По ту сторону

Эль Тури, 2023

История о любопытном сиде по имени Финн Форк из рода джентри, которые, как верили кельты, населяли ранее Ирландию. Финн Форк – сын башмачника, у него нет друзей, но есть способности фантазировать, которые, как позже окажется, и есть его дар видеть сны наяву. Однажды ему в руки попадает книга, в которой рассказывается о загадочных существах из другого мира – людях. У него появляется желание узнать о «человечестве» побольше, чтобы стать первооткрывателем и героем. Когда он узнает, что его мама, которую все считали погибшей, попала в мир людей, желание приобретает конкретную цель – найти вход в Иной мир, чтобы найти и вернуть домой маму.Параллельно развивается история человека, ученика средней школы, который совсем недавно переехал из Лондона в Ирландию – Филипа Мура. Его единственным другом становится девочка-карлица по имени Бет, которая удивительно много знает о мире волшебных существ.Это история о том, как недруги становятся союзниками, а первая влюбленность скрывает тайны....

Глава вторая

Сказка семьи Форк

К тому времени как он выбрался из Хранилища, город накрыли сумерки. То тут, то там, поочередно, загорались городские фонари, а в некоторых домах уже разжигали камин (в сентябре ночами заметно холодало) и из труб начинал струиться сизый дым.

Финн окинул взором открывшуюся ему картину вечернего города и вдохнул воздух полными легкими. Пахло гарью, сырость и… пирогами. Он повернул голову по направлению вкусного запаха. Видимо, в доме эльфов, ближайшем к школе, готовили вкусный ужин. На секунду ему вдруг стало грустно. В их доме давно не пахло пирогами, с тех пор как не стало мамы.

Ему стало одиноко, и даже захотелось вернуться обратно в Хранилище. Финн обернулся, чтобы посмотреть на школу. Укрытое сумеречным сиреневым дымком величественное здание школы возвышалось в центре площади Согласия и тоже казалось одиноким, без света в окнах и привычного крика и топота ног своих многочисленных учеников.

Раньше, много веков назад, это здание принадлежало первым потомкам Богини Дану. И все члены рода первых сидов по мужской линии становились впоследствии Хранителями Огня, то есть ведающими магами. Ходят слухи, что каждый такой Хранитель был с рождения отмечен Богиней в виде восьмилучивой огненной звезды — символа Солнца. Но никто ни разу не видел на теле Хранителей такого символа.

«Интересно, Хранитель Скандлан имеет такую отметину?», — подумал Финн, пробегая взглядом по темным окнам школы. Тогда это доказывало бы его принадлежность к избранным потомкам Богини? Но Финн об учителе знал тоже, что и остальные. Точнее ничего не знал. Никто даже не мог точно сказать, какого он возраста (обычно назывались цифры в 200, а то и в 300 лет, но Финн не верил в это), никто также не знал, в какой момент Хранитель появился и основал в этом здании школу. Но все сходились в одном — мессир Скандлан великий сид, чудотворец и врачеватель. И благодаря ему двери школы открыты для представителей всех семейств Королевства.

Во многом благодаря мессиру Скандлану, школа стала символом Объединенного Королевства. Сюда отправляли учиться самых способных и многообещающих отпрысков эльфов, гномов, лепреконов, гроганов, джентри, само собой, и даже пуков и баньши (хотя последних мало кто мог встретить).

Финн слышал, что в параллельном классе учиться пук по имени Клаус, но сам лично ни его, ни других пуков он ни разу не встречал.

Пуки — самый воинственный и злобный род сидов. Они до последнего не желали примыкать к Объединенному Королевству и подчиняться общим законам. Суеверные сиды считали, что они поклоняются фоморам, а не Богине Дану. И лишь полвека назад первые представители рода пуков, наконец, вступили в Общий Совет.

Но и сейчас большинство пуков отказывались селиться в городских кварталах, предпочитая проживать кланово, зачастую военными лагерями, где-нибудь на окраинах королевства.

