Возвращение домой

Эльвира Абдулова

Действие романа начинается в Баку в середине 50-х годов прошлого века и завершается в наши дни. Три поколения семьи пытаются сохранить традиции, передающиеся из поколения в поколение. Однако вместе со Старым городом, прошедшим через политические преобразования и превратившимся в город пылающих небоскребов, неизбежно меняются и люди. В то же самое время роман отражает народные традиции, национальную кухню, свадебные обряды, музыку азербайджанского народа и культурную жизнь столицы.

© Эльвира Абдулова, 2019

ISBN 978-5-4496-3706-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Родному городу…

Пусть Баку мой неведомый гость навестит:

Миллионами солнц его ночь поразит.

Если северный ветер на вышках гудит,

Откликается эхом песчаный простор,

Полуночные горы ведут разговор…

С. Вургун

Я тебя увидел на рассвете,

Город черной нефти и садов,

В небе гнал на юг табунщик-ветер

Табуны гривастых облаков

Дж. Джабаев

Семья — это узорчатая паутина.

Невозможно тронуть одну ее нить, не вызвав при

этом вибрации всех остальных. Невозможно понять

частицу без понимания целого.

Д. Сеттерфилд

Глава 1

Она проснулась рано, когда в шумном доме царила особенная утренняя тишина, едва нарушаемая звуками, доносящимися из внешнего мира. Проснулась, не понимая, где она и что с ней. В последнее время прошлое так настойчиво вмешивалось в настоящее, что она, очнувшись, не всегда могла осознать, сколько ей лет и где она находится. Оно, это прошлое, порой казалось более реальным, чем сегодняшний день, а быстро повзрослевшие дети и неожиданно появившиеся внуки, два шумных мальчугана, прогоняли то, что казалось ей настоящим и требовали ответов на какие-то затруднительные вопросы:

— Ты же узнаешь меня, мама?…Да? Это я, твой сын Рауф…

— Ты помнишь меня, бабушка?..

— Мама, скоро приедут девочки навестить тебя…

— Мама, бабушка опять ничего не понимает! Иди скорей, мама! Она меня пугает!..

Иногда, будто проваливаясь в колодец своей памяти, Фатьма упорно жила в другом времени, откуда не хотела возвращаться. Она бегала босыми ногами по пыльной дороге, относила теплые лепешки с сыром и зеленью на работу отцу, получала свою похвалу в виде поцелуя колючими усами и летела к дому опять, надеясь, что когда она покормит курочек и гусей, выполнит все поручения, то обязательно услышит от мамы: «Ну, иди, доченька, поиграй!». И тогда можно будет схватить со стола украдкой горячую лепешку и сочный помидор и залезть на самое высокое во дворе дерево, старый тутовник, и разглядывать оттуда тихую жизнь соседей, а по пыльному облачку на дороге пытаться угадать, к какому дому едет машина и кого она везет. Как счастлива она была тогда, эта чумазая черноглазая Фатя! Большая семья — две сестры и два брата, мама и папа, тетушки и дядюшки, многочисленная родня и беззаботное детство. Блаженное состояние, потому что все вокруг — знакомые или родные люди, а папа — уважаемый человек, сельский врач, а она — Фатьма, чумазая Фатьма — младшая и любимая дочка, и все ее обожают, потому что частичка уважения и почитания со стороны односельчан достается и им, его детям…

Первые лучи солнца проскользнули в комнату сквозь нежные персиковые занавески и осветили часть ее кровати. Даже если не любоваться природой осмысленно, а так, украдкой, не придавая особого значения (как и бывало в случае с Фатьмой), утром за окном столько красоты и очарования! Земля, еще сонная и влажная от утренней росы, живет в ожидании чего-то нового и необыкновенного. Раньше, в далеком детстве, она часто проскальзывала в сад, чтобы вдохнуть эту утреннюю прохладу, зябко поежиться, накинуть на плечи мамин платок и ждать, пока не станет пригревать солнце. А сейчас она встает с трудом, с помощью близких, которые отмечают улучшение ее состояния, но она любит повредничать и часто хочет выглядеть хуже и болезненней, чем есть на самом деле. Для чего она же она растила троих детей, если нельзя опереться на них сейчас?!?

Оттолкнув здоровой ногой одеяло, она поймала лучи утреннего солнца и ощутила их тепло. Майский день определенно выдастся жарким, но в ее комнате, самой лучшей в квартире сына, будет свежо и прохладно. Из раскрытого окна доносится птичье разноголосье, шумит листва от легкого ветерка, улица постепенно наполняется жизнью. Фатьма слышит гул машин, приветствия редких прохожих, ворчанье старого дворника и вспоминает, как она когда-то говорила своим детям:

— Не будете хорошо учиться — пойдете дворы подметать!

Слава Богу, все получили высшее образование, обзавелись семьями, не всегда прислушиваясь к ее советам… ну что ж поделать — такова жизнь!

