На темной стороне тебя. Не доверяйте красивым незнакомцам

Эль Берг

Прогулка молодой скрипачки Алисы с незнакомцем в разгар рождественской ночи едва не заканчивается трагически, ведь он оказывается самым настоящим демоном, охотником за женскими сердцами. Чудом избежав смерти, перепуганная девушка принимается за собственное расследование, чтобы выяснить, почему в мире происходят ритуальные убийства женщин…

© Эль Берг, 2023

ISBN 978-5-4483-2655-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая

Непредвиденное путешествие

Если бы моя болтливая, неугомонная, но такая верная подруга не уговорила меня ехать с ней и ее приятелем в Вену на каникулы, со мной бы никогда не произошло тех событий, над которыми я до сих пор размышляю со смешанным чувством ужаса, неверия и восхищения. Следовало бы еще добавить слово «возможно», потому что теперь я склонна верить в то, что каждому из нас заранее предначертано то, что происходит в настоящем и будущем. Если попытаться избежать чего-то однажды, то можно быть уверенным, что некое событие обязательно случится потом. Может, несколько в ином виде или при иных обстоятельствах, но судьба обязательно настигнет вас в какой-то миг и заставит поверить в ее непреодолимую силу…

Оставалось всего несколько дней до католического Рождества. Я потихоньку готовилась к Новому году, покупала подарки для друзей и родственников, сетуя на то, что многие из моих друзей разъехались по всему свету на две недели и даже пропустят несколько экзаменов этой сессии. Меня не смущал тот факт, что по всей вероятности мне придется выпить бокал шампанского в одиночестве под радостные крики соседей по дому и грохот петард под окном, а затем лечь спать после двенадцати часов, как только куранты оповестят меня о наступлении Нового года. Квартира, которую я снимала вместе со своей подругой Вероникой, должна была пустовать еще дней десять.

Все потому, что приятель моей подруги пригласил ее провести каникулы за границей, а она не смогла отказаться, потому что очень хотела ехать. Я не судила ее, да и как бы я могла, ведь она не обязана была оставаться только потому, что мне грозило одиночество в тот день, когда весь мир шумно празднует, куролесит и свято верит, что уж в этом то году все будет иначе, чем всегда.

Можно было отправиться к бабушке и дедушке в Киев, но оказалось, что к ним уже приехали мои двоюродные братья, с которыми у нас сложились прохладные отношения. Окончательно портить себе праздники не хотелось и я осталась в заснеженном Петербурге. Впрочем, я себя утешала так: что мешает мне пойти и встретить Новый год в клубе или на Дворцовой площади, вместе с толпой ошалелых и радостных людей? Если будет такое желание, то я обязательно поступлю подобным образом. Но моему сомнительному в своей приятности уединению не суждено было сбыться, как и планам по самовнушению, будто я смогу чувствовать себя сносно рядом с незнакомыми.

Я сидела у окна и глядела на улицу, где передо мной вспыхивали разноцветными огнями елочки, витрины и рекламные щиты. Снег мягко падал на подоконник и потихоньку таял на стекле, а я смотрела то на свое смутное отражение, то на вечерний город. Люди внизу суетились словно муравьи, забегая и выбегая из магазинов с полными мешками продуктов и коробок. Такую картину наблюдаешь ежегодно, стоит на календаре обозначиться декабрю.

Тут хлопнула дверь, раздался знакомый цокот сапог (подруга не изменяла шпилькам даже в гололед) и в комнату влетела моя румяная Вероника, потрясая такими же мешками, с какими бегали те люди по улицам. Она швырнула пакеты на диван вместе с зимней курткой, не сводя с меня хитрого взгляда. Такой взгляд у нее появлялся только тогда, когда она затевала нечто грандиозное и масштабное. На всякий случай я постаралась заранее успокоиться и поудобнее уселась, чтобы волной ее горячего пыла меня не смело с подоконника.

Вероника встала прямо передо мной и подперла бока кулаками, приняв оборонительную позицию. Точно не к добру…

— Я все обдумала за тебя и пришла к выводу, что ты не можешь тут торчать одна! — заявила она тоном директора предприятия, которое терпит серьезные убытки. Я вздохнула и собралась ей ответить, как она продолжила:

— Только не вздумай отказываться, — добавила она зловещим тоном, — потому что я уже все решила!

— Что решила? — вставила я на всякий случай.

Подруга разъехалась в широкой улыбке и затараторила с присущей ей быстротой, которой я всегда поражалась:

— Тебе не придется ни о чем беспокоиться. Мы сняли номер, там большая кровать и диван. Ты будешь спать на диване! Мы все чудно разместимся. Видела бы ты эту гостиницу в интернете! Такая милая, трехэтажная, чистая, вся украшена гирляндами и шарами, а какие там уютные номера — прелесть! Еще включены катания на лошадях и маскарад! Это по специальному предложению, Мишка все учел, ты представляешь? Твой билет на самолет у него, как и мой, — она хихикнула, — а то я боюсь их где-нибудь потерять.

— Постой, — прервала я поток излияний. — Я буду спать на диване?

Вероника захлопала глазами:

— Конечно, мы то с Мишкой на кровати, если бы заранее — то заказали бы двухместный, а так…

Я сжала ладонями свой лоб.

— Нет, нет, я не о том. Разве я поеду с вами?

Наверное, я спросила это равнодушным или сухим тоном, поэтому Вероника почти обиделась, хотя у меня это произошло вовсе не потому, что я была ей не благодарна, а потому, что была слишком поражена ее великодушным предложением.

— Алиса, — надулась подруга, — я просто не хотела, чтобы свой День рождения ты провела сидя вот так у окна. Мне казалось, что ты обрадуешься моему подарку.

Я поспешила ее заверить, что подарок просто сногсшибательный и ничего лучше мне еще никто не дарил, что я слишком поражена, поэтому впала в ступор и выгляжу так, будто меня сослали на рудники в Сибирь, а не пригласили в роскошную Австрию.

— Правда? — прищурилась Вероника, возвращая на лицо улыбку.

— Нет слов, чтобы выразить мое счастье — произнесла я, обнимая ее. — Таких подруг у меня в жизни не было. Спасибо.

Вероника снова расцвела. А так как она пришла в хорошее расположение духа, то сразу обрушила на меня поток информации, которую вынашивала последние несколько дней, и едва сдерживалась, чтобы не проболтаться раньше назначенного срока. Ведь завтра мы вылетаем, а мне еще надо собрать вещи и привести себя в порядок, сделать массу других полезных, с ее точки зрения, вещей.

Мне оставалось только кивать и соглашаться, потому что противостоять ее заразительному оптимизму сил совсем не оставалось.

— Тебе бы подстричься, — сказала подруга с видом знатока, глядя на мою гриву волос. — Сейчас в моде короткие рваные стрижки, как у меня. Но я знаю, что ты стричься не станешь, — пробормотала она с траурным видом.

— Не стану, — подтвердила я ее мысль.