Другие же народы Королевства с удовольствием обживали города, занимались хозяйством, строили дома, развивали науки, отправляли своих детей учиться. Объединенное Королевство давно не знало войн и потому процветало.

Оставив здания школы далеко позади, Финн вприпрыжку спускался по широкой улице вниз, которая носила одноименное название с площадью. Вдоль улицы Согласия по обеим сторонам расположились очаровательные домики с разноцветными крышами. Пробегая мимо них, Финн мог, не заглядывая в окна, безошибочно определить, кому принадлежат домики с тем или иным цветом крыш.

Синие крыши украшали дома, в которых проживали семьи эльфов. Умельцы и кудесники эльфы всегда предпочитали праздному отдыху продуктивный ручной труд. Благодаря им, на прилавках продуктовых магазинчиков, которые, как правило, сами эльфы и содержали, всегда были свежие овощи, спелые фрукты. Также у них можно было приобрести лучшую в городе древесину и сено для домашнего скота.

Предпочтение синему цвету крыш также отдавали и альбы, их ближайшие родственники. Их приусадебные участки считались самыми красивыми в городе. Тюльпаны, розы, герберы и многие другие потрясающей красоты цветы цвели у них до поздней осени. Секретами такого волшебства альбы не делились, но охотно продавали другим сидам букеты из своих садов.

Дома джентри выделялись красными крышами и, как правило, принадлежали семьям обеспеченным, образованным и влиятельным. Выходцы таких семей всегда занимали руководящие должности, высокие посты в государственных учреждениях, и прежде других сидов могли учиться на Хранителей или делать военную карьеру. Когда-то прадедушка Финна, Гутор Форк III, построил такой же дом с красной крышей. Он был талантливым полководцем и влиятельной фигурой в городе. Из уважения к его заслугам и заслугам его сына — деда Финна, в честь которого он был назван, их семье позволили сохранить дом с красной крышей. Хотя по мнению городского совета отец Финна занимался не подобающей джентри работой, и к ужасу большинства сородичей, устроил в пристрое дома башмачную мастерскую. Вспомнив об отце, Финн ускорил шаг.

Зеленые крыши принадлежали домам гномов и лепреконов и встречались гораздо реже прочих. Многие из них по-старинке предпочитали селиться поближе к холмам и горным массивам — и до «работы» рукой подать, как они сами любили шутить, и все же какое-никакое, а уединение. Как и пуки, они до сих пор жили кланово. Но несмотря на сохранившиеся традиции, некоторые гномы начинали обживать город и отправлять своих детей в школы наравне с другими сидами. Самые прогрессивные гномы и лепреконы занимали даже руководящие должности в городском совете и других комитетах.

В далеком прошлом многочисленные роды сидов предпочитали выделять себя еще и цветом своих колпаков. Но сейчас различие сохранились только в цвете крыш и редком употреблении таких выражениях, как «Он из синих колпаков», «Красноколпачник» и т.д.

Кое-где встречались дома с крышами серого невыразительного цвета. В них, как правило, обитали семьи других сидов, чья численность значительно уменьшилась в виду вырождения рода и внутренней вражды. К их числу относились кранды, чьи предки долгое время жили в лесах, обустраивая свои жилища прямо в дуплах древних дубов и тисов. Сейчас потомки этого славного рода Хранителей лесов потихоньку перебирались в город.

Еще были баньши. Но их уже много десятилетий никто не встречал. Поэтому род баньши постепенно стал считаться вымершим. Оно и к лучшему, потому что среди суеверных сидов встреча с баньши приравнивалась к несчастью. И Финн мог только догадываться почему.

От чего-то при мысли о баньши ему стало не по себе. Что-то смутно необъяснимое стало беспокоить его. Поэтому, Финн поторопился свернуть в переулок, где располагался его дом.

В сгустившейся темноте очертания дома едва различались. По тянувшейся через весь сад тусклой полоске света Финн догадался, что отец все еще работал в мастерской. Набрав в легкие побольше воздуха, он толкнул дверь в мастерскую и приготовился к неприятному разговору.

