Костер в печи

Эльвира Викторовна Юдина

Женька – девочка-подросток, которая живёт с матерью в деревеньке Андреевка, затерявшейся в степях Поволжья.Она трудолюбива и работяща, она добра и немного наивна. И жизнь её пусть и не сказочная, но всё же любима ею. Но есть одно «но». И это мать Женьки, Серафима, и её неуёмное желание воспитать дочь. История о жизни деревенской девушки в пятидесятые послевоенные годы. «Костёр в печи», которому тесно и который отчаянно рвётся на волю.

Вожжи

Женька лежала ничком на мягком сене деревенского сеновала, подложив под свое лицо обе руки, и горько плакала. Она выговаривала в свои мокрые ладони непонятные слова в сторону своей матери. Ее спина периодически поднималась от глубокого дыхания. Тонкое ситцевое платье с небольшими заплатками облегало тело девушки, повторяя ее стройную, красивую фигуру. Русые волнистые волосы закрывали заплаканное лицо и руки. Женька была похожа на мать, но ее молодая бархатная кожа была чуть смуглее. Эта особенность ей передалась от отца, который погиб на фронте. От него ей достались и сияющие глаза серого цвета. Они совершенно сужались, когда она улыбалась или смеялась. А если уж заливалась звонким заразительным смехом, то их совсем не было видно. С ней рядом всегда было весело и интересно, она обладала удивительным чувством юмора, была приветлива и улыбчива. Многие деревенские девчонки и мальчишки с удивительной легкостью тянулись к ней и хотели дружить, общаться и просто разговаривать, гуляя по хаотично расположенным улочкам родной деревни. Женька радовалась их общению. Ее волнистые русые волосы подпрыгивали, словно были на маленьких пружинках, когда она быстро шагала по коротким улочкам. Женьку в деревне любили и уважали за скромный и веселый характер, трудолюбие и улыбчивость. Многие жалели девушку за то, что мать часто била ее за малейшую провинность. Мать Женьки была суровой женщиной и методов воспитания не выбирала. Метод был единственный — лошадиные вожжи.

В тот год стояло жаркое лето. Деревня Андреевка располагалась на совершенно открытом месте, среди волжских степей, поэтому трава в этих краях была абсолютно сухой, просто выжженной солнцем. Ветра суховеи дули часто и длительное время. Солнце палило беспощадно. Поэтому иногда было достаточно нескольких часов, чтобы степная пыль, перемешанная с крепким солнечным загаром, густо покрыла детскую кожу. Местные ребятишки всегда были загорелыми от макушки до босых пят. Они целями днями и летними вечерами находились на улице: купались в речке и помогали родителям в садах и огородах. Дети с малого возраста были приучены к тяжелому труду. Десятилетний ребенок мог выполнять работу за взрослого мужчину. Но только так, работая и помогая своим родителям, они могли рассчитывать на сытный деревенский ужин, вечерние прогулки, редкие покупки одежды и сладкие гостинцы.

В деревенском сеновале летали и жужжали осы. Пахло свежим сеном и полевой пылью. Сейчас Женьке казалось, что это было единственным местом, где можно укрыться от всех, просто проплакаться и постараться успокоиться. Она лежала на пышном сене босая. Трудолюбивые и выносливые ноги были загорелыми от широких бедер до самых пальцев. Небольшие крепкие стопы, грязные от земли и пыли, были все в маленьких трещинках. Побитые вожжами ноги Женька от сильной боли старалась согнуть под себя. Эти совсем еще детские ноги месили глину с соломой для обмазывания изгороди возле дома, управляли домашним скотом и практически все время были босыми. Кроме этого в их деревянном доме был земляной пол. Да, земляной, на котором не было деревянных досок. Никаких: ни крашеных, ни беленых. Земляной пол не мыли. И хотя он был черным от цвета земли, но всегда чистым. Сора или мусора там никогда не было. Если на полу появлялись белые крошки, его просто подметали веником из степных трав, в основном из полыни. Для тепла на пол клали вязаные половики или плетеные коврики. А под коврики клали сухую полынь, так как по поверью полынь изгоняла из дома злых духов. Также трава убивала блох и мошкару, которые часто встречались в волжских степях и приносились в дом с обувью. Уличную обувь не снимали вовсе, когда на улице было сухо. Земля в доме была уже сильно притоптана и представляла собой черное каменное полотно. И вот по черному этому полу ступали босые Женькины ноги.

Юношеское крепкое тело выдавало тяжелую повседневную работу по дому и хозяйству. Ей было всего тринадцать лет, но выглядела она взрослой и уже сформированной девушкой.