— Ладно, только не вздумай заплетать косы — выставила она мне ультиматум. — С этими косами ты становишься похожа на украинских крестьянок позапрошлого века. Тебе еще венок на голову и красные сапожки, и тогда точно в музей можно сдавать.

— Ничего плохого в украинских крестьянах нет, — возразила я, задетая за живое. — Если ты помнишь, я и есть украинка, как и мои родители.

Вероника поджала губы, понимая, что немного перебрала со сравнениями.

— Прости, — смягчилась она. — Просто я хочу, чтобы ты выглядела современнее. Мужчинам нравятся девушки, которые хорошо выглядят, а не похожи на диких провинциалок, донашивающих вещи своих предков.

Я рассмеялась, не в силах сердиться на беззлобные замечания моей лучшей подруги.

— Ты не можешь забыть той блузки с красной вышивкой, в которой я любила ходить? Мне подарила ее бабушка перед отъездом, чтобы я вспоминала о ней чаще. Но сейчас-то ты должна быть довольна, после того, как ты прожгла ее утюгом. Якобы ненамеренно.

Вероника опустила глаза, пряча улыбку.

— Так и было, я отвлеклась. Зато, — воодушевленно добавила она, — я подарила вместо нее ту голубую блузку. Ты, наконец, стала носить узкие джинсы и майки, вместо длинных юбок в бабушкином стиле.

Я соскользнула с подоконника и снова обняла подругу, которая задалась целью извести все мои старые привычки и насадить вместо них свои.

— Ты пойми, Алиска, я же для тебя стараюсь! Хорошего парня иначе не поймать. Так и остаются в старых девах. Но со мной тебе это не грозит, — успокоила она меня, торжественно.

Спорить с ней было бесполезно, как и доказывать, что большинство современных парней такие же жертвы моды и рекламы, как и она сама. Стремление подражать «звездам» кино, модельного бизнеса и эстрады приводило к тому, что на улицах бродило огромное количество гламурных клонов, одинаковых до ужаса, с одинаковыми прическами, в одинаковой одежде и одинаковыми мыслями в головах.

Я не могла вообразить, будто стану курить травку только для того, чтобы стать «своей» в какой-нибудь тусовке. Для них я была бы такой же чужой, как и они для меня. Поэтому становиться тем, кем ты не являешься — сущее предательство по отношению к своей личности. Мне было абсолютно все равно, в каких нарядах на красной дорожке появлялись певцы и певицы, кто с кем поссорился, и кто кому был должен алименты на содержание несчастных детей, вынужденных наблюдать громкий развод родителей.

Вероника подозревала, что я тоже довольно упряма и позволяю ей вмешиваться в мою жизнь только потому, что точно знаю, что она не таит на меня зла и что все ее замыслы подчинены одной-единственной цели: найти мне парня моей мечты. Я позволяла ей строить такие планы, потому что ей нравилось думать, что я стану счастливой только с ее подачи. Мне приходилось ходить с ней в клубы, на вечеринки, где, по ее словам, я обязательно встречу свое счастье. И я покорно ходила, чтобы подруга успокоилась на время и не выталкивала меня из квартиры только потому, что «мои шансы встретить приличного парня приближались к нулю».

Но стоило мне увидеть очередное «счастье», пьяное и развязное, как пропадало всякое желание знакомиться с представителями противоположного пола. Понимая, что я испытываю стойкое отвращение к таким типам, Вероника в отчаянии затащила меня в районную библиотеку, а потом сама же оттуда и сбежала, чтобы потом едко мне напоминать, какие артефакты запылились в стенах той библиотеки, как раз мне под стать.

— Тебя, хотя бы, переодеть можно, и станешь настоящей красавицей, — жаловалась она. — А то, что я увидела в библиотеке…

Тут она закатывала глаза, изображая настоящий испуг, обморок и панику.

— Ник, прекращай. Не нужно пытаться переделывать людей. С артефактами хоть поговорить есть о чем. Во всяком случае, мне — защищала я библиофилов.

Заканчивалось все тем, что мы расходились по разным комнатам. Я усаживалась на окно, прихватив книжку, а она — у телевизора. Какой-то час она выдерживала нашу размолвку, а потом приходила с несчастным видом и принималась ходить кругами, разговаривая вслух. Наконец, мы садились пить кофе или чай, чтобы снова начать обсуждение о том, куда мы пойдем на днях и что на этот раз все будет иначе.

Принимая во внимание все вышеперечисленное, я совсем не строила радужных надежд на свой счет. Мне должен был исполниться двадцать один год через несколько дней, поэтому я не особо расстраивалась, ведь впереди была целая жизнь.

— Ну, вот и готово! — объявила Вероника, застегивая второй чемодан, поражающий своими размерами. Затем, она покосилась на мой и скривилась. — Так продолжаться не может! Приедем в Вену и устроим настоящий шопинг-тур. Не отвертишься! — погрозила она пальцем. Пришлось кивнуть, лишь бы она оставила меня в покое. В дверь позвонили.

— Это Мишка! — взвизгнула подруга и бросилась открывать. Мишка был добродушным, терпеливым и устойчивым к бесшабашному поведению своей девушки. Он давно привык к ее необузданной энергии и, кажется, совсем никогда не выходил из себя, даже когда Ника пропадала в магазине по три часа, примеряя ворох одежды. Этому его качеству можно было только позавидовать. С Вероникой ходить по магазинам было сущим наказанием.

— Собрались? — пробасил он, окидывая удивленным взглядом огромные чемоданы. — Так, это Никины. А твои где? — спросил он, оглядываясь. Я почему-то покраснела и показала в угол, где скромно пристроился мой маленький чемоданчик на колесиках.

— Это что — дамская сумка? — уточнил Мишка, ухмыляясь, но тут же получил пинок в бок. — Я пошутил. Давайте ваши чемоданы.

— Я сама донесу свой, он легкий — вставила я.

— Вот еще — зашипела на меня подруга. — Он же мужчина, пусть все несет.

— Но это глупо, — возразила я. — Мужчины не всесильны, а твои чемоданы больше похожи на скалистые образования, как по размерам, так и по весу.

— Не беспокойся, — сказала Вероника. — Зря он в спортзал ходит, что ли?

Я сделала вид, что согласилась. Но как только она отвернулась, чтобы надеть пуховик, я схватила чемодан и пулей вылетела за дверь, крикнув на ходу, чтобы она не забыла повернуть ключ в замке два раза. На лестничной площадке кряхтел Миша, пропихивая чемоданы в лифт. Они с трудом туда поместились и он нажал на кнопку, чтобы отправить лифт вниз, потому что теперь места там не хватило бы и кошке. Сам Миша помчался вниз по лестнице, чтобы перехватить чемоданы на первом этаже, а я не спеша последовала за ним. Мой чемодан меня вовсе не беспокоил, а пройтись пешком с четвертого этажа было не трудно.