В мастерской никого не было. В камине горели поленья, освещая и согревая все помещение. Возле окна на рабочем столе отца стояла зажженная лампа, кое-где лежали остатки цветной материи, с воткнутыми в нее портняжьими иглами. В центре, ближе к камину, на небольшом постаменте возвышался железный сапог или, как еще его называл отец, сапожья лапа, — металлическая конструкция, имитирующая форму ноги. На ней отец обычно подбивал обувь, прибивал подметку.

Финн решил пройти на кухню, а потом заглянуть в комнату отца на втором этаже. Убедившись, что того нигде нет и на ходу перехватив пару кусочков холодного ужина, оставленного на кухонном столе, Финн спустился обратно в мастерскую. Удобно устроившись в рабочем кресле отца, он решил дождаться его здесь. Слушая, как трещат догорающие поленья в камине, Финн не заметил, как задремал.

«В роду твоего отца бытует легенда, о которой он не любит вспоминать, но я тебе расскажу ее, мой цыпленок, потому что она волшебная».

Мама заговорщицки склонилась к нему и чмокнула его в макушку. Они сидели в обнимку на кресле, и от нее приятно пахло цветами. Она любила их выращивать в своей оранжерее. Поговаривали, что сами эльфы завидовали их красоте. А он любил маму и считал ее красивее всех цветов в мире. Больше всего ему нравилось, когда она рассказывала о чем-то волшебном. Как сейчас.

— Волшебная-преволшебная? — уточнил маленький Финн.

–Волшебнее не бывает, — кивнула мама.

— Элиаф, дорогая, не стоит на ночь пугать малыша. — В комнату заглянул отец и по его сдвинутым бровям Финн догадался, что тот крайне не доволен. — Тем более это выдумки, которыми не стоит подкреплять и без того буйную фантазию нашего сына. Вчера старший О’Кроли жаловался, что Финн сильно напугал их сына рассказами о двуногих чудовищах из другого мира. Подумать только, двуногие чудовища…. это же надо придумать такое.

— Ничего страшного в истории твоей семьи нет. Как и вымысла? — Элиаф пожала плечами и улыбнулась мужу. — И то, что у О’Корли растет трусишка, совсем не значит, что мы должны наказывать нашего сына за хорошее воображение.

— Хочу страшную историю! — потребовал малыш. — Волшебную и страшную!

— Вот видишь, — она снова улыбнулась мужу, — твой сын не трусишка.

Отец махнул рукой.

–Ладно. Я не могу спорить с вами обоими.

Элиаф послала мужу воздушный поцелуй.

— Ты можешь сесть с нами и тоже послушать. Уверена, из меня рассказчик лучше, чем из твоего деда.

Форк старший рассмеялся и решил удобно устроиться на диване напротив них.

«Когда твой отец был в том же возрасте, что и ты, мой цыпленок, его дедушка Гутор Форк рассказал ему одну интересную историю, приключившуюся с ним в детстве»

— Гутор Форк III, — Финн перебил маму и гордо добавил, — герой Срединной войны, у него было много медалей за отвагу и доблесть. Папу назвали в честь него.

–Верно, сынок! — отец улыбнулся.

— Ох, мужчины, — притворно всплеснула руками мама, — только и разговоров о медалях да подвигах. Попрошу не перебивать меня.

Итак, однажды маленький Гутор, твой прадедушка, отправился гулять к Серому Озеру. Да-да, к тому, что находится на окраине города. Гулять там не разрешалось, и многие взрослые боялись отпускать туда своих детей и ходить к озеру самим. Сейчас там от озера и осталось что одно название да небольшое болотце.

Но тогда это было священное место, которое местные жители обходили стороной, так как считали, что там живут баньши. Много веков сиды избегали встречи с баньши, верили, что те приносят несчастье и забирают с собой в другой мир лучших из лучших».

— В какой другой мир? — голос малыша задрожал от предвкушения.

— Мир боли и слез. Страшный мир!

— Элиаф! — вскричал Гутор Форк.

–Что, разве ты не веришь, что существует мир, где все страдают?

