Марья-орешница

Эль Енот, 2020

Максим Колосовский – человек дела, воплощенный реалист и позитивист. Встретившейся на его пути ведьме не сломать его боевого духа. Но за спиной ведьмы есть кое-что пострашнее…

История имеет больше точек соприкосновения с реальностью, чем хотелось бы автору.

I

От Вымярекова до райцентра было 8 километров напрямую через лес и 11, если по дороге. На картах оно значилось как село, но в действительности представляло собой крохотную деревеньку в две улицы с развалившейся церковью посередине. Главной достопримечательностью деревни наряду с остовом храма было большое кладбище, подползающее к крайнему дому: по густонаселённости оно значительно превосходило саму деревню. До революции был в Вымярекове барский дом да три мельницы, после — колхоз, ферма с конями и клуб, а сейчас не было ничего. Зарастали поля, разваливались дома, заколоченным стоял магазин, в зарослях бузины опытный взгляд мог различить остатки стен, сложенных из красного кирпича, — догнивала школа.

Пока можно было уехать, люди уезжали. Кто в соседнее село, кто в райцентр, кто — таких было мало — добирался до областного города. Люди уезжали, чтобы никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах не возвращаться. От Вымярекова веяло жутью.

Эти сведения предприниматель Максим Колосовский получил от местного краеведа-энтузиаста Матвея Серафимовича в ответ на запрос о туристической привлекательности малого озёрного края. Колосовский разыскивал подходящее село, где должны были воплотиться в жизнь его грандиозные планы: экотуризм, катание на лошадях, купание, грибная охота, бани, чаи на травах — и всё это за хорошие, очень хорошие деньги, которые благодарные туристы принесут ему, благодетелю, с поклонами и приседаниями.

За дело Колосовский взялся энергично. Он определил для себя требования, которым должен соответствовать его рукотворный рай, и взялся за поиски подходящего местечка. Решив раньше времени не дразнить гусей в местных администрациях, Максим, как ему самому нравилось думать, пошёл в народ. Основательно изучив краеведческие сообщества ВКонтакте и Одноклассниках, он выявил районную интеллигенцию и написал всем поимённо с нижайшей просьбой «поспособствовать», проявив при этом немалый дар убеждения. Расчёт оказался верным. Краеведы обрадовались ему как родному: надежда на возрождение дорогих их сердцам сёл заставила ревнителей старины искать информацию не за страх, а за совесть.

Увы, полученные сведения не обнадёживали. Серафимович добросовестно, с нежностью и даже какой-то гордостью описывал состояние сёл, и везде звучал один мотив: разруха, разруха, разруха.

Колосовский не привык отступать перед трудностям, но отчёт Серафимовича обескуражил и его. Он растерянно покусывал дужку очков, когда в замочной скважине заскрипел ключ и через минуту в комнате оказалась Алёна.

Колосовский знал Алёну год и никак не мог привыкнуть к её умению двигаться абсолютно бесшумно. Доходило до смешного: он смотрел на её походку и потом, вечерами, пытался повторить движения. Бесполезно. Как бы он ни напрягал мышцы, как бы мягко ни ступал, его было слышно. Алёна двигалась, словно тень. Колосовский мог почувствовать её запах, мог увидеть боковым зрением силуэт, но слух будто изменял ему, если Алёна оказывалась у него за спиной.

— У, ведьма, — засмеялся он, — летишь на помеле со своего истфака?

— Есть хочу, — неопределённо ответила Алёна. Вот и пойми её: то ли да, то ли нет. Впрочем, какая разница?

Колосовский открыл Яндекс-карты и углубился в изучение. Дороги, подъездные пути, водные объекты… Алёна в кухне шумела водой и хлопала дверью холодильника.

— Мааакс!

— Ммммм?

— Макс, у нас сегодня на семинаре Ленка рассказала, что её дед ещё в советские годы клад нашёл, представляешь! Монеты старинные, украшения, оружие — саблю, что ли.

— Ну и что?

