различим ночью.

Кровь. На ноге. На той самой ноге.

Нет! Как раз не на той самой.

Чудо. Именно оно. Идиотское чудо. Вит-то знает, что подобное возможно.

Не вставая, он придвинулся к девушке.

— Это ты сама сделала? Мою рану… Зачем? Вот дурная.

Наклонился и попытался заглянуть в лицо. Увидел, как веко дрогнуло, как щека нервно дёрнулась, и девушка отвернулась ещё сильнее. Словно спряталась.

— А назад вернуть можешь?

Если честно, не очень-то хотелось, чтобы опять невыносимо рвало и жгло. Но одно дело, если бы просто исчезло, в никуда. И совсем другое, когда перешло к этой несчастной глупышке. Благодетельница хренова. Сама теперь еле дышит, лишний раз пошевельнуться не может.

— Я же демон. На мне быстро заживает. А ты?

Вит опять наклонился над девушкой, протянул руку, хотел повернуть к себе.

— Так можешь вернуть?

Стоило дотронуться, у неё сразу глаза распахнулись. Оба, наверное, но Вит только один видел. А взгляд бессмысленный, безумный какой-то, потусторонний. Как у слепой. И не слышит она Вита, ни одного его слова. Беззвучно открывает рот, словно выброшенная на берег рыба. Да так оно и есть.

— А-а-а-а! Что мне с тобой делать? — получилось, спрашивал сам у себя. Не у кого больше.

Девушка невменяемая. Вит прекрасно знал, что она сейчас испытывала, какая боль адская.

С такой уже не до чего. Ни мир не существует, ни остальное в этом мире. А она худенькая же, чуть ли не прозрачная, или призрачная. Кожа да кости. Где только силы берёт, чтобы терпеть? Молча. Не орать, не корчиться. Или у неё шок? И она почти в обмороке, хоть и глаза открыты.

— В больницу же, наверное, надо. Где тут у вас больница?

Опять Вит сам с собой разговаривает. Никто же не ответит. Ни ночь, ни месяц, ни ветерок. Перетянуть бы ногу, чтобы кровь остановить. А нечем. Хорошо, у неё брюки узкие, хоть немного сжимают, придерживают мышечное месиво.

Так и пришлось подхватить девушку на руки. Она застонала совсем тихонечко, потом закусила губу. Одна рука повисла безжизненно, вторая пыталась цепляться за Вита, бессмысленно шарилась по плечу, по боку, но пальцам сил не хватало держаться, распрямлялись, соскальзывали. Только щекотно делали. А Вит и без того не любитель физических нагрузок.

Демон он. Демон. До людей ему никакого дела. По фигу они ему. По фигу. Но жизнь из него всё филантропа пытается сделать. Упрямая.

Он пошёл на звук, на гул автомобильных моторов. Надеялся, что кто-нибудь остановится, подкинет до ближайшей больницы. Должны же знать. Но машины проносились мимо, не впечатлённые видом парня на обочине, держащего на руках безжизненное тело девушки.

Люди. Им тоже по фигу — все и всё.

Наконец нашёлся один сочувствующий, тормознул резко, выскочил из машины, рассыпая вопросы: что? Как? Куда? Сам распахнул заднюю дверцу машины, нашёл адрес ближайшей больницы, довёз. Даже узнал, где приёмный покой, проводил до нужного кабинета.

Девушку уложили на каталку, сразу воткнули капельницу, повезли. Вита тоже за собой потащили, по пути расспрашивали. Опять: что? Как? Где?

Ну и чего ему рассказывать? Как одна ненормальная, судя по всему, владеющая необычной способностью, пока он лежал в отключке, забрала его рану себе? А потом объяснить про ведьм и демонов? И та же машина с сердобольным водителем, или нет, спецмашина с решётками на окнах, доставит его в психушку.

«Нет, не муж я ей, не парень, не просто знакомый. Кто она? Без понятия. Ни фамилии не знаю, ни имени. До сегодняшнего дня не встречал. Да и тут случайно наткнулся. Увидел — лежит. Подошёл узнать, что случилось, заметил кровь. Ещё заметил, что ей и в целом совсем хреново».

Смесь вранья и чистой правды.

«Не знаю, я что с ней приключилось. Даже предположить не могу. Ничего подозрительного вокруг не видел. И никого. Спросите у неё, когда очнётся. Она ведь очнётся?»

«Конечно, очнётся. Только вот нога вряд ли полностью восстановится. Слишком велики и серьёзны повреждения. С подвижностью будут проблемы. Хромота останется. Сильная».

«А зачем вы мне об этом докладываете?»

Чтобы Вит по гроб жизни чувствовал себя в долгу у сумасшедшей девицы? Он же не просил. Она сама. Дура! И зачем только наткнулся на неё? То есть она на него наткнулась. Но всё равно — зачем? На фига вот ей надо было его спасать? Убогая!

Он кипел, возмущался. Про себя, правда. А перед мысленным взором рисовалось лицо девушки, будто составленное из некомплектных половинок.

Ещё в машине что-то царапнуло неприятно, но не обратил внимания, не до того было. И в больнице при свете сначала подумал, что это она кровью перемазалась. Хотя, какая кровь? Где нога, а где голова. И только когда девушку на каталке везли толком разглядел.

Так не измажешься. Багровые и фиолетовые рубцы и пятна. По всей щеке, наверх — к виску, зацепили внешний край глаза, исковеркав, обезобразив, и вниз — скорее всего, по шее. Может, и по плечу, по спине, по груди. Просто свитер с высоким плотно облегающим воротом хорошо закрывает.

Её сразу в операционную отправили, надеялись хоть что-то сшить, залатать, подправить. Только без магии у них толком ничего не получится, а Вит не может передать свои способности другому существу. И вообще, не обязан. Он её не заставлял, сама удумала. Значит, он абсолютно ни при чём. Не станет он сидеть и ждать, чем операция закончится.

Сидел и ждал. Как привязали к стулу. Уже не повторял для себя: «Демон он. Демон. По фигу ему люди. По фигу. Все. Без исключения». И дождался.

«Сделали всё, что могли. Но вряд ли нога окончательно восстановится».

Спасибо, слышал уже. И тоже напомнил, что он просто мимо проходил.

И на следующий день опять — просто мимо проходил. Хотя нет, нарочно попёрся. Чтобы потребовать назад свою ногу. Ну, точнее рану на ноге. Потому что не привык Вит с долговой петлёй на шее. Душит. А просто плюнуть, растереть и забыть никак не получалось. И не в совести дело — у демонов совести нет — в гордости и независимости.

Конечно, прямо сейчас обмениваться смысла нет. Только врачей пугать. Вот уж они головы поломают, как такое возможно. Забавно. Но не стоит забывать, что мир, к которому принадлежишь, называется скрытым. Поэтому нечего лишний раз магию засвечивать и необычные способности афишировать.

Пусть эта ненормальная пораньше из больницы отпросится. У неё же всё равно сразу заживёт. И у Вита заживёт, быстро и бесследно. Он-то уж точно без лечения обойдётся.

Вошёл в палату, девушка подскочила в кровати. Насколько возможно подскочить с неподвижно зафиксированной ногой. И такое чувство, что убежала бы или хотя бы под кровать залезла. Если б могла.

Но никуда не деться. Сиди. И отворачиваться тоже не стоит, скрывая изуродованную сторону.

— Да не прячься ты, — хмыкнул Вит снисходительно. — Я уже видел. И мне всё равно.

Демонов не волнует красота, ни внешняя, ни внутренняя. Им даже привычней: багровый оттенок кожи, рубцы, наросты, чешуя, рога.

Близко подходить Вит не стал, сложил на груди руки.

— Я для чего пришёл-то? Чтобы ты мне моё вернула. Можешь?

Но договорить не успел, а уже понял, каким будет ответ. По выражению лица и глаз.

Не сказала, замотала головой. Не может. Потом наклонилась, уставилась на одеяло. Раскаивается, виноватая.

Ещё как виноватая!

Подсунула Виту долговое обязательство. На всю оставшуюся жизнь. А он его подписал, пока был в нетрезвом уме и вообще без памяти. Вот и не сдержался, высказал всё, что мгновенно в душе накипело.

— Ты, вообще, думаешь, прежде чем что-то сделать? Спасаешь первого попавшегося. А если ему без надобности. Или он этого не заслуживает. Совсем. Ты же не знаешь, может, я гад какой. И так мне и надо. Плата за содеянное. А если бы я тебя там бросил и убежал? А если бы сотворил с тобой ещё чего, похуже? Я, между прочим, демон. Понимаешь?

И чтобы у этой благодетельницы сомнений не возникло, будто он нарочно придумывает, Вит продемонстрировал свои способности. Превратился. В неё. Может, даже перестарался, что-то там гиперболизировал слегка. Со зла.