После ссоры с матерью она долго лежала на сеновале и все пыталась успокоиться. Но сделать это ей не удавалось. Слезы катились сами по себе, независимо уже от желания Женьки, они лились на ладони, закрывавшие лицо.

Вдруг девушку потревожил звук скрипучих ворот сеновала. Это была мать. Она открыла тяжелые ворота и уверенно вошла внутрь. В ее руках были лошадиные вожжи, которыми она и наказывала, как правило, свою дочь. Женька вздрогнула, подняла голову, чтобы слухом убедиться в том, что она уже не одна. Она быстро села, поджав под себя босые ноги, виновато опустила голову к коленям и услышала знакомый жесткий голос с недовольной интонацией:

— Ты шо тут сыдышь, вставай и иды работать, — грозно произнесла мать с украинским акцентом.

Дочь подняла на нее глаза и, сидя, попятилась назад. Она испугалась, что мать вновь замахнется на нее вожжами.

— Мама, не надо, пожалуйста, не надо, прошу тебя, — умоляла Женька строгую мать. — Я сейчас пойду, пойду.

После этих слов мать резко бросила вожжи в сено, поджав свои узкие губы, и вышла во двор. Женька сползла на землю и, потирая ноги, медленно направилась за матерью.

Женька делала по дому всю тяжелую работу, потому что она была ей обучена с раннего детства. Но мать была всегда и всем недовольна. Ее не устраивало ничего. Она могла несколько раз проверить, как ее дочь сделала уборку в доме, чистое ли белье. Обязательно находился повод поссориться. Женька практически всегда молчала. Возражала очень редко, надеясь, что мать успокоится. Но если Женька открывала рот, произнося слова в свою защиту, мать словно впадала в приступ ярости.

Вожжи. Этот предмет использовался, когда запрягали лошадей. Они представляли собой часть упряжки — ремень, который прикреплялся к удилам. С их помощью управляли лошадьми. Лошадей у Серафимы с дочерью не было. Но эти необходимые в хозяйстве домашние животные были у родителей Серафимы. Они были зажиточными крестьянами и часто помогали своей дочери с внучкой. Вот, Серафима однажды и принесла эти проклятые вожжи в дом. Этот предмет наказания был очень тяжелый. Одним только ударом можно было сразу нанести синяки и повреждения кожи до крови. За многие годы Женьке бы уже привыкнуть к этому, ведь мать била ее с самого раннего детства, но привыкнуть Женька не могла. Каждый раз после такого наказания она была настроена убежать из дома, куда глаза глядят. После каждого наказания матери Женька горько рыдала: сначала от дикой жгучей боли, а затем от глубокой душевной обиды, которую терпеть было куда сложнее, чем физическую. Женька страдала от горькой обиды и не могла понять, почему же мать так относится к ней. Для молодой девушки это было унижением и самым ярким проявления нелюбви матери к ней. Но она старалась не злиться и не обижаться.

Дочь Серафимы росла послушной девчонкой. Она часто задавала сама себе вопрос: «За что?» За что наказывали ее, которая хорошо училась в школе и все делала по дому, помогая своей маме, водилась с младшим братиком и вообще была простым веселым ребенком. Ответа на свои вопросы она не получала.

Загорелые от волжского палящего солнца ноги и бедра девушки были всегда в синяках от материнских побоев. Женька стыдилась этого, но никогда и нигде не рассказывала о своих проблемах в семье. Только соседи знали об этом, как Серафима устраивала громкие воспитательные уроки для своей несовершеннолетней дочки, и сильно жалели девчонку. Иногда вступались за нее, если Женька выбегала из дома и громко кричала, плакала и просила о помощи. Но это было крайне редко. Чаще всего она терпела боль молча.

В наказание за очередную провинность Женьке нужно было выполнить еще более сложную работу по дому. Ей это делать было нетрудно. Беспокоило другое. Девчонке было стыдно за синяки и те скандалы, которые устраивала мать. Обида и слезы душили ее каждый раз от того унижения, которое испытывала молодая девушка.

Как-то раз Женька перепрыгнула через невысокий забор и убежала к соседям, чтобы укрыться от очередного избиения, но потом было еще хуже. Мать таскала дочь за волосы по двору и приговаривала:

— Будэшь еще бихать к сосидам? Будэшь? Ховоры, сучка!

Она кричала и волоком тащила дочь к порогу родного дома по камням и птичьему помету, ища глазами вожжи. Женькины ноги ударялись о небольшие камни. От боли она стонала. Колени были все в крови и в помете. Одежда была испорчена. После такой истерики дочка беспрекословно слушала и исполняла все указания матери. Ее покорность на некоторое время усмиряла мать, но вскоре все начиналось с самого начала.