–Не важно, во что я верю. Ребенку об этом мире знать зачем?

–Дорогой, — примирительно сказала она, — моя мама мне рассказывала такие истории, когда я была младше нашего сына. Я хочу, чтобы и Финн знал, что мир сидов не единственный. Богиня Дану родила и других детей.

— Даже если и так, — терпеливо начал Гутор, — и Великая Богиня дала начало не одному народу, ты никогда не задумывалась о том, почему наши миры не сообщаются. И почему большинство сидов не верят в существование иных? Возможно, таким образом, нас уберегают. Все новое и непознанное таит в себе опасность.

— Я начинаю думать, уж не ты ли отец трусишки О’Кроли… — раздраженно вспыхнула Элиаф. — Пусть наш сын сам выбирает, во что ему верить. Позволь мне рассказать ему то, что знаю я.

— Я не хочу спорить из-за пустяка. Но тебе не кажется странным, что историю моей семьи рассказываешь ты? Все-все, умолкаю, — сказал Гутор, заметив гневный взгляд жены. — Рассказывай свою волшебно-страшную историю, я тебе больше не помешаю.

— Хорошо, спасибо. Так, на чем я остановилась?

— На мире боли и слез, — хором ответили ей отец и сын.

— Да, именно! Считалось, что баньши знают проход в этот мир. Поэтому встреча с ними грозила опасностью оказаться там навсегда. А никто из жизнелюбивых и радостных сидов не желал попасть в мир страданий. Поэтому места рядом с Серым Озером избегали.

Твой прадед был не из робкого десятка. Он поспорил со сверстниками, что искупается в том озере и вернется домой целым и невредимым. Он не верил в россказни стариков о баньши и тайнах, спрятанных на дне Серого Озера. И он отправился туда совершенно один.

Сняв ботинки и одежду, Гутор нырнул в озеро с головой, проплыл несколько метров и повернул обратно к берегу. Вода была очень холодной, и он постепенно начал замерзать. И вдруг он почувствовал, как что-то невидимое стало сковывать его ноги. В какой-то момент он не смог больше плыть, его тело онемело от холода и ужаса. Он стал тонуть и попытался позвать кого-нибудь на помощь, но горло было словно схвачено чьей-то неумолимой хваткой. Погрузившись под воду, он не переставал бороться. Мысленно он взывал к Великой Богине и просил послать ему помощь. Его вера была так сильна, что вскоре он почувствовал, как кто-то схватил его за руки и потянул наверх. В себя он пришел уже на берегу. От холода он не чувствовал ни рук, ни ног. Его зубы стучали не переставая. А рядом с ним….»

Мама сделала паузу и обвела слушателей таинственным взглядом. Финн замер в кресле рядом с ней, с широко раскрытыми глазами, в которых смешалось и страх, и любопытство, и детский восторг. Старший Форк сидел на диване, закинув ногу на ногу и понимающе ей улыбался. Удовлетворенная произведенным эффектом, Элиаф продолжила:

— А рядом с ним сидела девочка. Такая хрупкая, с прозрачной нежной кожей, отливавшей слабым зеленым светом. Ее волосы струились по плечам, словно покрывало сотканное из ниток солнечного света. А глаза… Ее глаза были не похожи на глаза сидов, они переливались ярким зеленым цветом, а зрачок был узким, как у змеи.

— Ох, — послышался восхищенный вздох из глубины кресла.

— Да, мой цыпленок, она была необыкновенной. Твой прадед был заворожен и не мог поверить своим глазам. «Кто ты?», — спросил он у невиданного существа. «Та, что спасла тебя», — был ему ответ. И голос ее был подобен легкому ветерку, который даже рябь на воде не создаст, настолько он был тих и нежен.

— Ты баньши? — Гутор побаивался ее, но виду старался не показывать.

— Да. А ты джентри и зовут тебя Гутор.

— Откуда ты знаешь? — Его тело стало согреваться, но вот перестать стучать зубами он никак не мог.