— А то! Это как раз в районе, который ты для бизнеса присмотрел. Название у деревни смешное такое. С Крупской связано. Как же его?.. Крупово, Кропово, Коропово…

Колосовский увеличил масштаб карты. Никакого Крупова, а также Кропова и Коропова не было и в помине. Но клад — это уже интересно. Там, где один клад, может быть и второй. Хотя дело даже не в этом. Клад — значит история, а где история, там легенды. Гораздо легче продать людям пустырь с прошлым, чем просто пустырь: покупают не место, покупают эмоции — основной закон туристического бизнеса. Поэтому фраза Алёны его всерьёз заинтересовала, и пока она уминала ужин, он тщательно изучил весь район. Ничего.

— Алён? Крупова нет.

Она подлетела к нему, прищурилась и принялась изучать карту. Поблуждав взглядом по Залесью, Бабникову и Соснихе, уверенно ткнула пальцем:

— О! Вот оно.

Колосовский присмотрелся. Указующий перст упёрся не во что иное, как в Вымяреково.

Связь с Крупской осталась для Максима загадкой.

II

До деревни добрались без приключений. У Вымярекова был один плюс. Всего один, зато неоспоримый: к нему вела асфальтированная дорога. Точнее, не дорога вела к нему, а село находилось около дороги, так что даже навигатор не понадобился. У поворота на село красовалась облезлая вывеска с загадочной надписью «вхо… ни… Кр…й». Колосовский уважительно хмыкнул, увидев, что село с трассой соединяет узенькая полоса асфальта. Ах да, «ферма с конями» — он вспомнил неуклюжую формулировку Серафимовича и улыбнулся.

Дорога вела к церкви и возле неё же заканчивалась. Колосовский припарковал специально приобретённую для езды по бездорожью «Ниву», вышел и огляделся.

Широкая улица. Кое-где дома явно жилые, но людей не видно. Крыша церкви поросла травой и маленькими чахлыми берёзками, возле стен — кусты и заросли крапивы. Общее состояние — жизнь через силу, зато комарам раздолье. Мда.

Колосовский обошёл машину, открыл дверь для Алёны и подал ей руку. Она шмыгнула носом и выбралась наружу.

— Электричество есть, отопление печное, — она кивнула на поленницу, аккуратно сложенную у сарая. — Водопровод? Сомневаюсь. Надо найти местных. Ленка рассказывала про какую-то знаменитую старуху, живущую на краю села. Пойдём поговорим с ней.

— Если она ещё жива, — невесело усмехнулся Колосовский.

Он поднял голову: над торчащими на месте куполов палками стояли тяжёлые тучи. На миг ему показалось, что он здесь уже был и всё это видел и до смертной тоски, до волчьего воя знает. Вдалеке гавкнула собака, и наваждение спало.

— Пойдём.

За церковью асфальта не было, и дорога расходилась змеиным языком в разные стороны. Поколебавшись, Колосовский выбрал левую тропу и пошёл по ней. Алёна замешкалась у церкви, но теперь догоняла его.

— Как хоть зовут твою старуху? — не оборачиваясь, спросил Колосовский.

— Чтоб я помнила, — хмыкнула Алёна.

— Ну, и как мы её найдём?

— Как-нибудь, — беспечно отмахнулась Алёна.

Колосовский пожал плечами и продолжил путь.

III

Найти старуху оказалось проще, чем он предполагал. Они добрались до самой окраины села, не встретив ни одной живой души (Колосовскому хотелось думать, что причина — рабочий день и вечером тут будет оживлённее). Рядом с крайним домом стоял чёрный обгорелый костяк, в котором угадывались останки ещё одной избы. Колосовский хотел было возвращаться, как вдруг ни с того ни с сего его левая нога предательски подвернулась и он, едва сдержав ругательство, осел на землю. Здесь-то и появилась в двери прямая как палка и древняя как смерть старуха.

Она неприязненно посмотрела на Максима и присевшую рядом Алёну и прокаркала:

— Журналисты? Или эти… блогеры?

— Туристы, — в тон ей ответила Алёна.

— И чего вам надо, туристы? — старуха явно издевалась.

— Клад ищем, — огрызнулся Колосовский, — хотели вот у вас спросить: где тут сокровища зарыты?