Девушка вскрикнула, дёрнулась, так что кровать скрипнула. Впечатлилась. Но, скорее всего, не способностью Вита, а своим внешним видом, взглядом со стороны. Пальцы на руках судорожно сжались, комкая простынь. Девушка наклонилась ещё сильнее, почти пополам сложилась. Но Виту начхать, что губы у неё трясутся, а из глаз каплет. Только ещё сильнее раздражает. Вернул свой прежний вид и продолжил:

— Демон. Ни правила, ни мораль для меня не существуют. И заживает на мне быстрее чем на кошке. Так что мне твоя самоотверженность…

Вот чего он распыляется? Ей-то хуже, а ему — совсем никак. И ничего не изменишь. Если только эта девица вдруг слишком чувствительной окажется, не переживёт его слов, из окна выбросится или на бинтах повесится. Тогда с Вита долг автоматически спишется.

Да сейчас! Проглотит, переварит, слезами горючими запьёт. Ещё и удовольствие получит от страдания. Таких сразу видно.

— Дура юродивая! — вырвалось вслух уже на повороте к двери.

Вит выскочил из палаты, но далеко не ушёл, наткнулся на какую-то бабульку белохалатную. То ли медсестра, то ли санитарка.

Сам он, если по годам считать, её, конечно, раза в три старше. Но ведь главное, как выглядишь и сколько сам себе определяешь.

— Иди-ка сюда, — рукой поманила, голосок проникновенный, сочувственный, и Вит послушался, подошёл. Уважил старость.

— Ну чего ещё?

Бабулька словно и не услышала, ни слов, ни презрительных недовольных интонаций, завела:

— Жалко девочку. Одна совсем. Никто к ней не приходит. А у неё ведь даже щётки зубной нет. И принести некому.

У Вита так и рвалось с языка: «Я-то при чём?» А для верности ещё про демона добавить. Но сдержал порыв, мысленно плюнул, стиснул зубы, развернулся. Так ничего и не сказав. Пока вновь не оказался в палате.

Лина, которая от «Ангелины». Чтоб её…

Она опять дёрнулась, мгновенно убрала руки от лица. Глаза из-за стоявших в них слёз, словно под лупой, увеличились в два раза. Огроменные. А эмоции в них — раз в десять.

— Говори, тебе чего сюда принести?

Из больницы Вит вышел с ключом в кармане. От квартиры. Где деньгами даже и не пахло. Уныло-то как!

Но, с другой стороны, удобно, есть где пожить, пока. Дело-то не доделано. А Вит этого так не оставит. В лепёшку расшибётся, а заказ выполнит, принципиально. Особенно после того, как лоханулся по всем фронтам.

Давненько это случилось.

— Часто сюда приезжаешь? — поинтересовалась Кира.

— Иногда, — безучастно сообщил Вит.

— А-а-а, — интонации такие душевные, и взгляд жутко проницательный, понимающий.

— Что «а»?

Лучше бы о приятеле своём, крутом белоголовом, вспомнила. За него бы и попереживала.

Убираться надо отсюда, иначе доконают Вита эти девицы. Их и по одиночке не так просто вытерпеть, а уж двоих сразу…

К тому же, скорее всего, Киру в покое не оставят. И лучше не втягивать никого постороннего. Опасно. А тут и без того проблем и неприятностей хватает.

Домой возвращаться Кира тоже больше не собирается. Наверное, правильно. С её позиции. А Виту непроходящая головная боль.

Пообещал присмотреть, называется. Знать бы заранее, во что ввязывался.

И тогда? Отказался бы?

Ага.

Где у него есть ещё одна укромная норка? С его занятием без таких невозможно. Затаиться, переждать какое-то время, пока чужая злость и мстительные порывы ни поугаснут до безопасного уровня.

— Переночуем здесь, а с утра пораньше выдвигаемся.

Раннее утро — самое спокойное время. То, что называется «скрытым», не любит прозрачной откровенности рассвета.

Глава 10. Варианты и возможности

Опять планы к чёрту. Прикидываешь, рассчитываешь, наивно надеешься, что всё получится. Вот оно — нужное решение. Но жизнь, будто злая учительница, безжалостно перечеркнёт ответы ручкой с красной пастой, посмотрит свысока и злорадно усмехнётся: «А здесь другая формула необходима!»

Они прибыли на место ближе к вечеру — закономерность, ставшая дурной приметой, полностью себя оправдавшей.

Такое ощущение, что их встречали, заранее осведомлённые о прибытии. А, может, вели, ещё с вокзала, с того момента, как к Кире подошёл двуликий. Или даже раньше: от её дома или другого дома, в котором она пыталась отыскать Ши. Хотя совсем неважно, когда началось, но, похоже, не только Вит присматривал за Кирой.

Скрытые прекрасно чувствовали друг друга, даже без визуального контакта, выделяли в любой толпе. Магия всегда реагировала на другую магию, начинала подавать сигналы своему хозяину, наподобие металлоискателя или счётчика Гейгера. Рыбак рыбака… Не за километры, конечно. Поэтому Вит и не заметил раньше, а тут сразу определил: где-то поблизости свои, родимые. И несколько. Потом и зрительно вычислил.

Антропоморфные, с единственной личиной. С расчётом, что Кире издалека не выявить их принадлежность к скрытому миру. Знают о её способностях, а Вита, скорее всего, приняли за обычного человека.

Его трудно вычислить, раз хамелеон, да ещё с таким стажем. Прикидывается так уж прикидывается. Если косит под людей, то сходство почти на сто процентов, не только внешнее, даже параметры копирует. Как их лучше назвать? Сущностные, ментальные, нейроэнергетические?

Уникум он, гений. Остальные так не могут. В большинстве.

Вит поделился с Кирой своим открытием. Она, конечно, не обрадовалась — ещё как не обрадовалась — но ни в панику не впала, ни в безнадёжное уныние, хотя экстрим и переживания последних дней её уже достали. Сколько можно?

Жизнь полная опасных приключений — зачем она нужна? Если кому-то подобное нравится, Кира с удовольствием поменяется местами.

Отдаются в хорошие руки ежедневные стычки с колдунами, демонами, и прочими таинственными тварями! Хорошие порции адреналина и балансирование на грани жизни и смерти. Совершенно безвозмездно. Ау! Где вы, любители захватывающего фэнтези? Не просто реалистичного, реального.

Что-то добровольцев в перспективе не видно. Поэтому Кира стиснула зубы, вздохнула.

Смирись, не ропщи. Свобода — это осознанная необходимость. Раз, два, три. Осознала?

— Что будем делать?

Вит скосил глаза, взглядом выцепив в толпе одного из скрытых.

— Единственный вариант: обмануть и оторваться. — Медленно, как бы без особой причины, он повернул голову, засёк другого. — Хотя, конечно, есть и второй. Основательно прибить или прикончить, но…

Это, конечно, не к ним. Не к Виту и уж тем более не к Кире.

— Можно вертеться в людных местах. Там, где народу много, думаю, к нам не сунутся. Будут дальше пасти, пока…

Ну почему Вит заканчивал свои монологи многозначительными многоточиями? Кира и без него понимала, насколько серьёзно они вляпались.

Сначала на Киру одиночек натравливали, но после двух неудач решили перестраховаться, прислали толпу. Зачем? Опять убить? Или только поймать, доставить куда-то. И чего ждать? Очередного морока или уничтожающей силы.

По внешнему виду преследователей не определишь, какими способностями они обладают. Раз Вит их учуял, значит, точно не люди. А кто, кто, кто?

Заскочили в кафе, полное посетителей, уселись за свободный столик. Он так удачно расположен оказался. В самом уголке, но у окна. Сразу в глаза не бросается, а улица неплохо просматривается.

Есть время для передышки, чтобы собраться с мыслями. Только что там собирать? Нет у Киры никаких мыслей. Не умеет она убегать от настоящей опасности, скрываться от преследователей. Один раз попробовала действовать по собственной инициативе, но ясно же, что ничего не получилось бы. Если бы не Ши.

Сейчас тоже — только недоумение и растерянность. Как дурочка смотрит на Вита, надеется на его сообразительность. Как всегда, бестолковая, как всегда, ведомая. Поэтому и пользуются ею все, кому не лень. Она ведь самостоятельно ни на что не способна.

Раньше хоть могла разозлиться, завестись так, что море по колено, ввязаться в любую историю. И плевать на последствия. А теперь только сомневается. Принимает решения, что-то пытается сделать и всё равно без конца сомневается. Ушла сила Источника, и Кира превратилась в ничто.

Обрисовался официант. Вот надо же. Если его ждёшь, ни за что не дождёшься, а когда не нужен, сам является и мгновенно.

— Что будете заказывать?

Довольно молодой, но уже с залысинами, круглощёкий, в очках. Ничего особенного, но смотрит свысока и не просто потому что он стоит, а Кира с Витом сидят. Кажется, ему очень нравится такая позиция. В глазах вызов: «Да, я всего лишь официант. Да, достоин большего. Но так сложилось. И не вам судить». Кира и не судила — даже мыслей не возникло — и заказывать ничего не собиралась. Сейчас самое время есть.