Если Вероникин приятель ничего не сказал по поводу ее объемного багажа, то водитель такси ругался, на чем свет стоит, проклиная производителей громадных чемоданов и тех, кто их покупает. Наконец, втиснув чемоданы, злой как черт таксист, рванул в сторону аэропорта, игнорируя мигающий желтый. Несколько раз он тормозил перед другими машинами, визжа тормозами, отчего заводился пуще прежнего. Возможно, на степень его невменяемости еще повлияла непрестанная болтовня Ники, которая с воодушевлением предавалась мечтам о невероятных австрийских распродажах.

Я сидела тихо, как и Миша, не пытаясь остановить подругу. В душе мы оба надеялись, что это сделает вместо нас водитель такси, но он просто сделал музыку громче и угрюмо уставился на дорогу перед собой.

— Как можно столько молчать! — возмутилась Вероника, глядя то на меня, то на Мишку. — Я ведь и обидеться могу. Тогда не буду с вами разговаривать — надулась она, к всеобщей радости, открыла сумочку и достала зеркало, чтобы как следует изучить свое отражение. Правда, молчала она недолго.

Сразу принялась вздыхать, что не мешало бы вместо Вены съездить в Испанию, чтобы поваляться на пляже. Я то знала, что она собиралась не столько загорать, сколько демонстрировать свой летний гардероб, от которого у местных жителей должен был случиться приступ восхищения ее фигурой и умением красиво, стильно одеваться.

Пока она в третий раз подкрашивала губы, я мысленно возвращалась к своей комнате, в которой остались моя скрипка, стопка музыкальных тетрадей и маленький глиняный кот в красных казачьих шароварах, наигрывающий на бандуре. Кот достался мне еще от моей бабушки, которая пела в казачьем хоре.

Как сейчас вижу ее перед собой: невысокого роста, с полными руками и плечами, синеглазая, веселая, восхитительно поющая украинские народные песни. Наверное, часть ее таланта передалась и мне и я не зря отучилась в музыкальной школе, а потом и поступила в музыкальное училище, чтобы посвятить себя любимой профессии.

Вероника часто приходила ко мне в комнату, чтобы послушать, как я играю. Она прыгала на кровать, смеялась и что-то рассказывала взахлеб, пока я не принималась играть. Тогда она начинала грустнеть и к концу жалобно просила, чтобы я не доводила ее до депрессии своими рыдающими мелодиями. Потом она повторяла, что быть скрипачкой в наше время совсем не то, чтобы быть ударником в крутой рок-группе.

— Вот у нас на юридическом… Ты бы только посмотрела! — говорила она поучительно…

И так начиналась каждая ее речь, посвященная неисчерпаемому количеству молодых людей, приезжающих на дорогих машинах, покупающих себе дома в Ницце и проводящих выходные то в Риме, то в Нью-Йорке. Следовало еще взглянуть на высоких и божественно стройных девушек, выпархивающих из разноцветных «ауди», в лучших нарядах от ведущих дизайнеров мира, с новехоньким маникюром на тонких пальчиках, украшенных сверкающими бриллиантами в несколько карат, чтобы вообразить себе всю степень счастья, которое испытывала Ника, перечисляя все это снова и снова. Она еще так томно скидывала длинную платиновую челку себе на один глаз, надувала губы и неторопливо укладывала ногу на ногу, вероятно, представляя себе, как в этот самый миг она сидит в роскошном авто рядом с королем каких-нибудь нефтяных вышек или газовых месторождений.

Я ее слушала, как обычно, совершенно спокойно, совсем не заражаясь всем этим гламурным великолепием, заодно удивляясь тому, что на меня это не производит никакого впечатления. Даже сам Сатана не соблазнял Еву столь горячо и убедительно, как Вероника, рисующая мне картины безоблачной и райской, по ее твердому убеждению, жизни.

Но она уходила из комнаты, унося с собой свои звездные мечты, оставляя меня с моей неизменной скрипкой, с моими собственными мыслями, в моей глупой расшитой блузке, которую я вскоре обнаружила с ржавым пятном от утюга на самом видном месте. Понимая, что ругаться на Веронику совершенно бессмысленное занятие, я молча проглотила слезы и просто отвернулась к стене, лежа на кровати. Она все прекрасно поняла и без моих гневных слов, которые я повторяла про себя, и каялась с видом закоренелого грешника, ожидающего Высшего суда. Я злилась и на себя, и на нее, но тут уж ничего нельзя было поделать: блузка все равно была испорчена.

Я оставила эту блузку висеть на видном месте, чтобы подруга могла лицезреть свое злодеяние всякий раз, как она заходила ко мне. Целью было воспитать в ней уважение к чужой жизни и к моим привычкам. И правда, поначалу Ника была тише воды, ниже травы. Но спустя неделю на моем столе появилась коробка с розовой лентой, которую мне надо было срочно распаковать, пока рядом приплясывала подруга, испытывая мое и свое терпение.

Там я обнаружила голубую шелковую блузку, которую бы никогда не смогла себе позволить. С нее и началось вторжение в мой шкаф новых вещей, приносимых порой тайно, а позже и явно, чтобы навсегда преобразить меня в расписную красавицу.

Вероника обожала роль моей феи-крестной, пока я, как замазанная пеплом Золушка, корпела над посудой и уборкой днем, а вечером терзала ее игрой на скрипке, доводя ее до того состояния, когда она готова была выть под дверью, как те собаки, что слишком чувствительны к жалобным нотам, извлекаемым из инструмента.

— Алиса, тебе следует дать еще одну фамилию, — говорила она. — Знаешь, какую?

Я отрывала смычок от струн и меняла голос, насколько это возможно, подражая хрипловатому тембру Шерлока Холмса:

— Конечно, милый Ватсон, как Вам будет угодно!

Тогда мы принимались смеяться и Ника тащила меня на кухню, чтобы я попробовала ее новое гениальное кулинарное блюдо. Хотя, признаться, готовила она всегда хорошо и своеобразно. Она баловала меня то восточной, то средиземноморской, то даже африканской кухней, смело экспериментируя на моем желудке. Мои борщи и вареники она недолюбливала, называя их «простой крестьянской пищей», хотя я не раз заставала ее уписывающей за обе щеки «простые» галушки или вареники с вишней. Я прощала ей любовь к буржуазным наклонностям и презрение к обычной еде.

Ника, такая ветреная, неугомонная любительница всего западного, в душе была очень доброй и милой девушкой. И я любила ее именно за эту душевную доброту, пускай даже с показной позолотой толщиной в несколько сантиметров.

Поэтому, пока мы стояли в пробке перед самым аэропортом в конце Московского проспекта, я не сердилась на болтовню подруги, обращавшейся то ко мне, то к Мишке, то к водителю, которого, судя по всему, ожидал инфаркт от избытка злости на Веронику с ее чемоданами. Миша умудрился задремать и тихонько клевал носом, а я положила голову на плечо Ники, понимая, что вот-вот усну под непрерывный и монотонный стрекот. Заснуть мне не довелось, потому что машину встряхнуло несколько раз и водитель подал голос, обрадовано заявив:

— Кажется, у меня колесо пробило. Придется вам пешочком топать, тут уже недалеко. Ребятки то молодые, неизбалованные — проговорил он, ехидно глядя на мою подругу.