Он попытался встать и понял: шансов нет. Подвернуть ногу на ровном месте — такого с ним ещё не случалось, но желания раздумывать о причинах этого любопытного феномена не было. В машину — и скорее в город, к травматологу. Колосовский попросил Алёну дойти до церкви и подогнать «Ниву» к нему: добраться до неё самостоятельно не было никакой возможности. Алёна убежала, а он сам попытался сесть с достоинством: не хотелось показывать слабость старухе, которая и не подумала уйти, а стояла на крыльце, прислонившись к косяку, и смотрела на него без тени сочувствия. Алёны не было дольше, чем он ожидал, а потом Макс увидел: она не ехала — шла по дороге.

— Представляешь, не заводится. Смотрю: бензин слили. Сколько нас не было — минут 15? Вот за это время успели. Ууу, сволочи.

Понятно. Вымершая деревня оказалась очень даже живой. За занавесками кто-то стоял и смотрел, бензин кто-то слил и сделал это весьма проворно. Доброе местечко.

— Вызывай такси, мне в травму надо.

Алёна достала телефон и стала набирать номер. Старуха стояла и смотрела, кажется, даже не мигала. Связи не было. Колосовский попробовал вызвать сам — безуспешно. Вечер переставал быть томным. Старуха засмеялась.

— Что, голуби, думали, всё в жизни для вас? Ан, нет, выкусите. У нас тут если раз в неделю связь ловит, почитай, большая удача.

Без паники, сказал себе Колосовский. В конце концов, до райцентра (поселок городского типа, население три тысячи человек) всего 11 километров. В паре километров отсюда — трасса, можно поймать автобус. Не тайга. Медведей нет, не сожрут. Разве что комары всю кровь выпьют. Он невесело усмехнулся. Придётся просить старуху о помощи.

— Простите, бабушка, у вас костылей не найдется? Мне бы только до дороги дойти, а за сохранность не беспокойтесь, я вам их непременно верну.

Уже заканчивая фразу, он понял: не даст. Даже если и есть у неё костыли — не даст, ведьма. Предчувствие его не обмануло.

— Костылей у меня отродясь не бывало. Вот ещё. Я, чай, на своих ногах хожу.

— Бабушка, простите, не знаю вашего имени-отчества, — вступила в разговор Алёна, — а можно мы в дом пройдём, чтобы Максиму на земле не сидеть. Пожалуйста. Мы ничего не украдём, вы не волнуйтесь, нам просто решить надо, как отсюда выбраться.

— Выбраться? — недобро сощурилась старуха. — Это, голуби мои, не так-то просто. Ладно, заходите, приехали тут на мою голову, туристы.

Не переставая ворчать, она спустилась с крыльца что-то уж слишком бодро для своих… скольких, кстати? В первый миг Колосовский был готов поклясться, что старухе лет девяносто, но двигалась она на удивление легко. Да и силы в её костлявых руках оказалось ой как немало. Вдвоем с Алёной они помогли ему встать, и он, опираясь на одинаково худые плечи и припадая на ногу, похромал в дом.

IV

Дом со старухой явно жил душа в душу и был чем-то неуловимо похож на хозяйку. Старый, но ещё крепкий, аккуратный палисадник перед окнами, голубая дверь, крыльцо в две ступеньки, которые скрипнули, когда Максим шагнул на них, внутри прохлада и запах трав. Его провели в маленькую боковую комнату, где из мебели была железная кровать, сундук, а на стене ковёр с оленями, траченный молью. Пока Алёна благодарила бабку, Максим с облегчением опустился на кровать. Боль в ноге не унималась, наоборот, становилась всё злее. Растяжение? Вывих? Перелом? Как не вовремя!

— Ну-ка, голубка, поди сюда, подсоби старухе. Я, чай, вас обслуживать не нанималась, — старуха чем-то гремела, и по дому распространялся слабый запах щей.

Значит, покормит. Ну, чисто баба Яга. Накормит, напоит, в баньке попарит, а потом и съест.

Колосовский удивился сам себе. Сколько лет он не вспоминал сказки? Лет двадцать? А тут на тебе — в лирику подался. Чудеса.

На улице меж тем как-то резко стемнело, поднялся ветер и пошел дождь. Сперва мелкий, он все усиливался и усиливался, пока не превратился в настоящий ливень.

