Освяти и сохрани чадо мое…

Эльвира Абдулова

Пять интересных женских историй переплетаются на страницах повести. Героини настолько разные, что вряд ли могли бы встретиться в повседневной жизни. Однако есть нечто общее, их объединяющее: они переживают непростые жизненные обстоятельства, заглядывают в собственное детство и ищут ответ на главный женский вопрос: где она, граница материнской любви? Как не сотворить зла и сделать своего ребенка по-настоящему счастливым? От равнодушия до обожания, от жесткого воспитания до обожествления…

Глава 9

Несмотря на прожитые годы и детство, выпавшее на войну и послевоенную юность, Розалия Ивановна себя несчастливой не считала. Маму, которая так и не устроила своего женского счастья, очень любила. Мамина любовь была тихой, трепетной, в забавных обращениях («Розочка», «цветочек мой») и нежных прикосновениях. Девочка казалось, что и ночью, когда она спит, мама сторожит ее сон, отгоняет кошмары и любуется, какой день ото дня становится дочка. А знаешь, мамочка, я могу узнать твою подушку среди всех других! Она пахнет тобой! Чем же, доченька? Теплом, молоком и ромашкой!

Со временем девочка узнала нехитрые подробности ее появления на свет, которые казались ей сказкой о принце и принцессе, давших жизнь маленькой девочке и пропавших без вести. Первая мама, яркая и жизнерадостная хохотушка, всегда привлекала внимание кавалеров больше, чем ее скромная, рассудительная сестра. Неудивительно, что статный офицер сделал предложение спустя пару месяцев именно старшей сестре. Он оказался на Кавказе по роду службы и успел влюбиться. Так недолгая командировка закончилась скромным бракосочетанием. Когда мама умерла (Розочка не могла появиться на свет более суток, неверное прилежание, поперечное положение плода, крупная немолодая акушерка латышка сделала все, чтобы помочь роженице, но роды оказались слишком сложными), папа телеграфировал из Риги бабушке и дедушке. Мама-тетя, подхватив свой картонный чемоданчик со скромными пожитками, совершенно не подходящими к прохладной дождливой Прибалтике, поехала в далекую Ригу помогать с новорожденной. Через год они расписались, все было очень скромно, без гостей и нарядов. Бабушка и дедушка ответили телеграммой: «Будьте счастливы, дети!». Новобрачные в фотоателье не заглянули, скоро началась война, и папа погиб почти сразу. Так и закончилось недолгое счастье мамы-тети, любившей папу истово, самоотверженно и тайно, еще тогда, когда он сватался к ее старшей сестре.

От папы остался в памяти теплый летний день — такой редкий для дождливой Прибалтики, и папа — высокий, красивый, подтянутый, всегда носивший форму (потому что ничего другого просто не было). Он входит во двор с необыкновенным подарком в руках. Дом, в котором они жили, Розочка не помнила, только со слов мамы всплывали определенные детали их жизненного уклада. С годами девочка поверила, что сама все это сохранила в памяти. Дом был на четыре семьи, двухэтажный, со всех сторон окруженный садом с плодовыми деревьями, разнообразными цветами и самодельными качелями, закрепленными на двух уже немолодых деревьях. Качели Розочка, конечно, помнила сама. Страх и удивительное, прежде неведомое чувство полета, когда от одного взмаха сильной папиной руки ты летишь, визжишь, заливаешься смехом, смотришь на качающееся над головой бездонное небо.

Со временем девочка поняла, что можно помогать взмахом своих ног тоже — и она взлетала, еще выше, иногда задевая мокрый зеленый ковер под ногами. Запомнилось, что чаще всего было сыро и пасмурно, пахло морем, соснами и влажной землей. Полеты с папой и взлеты до самого неба были не единственными ощущениями от Прибалтики. Поездки к морю, где белые дюны с редкими, кое-где пристроившимися кустиками и чувство, что это огромная мягкая горка, с которой можно скатиться на санках даже летом; прохладное море (купаться нельзя, только ножки намочить… даже папа входил в воду быстро, стремительно, заплывал далеко, быстро возвращался и прятался в приготовленное мамой полотенце)… Море и пляж казались бесконечными и пугали девочку: она боялась, что волны вдруг поднимутся огромной стеной, набегут на берег и заберут всех, кто смотрит на них с мягкого белого песка в бесконечную морскую пучину. Пугали малышку и сосны, огромные с перекрученными, вылезшими на поверхность корнями. Они мешали ей ходить, путались под ногами, и ей виделось, что они только притворяются обездвиженными, вросшими в землю. Стоит только отвернуться или прийти сюда без родителей, как они крепко схватят ее за ножки, обовьют руками—корнями и утащат под землю, где уже томятся в подземелье такие же недогадливые, гулявшие в одиночку, дети.

Вот и все, что запомнила про свое недолгое житье—бытие в Риге девочка — и тот, самый счастливый солнечный день накануне войны, когда папа заходит во двор с чудесным, блестящим, самым лучшим на свете детским велосипедом в руках. Предмет зависти друзей и шаг к взрослой жизни. Красивый велосипед с красным, мягким сиденьем, обшитым кисточками и бахромой. Папа усадил ее и тихонечко поддерживая рукой, покатил по дорожке сада, мимо цветов и качелей, смотревших грустно и обиженно на проезжавшую мимо Розочку.

Папа купил его в дачном поселке высшего командного состава армии, где жили люди с определенным достатком. К велосипеду прилагался рассказ, но мама его не помнила, а Розочка больше всего на свете жалела, что пришлось оставить такой подарок в Риге, в августе сорок первого. Глотая слезы, она думала, что никогда в ее жизни не будет больше «папиного» велосипеда… с мягким сиденьем и красными кисточками..

Конец ознакомительного фрагмента.