Вероника замолчала на секунду, чтобы потом выпалить целый монолог, обличающий злостных неумех, называющих себя таксистами, которые ездят на древних развалинах и еще имеют наглость просить несусветные суммы за извоз. Мы с Мишей решили вмешаться, пока Ника не разнесла машину вместе с водителем, и поддержали мысль дойти пешком, за что выслушали в свой адрес еще один монолог, от силы и страсти которого Гамлет пришел бы в полное отчаяние. Затем, выгрузили две тонны груза, именуемые чемоданами, на снег и расплатились с таксистом, который попрощался с нами и принялся менять колесо.

Я не видела, чем закончилась история с запаской, потому что занималась тем, что растаскивала гневную Нику с ухмыляющимся Мишей, заодно следя за нашими чемоданами, чтобы на них не покусились бродяги на бордюре, жадно уставившиеся на маркированный известным брендом багаж Вероники. Когда мои друзья помирились, я напомнила им, что до аэропорта еще добрый километр и нам следует поторопиться, чтобы успеть на регистрацию. Остановить другую машину мы не смогли, как назло проезжающий мимо транспорт был забит волнующимися людьми и неизменными чемоданами. Наверное, такова участь всех любителей отдыха, собирающихся по горящим путевкам или в последний момент.

Миша волок оба чемодана по снегу, оставляя позади себя следы, как от запряженной лошадью повозки, а я несла свой, радуясь тому, что я никогда не набираю кучу ненужных вещей в дальние путешествия. Вероника топала рядом, проваливаясь в снег шпильками своих модных сапог, ругалась на погоду, питерских водителей и на всех, кто не удосужился построить аэропорт рядом с ее домом. Мы с Мишей заговорщически переглядывались и улыбались, понимая, что пока Ника не исчерпает запас ярости, веселой и жизнерадостной нам ее не видать. Поэтому мы помалкивали, чтобы из подруги вышел весь пар, хотя порой казалось, что запасы этого пара феноменально неисчерпаемы.

Когда мы добрались до стоянки машин перед зданием аэропорта, Вероника уже не возмущалась, а только попискивала, как мышка. Она доплелась до первого пункта контроля багажа и там с облегчением упала на скамейку, не обращая внимания, что чуть не уселась на оставленный кем-то жирный хот-дог. Регистрация только началась и мы встали в конце огромной очереди, упирающейся в две стойки, над которыми висели электронные табло с названием пункта назначения и авиакомпании, осуществляющей перевозку. Очередь двигалась медленно и Миша ушел на поиски горячего кофе, уступая жалобам Вероники, оставив нас наедине с нашими чемоданами.

Перед нами стояли два высоких парня. Они были хорошо и по моде одеты, лица их скрывали зеркальные очки, которые они почему-то надели в самый разгар зимы, когда редко светит солнце. Конечно, я понимала, что очки призваны подчеркнуть всю стильность молодых людей, чтобы показать всем окружающим, как они почитают моду и что зимняя стужа тому не помеха. Нет, я не осуждала их, как и не осуждала Нику за упрямую любовь к сезонным тенденциям подиумных воротил. У каждого человека есть выбор и он волен распоряжаться этим выбором так, как ему диктует его внутреннее «я».

Парни оглядели нас с Никой, сравнивая меня и ее, и мне показалось, что презрительная улыбка мелькнула на красивых губах одного из них. По моему, он как раз рассмотрел мое старое черное пальто с каракулем и пришел к выводу, что я не стою его внимания. Ника им понравилась куда больше, но они не успели пуститься в игру, под дерзким названием «флирт», потому что вернулся еще более высокий, чем они, и широкий в плечах Мишка, принеся кофе в одноразовых закрытых стаканчиках. Парни разочарованно отвернулись, но им тут же повезло, потому что в соседней очереди стояли две блондинки с характерным для солярия загаром.

Их короткие юбки и броский макияж гораздо больше понравился парням, чем предыдущая странная парочка девиц, одна из которых была похожа на фотомодель, а вторая на провинциальную дурочку, пускай и с неплохим персиковым цветом лица и большими синими глазами.

Я с благодарностью вцепилась в свой стакан с кофе, чтобы не смотреть на тех двух парней, делающих знаки хихикающим блондинкам. Вероника с досадой наклонилась ко мне:

— В следующий раз на тебе уже не будет этого тряпья, помяни мое слово, дорогуша. Еще немного и я сделаю из тебя вторую Грету Гарбо или Еву Гарднер. Неужели тебе нравится, когда от тебя шарахаются такие парни? — она сделала ударение на слове «такие», чтобы я поняла всю свою безответственность и уже бы сделала решительный шаг навстречу переменам.

Я понимала, что отпугиваю ее потенциальных поклонников, но вместе с тем не понимала, зачем ей кто-то еще, если у нее есть такой чудесный и внимательный Мишка? Разве что для услады ее гордыни, что она может нравиться еще целой толпе мужчин, влюбленно взирающей на нее. Еще я понимала, что не хочу ее расстраивать, поэтому пообещала ей, что в качестве исключения позволю помочь мне выбрать новый гардероб. После этих заверений Вероника бросилась мне на шею, повторяя, что я ни за что не пожалею, что доверилась ей.

Мы прошли регистрацию и очередной контрольно-пропускной пункт, усевшись в зале ожидания. Ника успокоилась на какое-то время, вооружившись глянцевым журналом, Миша задумчиво жевал конфету, скрестив руки на груди, а я смотрела на опускающиеся и взлетающие самолеты, преклоняясь перед человеческим гением, сумевшим оторваться от земли, чтобы покорить небо.

Мне не хватало моей скрипки, потому что стало немного грустно и хотелось эту грусть как-то выразить, а не копить в себе. Стихи сочинять у меня не всегда получалось, а вот музыка, настоящая, та самая, что способна излечивать глубокие раны, была мне сейчас недоступна. Но я представляла себе, что поеду в волшебную Австрию, где меня встретит сказочная Вена во всем ее великолепии.

Ну, кто бы мог подумать! Я покачала головой, улыбаясь. Еще день назад я и не думала, что уже сегодня окажусь в городе, в котором создавались вальсы, где работали и жили великие Штраус, Моцарт и Гайдн, и еще десятки других выдающихся людей.

И, конечно, я пообещала себе, что обязательно схожу в Венскую оперу, потому как видела ее только на картинках и была наслышана не только о красоте здания, но и о знаменитых венских балах, музыкантах и певцах, приносящих Вене всемирную славу.