Вит её поддержал, улыбнулся с вечной своей ехидцей, ответил:

— Ничего.

— У нас так не принято: просто сидеть, не заказывая, — официант тоже улыбнулся, с вежливостью, холодно-металлической, а в глазах: «Зачем тогда припёрлись?»

— Ну-у, — невозмутимо протянул Вит. — Можно чай.

— Два?

— Один.

Сейчас официант опять скажет про «не принято». Количество блюд обязательно должно быть кратным количеству персон.

— Мы всегда из одной чашки вдвоём пьём. Так романтичней, — не стал дожидаться критичных замечаний Вит, обратился к Кире: — Да, милая?

— А? — Кира не сразу поняла, о чём он, переводила встревоженный взгляд с окна на входную дверь. А потом дошло. Как Вит прикалываться может в подобном положении? Но сама, на удивление, ответила в тон и в смысл: — Да. Конечно-конечно. Вы тоже попробуйте. Если у вас есть, с кем.

Официант поджал губы. Кажется, обиделся из-за последней Кириной фразы. Но она этого не заметила. Потому что входная дверь распахнулась, пропуская одного из преследователей.

Их даже присутствие большого количества народа не смущает. Неужели сейчас ворвутся?

Нет. По-прежнему один. Уставился и уверенно шагает прямиком к их столику.

Официант уже уходил, с места сдвинулся, когда Вит остановил его вопросом:

— Чёрный ход у вас есть?

Мгновенно сбитый с толку странностью интереса, официант обернулся и ответил коротко и честно:

— Есть. — Но тут же спохватился и спросил с подозрительностью: — А что?

— Можно им воспользоваться?

Тут официант не выдержал, фыркнул:

— Да сейчас!

И удалился, поспешно. Но, даже получив разрешение, они бы не успели сбежать. Преследователь подошёл уже слишком близко, и Кира могла определённей сказать о его природе.

Не существо и не тварь. Человек, но с необычной способностью. Живущая в нём магия выдавала себя бледной оранжевой аурой. Что это означало, Кира точно не представляла.

Обычно сияние исходит от колдунов и ведьм. У тёмных — чёрное, у светлых — почти как солнечное. Наверное, всё-таки колдун. Но какой-то узконаправленный. И по-прежнему неизвестно, что от него ожидать.

Он приблизился к столику, не спрашивая разрешения, уселся напротив Вита.

— Долго планируете бегать? Безнадёжно же. Сами понимаете.

— Хочешь предложить альтернативу? — Вит вскинул брови. — Надеюсь, стоящую.

Колдун не собирался соревноваться с ним в язвительности и остроумии, усмехнулся снисходительно:

— Словно у вас выбор есть.

— Конечно, есть, — невозмутимо возразил Вит. — Ты же сам говорил. Либо бегать, либо… Что там у тебя в планах?

— Спокойно поднимаетесь, выходите из кафе и послушно следуете за нами, — неспешно перечислил колдун, но под конец добавил: — Всё по-хорошему. И люди здесь не пострадают.

Вит хмыкнул, скорчил физиономию и тоже неспешно объяснил:

— А мне… начхать на людей. Да и им не мешает лишний раз пострадать. Обычно что-нибудь толковое получается.

Вит держался самоуверенно и даже вызывающе. Скольких усилий ему это стоило, Кира определить не могла. Может и нискольких. Но что-то сомнительно. С трудом верилось в его непоколебимую браваду.

Ну да, руки лежат на столе, пальцы переплетены в замок, сжаты с силой, кожа побелела от напряжения на выступающих костяшках. Но если бы не его показное спокойствие, Кира бы изнервничалась, издёргалась, отчаялась и уж точно бы покорно отправилась за колдуном, стоили бы ей только услышать «люди не пострадают».

После слов Вита ей вовсе не захотелось за компанию с ним чихать на всех, зато укрепилась надежда на его множество раз опробованную изворотливость. Кажется, он определял для себя выбор гораздо шире, чем предполагал колдун. А Кира…

Драться-то она ещё не разучилась. Хотя давно не приходилось. Но сейчас она с Витом, а вдвоём они сумеют справится с одним колдуном с ограниченными способностями. Ещё бы точно знать, с какими. Да и ладно! Какими бы ни было.

Конечно, остальные преследователи, увидев драку, прибегут. Но вдруг удастся раньше них выскочить из кафе или воспользоваться суматохой, которая непременно сразу образуется. Сколько же можно сидеть и дрожать? Откуда в Кире эти странные пугливость и осторожность? Не было же никогда!

Как сообщить Виту о собственных планах? Не отзовёшь же в сторону. Но тут он сам напомнил о себе осторожным пинком в ногу.

Тоже что-то придумал? Подаёт сигнал к готовности?

Кира повернулась к нему, но Вит на неё не смотрел, обращался исключительно к собеседнику.

— Всё-таки конкретики хочется. Вот пойдём мы с вами.

Он расцепил пальцы, потянулся вперёд, наклоняясь над столом, поманил собеседника рукой, предлагая и тому приблизиться, будто хотел сообщить что-то чересчур важное, никак не предназначенное для чужих ушей. Колдун устремился ему навстречу.

Кира замерла. Кажется, она поняла.

— И тогда получится… — продолжил Вит, протянул к собеседнику руку, дружески ухватил за шею, чтобы достать до уха и шепнуть прямо в него.

Резкое движение, громкий звук удара. Лба об столешницу. Чуть притушенный плотной скатертью. Очумевший, оглушённый колдун резко подался назад, опрокинул собственный стул и сам опрокинулся, зацепился за соседа сзади.

Дальше Кира не видела, вскочила с места. Только куда бежать, не знала. Но Вит не дал ей замереть ни на мгновенье, сразу рванул за собой: через зал, мимо барной стойки к внутренней двери, за которой исчезали официанты.

Они едва не сбили кого-то с ног. Звон посуды, белоснежная рубашка, фартук.

— Служебный выход где?

— Там, — прозвучало в ответ изумлённое, сопровождаемое указующим жестом.

Другой ошарашенный взгляд, сильный запах жареного мяса и ещё чего-то, особой вонючести.

— Открыто?

— Да. Всегда, во время работы.

И новые запахи, и пар, и крики в спину, уже менее приветливые, но более экспрессивные, с пожеланиями доброго пути.

Короткий коридорчик, несколько дверей, и маленькая светящаяся вывеска над одной «Выход». Согласно правилам пожарной безопасности.

Они выскочили на улицу, на задний дворик: сзади дом, сбоку дом, и ещё один впереди. Проезд на улицу, но там их наверняка ждут и узкая тропинка через узкий же газон.

Вряд ли они смогли серьёзно оторваться, но всё-таки в ход пошёл вариант номер один: «Долго бегать». Только вот получится ли «долго»?

Глава 11. Точно в цель

Толпа на улицах заметно поредела, кое-где на дверях магазинов появились вывески «закрыто». Бегущие Кира с Витом, наверное, подозрительно смотрелись, сразу обращали на себя внимания. Кира попыталась оглянуться на ходу, проверить, гонится ли за ними кто-нибудь, но ничего разглядеть не успела, зато едва не запнулась и не пробороздила носом асфальт.

Они свернули в узкий проход между домами, промчались по дворам, забились в укромный уголок. Вит каким-то чудом разглядел его за кустами — несколько облезлых сарайчиков, тесно прижимающихся друг к другу, а вокруг них куча крупногабаритного мусора. Короче, свалка.

Вит привалился к шаткой дощатой стене, согнулся, упёрся ладонями в колени. Тяжело дышал. А Кира едва держалась, чтобы не упасть на землю. Последние минуты она бежала лишь потому, что Вит упрямо тянул её за собой. Иначе бы давно лежала где-нибудь, вконец обессилевшая.

В горле настолько сухо, что даже вдыхаемый и выдыхаемый воздух царапает его. Лёгкие пылают огнём, сердце не просто бьётся, скачет. Низ живота тянет. Давно ли она в обморок падала, а тут — такие пробежки. И, главное, не знаешь, даже приблизительно, сколько ещё придётся бегать. И Вит со своим жизнеутверждающим:

— Ну что? Рванули дальше? — задохнулся, прокашлялся, прикрываясь рукой, чтобы не слишком громко.

— Ви-ит, — поростонала Кира. — Я не…

— Лучше не говори! Я понимаю. Я тоже не могу. — А сам-то сказал. — Но останавливаться нельзя. Они, наверняка, близко. Их достаточно. Всё прочешут и найдут. Терпи.

— Я не…

— Я тоже.

Он не стал дожидаться, что там Кира ещё из себя выдавит, ухватил за руку, потянул за собой. Правда, уже не бегом, пока ещё медленно и осторожно. Выглянули из-за сараев, обогнули груду пластиковых ящиков, выбрались из кустов, прошмыгнули через двор и детскую площадку.

Лицо у Вита озабоченное. У него опять есть какое-то местечко на примете, но мало в него попасть. Нужно так, чтобы не привести за собой посторонних, а иначе единственной целью станет — просто бежать. Опять бежать. Не куда-то, а только от кого-то, с бесконечностью впереди.