— Я все о тебе знаю, — скромно сказала баньши и положила руку на его грудь. Он почувствовал как жар, который исходил из ее ладони, стал заполнять его изнутри, обволакивая теплом каждый мускул, каждую клеточку тела. Зубы перестали стучать, и Гутор почувствовал расслабление во всем теле и легкую усталость. Но вопросы не давали ему покоя.

— Но откуда ты все обо мне знаешь? — спросил он.

— Я прочитала твои мысли. Когда ты тонул, ты обо всем успел подумать. Например, ты не любишь тетушкины пироги, скучаешь по отцу, больше никогда не заключишь ни одного спора и что ты находишь меня красивой, но при этом очень боишься.

— Не боюсь, — меньше всего он хотел выглядеть трусом в глазах своей спасительницы. — И я очень благодарен тебе за спасение. Правда! Просто я немного сбит с толку. Все считают, что баньши не спасают, а наоборот…

— Губят? Похищают? — ее голос по-прежнему был тих, а лицо оставалось непроницаемым.

— Перестань, пожалуйста, читать мои мысли, — ответил Гутор. — Я могу сам ответить на все твои вопросы.

— Хорошо, тогда скажи, кто так считает?

— Сиды.

— Ты тоже так считаешь? — грустно спросила она. Ее кожа перестала светиться, волосы чуть потускнели, а зрачки приняли обычную для сидов форму. На глазах у изумленного Гутора она превратилась в обыкновенную девочку-сида.

— Нет… Теперь нет. Ты же спасла меня. Мне жаль, что я расстроил тебя.

— Я не расстроена из-за того, что ты сказал. Ведь это правда. Иногда мы вынуждены, — она запнулась, — делать то, что все о нас говорят. Такова наша природа.

— Тогда… тогда из-за чего? — осторожно спросил он, стараясь не подавать виду, что ее слова насторожили его.

— Баньши — сиды. Мы такие же, как вы, как гномы, эльфы, джентри и прочие. Но живем уединенно, так как другие нас бояться и не принимают. Мама говорит, что это даже хорошо. Так мы можем продолжать творить свою магию и выполнять предназначение. — Она задумчиво чертила пальчиком по земле, но вдруг спохватилась.

— Обещай, что никто не узнает, что я спасла тебя. Никто не должен знать. И о том, что ты меня видел. Пусть все продолжают по-прежнему бояться ходить сюда. Пообещай! — затараторила она.

Немного сбитый с толку жаркой речью девочки, Гутор дал обещание.

Воцарилось неловкое молчание, во время которого он никак не мог перестать разглядывать ее. Сейчас баньши не казалась пугающе необычной, скорее наоборот, обыкновенная девочка, такие же, как и те, что учатся с ним в школе, только более красивая. Она нравилась ему. От собственных мыслей Гутор густо покраснел, вспомнив, что она легко может их прочесть. Но взгляд ее зеленых глаз — она тоже, в свою очередь, разглядывала его — оставался совершенно спокойным.

–Тебе пора, — просто сказала она. И это стало сигналом.

Вскочив на ноги, Гутор стал лихорадочно натягивать одежду. Неловко справляясь с пуговицами на рубашке (после пребывания в ледяной воде пальцы еще не до конца приобрели былую гибкость), он боялся посмотреть или подумать о ней лишний раз.

— Можно я приду сюда завтра? — неожиданно для себя выпалил он. И немного подумав, добавил: — Я хочу дружить с тобой. Обещаю, об этом никто не узнает.

Теперь пришла очередь покраснеть баньши.

— Мне приятно слышать это. Спасибо тебе. Но, — она грустно покачала головой, — баньши не общаются с другими сидами. Мне не разрешат дружить с тобой.

— Почему? Я джентри, я из хорошей семьи. И не боюсь вас.

— И еще очень любопытный, — заулыбалась баньши.

— Пусть так, — согласился юноша, — Скажи хотя бы, как тебя зовут?

— Тея.

— Тея… — Повторил он. — Могу я задать тебе еще один вопрос, Тея?