Спустя сорок минут, когда автобус уже увозил нас от здания аэропорта к пузатому белому самолету, я уже видела не огни Санкт-Петербурга и не его деревья, не его людей и темные силуэты строений. Перед моими глазами вставала далекая и такая близкая Австрия, с горными вершинами, маленькими деревушками и большими городами, сплошь укрытыми рождественским снегом, сияющими миллионами искр, фонариков и гирлянд. В плывущей темноте за толстыми и холодными стеклами иллюминаторов проносились редкие клочья облаков, не имеющие никаких шансов уцепиться за крыло летящего самолета.

Так, глядя в эту темноту, я и уснула, а в голове звучал грандиозный по своему размаху и торжественности знаменитый вальс Штрауса, унося мои мысли за тысячу километров отсюда.

Вена

Проснулась я от того, что кто-то толкал меня и бубнил, чтобы я перекусила бутербродом, потому что в пути нам больше поужинать не придется. Вероника была на страже моих интересов, как обычно, отваживая стюардесс от полного подноса с едой, стоявшего на моем столике, куда его поставила подруга, заботясь о моем здоровье. Наверное, стюардессам не терпелось забрать поднос, чтобы не отклоняться от заданной программы по сопровождению пассажиров во время полетов.

— Мы скоро прилетаем, — прошептала Ника, отхлебывая из пластиковой рюмочки красное вино.

— Ты пьешь вино? — окончательно очнулась я от сна. — Разве тебя не спросили, сколько тебе лет?

Она посмотрела на меня, как на полную бездарность.

— Мишке то двадцать семь, — сообщила она, делая повторный глоток. — Так что — живем! Ты ешь, давай. Все очень вкусно.

— Хорошо, — согласилась я, принимаясь за бутерброд, пока Ника прятала рукавом рюмку с вином от внимательного взгляда проходившей мимо стюардессы. Пока я жевала, подруга доложила обстановку, рассказав обо всем, что происходило в самолете, пока я спала. От ее внимания не ускользнула ни одна менее или более значимая деталь, но для меня такие подробности все равно были излишни.

Я слушала ее вполуха и размешивала пластиковой палочкой сахар в чае, не пытаясь ее остановить. Впрочем, вскоре самолет стал подрагивать, а потом и совсем затрясся, то взмывая резко вверх, то опускаясь вниз. Вероника побледнела.

— Проклятая турбулентность… — забормотала она, цепляясь за ручку кресла.

Я в самолете летала всего два раза: однажды в детстве и сейчас, но тряска не произвела на меня пугающего впечатления. Зато подруга неожиданно замолчала, что дало мне возможность немного передохнуть от ее излияний.

Вскоре объявили посадку. Пилот рассказал, что в Вене сегодня пасмурно, но не очень холодно, пожелал всем счастливого Рождества и надеялся, что когда-нибудь мы снова воспользуемся услугами его авиакомпании. Я тоже на это надеялась, глядя в иллюминатор с необъяснимым волнением.

Дорога в отель заняла у нас около часа. Мы вышли из аэропорта, сели в такси и Миша что-то объяснил водителю, кстати, очень приветливому и доброжелательному. Все бы таксисты были столь улыбчивы и расположены к своим пассажирам. Судя по всему, Вероника тоже прониклась почтением к пожилому водителю, и, вероятно, в знак уважения к нему, разговаривала негромким голосом, отвлекая то меня, то Мишу от разглядывания окружающих нас мест. Сначала за окном мелькали промышленные здания, высотки, современные строения, но потихоньку они сменились более старинными, что не могло мне не понравиться. Я спросила у Миши, куда мы едем и получила ответ, что это спокойный район на западе Вены, довольно комфортабельный и уютный.

Я в этом убедилась, когда начались кварталы со строениями, не выше пяти, шести этажей. Здесь же располагались как жилые, так и частные дома.

Отель оправдывал все наши радужные ожидания, как и описывала Ника. Трехэтажный, очень чистый, весь в цветах и огнях, украшенный рождественскими елками и елочными веночками с красными и золотыми колокольчиками. Нас приняли еще более приветливо, чем это сделал таксист, и это было очень приятно. Нам, еще не привыкшим к высокому качеству предоставляемых услуг, было слишком в новинку столь обходительное поведение незнакомых нам людей. Контраст между той страной, которую мы покинули, и этой, в которую только что приехали, был разительным.

Зеркальный, натертый до бриллиантового блеска лифт стремительно поднял нас на третий этаж, где мы смогли, наконец, отдохнуть с дороги. Ника побежала принимать душ, а я принялась обследовать номер, в котором нам предстояло жить десять дней. Целых десять дней в Вене! Разве я могла надеяться на подобное? Буду обязана Нике с Мишкой всю свою жизнь вплоть до глубокой старости.

Я прилегла на диван, на котором мне предстояло спать, и принялась мысленно рисовать узоры на потолке. Диван был широкий, удобный и на нем лежал комплект белоснежного постельного белья. Я даже боялась к нему прикоснуться, таким оно было белым. Мне хотелось поскорее забраться в ванну, полную горячей воды, чтобы снять усталость. Но пока ванну занимала моя подруга, надеяться на подобное было ни к чему, потому что Вероника могла засесть перед зеркалом, чтобы выйти во всей своей красе и с укладкой и тогда бы Миша не заподозрил, что у нее может быть беспорядок на голове.

Пока доносился плеск воды, я смогла разобрать чемодан. Конечно, «разобрать» сказано слишком сильно, потому что с собой у меня было совсем мало вещей. Тем не менее, я извлекла все свои немногочисленные платья, свитера и джинсы и повесила их в шкаф. Там же, на полочке я обнаружила небольшой утюг и выдвигающуюся доску для глажки. Все это могло пригодиться.

Наконец, Ника прошлепала мимо меня с довольным видом, чтобы тоже начать разбирать свои чемоданы. Миша был призван ей в помощники, а так как работы у них было еще много, я со спокойной совестью отправилась в ванную комнату.

Когда я вернулась, чемоданы уже исчезли, а их содержимое перекочевало во все имеющиеся здесь шкафы, включая и мой, а также я заметила стопки белья и рубашек на стульях и подоконниках. Ника успела разложить повсюду свои журнальчики, ножницы, пилочки, щетки, расчески и прочие крайне необходимые ей вещи.

Она подозвала меня к себе, усадила в кресло и приказала мне не шевелиться, пока она не закончит.

— Как можно с этим жить? — стонала она, держа в одной руке пшеничную прядь, свисающую до пола. — Я удивляюсь, как ты все это носишь на своей голове, Алиса. Позволь мне укоротить ее хотя бы на пятнадцать сантиметров!

— Не стоит, — твердо говорила я, отбирая у нее прядь. — Мне нравится заплетать длинные косы.

На что Вероника пускалась в рассуждения о современных тенденциях и что реши я продать парикмахерам свои волосы, то обязательно бы озолотилась.

— Из твоих волос можно три, а то и четыре роскошных парика сделать! И тебе же будет легче укладывать себя, а не плести старомодные косы ниже пояса.

— Нет.

— Ладно, — примирительно проговорила она, — пусть это не случится сегодня, зато очень скоро ты станешь благодарить меня.