Сначала направились в одну сторону, но потом Вит резко повернул. И до Киры сразу дошло.

— Они где-то рядом, да?

— Или они, или кто-то ещё, — Вит опять не стал скрывать и обманывать.

Прошли мимо одного здания, обогнули другое и упёрлись в высокий забор из сетки-рабицы, в обе стороны уходящий далеко в перспективу. Вит тихонько выругался под нос, и пришлось опять разворачиваться.

— Давай чуть быстрее.

Очередной проход между домами, и тут — затрещало, дохнуло жаром, обожгло щёку и ослепило ярким светом. Чиркнуло по стене, зашипело, рассыпалось искрами, оставив чёрный след копоти.

Опять огонь! Только уже настоящий, горячий. Потому и аура у колдуна оранжевая. Пламенная.

— Чтоб тебя!

Про «быстрей» Вит добавлять уже не стал. Кира и сама поняла, прибавила. Откуда силы взялись?

Только — зря.

Метров десять оставалось до конца узкого прохода. Всего. Но тут из-за угла вывернул тот самый колдун, из кафе, перегородил дорогу. Перебросил из ладони в ладонь трескучий огненный мячик и улыбнулся мстительно и злорадно, прямо Кире в глаза.

Она не успела толком ни затормозить, ни извернуться, зато успела заметить, как пошла на замах чужая рука, как оранжевый шарик мгновенно подрос и запылал ещё ярче. А потом устремился ей навстречу.

Огненный ветер в лицо, нестерпимый жар в грудь. Прожгло на вдохе — мгновенно, насквозь — обратило в чадящие угли.

Она будто выгорела изнутри. Полностью. Лёгкие, сердце…

Сердце? Толчок, выдох и новый вдох.

Она жива? Она…

Даже ни капли не больно, просто горячо. Жар растекается по телу, сильный, но вполне терпимый, даже приятный. Огонь бушует в груди, но не сжигает, живёт. С Кирой. В Кире.

Она цела! Совершенно цела. Она просто впитала в себя огонь. Как это?

— Как это? — получилось вслух.

Кира огляделась по сторонам, в поисках ответа.

Все неподвижны, застыли на месте, словно время остановилось. Но нет, это от изумления. Пялятся на неё: и Вит, и преследователи. Тоже ждут ответа.

Она посмотрела на свои руки, выставленные вперёд — хотела закрыться ими от колдовской атаки, но не успела, только чуть приподняла — повернула их ладонями вверх и почему-то подумала, вот бы и ей, так же, создать огненный шар. Пламени же внутри много.

И получилось. Правда, получилось.

Круглый оранжевый сгусток огня затрепетал над Кириной ладонью. На вид плотный, словно большая капля жидкости, упруго-осязаемый.

— Швыряй! — заорал Вит.

Он всех быстрее сообразил. Опыт. И Кира послушалась, швырнула в колдуна, будто мячик.

Примите назад, это ваше, а нам — без надобности.

Хотя противник, наверное, не слишком чувствителен к огню, но тут ему засветило прямиком в глаз.

Колдун тоже зашипел сквозь стиснутые зубы, схватился за лицо. А Вит, не теряя времени, подскочил к нему, добавил, под дых, наградил увесистым пинком напоследок. Расчистил дорогу.

Дальше опять — бегом, через усталость, через «не могу больше». И дружный топот за спиной, не отстающий дружный топот.

— Давай ещё шар, — скомандовал Вит, но Кира только мотнула головой:

— Нет. Больше не получается.

— Жаль.

Значат, их всё равно догонят. Бегать вечно никто не сможет. И, скорее всего, первой сдастся Кира.

Вот бы попалось что-нибудь такое, способное спрятать их от глаз преследователей хоть на недолго, чтобы успеть укрыться, затеряться, чтобы те не понимали, куда дальше. А ничего подходящего не появлялось, лишь деревья, ровные стены, закрытые двери и открытые пространства.

Хорошо, что догоняющие не кидались больше огнём, не хотели рисковать, боялись, что собственное оружие может обернуться против них самих. Но ведь и так догонят.

Вит просто мечется из стороны в сторону, волоча за собой Киру. Никаких идей, только бег, обманный, петляющий, заячий, с наивным расчётом на то, что чудо всё-таки подвернётся.

Что-то сверкнуло в воздухе, но не пламя. Совсем другой блеск, холодный. И Кира неосознанно обернулась на него.

Один из преследователей вскрикнул, резко вскинулся на бегу, будто подпрыгнул или наткнулся на невидимую преграду. Но выходило и правда наткнулся. В его горле торчал кинжал, кровь тоненькими ручейками потекла по шее.

Кинжал? Это галлюцинация. Этого просто не может быть.

— Чёрт! — поражённо выдохнул Вит.

Чуток обознался.

И ещё один кинжал рассёк воздух. Ни в кого не метил, впился в ствол дерева, специально, будто нарисовал пограничную черту, разрезал пространство, отделил убегающих от догоняющих. И последние резко потеряли решительность, притормозили — не враги сами себе, чтобы проигнорировать предупреждение.

Тогда появился и хозяин кинжалов, как обычно, сливающийся с темнотой. Только кисти рук светлые и белая шевелюра чуть ли не сияет в ночи. Он встал на разделяющей полосе, бросил через плечо Кире и Виту:

— Подождите меня где-нибудь поблизости.

— А? — удивлённо выдохнула Кира.

— Ага, — одновременно воскликнул Вит, привычно дёрнул Киру за собой. Она попробовала возразить:

— Но…

— Знаешь же — лучше не мешать.

— Но…

Он опять перебил, и ещё раз дёрнул за руку, проговорил сердито:

— Слушай! Ну сама подумай, какой от тебя толк. Огненные шары пускать ты больше не можешь. По-обычному драться? Не смеши. Только под ногами будешь путаться. Когда только сам за себя, проще и свободней. Ничего не отвлекает.

Кира хоть и тащилась послушно за ним, но всё равно как-то не по себе было.

— А ты? Тоже, чтобы не отвлекать? — презрительно получилось, с вызовом, и Вит усмехнулся.

— А если ещё кто-то откуда-то сунется? А ты одна. Смысл тогда — ему там? Отдышись лучше, как следует. Вдруг опять удирать придётся.

Но не пришлось. Ши появился, принёс с собой запах дыма. Как шёл, так и не остановился даже ни на мгновенье, промелькнул рядом.

— Уходим.

И сам устремился вперёд, больше ничего не говоря, не оглядываясь, стремительно, целенаправленно, кажется, прекрасно зная дорогу.

Опять у него всё рассчитано: появиться в нужный момент, что делать дальше, куда идти.

Куда, кстати?

Кире, в общем-то, без разницы, ей ничего здесь не знакомо. Наверняка будет очередная гостиница, или что-то другое.

На этот раз, точно другое.

Как же в городах много странных, заброшенных зданий. Обычно их и не замечаешь. Не нужны они потому что нормальным людям.

Вот что это такое? Большой серый прямоугольник. Одна стена глухая, без окон, без дверей. Ровная, однотонная. Они минули её, завернули за угол. Там обнаружилось несколько широких ворот, распахнутых. На одних вообще нет дверей. Зашли внутрь.

— Зачем мы здесь? — удивилась Кира.

— Переждём, — коротко ответил Ши и зашагал дальше.

Одно помещение, второе. В этом окна огромные, начинаются в метре от пола и доходят почти до самого потолка. А тот — очень высокий. Целых стёкол почти нет, но сейчас лето, тепло и даже совсем не темно. Как раз напротив — ряд уличных фонарей, и помещение расчерчено полосами света и тени.

Кира прошла вперёд, прикидывая: переждать тут, конечно, можно, но как-то странно.

— Почему именно здесь?

— Да не всё ли равно, — беззаботно отозвался Вит, двинулся в сторону окна, а Кира обернулась к Ши.

Тот стоял в паре шагов от дверного проёма, молчал. Руки свободно свисали вдоль тела, голова чуть наклонена вперёд, смотрел, скорее всего, в пол. Или вообще в никуда — глаза закрыты.

Вит тоже обернулся в его сторону.

— Ты как всегда вовре… мя.

Вит усмехался, когда начинал фразу, но усмешка быстро пропала, интонация изменилась, а последний слог получился совсем тихо. И отдельно. Словно исключительно по инерции — раз начал, надо договорить, даже если фраза, пока произносилась, потеряла смысл.

Только это осозналось не сразу. Но даже Кира при всей своей наивности и недальновидности почувствовала: что-то не так.

Этот сосредоточенное молчание, а главное — наклон головы. Ши всегда такой перед тем, как…

Он согнул правую руку, засунул её под куртку, за пазуху, и вытащил… пистолет.

Наставил… на Киру. Ровно, в голову.

Он… он не спасать пришёл, не помогать. Убить. Потому что в этом деле он лучший.