Она заразительно рассмеялась. Ее смех колокольчиком зазвенел в воздухе.

— Ты только и делаешь, что задаешь вопросы, любопытный джентри, с тех пор как я вытащила тебя из воды. — И посерьезнев, добавила: — Не заставляй меня сожалеть о содеянном.

Гутор насупился и, нагнувшись, стал молча завязывать шнурки на ботинках.

— Не обижайся, — легким движением руки она тронула его спину. — Если хочешь знать, у меня тоже есть к тебе вопрос.

— Какой? — встрепенулся он.

— Скажи, что это такое — «школа»? И не обижайся, что я случайно подслушала, как ты думал об этом.

Радостный возможностью открыть для нее что-то новое, Гутор пустился в долгие и красочные описания места под названием «школа». Он рассказал, как замечательно в ней учиться и заводить друзей. Ему так хотелось поразить эту странную девочку своим миром, увлечь ее, что ему порой просто не хватало слов от переполнявших его эмоций.

Тея слушала не перебивая. Иногда в ее глазах вспыхивали ярко-зеленые огоньки.

— Спасибо тебе, джентри Гутор, — тихо сказала она, когда он закончил свой рассказ. — Мне понравилась твоя «школа». И ты мне тоже понравился. Я согласна ответить на твой последний вопрос, но после этого ты уйдешь и забудешь о том, что слышал и видел.

Гутор спросил то, о чем боялись думать другие:

— Какой тайной магией обладают баньши, которая заставляет их жить уединенно и сторониться других сидов.

И тогда он и узнал, что баньши прямые потомки Богини по женской линии, призванные жить на стыке миров и являться сидам и существам из другого мира «возвещая». Когда баньши возвещали — они представлялись «избранному» в виде прекрасных женщин или безобразных старух, в зависимости от того, каких поступков в жизни избранного было больше — хороших или плохих. И тогда «избранный» совершал переход из одного мира в иной.

— Вы называете этот переход — смертью. Мы же — магией Богини. И служат этой магии только женщины. Среди баньши нет мужчин.

— Как же вы тогда…, — Гутор запнулся и густо покраснел, — как же ваш род продолжается?

— Раз в десять лет баньши выходят к сидам в привычном для вас обличии, сходятся с лучшими из лучших и тем самым наш род продолжается. Бывает, что баньши может забрать с собой понравившегося мужчину, но тогда ему приходиться жить сразу в двух мирах, а это губительно сказывается на продолжительности его жизни.

— А ты забрала бы меня с собой, будь я взрослым и лучшим из лучших?

— А ты бы хотел этого? — смущенно спросила Тея.

— Да, хотел бы.

Девочка заулыбалась и закивала в ответ.

— Мне пока рано думать об этом. Мой возраст еще не достиг семидесяти полных лун.

— Семьдесят лун? Но это же старость! — поразился Гутор, который совсем недавно только достиг одиннадцатой полной луны.

— Мы живем дольше обычных сидов. Мы вечны как сама Богиня. И в праве сами выбирать время своего перехода в иной мир. И хватит задавать вопросы. Ты и так теперь знаешь больше, чем любой другой сид в этом мире. Но ты должен поклясться, что забудешь наш разговор и больше никогда о нем не вспомнишь. Иначе старшие из моего рода не успокоятся, пока не заберут тебя в другой мир. Забудь о нашей встрече и живи полной жизнью, джентри Гутор, лучший из лучших.

Тея отступила на шаг. Потом еще на шаг. Ее кожа вновь стала прозрачной и наполнилась зеленоватым светом, как в начале знакомства.

— Мы когда-нибудь встретимся еще?

Баньши грустно улыбнулась неугомонному джентри и покачала головой.

— А если я обещаю, что стану лучшим из лучших?! — его голос наполнился отчаянием, он не хотел ее терять.

Тея медленно отступала назад. Ее горящий взгляд уже ничего не выражал. Сделав еще один шаг, она оказалась у самой кромки воды, и тогда ее окутал густой туман, и она исчезла.