— Ник, я и так тебе благодарна за эту поездку. О большем и мечтать нельзя.

Она тут же расплылась в улыбке.

— Еще как можно. Вот мы еще посмотрим, какие тут парни…

О, нет. Лучше бы я ничего ей не говорила. Опять она заладила свое. Миша сбежал в ванную, чтобы отдохнуть от нас, пока Вероника пытала меня, что я собираюсь надеть к ужину. Я изо всех сил противостояла ей, доказывая, что хочу просто поесть, надев удобные брюки и кофту, но она вцепилась в меня мертвой хваткой, чтобы я продемонстрировала ей свой гардероб. Пришлось подчиниться, иначе мы бы спорили тут до ночи.

К ужину я спустилась в ужасно неудобном коротком платье, бретельки которого постоянно сползали с плеч. Я сидела как на иголках, пока Ника уплетала салат, а сама пила сок, надеясь избавиться от мучавшей меня жажды. Вокруг нас было с два десятка столиков, за которыми ужинали другие постояльцы. Среди них были и молодые и старые, с детьми и без.

Официанты быстро справлялись со своими обязанностями, не докучая лишний раз, и не запаздывая с исполнением заказов. Первый вечер в Вене проходил в чудесной гостинице в кругу моих самых близких друзей. О чем еще можно было мечтать такой провинциалке, как я…

Потом нам рассказали, что завтра по случаю Рождества, состоится праздничный ужин, который завершится фейерверком. Для молодежи будет предоставлен автобус, чтобы отвезти их в ночной клуб, в котором пройдет маскарад. Проходные билеты можно было получить у администратора, назвав фамилию и номер комнаты. Вероника тут же загорелась идеей, что ей срочно требуется посетить центр Вены, где своим далеким светом ее манили витрины магазинов.

Испугавшись, что мне придется торчать в примерочной целый день, я притворилась, будто у меня разболелась голова, а потом отправилась в номер, чтобы спокойно обдумать свое пребывание в Австрии. Мне хотелось посетить Венскую оперу и музеи, а не тратить время на беготню по универмагам и бутикам. Рассчитывать на то, что Ника станет сопровождать меня в музеи, было напрасной тратой времени. Думаю, даже Миша не отказался бы пойти со мной, вместо того, чтобы подпирать примерочные, пока Ника станет гонять продавцов то за одной юбкой, то за другой.

В номере я постелила себе на диване, удобно устроилась на нем и включила маленькую лампу, стоявшую на низеньком столике рядом с диваном. На столике лежала пачка свежих журналов и газет и я взяла одну газету, на английском языке, потому что немецкого я не знала. Передо мной пронеслась целая череда портретов каких-то улыбающихся знаменитостей, политиков и деятелей искусств.

Я задержала свое внимание на двух статьях. Одна была про австрийскую скрипачку, которую я видела как-то по телевизору и была восхищена ее бесподобной игрой. Так играть можно было только при наивысшей концентрации силы духа и души. Так играют только музыкальные гении, которым суждено войти в историю и навсегда оставить в ней свой след. Я перечитала эту статью дважды, всматриваясь в лицо скрипачки. Оно мне очень понравилось. Я даже испытала состояние счастья, которое испытываешь, если узнаешь что-то о человеке, близкого тебе по духу. Ведь эта девушка с нежной улыбкой была способна переживать те самые волнующие чувства, когда смычок летает по струнам и извлекает из них столь чарующие звуки, что даже камни должны в этот момент растрогаться и рыдать в три ручья.

Вторая статья отличалась от первой. Если я сначала была в каком-то приподнятом настроении, словно в некой эйфории, то теперь я словно упала с небес, пребольно ударившись о землю.

Речь шла о чудовищном маньяке, орудовавшем по всему миру. Его жертвами становились исключительно молодые девушки и женщины. Сообщения о найденных трупах приходили то из Боливии, то из Австралии, Чехии, Белоруссии и многих других государств. Время между убийствами не подлежало никакому логическому объяснению. Одну девушку нашли мертвой три года назад, а следующую спустя год. Третья была убита почти сразу, после второй. И цепочка этих жестоких убийств тянулась с середины позапрошлого века, что давало повод подозревать, что подобные действия проводились какой-то сектой, преследующей неизвестные мотивы. Полиция и Интерпол прикладывали все усилия, чтобы отыскать убийцу или убийц, но никаких следов обнаружить до сих пор не удавалось.

Почерк преступления был одинаков. Девушек находили привязанными к камню или столу, накрытыми плотной черной тканью. Шеи были перевязаны красным шелковым шнурком. В крови всегда присутствовал какой-то наркотик, подавляющий волю жертвы. Следов насилия на телах не было, кроме небольшого разреза с левой стороны груди.

Я добралась до этого места в статье, чувствуя, как по пищеводу поднимается мой ужин. Сделав глубокий вздох, я продолжила чтение, борясь с подступающей тошнотой.

При более тщательном осмотре выяснялось, что у всех жертв без исключения были вынуты сердца через этот небольшой разрез, а на ладонях были вырезаны или нарисованы неизвестные символы и знаки. Ни один ученый еще не смог разъяснить значение символов и хоть каким-нибудь образом приблизиться к разгадке страшных убийств, носящих, без всякого сомнения, ритуальный характер.

Я отложила газету в сторону, понимая, что настроение у меня безнадежно испорчено. Мысль о том, в каком чудовищном мире я живу, не давала мне покоя. Этот мир, в котором соседствовали добро и зло, свет и тьма, красивое и уродливое, веками мы создавали сами. Вместо того, чтобы позволить душе возвыситься и подарить ей светлую надежду, мы всячески глумились над ней, заставляя ее становиться все более отвратительной и кошмарной. Откуда бралось такое количество жестокости? Почему мы сами не можем стать лучше и добрее по отношению друг к другу?

Когда вернулись Ника с Мишей, я уже дремала, хотя тревожные мысли не давали мне покоя. Убедившись, что они не собираются уже никуда уходить, я тут же пожелала им спокойной ночи и провалилась в глубокий сон, рассчитывая не пробудиться посреди ночи от кошмара, в котором меня принесут в жертву.

Следующий день выдался солнечный. Ника разбудила меня с утра пораньше, потому что ей не терпелось потратить свои и Мишкины деньги в лучших магазинах города. Мы быстро позавтракали, оделись и вызвали такси, чтобы через двадцать минут оказаться в самом центре Вены.

Я уговорила их, что мне надо прогуляться, пока они станут делать покупки, хотя Ника хотела, чтобы я тоже что-то купила для сегодняшнего маскарада. Пришлось дать честное слово, что я схожу с ней в магазин позже. Довольная моим обещанием, подруга уволокла несчастного Мишу в какой-то переулок с кучей вывесок, а я неторопливо пошла вдоль улиц, наслаждаясь окружающей меня красотой.