Вошедшая в комнату Алёна несла в руках тарелку зелёных щей, щедро сдобренных сметаной. Она поставила её на сундук, поцеловала Макса в щёку и примостилась рядом на кровати.

— Марья Гавриловна говорит, что дождь теперь до утра. Но нам с тобой бояться нечего: она разрешает переночевать, а утром я доберусь до райцентра и найду тебе врача и бензин.

— Значит, Марья Гавриловна? Ты, я смотрю, подружилась с этой грымзой.

— И совсем она не грымза, — обиделась за новую знакомую Алёна, — грымза бы нас в дом ни за что не пустила, сидели бы сейчас под дождём.

Максим представил себе эту картину и поёжился. Да уж, старуха хоть и похожа на заплесневевшую корку, а всё же сделала для них доброе дело. Колосовский попросил Алёну позвать бабку к нему в комнату и, когда она пришла, принялся её благодарить.

— Марья Гавриловна, спасибо вам огромное, — он достал из бумажника несколько купюр и протянул их старухе, — это вам за доставленные неудобства. Завтра же мы постараемся уехать.

Пока он говорил, лицо старухи неуловимо менялось — и менялось не в лучшую сторону.

— И во сколько ты, милок, мою доброту оценил? В полторы тысячи? Да ты, барин, щедр.

Колосовскому стало стыдно. Он торопливо открыл бумажник и достал ещё две тысячи.

— Марья Гавриловна, возьмите ещё, пожалуйста. Больше, к сожалению, не могу — нам нужно будет купить бензин, добраться до города — сами понимаете… Да я и не рассчитывал на такие приключения, не взял наличку. А банкомата здесь, как я понимаю, нет?

Старуха не шелохнулась. Вид протянутых ей денег, казалось, не затронул в ней никаких чувств. Колосовский почувствовал себя глупо. Поняв, что краснеет, он убрал деньги.

— Может быть, я мог бы отблагодарить вас как-то иначе? Не стесняйтесь, пожалуйста. Я, конечно, не олигарх, но в средствах не стеснён, и как только мы в Алёной окажемся в городе…

Старуха вздохнула.

— Откуда вы только берётесь, не олигархи? Ну, сам посуди: зачем мне твои деньги? В автолавке кутить? Вместо одной буханки хлеба две приобрести? М? Нет, хочешь отблагодарить — благодари по-настоящему, а не так — подачкой.

— Что вы хотите? — Максим постарался говорить как можно более ровно и вежливо.

— Хочу? Ну, перво-наперво, знать, какая нелёгкая вас сюда занесла. А во-вторых, плетень мой видал?

Максим попытался вспомнить. Плетень? Плетень?

— В том-то и дело, что не видал. Нету плетня-то. Вот ты мне его и поставишь.

— Марья Гавриловна, я бы рад, но, видите ли, я так неудачно подвернул ногу, что сейчас совершенно не способен не то что плетни ставить — до машины дойти.

А был бы способен, добавил он мысленно, не сидел бы сейчас у тебя.

Марья Гавриловна криво усмехнулась и потребовала предъявить ногу на, как она выразилась, опознание. Страдальчески морщась и стараясь не прикасаться к начавшей распухать лодыжке, Колосовский принялся искать возможность пристроить ногу так, чтобы её не приходилось держать на весу, пока старуха будет «опознавать» многострадальную конечность.

Она осмотрела ногу, скрылась в недрах дома, откуда вернулась с бинтом и наложила тугую повязку, затем принесла «Ибупрофен» и стакан воды.

— До свадьбы заживёт, — констатировала старуха с видом человека, точно знающего, когда у Максима свадьба. — Ладно, отлёживайся. Дней 10 тебе лежать. Мне пока Алёна помогать будет.

Лежать десять дней у чужой бабки совершенно не входило в планы Макса, и он принялся протестовать.

— Нет-нет, Алёна завтра доберётся до райцентра, и мы уедем. Мы не можем так сильно злоупотреблять вашей добротой.

— До райцентра? Ну-ну. И что ж ты будешь делать в том райцентре? А? Небось, доктора сюда повезёшь да канистру бензина?

Алёна неуверенно кивнула.