Гутор еще долго бегал по берегу, звал ее, заходил в холодную воду, не раздеваясь, пытался плыть, но ничего не происходило — он только еще больше замерз в промокшей насквозь одежде.

— Баньши по имени Тея ушла навсегда. Возможно, в другой мир, тайну о котором призвана хранить из века в век, — закончила свой рассказа Элиаф.

Маленький Финн тихо посапывал во сне курносым носиком, лишь реснички вздрагивали то и дело, словно он смотрел продолжение волшебной истории.

— У тебя получилась настоящая история любви, — сказал ее муж.

— Да, — прошептала она, укладывая ребенка удобнее в кресле и присаживаясь к мужу на диван. — Какая история может сравниться по волшебству с историей любви?

— Ни одна, — согласно кивнул муж.

— Мне лишь остается только надеяться, — тихо пропела Элиаф, — что мой муж, Гутор Форк IV, способен любить также пылко как его дед.

— Даже сильнее, потому что ты — настоящая, — улыбаясь, он прижал ее к груди. — Моя самая настоящая волшебница.

— Сын, просыпайся! — голос отца изменился до неузнаваемости. Он был суров и совсем не боялся потревожить его сон.

Чары рассеялись. Перед сонным взором Финна, в рабочем халате, который он одевал в мастерской — а в последнее время и вовсе перестал снимать — стоял отец. Его волосы были взъерошены, лицо казалось бледным, а глаза выражали усталость и грусть.

Этот Гутор Форк разительно отличался от своего образа во сне. Но именно таким Финн и привык его видеть: суровым, немногословным, неопрятно одетым и всегда в мастерской.

— Завтрак на кухне. Иди, умывайся и ешь. Я написал письмо тетушке Мейв. Завтра она приедет, чтобы заботиться о тебе. А сейчас вставай, мне нужно работать, — Форк старший говорил сдержанно и по делу, словно вел учет своим портняжьим иглам, а не разговаривал с сыном.

— Но я не хочу, чтобы приезжала тетя Мейв! — вспылил Финн.

Конечно, он любил тетушку. Она приходилась родной сестрой его матери. И первые годы после ее смерти заботилась о нем. Но с тех пор, как ему исполнилось двенадцать полных лун, и он пошел в школу, он больше не хотел, чтобы над ним как наседка кудахтала тетя Мейв, закармливала своей стряпней и контролировала каждый его шаг. Он достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе самому.

— Это не обсуждается, — сказал отец, поворачиваясь к рабочему столу и перебирая на нем свои изделия. — У меня совершенно нет времени выслушивать твои капризы, а также разыскивать тебя по ночам. Мейв присмотрит за тобой, а я буду избавлен от необходимости волноваться за тебя.

— Так не волнуйся. Я достаточно самостоятельный, — вспыхнул Финн и тут же пожалел, когда наткнулся на гневный взгляд отца.

В сердцах бросив кусок ткани, который он до этого рассматривал, Гутор Форк обернулся к сыну и вскричал:

— Не достаточно! И пока ты живешь в моем доме, будешь подчиняться моим правилам. И где, скажи на милость, тебя вчера носило весь вечер? Ты не вернулся к назначенному времени. Я вынужден был бросить свою работу и отправиться на твои поиски.

— Ты любишь только свою работу! — закричал Финн и, слезы предательски выступили на глазах. — А меня ты совсем не любишь.

Хлопнув дверью, он выскочил из мастерской. Но прежде чем дверь закрылась, он сумел расслышать последнюю фразу отца.

— Но при чем здесь любовь? — растерянно спросил он.

Зарывшись головой в подушку, Финн кричал в нее и бил кулаками по кровати. Отец ничего не понимает, он совсем далек от того, чем живет Финн. Он башмачник, и кроме башмаков и его больше ничего не интересует в жизни. Даже собственный сын. Ах, если бы мама была рядом!

Обиженный на весь мир, Финн еще долго всхлипывал и колотил кровать, пока не затих, снова провалившись в сон. А к вечеру у него поднялась температура.