Круглое отверстие дула — чёрный зрачок. Его, Ши. Смотрит безучастно, прямо в глаза, и Киру затягивает в темноту.

Это действительно словно живой взгляд. С той стороны. Из небытия. Гипнотизирует, не позволяет ни отвернуться, ни зажмуриться, будто внушает: «Ты обязательно должна всё увидеть. Увидеть в последний раз. Пока ещё в состоянии».

Ши — специалист по любому оружию. Он не промахнётся, тем более с такого маленького расстояния.

Спина становится мокрой и липкой от пота, ноги ватные. Непонятно, как Кира до сих пор стоит. Может потому, что слишком крепко держит немигающий взгляд пистолетного зрачка. Он неподвижен, и Кира неподвижна под его влиянием.

Вит тоже замер, не шелохнётся. Боится неудачным движением спровоцировать выстрел. И молчит. Знает, что уговоры бесполезны — программа задана, не отменишь. Всё бесполезно.

Рука у Ши не дрогнет. Никогда. Так чего он медлит? Или просто Кире каждое мгновение кажется вечностью.

Ещё чуть-чуть, и даже стрелять не придётся, Кирино сердце само остановится. От страха, от напряжения. Сожмётся, сильно-сильно, станет маленьким-маленьким, затаится, застынет и больше не толкнётся, не оживёт.

Почему опять? За что её убивать? Да ещё так, его рукой.

Кира никогда не любила произносить его имя. И, наверное, действительно не произносила, никогда, вслух, старалась обходиться без обращений. Да и не имя вовсе оно, жуткое прозвище. И сейчас оно не получалось, хотя рвалось наружу, трогало губы едва уловимым дыханием, но не звучало.

Мысли разрозненны: то про одно, то про другое. Появляются и улетают прочь. Как оторванные лепестки у ромашки, на которой гадают. Но вместо «любит-не любит», звучит «жизнь-смерть, жизнь-смерть…»

Темнота медленно выползает из пистолетного дула, заполняет мир. И Киру. Черно внутри. Потому что безнадёжно, по-настоящему безнадёжно.

Раньше верилось, что возможно выкрутиться: и с провидицей, и с двуликим, и даже с толпой колдунов, но не сейчас. Она же прекрасно понимает, кто против неё, знает, что он умеет, видела, как боятся его. Она тоже боится, вот и не может выговорить.

Ш-ш-ш… ш-шелест, шорох, шёпот.

Больше невозможно ждать. Пусть уж стреляет скорее!

Или нет! Нет! Не стреляет. Никогда! Пусть существование зависнет в этом мгновении, и длится, длится. Хоть так. Пусть…

Выстрел грохнул, превратил мир в сплошной оглушающий звук. Кира вздрогнула и тяжело осела на пол.

Глава 12. Я всё могу

От грохота выстрела Вит тоже вздрогнул, но остался стоять, а Кира упала. И Ши, почти одновременно с ней, разве всего на мгновение позже. Но ведь…

Почему? Что с ними?

Вит же прекрасно видел, как пуля врезалась в стену — слишком высоко! — выбив белое облачком пыли. Дробью брызнули мелкие куски штукатурки, а один, покрупнее, пластом съехал вниз.

В Киру точно не попало, а в Ши тем более не могло. Так чего ж они оба прилечь-то решили?

Правда, Кира не совсем упала, грохнулась на колени и теперь стояла на четвереньках, упираясь руками в пол, тяжело дышала, мотала головой. А Ши действительно лежал, скрючившись, на боку. Вит мог рассмотреть только его спину, только затылок.

По крайней мере там всё цело, и нигде не растекается лужа крови. Почему тогда он не шевелится? Кажется, даже не дышит.

Думать у Вита легко получалось, а сдвинуться с места — почему-то нет. Словно его пригвоздило. Как только увидел пистолет, окаменел, превратился в статую.

Могло бы… всё бы могло случиться. И до сих пор представлялось: а что, если бы…

Даже Кира быстрее очухалась. Опять уселась на колени, потом поднялась, добрела до Ши, склонилась над ним.

— Ты… ты… — тряхнула того за плечо, а подействовало на Вита. Он наконец-то отмер, сошёл с места, приблизился к остальным и как раз успел услышать.

— Отвали, — процедил Ши сквозь стиснутые зубы.

У Киры глаза изумлённо округлились, и она опять сунулась со своим:

— Но…

— Отвали! — прозвучало громче, нетерпимее, злее.

Вит заметил, как напряглись у Ши мышцы, на лице, на шее, как пальцы на руках распрямились, тоже напряжённые, до дрожи, выгнулись неестественно и опять сжались в кулаки.

— Кир, послушай! — позвал Вит тихо.

Она обернулась на него, посмотрела недоумённо, вопросительно, н по-прежнему держалась за плечо Ши. А тот дёрнулся, всё-таки расцепил зубы.

— Отвалите. Оба. Убирайтесь отсюда! — прошипел зло и, наверное, ударил бы, если б смог.

Вит ухватил Киру, рывком выпрямил.

— Пойдём! Хоть раз не спрашивай. Просто пойдём. Раз он просит.

— Просит?

— Подождём. Где-нибудь тут, рядом.

— Подождём?

Да Кира сама была ещё не в себе. Оно и понятно: постой-ка под направленным на тебя дулом, к тому же зная, что этот стрелок никогда не промахивается.

Придерживая Киру за плечи, Вит мягко направлял, подталкивал вперёд. Она не сопротивлялась, не упиралась, шла, только постоянно оглядывалась.

На улицу выходить они не стали. Вит обнаружил первый подходящий предмет, пригодный для сиденья, даже особо рассматривать не стал и разбираться, что это было, остановился, распорядился:

— Садись.

Кира послушно села, ссутулилась, зажала ладони между коленями и сразу посмотрела в ту сторону, откуда они пришли.

— Что с ним? Вит, скажи. Ты понимаешь, что случилось?

— Кажется, электроника всё-таки не выдержала, — усмехнулся Вит.

— То есть чип… — уточнила Кира. — Он сломался, да? Отключился?

— Ну, я надеюсь.

***

Выстрелил будто не в стену, себе в голову.

Сознание взорвалось, разлетелось на миллионы осколков, слишком крошечных, чтобы помнить, чем были мгновенье назад. Они слились с окружающим: стенами, полом, воздухом. Стали ими.

Наверное, на несколько секунд Ши действительно перестал существовать. Разве что тело осталось — опустошённая оболочка.

А потом частицы вернулись, собрались, выстроились, как прежде, чтобы ещё раз пережить взрыв. Только уже в замедленном действии. Пусть каждый нерв, каждая клеточка прочувствует, насладится разрушающей её силой.

Первое ощущение — боль. И второе, и третье, и четвёртое… Настолько сильная, что легко смела все обычно выставляемые против неё преграды. Боль не желала быть подконтрольной, подчиняла сама. Методично и с удовольствием отрывала по кусочку, разминала, растирала между пальцами, пока не превращала в прах. Ши прекрасно чувствовал каждое её движение, и, наверное, впервые нетерпеливо ждал, когда она насытится, когда отпустит.

Орать хотелось. Или выть. Чтобы хоть так выпустить из себя раздирающий нутро взрыв.

Но «он» и «орать»? Да ещё при свидетелях.

А те — оба рядом. Кира ещё додумалась, тряхнула за плечо. После того, как Ши столько усилий потратил, чтобы скрутить себя, сжать, чтобы удержать внутри рвущееся наружу.

Неужели она не видит, не понимает без слов? И ему пришлось объяснять, что ей лучше всего в данный момент сделать.

Она не поняла, всё равно не поняла. До чего бестолковая! А он ведь сейчас не может разглагольствовать много и пространно. Не получается. Особенно прилично.

И Вит — скотина! Уж он-то не дурак, н до него тоже не доходит.

— Отвалите. Оба. Убирайтесь отсюда!

Наконец-то они сообразили, ушли, но Ши уже не улавливал их шагов. Мир стал маленьким и ограниченным, мир сосредоточился в нём. Ши больше ничего не осознавал, кроме себя. И во всех органах чувств только одно — боль. У неё даже вкус есть, жгуче-тошнотно-солёный.

Ши перевернулся на спину, выгнулся, тихонько зарычал сквозь зубы.

«Что, гадёныш мелкий, просто так подыхать не хочется? Бесишься, агонизируешь, мстишь. Или на прощание запустил программу уничтожения? Как там обещали? Сумасшествие, частичное или полное отмирание мозга. Но лучше уж никак, чем с тобой.

Очень приятно наблюдать, как он тут корчится на полу? Не такой, как обычно, безучастно-гордый. Жалкий, беспомощный. А ни фига не беспомощный! Уяснил, кто сильнее, хрень электронная? Кто тут хозяин. Теперь, так и быть, можешь полюбоваться и позлорадствовать напоследок».

Ши снова перевернулся, поднялся на колени, а дальше не вышло. Согнулся, упёрся лбом в пол, и давил, давил: то ли бетон пытался промять, то ли голову сплющить. Перебить одну боль другой.