По шагам она узнала приближение невестки. Та просыпалась рано, любила послушать музыку на кухне, пока готовится завтрак. Сначала она тихонько напевала что-то себе под нос. Фатьма слышала, как закипает чайник, булькают на печке куриные яйца, достается из нового холодильника сливочное масло и деревенский сыр. Сын любил плотный завтрак и часто по утрам выходил в соседнюю булочную за свежим хрустящим чуреком (хлебом) и лавашом. Севда и дети могли наскоро выпить сладкий чай с долькой лимона и съесть совершенно бесполезный, по мнению Рауфа, йогурт. А вот Фатьма-ханум любила посидеть с сыном за столом, налить ему чай в прозрачный армуды — стакан, протянуть деревенское яйцо, прямо от несушки, с оранжевым желтком, кусочек хлеба, смазанный вкусным маслом и покрытый белым соленым сыром. Любила послушать его рассказы о сложностях современной жизни, кивнуть в знак согласия, совершенно ничего не понимая в его юридических делах, и пожалеть единственного сына, которому постоянно не везет в бизнесе. Эти моменты утреннего счастья женщина любила больше всего, потому что невестка и дети уходили немного раньше и сын ненадолго оставался с ней наедине. Ее сын и ее дом, в котором она чувствовала себя полноценной хозяйкой.

В первые дни после удара, когда сознание путалось, а все мутно-серое, искусно скрываемое, выплескивалось наружу, она как-то сказала, не узнав подошедшую к ней невестку:

— А ты кто такая? Уйди отсюда! Без тебя разберемся! Это мой дом и дом моего сына, а ты здесь — никто!

Сева молча перевернула пожилую женщину на другой бок, как велел доктор, поправила одеяло и вышла из комнаты, успокоив себя ее нездоровьем. Успокоила, не поверив самой себе… Неожиданно дверь тихо приоткрылась, и невестка заглянула в комнату:

— Мама, Вы спите? — тихонько позвала женщина.

Фатьма не откликнулась, притворившись спящей: ждала, когда в комнату войдет сын, ему она будет рада. Никогда и никому не говоря ничего дурного о невестке, она много лет назад сделала так, что все поняли: это не то, о чем она бы мечтала для своего сына. Чувствовала это и сама Сева, но особенности восточного воспитания, основополагающим принципом которого является уважение к старшим, не позволяли ей называть свекровь иначе, чем «мама». Она заботилась о ней, выказывала все знаки положенного внимания, особенно сейчас, когда свекровь приходила в себя после инсульта. Приглашенные доктора хором обещали, что уважаемая ханум быстро пойдет на поправку, требовали не лениться, разрабатывать руку и ногу, постепенно поднимаясь с кровати и увеличивая количество шагов с каждым днем, но Фатьма жаловалась на боль и плохое самочувствие, стремясь продлить свой постельный режим. Путающаяся память должна восстановиться тоже: слава Аллаху, обратились вовремя и удар был несильным. Но Фатьма-ханум с мнением врачей не соглашалась и в минуты просветления обвиняла сына и невестку в том, что те пригласили к ней плохих докторов:

— Вот Филанкес дети вылечили сразу, хорошо за ней смотрят и сейчас. Уже отвезли на дачу, морским воздухом дышит, а я в городской квартире — от жары задыхаюсь! Как могу поправиться?!?

…Через несколько минут, когда уже стало совсем ясно, что семья проснулась и дети наперегонки бежали в ванную комнату, дверь отворилась снова.

— Доброе утро, мама! Как ты спала? — любимое лицо появилось в дверном проеме.

— Слава Богу, неплохо, сынок… только ночью пить хотела, а вода кончилась… вас будить не хотела.

— Ой, мама! Позвала бы, мы принесли!

— Нет, сыночек, я уснула потом, не хотела вас беспокоить. Ты на работе сильно устаешь, а Севда крепко спит.

— Сейчас завтракать будем, я свежий хлеб купил, вчера с района сыр передали и мед хороший, как ты любишь. Тебе помочь дойти до кухни или здесь будешь кушать?

— Боюсь я, сынок, на ногу наступать, не чувствую ее совсем… я бы здесь поела, если Севда принесет.

— Конечно, мама! Сейчас и принесет!

— Пусть я буду твоей жертвой, сынок! Храни тебя Бог… а я думала, что умираю…

— Ну, что! Не говори так, мама! Все будет хорошо! — Рауф подошел и расцеловал сияющую женщину в обе щеки.

Зная, что Сева должна собирать шумных мальчишек в школу, а потом ехать на работу сама, Фатьма-ханум с радостью играла роль немощной старухи и единственное, чем облегчила жизнь молодой женщины — это с ее помощью и с огромным трудом дошла до туалета и сделала все сама. Потом, умытая и довольная, усаженная на подушки, она пожаловалась на холод в ногах и попросила любимые носки. Потом напомнила, что чай любит очень горячий. Сева принесла удобный деревянный поднос на складных ножках и стала кормить свекровь. Правая рука работала, левая бесполезно лежала на кровати и по секрету от всех могла выполнять незамысловатые движения, но во время завтрака Фатьма-ханум позволяла себя покормить, ничем не обнаруживая того улучшения, которое давно обещали врачи. Был и еще один грех: вкусно поесть она очень любила. И такой завтрак, плотный, свежий, доставлял ей массу удовольствия. После того, как третий стакан чая был выпит, памперс на время отсутствия семьи был одет, Фатьма-ханум скупо поблагодарила Севу, поохала и покрякала вслед уходящему на работу сыну и погрузилась в сладкий сон.