— Ну, иди, иди в райцентр, кто ж тебе запретит? Вот только идти придется пешочком, потому как по радиву объявляли, что из-за поломки автобуса ещё неделю не будет. А придёшь в райцентр, беги бегом к фельдшеру: у него как раз запой должен начаться. То-то он в состоянии тебе помочь будет, то-то он тебя вылечит. И бензин. Бензин ты, конечно, покупай, только если не дойдёшь досюдова — не обессудь, вина на тебе, не на Марье Гавриловне.

— Почему не дойду? — резко осипла Алёна.

— Да так. Пошаливают в лесах-то. Нет, ты представь: девка, городская, красивая, покупает канистру бензина и идёт с этой канистрой одна-одинёшенька по дороге. Кругом лес, так что на помощь, если что, медведя зови. Или волков. Больше тебе никто не поможет. Канистру у тебя отберут как пить дать. Могут и деньги отнять. А чтоб ты не брыкалась, дадут легонько по темечку, да и поминай как звали. А тебе, я так думаю, много не надо. Так что если окочуришься — пеняй на себя.

— Вы, Марья Гавриловна, меня не пугайте… — начала было Алёна, но голос у неё предательски дрогнул.

— А чего мне тебя пугать? Мое дело предупредить, а дальше — поступай как знаешь. Пойдём. На полатях спать будешь.

И старуха, забрав тарелку, ушла.

V

Ночь была для Колосовского неспокойной. Сперва он долго обдумывал создавшееся положение, то злился на не вовремя подвернувшуюся ногу, то горько смеялся над иронией положения. Заснул лишь под утро. Во сне видел странное: клубится туман, висит то ровным саваном, то вьётся рваными клочьями, а сам он, предприниматель Максим Колосовский тридцати трех лет от роду, пробирается по мёртвому лесу, который неизвестно где начался и неизвестно когда закончится. И страха будто бы нет, но всё ближе и ближе к горлу поднимается тоска и безысходность.

Из сна его вырвал собачий лай. Чья-то Жучка истошно костерила на все корки мироздание, свою собачью жизнь и хозяев, от которых ласки нет — одни корки да пинки.

В дверь заглянула Алёна и, увидев, что он не спит, расплылась в улыбке.

— Слушай, Макс, я тут подумала: а давай поживём здесь. Ты хоть отдохнёшь немного, воздухом подышишь, нога заживёт, заодно местность сам разведаешь. А потом уйдём. Давай, а?

И Колосовский задумался. А что? Старуха их не выгоняет. Дела? С делами всё в порядке, недаром же он взял отпуск. Вот только Алёнина учеба… Будто прочитав его мысли, она махнула рукой:

— А, забей. Экзамены я все сдала. Ну, получу зачётку в сентябре. Не убьют же меня в деканате в самом деле.

Так решение было принято.

Утро было хмурое, но по сравнению со вчерашним вечером деревня показалось Колосовскому гораздо привлекательнее. Рядом с домом стояло огромное сухое дерево, за ним тропинка уходила к какой-то симпатичной рощице. Рощица начиналась буквально в нескольких десятках метров от дома. Так-так-так, нельзя ли эту рощицу обустроить под прогулки будущих туристов? Надо выяснить у Марьи Гавриловны, не знает ли она, приватизирована эта земля или нет, и если да, то кто её хозяин.

— Хозяин? — Колосовского немного раздражала эта полуусмешка в интонации старухи, — да их много, хозяев-от. Всех, пожалуй, даже я не назову.

И ушла, прямая и негнущаяся, как циркуль.

Что за манера говорить загадками!

Колосовский попросил Алёну сходить в рощицу, оценить, красиво ли там, а сам, опираясь на клюку, — клюка у старухи нашлась — вышел во двор. Надо отдать старухе должное: огород она вела пусть и не образцово, но твердо. Непреклонно, вот — Колосовский подобрал наконец слово, подходившее их хозяйке лучше всего. Лук, капуста, борозды картошки, кусты смородины, малина, три яблони. Сбоку к дому подбиралась тёмная стена терновника, закрывавшая дом и участок от нескромных взглядов. Можно было бы обойти дом кругом, но эту возможность напрочь перекрывала стена крапивы. Крапива имела настолько свирепый вид, что Колосовский невольно поёжился, представив, что его ждёт, реши он пройти сквозь неё.