«Это надо же, насколько они прочно связаны. Живое сознание и искусственное. Это…

Да чтоб тебя! Сдохнешь ты окончательно или нет? Ведь такой крохотный, а достаёт с масштабностью слона».

Он попытался выпрямиться, оттолкнулся от пола лбом, чуть проехался им по шершавому бетону. Наверное, кожу ободрал и не слабо, но подобная мелочь просто не чувствовалась. Зато распрямился же, частично, на длину вытянутых рук.

Ещё немного, и он поднимется, обязательно поднимется. Ведь эти два придурка по-прежнему где-то поблизости. Опять сами не догадаются, вечно им надо всё разъяснять.

Так. Ладно! То ли Ши привык немного, то ли боль действительно слегка подустала, то ли сжалилась и решила уступить по мелочи. Он всё-таки встал на ноги.

Где тут выход-то? Впереди или позади?

Мир возвращался, наплывал.

Что ж неопределённо-то так? Ни черта не разобрать.

Ши сделал шаг вперёд, упёрся во что-то. Стена.

Он постоял, прислонившись, копя силы для нового рывка, потом провалился сквозь дверной проём из одного пространства в другое, пролетел его на автопилоте и даже благополучно вписался в следующий дверной проём. Или это уже послеследующий?

Ага, тут. Одна сидит, другой стоит. Чего дожидаются-то? Заметили, уставились. Взгляды слепят, как солнечные зайчики.

Совсем крыша едет.

Ши опять упёрся лбом, на этот раз в косяк, зафиксировал — крышу — чтобы слишком сильно не съехала, прикрылся рукой от чужих взглядов, будто бы для устойчивости придерживался, и прорычал в негодовании прямо в стену:

— Почему всё ещё здесь? Катитесь куда-нибудь. Подальше отсюда.

— Зачем?

Как же с ними утомительно!

Затем, что он так сказал.

— Если чип до конца не сдох, если его ещё можно отследить. Прибегут ведь, выяснить.

— А ты?

Судя по вопросу, это Кира.

— Я — справлюсь.

Сначала громкое ироничное хмыканье, а после:

— Справишься? Да ты бы себя со стороны видел.

Вит, гадёныш! Смешно ему. Ну, посмейтесь-посмейтесь, раз очень хочется.

— Ты же знаешь, что без тебя не уйдём, — это опять Кира, спокойненько так, уверенно. Типа, ему возразить нечего. Типа, он сейчас прослезится от её сострадательности и благородства. И дальше их посылать не будет.

Дура упёртая.

Это он подумал или вслух сказал? Ши и сам не определил. Но даже если и вслух, даже если проорал во всё горло. Пофигу. Главное — напомнить.

— Я тебя убить хотел.

— Это не ты хотел.

Отбрила, да? Бесполезно, всё бесполезно. Разве опять пистолетом пригрозить. А его нет. Нет его. Наверное, там остался. А вернуться…

Не, не станет он возвращаться. Чёрт с ними. Пусть делают, что захотят.

Вит опять чего-то придумал, вещал Кире:

— Думаю, дойдём. Здесь не так уж и далеко. Потихоньку. Как-нибудь. — А потом спросил: — Идти можешь?

— Я всё могу.

— Если острит, значит, действительно может.

Ну да. Сомневались, что ли?

Ши отклеился от косяка, решительно двинулся вперёд. Вот уже до Киры дошёл, она оказалась на пути — трудно ей отступить в сторону? Так и стоит, встревоженно пялится ему прямо в лоб — значит, правда, свёз — ещё и руку протягивает.

— Ты обо что-то ударился?

Ага, ударился. Об их непроходимую тупость и упрямство.

Он оттолкнул её ладонь. Специально пошире рукой махнул, чтобы не промазать, возмутился:

— Хватит меня трогать!

Это точно вслух получилось, потому что Кира отпрянула, а Вит опять захихикал.

Достали. Все. Особенно — собственная беспомощность. Идти тяжело. Но «тяжело» не в смысле «трудно».

О, чёрт! Слова путались, и мысли. Не получалось ориентировался ни в собственном теле, ни в остальном пространстве. Вот что он имел в виду. Мозг отказывался воспринимать действительность адекватно. Хорошо, что мышцы работали более-менее автономно, самостоятельно сокращались, расслаблялись в нужном режиме.

Вроде ведь Ши не падал, шёл, даже не врезался ни во что, и только через какое-то время он осознал: не врезается и идёт потому, что отчасти висит на Вите. Хотел возмутиться, отодвинуться — не получилось. Тогда Ши смирился, в который раз попытался сосредоточиться.

Изредка перед глазами прояснялось, и он видел дома, пустые, тёмные дворы. Или они только казались ему пустыми и тёмными. Органы чувств сбоили, связь с внешним миром по-прежнему оставалась нарушенной. Лишь кусочки разговоров, которым иногда удавалось прорваться сквозь боль и достигнуть сознания, помогали хоть как-то ориентироваться в происходящем.

— Это что? — спросила Кира, кажется, про дом, перед которым они остановились.

Наверное, поблизости располагалось ещё что-то. Но зачем им другое? Точно, про дом. Потому что Вит ответил:

— Мини-гостиница. Она сейчас на капремонте. Ну, считается. А на самом деле, она давно уже так стоит. Но вода есть, свет есть. А людей нет. Все удобства. В соседних зданиях конторы. Так что ночью тут абсолютно тихо и спокойно.

— И что, двери открыты, всем заходить можно?

— Ну, почему? Заперты. Но входить можно. И лучше с чёрного хода.

Опять идти? Или они уже там, где надо?

Ага, где надо. Сам Вит, значит, любимым делом занялся, вскрытием замков, а его, значит, к стеночке прислонил. Словно скатанный в трубку ковёр или там лыжи. Ещё и Кире велел:

— Ты пригляди, чтобы не упал.

Лишь бы поприкалываться.

Кира действительно хотела подойти. Может, ещё и придержать?

— Не надо, — твёрдо отрезал Ши.

Колени сами собой складывались. Но нет, не дождётесь. Он цеплялся пальцами за неровности штукатурки, кое-как вытягивал себя вверх.

— Ну вот. Добро пожаловать! — воскликнул Вит, и Ши завис на этой фразе, не помнил, как входили, как поднимались по лестнице. Или не поднимались?

Раз откуда-то всплыло в голове слово «лестница», значит, была.

Ши опять прислонился лбом к стене. Сколько же стен он за сегодня перепробовал?

— Да ладно тебе выделываться, ложись, — раскомандовался Вит. — Мебель всю вывезли. И кровати тоже. А матрасы почему-то оставили.

Тут и Кира влезла:

— Ложись, правда.

Ши отлип от стены.

Да лёг он уже, лёг. Такой прям послушный.

Она села рядом, положила руку на плечо. Опять? Не то. Не туда. Лучше бы убрала. Но Кира словно прочитала его мысли. Её ладонь скользнула вниз, к шее, потом легла на висок и долго не задержалась на одном месте.

Кира гладила по голове — как щеночка — и ведь помогало. Боль перестала бесноваться неуправляемо, ещё чуть-чуть поддалась. Ши хватило, чтобы отключиться от реальности, разделить себя на части, отодвинуть в сторону чувства и мысли. Впасть в свою особую спячку.

Он как малюсенький зверёныш, спрятавшийся под ласковой ладонью.

Глава 13. Гарантии надёжности

Семья Кайдаша жила в доме типа «таунхаус», в крайней седьмой квартире. Невысокий решетчатый забор окружал здание и делил двор на небольшие персональные участки. У каждого своя калитка, свои двухстворчатые ворота, чтобы могла проехать машина, встроенный гараж на первом этаже.

Перед средними подъездами расстилались газоны, и только возле двух боковых с торцов дома росло несколько деревьев. В основном, тонкоствольных, молодых, не так давно посаженных. Только одно было помощнее, постарше, чудом выжившее при строительстве. Липа, кажется.

Переходящий в ночь вечер уже наполнил мир густой синевой, но иногда Кайдаш возвращался и позже. В соседних квартирах тепло светились окна, выделялись яркими прямоугольниками, и только в квартире Кайдаша они почти сливались со стеной. Мысли тоже сливались, наверное, от усталости в сплошной мрачный поток, похожий на асфальтовую дорожку под колёсами машины.

Машина въехал во двор. Он подумал, что дома сейчас пусто, что его здесь никто не ждёт. И ошибся.

Кое-кто ждал — в тени той самой липы — сливался со стволом. Как обычно, одет был в тёмное, капюшон почти полностью скрывал лицо. Абсолютно незаметный. И когда он неожиданно шагнул навстречу, словно только что материализовался или вышел прямиком из древесного ствола, Кайдаш вздрогнул и, если честно, по-настоящему испугался. С трудом подавил желание дать задний ход, выкатить за ворота и умчаться подальше отсюда.