Купив карту и надеясь без труда разобраться в ней, я провела несколько минут в поиске улицы, на которой находился наш отель, чтобы узнать точный адрес и как далеко я нахожусь от центра. Затем я оглянулась в поиске указателя на доме, чтобы понять, где я нахожусь в данный момент. Оказалось, что я стою у Хофбурга — дворца, служившего когда-то императорам Австрии. Подойдя ближе к дворцу, я рассмотрела, что здесь теперь располагается несколько музеев этнографии, культуры и картинные галереи.

Посещение дворца-музея я отложила на следующий день, потому что мне хотелось побродить по старой Вене. Надо сказать, количество площадей и пространств поражало воображение, как и количество памятников, фонтанов и скульптур. Я шла, чуть ли не открыв рот, не в силах сдержать восхищение. Радости моей не было предела. Такое ощущение я испытывала только тогда, когда играла на скрипке или слушала классическую музыку.

Роскошные здания в стиле барокко, рококо и готики сменялись одно за другим. Я обнаружила несколько церквей и соборов, остановившись, чтобы как следует запечатлеть все это великолепие на цифровой фотоаппарат. Вначале я шла, как мне показалось, по главной улице Вены. Произнести ее название стало для меня испытанием, но я все-таки его преодолела. На Кернтнерштрассе находилось множество магазинов, кафе и ресторанчиков. И все витрины, как и дома, были празднично украшены все теми же гирляндами и елочками.

Я дошла до бульвара, который на карте имел загнутую форму и напоминал подкову. Бульвар был широкий и на нем также было множество красивых зданий, роскошных и запоминающихся. Здесь же я обнаружила и знаменитую Венскую оперу и не преминула посмотреть расписание концертов, чтобы иметь возможность посетить хотя бы один из них. Стоимость одного билета была как раз вполовину той суммы, что была у меня на руках. Поразмыслив над этим досадным фактом, я решила, что мне все равно следует сходить в оперу, потому что больше мне могло и не представиться такого шанса.

Но в кассе меня огорчили, сказав, что билеты на ближайшие две премьеры уже распроданы, а следующая состоится в день нашего отъезда. Я спросила, бывает ли такое, что билеты сдают обратно в кассу. Мне ответили, что такое случается крайне редко, но если я пожелаю, то смогу попытаться обратиться в кассу за день до спектакля или перед его началом.

Обратная дорога показалась мне уже не такой чудесной. Я вдруг поняла, что ужасно устала, пока бродила по Вене, любуясь ее красотами. Чтобы передохнуть, я зашла в маленькое кафе на углу, заказала кофе и штрудель, и едва смогла найти себе место за столиком, потому что кафе было битком забито людьми. Конечно, можно было попробовать поискать место спокойнее, но я была так голодна, что готова была мириться с жующей американской семьей по соседству со мной.

Подслушивать было весьма невежливо, да я и не собиралась, но только стоило им закончить обсуждать свои рождественские планы и перейти к другой теме, как я похолодела и насторожилась.

Муж и жена средних лет принялись говорить о неизвестном маньяке, вырывающем сердца у молодых женщин, таким тоном, будто несчастные жертвы сами были виноваты в своей ужасной смерти. Штрудель так и застрял у меня в горле, пока я отчаянно старалась не выдать моего волнения, но закончилось тем, что я закашлялась и все-таки привлекла к себе внимание американцев.

Может, они просто не любят европейцев? За что, правда, мне было совершенно неизвестно. Тогда какой смысл приезжать в европейскую страну и пренебрежительно отзываться о ее жителях? Будто явились в зоопарк поглазеть на мартышек и слонов. Чуть позже американцы проговорились о каком-то городке на юге Америки, откуда они сами и были родом, и тут я поняла, что питало их любопытство, касающееся маньяка.

Оказалось, что несколько недель назад в этом заштатном городишке недалеко от мексиканской границы был найден труп девушки, обезображенный таким же образом, что и остальные тела. И вроде как американцы решили уехать из страны, как можно дальше, чтобы увезти свою юную дочь и сына, заодно устроив им незабываемые каникулы. Но стоило им приехать, как они прочли в местной газете, что маньяк не ограничивает себя государственными границами, подтвердив это очередным преступлением, совершенным две недели назад в Болгарии.

Словом, американцы оказались просто-напросто очень напуганными родителями, сбежавших с одного континента на другой для того, чтобы узнать удручающую новость, отнимающую надежду на светлую веру в силу Интерпола, ФБР, полиции и прочих спецслужб, оказавшихся полностью бессильными в данном случае.

Разобравшись в этом, я успокоилась. Конечно, американцы свято верят в свою страну, в свой флаг и в свою независимость, а потому всякий раз, когда правительство оказывается в тупиковой ситуации и не может помочь своим гражданам, происходит кризис веры.

Телефон низко завибрировал: пришло сообщение от Вероники, что они будут ждать меня на том самом месте, где мы расстались, через час. Я доела штрудель, запила его уже холодным кофе и вышла на улицу, замотавшись длинным шерстяным шарфом. Пока я сидела в теплом помещении, я отогрелась и забыла, что снаружи шел снег и дул холодный ветер, а теперь нужно было идти против ветра, а я не взяла с собой шапку. Не хватало еще заболеть на своих первых венских каникулах в Рождество.

Обратный путь занял как раз минут пятьдесят, поэтому мне не пришлось ждать своих друзей. Я издалека увидела ярко-желтую шапку Вероники и ее оранжевые сапоги, поэтому сразу помахала им, давая о себе знать.

Ника радостно сообщила мне, что потратила все свои деньги, а потому собирается пожить за мой и Мишкин счет, извиняясь за свою несдержанность. Мне было неловко говорить ей, что у меня самой не очень хорошо с наличностью, ведь она была моей подругой, потому я просто кивнула, но сразу предостерегла ее, что у меня есть свой финансовый лимит. Миша театрально вздохнул, обнял нас за плечи и произнес патетическую речь о неком молодом джентльмене, у которого остались на попечении две юные дамы, и что теперь этот джентльмен сделает все возможное, чтобы дамы ни в чем не нуждались.

Ника сразу повисла на нем, повизгивая от счастья, а я только улыбнулась ее ребячливости. В принципе, Миша мог себе это позволить, хотя я и так чувствовала себя ему обязанной.

Мы снова поймали такси, чтобы успеть на ужин в отеле, а потом отправиться на маскарад. Вероника всю дорогу твердила, что нашла себе потрясающее платье, и было видно, как ей не терпится примерить его и похвастаться обновкой. Миша похрапывал у нее на плече. Все это магазинное безумие утомило его до такой степени, что он не смог дождаться, пока приедет в гостиницу.

Впрочем, как только мы приехали, Ника вытолкнула его из машины, чтобы он поскорее выпустил ее и велела все пакеты и сумки нести вслед за ней, пока она звонко цокала по вестибюлю, розовощекая и сияющая. Мы едва вместились в лифте со всеми пакетами, толкаясь и весело переругиваясь. Я даже удивилась Мишиной стойкости, достойной всяческих похвал. Они были знакомы с Никой два года и за это время он ни разу не был сердит на нее, позволяя себе лишь отпускать безобидные шуточки в ее адрес.