Макс повернул назад, побродил по огороду, обнаружил покосившуюся баню, неподалёку нужник.

За спиной послышался голос Алёны:

— Макс… Туристов туда не получится. Понимаешь, это не роща, это кладбище.

Смысл старухиной ухмылки стал понятен. Но зачем было темнить? Могла бы и сама сказать. Впрочем, ей, вероятно, нравится чувствовать себя хозяйкой положения, вот она и куражится. Придётся терпеть.

За завтраком — старуха встала ни свет ни заря и напекла вкуснейших ватрушек, куженек, как она их назвала — Колосовский решил разузнать про деревню. Но Марья Гавриловна отвечала коротко, неохотно, а вскоре собрала со стола и ушла работать в огород. Алёна пошла помочь с прополкой, а Колосовский заскучал. Сидеть в избе без дела не хотелось, так что он, верный девизу «если жизнь дала тебе лимоны, делай из них лимонад», стал придумывать, как провести время с пользой.

Что мы имеем? Связи нет. Он ещё раз проверил телефон. Нет. Зарядки нет. Значит, телефон отключаем: экономим на всякий случай. Машины нет. Она стоит в километре от дома, но пройти этот километр он сможет по прогнозу той же старухи в лучшем случае дней через пять. Да и толку от той машины — она не заведётся. Просить бензин у местных? Колосовский представил себе сцену и сразу отбросил эту мысль. Просить свой же бензин у людей, его укравших, он не будет. Купить бензин у местных? Ладно, если будет совсем край, можно будет и купить. Это если деньги останутся. Да, Марья Гавриловна отказалась от вознаграждения, но ещё неизвестно, не передумает ли она. А денег, как назло, он взял мало. Надеяться на банкомат в деревне? Он, слава богу, ещё не выжил из ума. Хорошо, если в райцентре хоть один банкомат найдётся — это будет настоящей удачей. Но и эти деньги пока ему недоступны — после вчерашнего старухиного рассказа и речи не могло быть о том, чтобы он отпустил туда Алёну одну. Остаётся ждать…

Стоп. Но даже если мобильная связь здесь работает с перебоями, как-то же местные жители узнают о новостях из «большого мира». Не в изоляции же они живут. Колосовский взял клюку и решительно захромал на огород: он всё выяснит у Марьи Гавриловны, даже если ей и нравится говорить загадками и играть в партизанку на допросе.

— Марья Гавриловна, скажите, а как вы новости узнаёте? Ну, о том, что в райцентре делается, например. Я телевизора у вас не видел…

— Телевизор? Был телевизор, сломался. Мастер приезжал, кинескоп, говорит, у тебя, мать, накрылся, а починить — ни малейшей возможности, потому как телевизору сто лет в обед. Неси его, говорит, куда хошь: хошь в музей, а хошь — на свалку, а себе новый купи.

— Понятно. Вы про радио говорили. Его слушаете?

— Ага. Слушаю. Когда соседи включат на полную громкость, так мне деваться некуда: слушаю.

— Газеты?

— Ты к чему клонишь, голубь? Почта у нас лет двадцать тому назад долго жить приказала, так что подписку не оформишь — не таскаться же за каждой газетой в райцентр. Ну, а автолавка когда приезжает, там иной раз и газетами торгуют, только я их не беру.

— Почему же?

— А потому. Срамота одна, тьфу.

Старуха не на шутку рассердилась, но Колосовский решил не отступать.

— Ну, а если вам с подругой нужно связаться. Есть у вас подруги? Что делать будете?

— Письмо напишу, обычное. У нас тут раз в неделю почтальонша приходит, пенсии приносит, письма. Вот у ней конверт покупаешь, ей же и письмо сдаёшь. А после сидишь, ждёшь ответа. Неделю ждешь, а то и больше. У нас ведь тут не Москва, имейлов этих ваших нет.

— Письмо… Это интересно. А отчего же газету не выписать? Почтальонша бы вам её до дома доставляла и в райцентр не надо…

Конец ознакомительного фрагмента.