Почему-то в первую очередь в голову приходило плохое. Постоянное ощущение собственного предательства и вины перед Ши — но разве он был виноват? — упорно навевало мысли о возмездии. Не от судьбы, не от неведомых высших сил. А именно от того самого.

Парень мог справиться не хуже, и, видимо, именно сейчас…

Ши подошёл, положил ладонь на крышу машины, словно ухватил, и теперь ни за что не отпустит, не наклоняясь к окну, проговорил куда-то в пространство:

— Есть разговор.

Ни ненависти, ни угрозы в интонациях, даже холода особого нет. Сухо, спокойно. Ши откинул капюшон, повернулся в сторону входной двери — намекал на ожидаемое приглашение.

— Да. Конечно, — согласился Кайдаш неуверенно, приподнял руку, вдавил кнопку дистанционного управления гаражными воротами на брелоке, а сам подумал: «Дома никого нет. Все остальные за городом, на даче. Это хорошо. Очень хорошо».

Ворота послушно поползли вверх.

— Проходи. Там есть внутренняя дверь. Прямо в дом.

Ши пропустил вперёд машину. Он не торопился, не суетился, не боялся, что Кайдаш попытается как-то извернуться: на скорости вкатит в гараж, закроет ворота. Во-первых, всё равно не успеет: ворота — не дверь, на раз не захлопнутся. Во-вторых, обычный таунхаус — далеко не неприступная крепость.

Кайдаш провёл гостя на второй этаж в свой кабинет. Ши уселся на угол стола, а сам хозяин опустился в кресло. Не развалился, устроился на краешке и уже собрался задать вопрос вроде «Что ты хочешь от меня?», но останавливали нелепая пафосность и трагичность получающихся фраз. Беззвучно шевелил губами, он смотрел на Ши, и тот заговорил сам:

— Ты же знаешь, что случилось с чипом. Он ещё на месте. Просто вырубился. Но не уверен, что навсегда. Поэтому его надо убрать. Ты найдёшь того, кто сможет это сделать.

Непонятно, насчёт последнего предложения. Вопрос или утверждение? Просьба или приказ?

Кайдаш никогда не мог предугадать его действий, хотя должен был знать своего подопечного лучше, чем все остальные. Отчасти и знал. В том, что касалось физиологических показателей, остроты слуха, например, или особенностей зрения, скорости регенерации различных тканей. А вот насчёт мыслей, чувств и мотивов поступков…

Сами собой возникали ассоциации с животным. Да, оно послушное, хорошо выдрессированное и всё равно непредсказуемое. Разве человеку понять, что у зверя в голове?

Нет, всё-таки напрасно Кайдаш воспользовался подобным сравнением. Этот парень не зверь. Ещё для кого другого вроде Полковника, но для Кайдаша — точно не зверь. И не так уж важно, просил Ши или требовал, он всё равно ему поможет, но…

— Это сложно. Ты же понимаешь, это очень тонкая работа. А к тому, кто поставил чип, обратиться нельзя, — слова сыпались часто и торопливо. — И, вообще, это слишком опасно.

Как по-разному можно истолковать последнюю фразу! Лучше уточнить.

— В смысле удачности результата и возможных последствий.

Опять получилось слишком обще.

— Для тебя. Гарантий, что обойдётся без негативных последствий для мозга, нет никаких.

— Не важно, — прозвучало невозмутимо и твёрдо. — Я хочу его убрать. Если нужны деньги, у меня есть. А у тебя наверняка есть тот, кто сможет это сделать.

— Я подумаю. Я попробую, — Кайдаш беспокойно заёрзал в кресле. — Но заранее ничего обещать не стану. И не уверен, что получится быстро. Время нужно. Время. — Взгляд заметался по комнате, словно пытался найти подсказку вот прямо здесь, прямо сейчас. — Ты подождёшь?

— Подожду. — Ши сжал губы, а потом произнёс то, что Кайдаш никак не ожидал от него услышать: — Только без сюрпризов. — Выдержал паузу. — У тебя же есть семья? Жена, сын. И вроде даже внук. Не беспокоишься за них?

Каждое слово, как взмах кинжала: невидимое лезвие чиркало по Кайдашу, легонько взрезая кожу. Пока легонько.

Вот как?

Он хотел посмотреть Ши в глаза, прямо, пристально, но разглядел лишь темноту и блеск за белыми прядями. Лицо каменное.

Неужели он… вот так спокойно… с подобным смыслом… говорит о дорогих Кайдашу людях?

— Ты угрожаешь?

Ши не торопился с ответом, сидел, одна нога упиралась в пол, другая была согнута в колене, носок кроссовки цеплялся за ручку на ящике стола.

— Пытаюсь обезопасить. Себя. Больше не хочется возвращаться.

Он не уточнил, куда, полагал, что Кайдаш и так поймёт. И тот, конечно же, понял, а ещё почувствовал негодование.

— Думаешь, я тебя сдам? — воскликнул с вызовом и получил, словно ведро холодной воды в лицо.

— С гарантией — надёжней.

Ничего личного. Хотя почему Кайдаш рассчитывал на какое-то особое отношение? Из-за того, что отпустил его когда-то? А потом…

Потом продолжил работу над проектом, создавал новые образцы, которые оказались бы ещё лучше: абсолютно послушными, исполнительными, бестрепетными. Не мучились бы от морального выбора, убивали бы не задумываясь, а выглядели бы совсем как люди, без всяких внешних отклонений, без странных пугающих глаз, способные выразить эмоции мимикой и интонациями. И когда Ши опять попал в лабораторию, у Кайдаша даже мыслей не возникло, помочь ему сбежать.

Ведь понятно же — второй раз так удачно не прокатило бы. Но ведь он и не возразил, ни словом не возразил, когда на парне решили опробовать новую технологию контроля сознания. Но только потому что прекрасно знал — это бессмысленно. С его мнением считаться всё равно не будут, что бы он ни устроил: голодовку, демонстрацию с транспарантами, публичное признание через прессу. Скорее, просто избавятся, чтобы не мешался под ногами, или найдут другой способ воздействия. Например, такой же, каким воспользовался Ши.

Он действительно непредсказуем. И невероятен.

— Как тебе удалось отключить чип?

Тонкие губы дёрнулись, будто попытались изобразить ухмылку. Ши поднялся, отодвинулся от стола и, уже разворачиваясь, негромко произнёс:

— У тебя ведь есть люди, ради которых ты способен даже на невозможное.

Кайдаш поражённо уставился ему в спину.

У него… тоже… есть? Или он просто дразнит? Напоминает о семье, благополучие которой теперь зависит от расторопности и покорности Кайдаша. И всё-таки.

— А…

Кайдаш замолчал, понял, что не дождётся ответа, потому что Ши уже стоял возле окна. По-хозяйски уверенным движением он распахнул рамы, легко запрыгнул на подоконник, а потом так же легко и беззаботно, словно имел крылья за спиной, скакнул вниз.

«А что дальше, Кайдаш?» — вопрос, в последние годы звучавший, наверное, чаще других, ставший для него почти судьбоносным и даже каким-то сакраментальным. Но он даже не раздумывал особо. По множеству причин.

Среди знакомых у него имелось достаточно врачей. Некоторые знали о его необычном таланте, иногда даже пользовались. Нейрохирург среди них тоже имелся и жил — так удачно! — в другом городе. Потому что проворачивать подобные дела поблизости от заведения, в котором работал, Кайдаш всё-таки опасался.

Чем отдалённее, тем спокойней и… надёжней.

Позвонил он, на всякий случай, с телефона сына, договорился о визите под предлогом, что понадобилась специфическая консультация, но без лишних подробностей — всё остальное при встрече — и долго прикидывал не только то, как начать разговор, а как его вообще вести.

Ведь не аппендицит вырезать. Удалить из головы искусственно (при участии не только науки, но и магии) модифицированного человека высокотехнологичный электронный чип. Секретные разработки в каждом пункте: начиная с заветного чипа и заканчивая самим парнем. Минимум объяснений. Вопросы без ответов.

Как убедить человека влезть во всё это? А для начала хотя бы просто заставить поверить, что подобное действительно возможно. Не фантастика, не околонаучный бред Кайдаша. Реальность.

Хорошо, что когда-то он запросил материалы по технологии. Много, конечно, не дали, чтобы отвязаться, подсунули только сведения о том, как будет проходить операция.

Всё очень аккуратно, никаких рек крови и обширной трепанации. Малюсенькая дырочка в черепе, сбоку, за ухом, через которую по заранее намеченному пути вводился чип. А большего, посчитали, Кайдашу знать не обязательно. Но большего ему сейчас и не нужно.

У знакомого нейрохирурга от просьбы глаза полезли на лоб, и в них читалось столько изумление, сколько настороженное любопытство. И сомнения, конечно, слишком много сомнений. Но Кайдаш в первую очередь предупредил, что пациент заранее согласен на всё, претензий не будет. Да и не кому, если что, выдвигать претензии. А в случае неудачного исхода, Кайдаш обо всём позаботится сам, и, естественно, никогда не признается, что действовал не в одиночку.

После, посвящая в подробности, он осторожно подбирал слова, тщательно дозировал информацию, боясь лишних вопросов, особенно подобных: «Зачем? Почему?» Но куда больше Кайдаш боялся быстрого беаппеляционного отказа, когда сразу становилось понятно: сколько ни старайся, не уговоришь. Но «нет» ни разу не прозвучало, зато дерзкий интерес в глазах хирурга разгорался всё сильнее и обнадёживал. Но были задумчивые паузы, были неуверенность и множество уточнений, за которыми последовал и главный вопрос:

— А это мероприятие плохо не закончится?

Кайдаш стиснул зубы. Как объяснить?

— Если ты не сделаешь, всё закончится ещё хуже.

Хирург несколько секунд напряжённо пялился в глаза собеседнику, но больше ничего выведывать не стал. Правильно оценил серьёзность положения, проникся чисто по-дружески, да и жила в нём некоторая доля авантюризма, любовь к экстремальным ситуациям. Потому и согласился. Даже не пришлось разъяснять ему, что означает «ещё хуже», не пришлось рассказывать, что залог за выполнение услуги — жизнь близких.

Как Ши посмел? Кайдаш и так бы ему помог, без условий, без шантажа. И не обманул бы, не подставил. А ведь у парня даже голос не дрогнул, когда он произносил: «Жена, сын, внук. Не беспокоишься за них?»

Но вот что странно, ненависти к нему не возникало. Обида, негодование, возмущение, тот самый вопрос: «Как посмел?» Сколько уже Кайдаш задавал его в мыслях? И каждый раз в ответ доносился тихий злорадный шёпот откуда-то с тёмных задворок сознания: «Ты сам сделал его таким».

Они обо всём договорились, нужное подготовили. И сразу было ясно: на дому подобную операцию не проведёшь, необходимо оборудование, которое не унесёшь незаметно. Значит, однозначно: больница, ночное дежурство и никого лишнего, только сам хирург и Кайдаш в качестве ассистента. Но Ши объявился не один, притащил с собой какого-то здоровяка с огромными бицепсами и бульдожьей мордой, которая без конца кривилась и дёргалась. Будто здоровяк плохо контролировал мышцы лица, и они сами по себе всё время норовили состроить гримасу, а сознание возражало, давало команду «стоп», но не успевало до начала движения. Из-за того, что человек так сильно переживал. Или это был нервный тик?

Очень странный субъект, но его присутствие было объяснимо — в добавку к угрозам, ещё одна гарантия надёжности.

Увидев Кайдаша, здоровяк сразу подвалил к нему, протянул широкую ладонь, произнёс:

— Рад встрече.

И даже улыбнулся, но вполовину, только одним уголком рта. Второй тоже задёргался, собираясь поехать вверх, но так и не смог, а иначе получилась бы улыбка до ушей.

Кайдаш удивился, очень удивился, столь неожиданной любезности и дружескому жесту, растерялся, пожал протянутую руку, автоматически. А Ши всё это время молча стоял возле дверей — ждал распоряжений от пристально рассматривающего его врача.

Глава 14. Сны и реальность

Темнота отступала постепенно, взрывалась яркими фейерверками, и за ними проявлялась…

Нет. Не может быть! Опять?

Значит, Кайдаш всё-таки сдал, и чип по-прежнему в голове. Хотя, скорее всего, уже другой, работающий. И постепенно начинает обволакивать пелена смиренного спокойствия.

Чёртовы люди. Чёртова комната.

Он видит её даже с закрытыми глазами, а на коже и кончиках пальцев навечно остались ощущения от прикосновений к каждому находящемуся здесь предмету, к каждой поверхности. И он опять повторяет в собственной позе прямой угол соединения стены и пола. Скоро врастёт в них. И жизни в нём ничуть не больше.

Дверь отъехала. Звук тоже до отвращения знакомый, прочно вписавшийся в память. Иногда он включается сам по себе, словно поставленная на таймер фонограмма.

Кого там несёт? Неужели Кайдаш явился? Посмотреть виновато? Или даже произнести несколько оправдательных фраз. Или…

Ши хотел развернуться, но не смог. Тело так и застряло между сном и явью. Только чувства работали, и они точно определили, кто пришёл.

Опять слишком знакомо, и никак не хочет забываться. Но это совсем другие воспоминания: запах, ритм сердца, дыхание и даже особое звучание шагов.

Кира.

Она-то что здесь делает? Как сюда попала? Чокнутая. Неужели не понимает? Нельзя ей здесь быть. Никак нельзя.

Сдвинуться с места у него так и не получается. Сознание по-прежнему существует отдельно от тела, не желает воссоединяться. Всё ещё надеется окончательно оборвать связь и освобождённо умчаться прочь?

Кира подошла — близко — опустилась на колени, упёрлась в пол ладонями, потянулась вперёд.

К нему.

Губы у неё точно такие же, как раньше, мягкие и нежные. Ши задохнулся от их прикосновения. Или, наоборот, наконец-то смог по-нормальному дышать? Ожил.

Ну прямо как в сказке — разбужен поцелуем от колдовского сна. Полный идиотизм.

Он шевельнулся, отлип от стены, протянул к Кире руки. Хотел обхватить, придвинуть к себе ещё ближе. Или нет?

Пока не увидел — не чувствовал, не воспринимал, что одна-то его рука занята. Пистолет в ней, всё тот же. Задание не выполнено, а он должен непременно довести его до конца. Иначе так и продолжится — попытка за попыткой до нужного результата. Ведь других финалов у программы нет: не получилось, тогда на старт и новый круг. А этот определённо станет последним.

Слишком сильно прежнее непреодолимое желание нажать на спусковой крючок, с ним не справиться, и теперь он точно не промахнётся. Даже нарочно. А Кира не замечает упирающееся в неё пистолетное дуло.

Вот зачем припёрлась? Зачем вернула его в реальность? Опять подставилась сама. Всегда подставляется.

Что ж ты делаешь?!

Указательный палец сгибается, медленно. Ещё чуть-чуть усилий — последний миллиметр, взгляд в упор.

Он должен видеть — в мельчайших подробностях — как будет изменяться её лицо. Пока не застынет навсегда.

Остано…

Удар по голове, не слишком сильный, но болезненный, и будто опять что-то взорвалось внутри черепа. И опять Ши на какое-то время перестал соображать, зато рванулся резко, назад и вниз. Но тут же ощутил, как его схватили за руки, надавили на плечи, прижали к полу.

А ведь рядом нет никого, материального, только голос.

— Почему он так дёргается? Это нормально? Что с ним?

Громкий, резкий, отрывистый, он сверлом въелся в мозг, породил непреодолимое желание заткнуть уши, сжать голову, чтобы не разлетелась на части. Но что-то по-прежнему цеплялось за руки, мешало.

— Разве нам его удержать? Раскидает, как котят.

Что ж он постоянно орёт? Как всегда, громогласный, многословный, надоедливый. Вит.

— Да вколите же ему что-нибудь успокоительное!

И как всегда добрый.

— Не надо. Я всё.

Губы, кажется, двигались, а получился ли звук — неизвестно. Вроде получился, потому что Вит с облегчением возвестил:

— А! Не надо. Он уже вменяемый.

Ага, теперь Ши вменяемый, а всё, что виделось и случилось раньше — ненавистная комната в лаборатории, Кира, пистолет, удар по голове — бредовый сон, вызванный наркозом.

— Ты как?

— Нормально.

Они все трое здесь: Хамелеон, Кайдаш и врач. А с мозгами, похоже, всё в порядке, соображают, анализируют поступающую извне информацию. И вроде бы без сбоев.

Наверное, уже можно встать. Ему же скальп не снимали, череп не вскрывали. Аккуратная микрооперация. Но чужая рука опять легла на плечо, придавила, не к полу, к спинке операционного кресла.

— Не торопись. Отдохни.

Кайдаш.

— Обещаю, всё будет в порядке.

Он обещает! Смешно слышать. Ну и чёрт с ним. В любом случае Вит тоже рядом, присмотрит. За всеми.

Ши расслабился, постепенно стал отключать чувства. Опять — тело отдельно, сознание отдельно. Не с ним. А ему осталось нечто третье, которому не находилось определения: маленькая субстанция, искра, сохраняющая в себе жизнь.

***

Кайдаш сидел за рулём, Ши на соседнем кресле, как раз левым боком. Именно там, слева за ухом, и был выбрит небольшой участок — место операции. И Ши натянул капюшон на голову, но не как обычно, почти до самого носа, а слегка накинул, чтобы прикрыть лысый кусочек. И правильно — тот бы, наверняка, смущал и отвлекал Кайдаша.

На заднем сидении устроился тот самый здоровяк с нервным тиком, откинулся на спинку, скрестил руки на груди и смотрел вверх, в потолок, с крайне задумчивым видом, иногда прикусывал нижнюю губу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

цитата из книги Ренсома Риггза «Библиотека душ»