Наконец, мы ввалились в нашу комнату, после чего я упала на диван, а Вероника принялась потрошить пакеты, доставая оттуда одну вещь за другой.

— Алиса, — донеслось из шкафа, вместе с подозрительным шорохом. — Иди сюда и взгляни на это чудо.

Я попыталась шевельнуться и приоткрыла глаза:

— Не могу. Меня в сон клонит.

— И меня, — зевнул Миша.

— Вот еще! — вскрикнула Ника, выпрыгивая из шкафа. — Только посмейте заикнуться, что не пойдете на ужин и на маскарад, я вам устрою несладкую жизнь!

Я снова закрыла глаза.

— Ника, рождественский ужин это одно дело, но совсем иное, ехать в грохочущий клуб и толкаться с пьяными подростками, наряженными ведьмами, принцессами и рыцарями…

Надо мной раздался какой-то шум. Из чувства самосохранения я взглянула наверх:

— Что это?

Ника, с видом царицы, дарующей кольцо с пальца, держала в руках скользящую шелковую ткань цвета морской волны. Потом она сделала легкое движение и ткань, словно распустилась, падая водопадом на диван. Даже я не утерпела и села посмотреть поближе, что же это сияло рядом со мной.

— С Днем рождения! — завопила она. — Прости, я не могла утерпеть! Поэтому тебе ни за что не отвертеться от маскарада. Сюда еще прилагается узкая лента с бисером на голову. А это, — она взяла из коробки еще одну вещь, — твоя маскарадная маска.

Я протянула руку и Ника положила мне на ладонь золотую маску, украшенную голубыми и зелеными стразами. Она вся искрилась от падающего на нее света и смотрела на меня пустыми раскосыми глазницами. Я задумчиво коснулась позолоты и посмотрела на Веронику, вопросительно подняв брови:

— А я не буду похожа на африканского попугая?

За что получила подушкой по затылку и мы принялись валяться на диване, раскидывая перья и пух во все стороны. Миша старательно нас игнорировал, будто ничего не происходило.

— Нет, ну это же надо такое ляпнуть! — вопила Ника, пытаясь придушить меня подушкой.

— Я пошутила, — взмолилась я из-под подушки. — Обещаю надеть платье и маску!

— Так-то лучше, — гордо сказала подруга. — Я тебя прощаю. Теперь мы быстро отужинаем в кругу гостиничных старичков и семейных пар, а потом… — она закружилась на месте, приложив к себе платье, — да здравствует клубная жизнь!

Я отклеила маленькое перо, прицепившееся к уголку рта, и снова откинулась на диване. По крайней мере, на один вечер меня хватит.

Так и быть, схожу на маскарад и постараюсь хорошо провести время. А с завтрашнего дня начну другую жизнь. То есть займусь тем, что отправлюсь изучать Вену и начну с дворца Хофбург. И никакие уговоры Ники на меня не повлияют.

Рождественская ночь

Я напрасно опасалась, что в клубе будут толкаться одни подростки. Сюда пропускали только тех, кому уже исполнилось восемнадцать лет, и нам повезло, что мы входили в категорию таких лиц. Клуб был двухэтажный, довольно вместительный. Когда мы приехали, то внутри уже было полно разряженных в маскарадные костюмы парней и девушек.

— Мне здесь нравится! — засмеялась Ника, поправляя корону на голове. Она была одета молодой французской королевой, точнее, хотела ею быть и казаться. Мишу нарядили ей под стать, то есть — королем, и он то и дело взбивал белоснежное жабо на своей груди или поправлял кружевные манжеты на рукавах.

Я шла осторожно, надеясь ни в коем случае не наступить на длинный подол моего платья, и не порвать его.

— Не смотри вниз, — одергивала меня Ника. — Выше подбородок. Ты же Лесная фея! Ты рождена, чтобы очаровывать одиноких мужчин, помнишь?

Мне пришлось скептически отвечать ей, что очаровывать мужчин куда сложнее, чем играть на скрипке.

— Все приходит с опытом — кокетливо сказала Вероника, играя веером. — Когда я думала о наряде для тебя, то решила, что тебе лучше всего подойдет костюм в таком стиле — загадочный и неприступный, понимаешь? В этом платье ты как украинская нимфа или русалка. Тебе очень идет!

Тут я все-таки наступила на подол и чертыхнулась, не устояв на ногах. Миша вовремя подхватил меня за локоть и велел держаться за него, пока мы не найдем наш столик. Я пробормотала какие-то извинения. Хороша будет нимфа, спотыкающаяся на каждом шагу. Что будет, если я выпью вина? Я вообразила себе, как шлепаюсь на пол и не могу подняться, запутавшись в моих длинных волосах и платье, отчего не сдержала смеха.

Вероника одобрительно на меня посмотрела, посоветовав никуда не отходить от нее и Миши надолго, и пообещала, что я не пожалею, что послушалась ее и пошла таки на маскарад. Мы нашли с десяток столиков, на которых были выставлены карточки с надписью, что они предназначены для гостей из нашего отеля. Миша уселся за тот, что стоял ближе к диванчикам, и мы последовали его примеру.

Правда, долго сидеть нам не пришлось, потому что ди-джей закрутил свои пластинки и танцпол мгновенно наполнился эльфами, дракулами, королями, чертами всех мастей и расцветок, ритмично дергавшимися в такт музыке.

Сначала я только наблюдала с некоторой долей зависти, как танцуют Миша с Никой и отмахивалась от них, пока они настойчиво зазывали меня к себе. Пришлось от них отвернуться и начать пить свой коктейль, который заказала мне Вероника.

Я крайне редко позволяю себе выпить больше двух бокалов, но тут на меня нашло какое-то безумие и я совсем не понимала, что такое со мной происходит. Внушив себе, что если я проглочу зараз три коктейля, я смогу побороть свою природную робость и обрету гибкость настоящей танцовщицы. Видимо, я запрограммировала себя на то, что обязана буду напиться, чтобы начать отплясывать в своем длинном платье, пока не свалюсь на пол от изнеможения.

Официант приносил один коктейль за другим. Казалось, что вкуснее я ничего не пила раньше. Мной овладело такое веселье, что я приплясывала на месте и была готова идти танцевать. Кажется, я благополучно утопила свою нерешительность, потому как собиралась идти в пляс, как только поставлю на стол очередной пустой бокал. Музыка гремела в моей голове навязчивым барабанным боем, но уже совсем не раздражала. Ника плюхнулась рядом со мной на стул, вся раскрасневшаяся, и заметила несколько пустых стаканов и бокалов передо мной.

— Алиса…! — в ее голосе прозвучало не то удивление, не то недоверие. — Сколько же ты выпила, подруга?

Я смело ей подмигнула:

— Понимаешь, раз уж у меня такие необычные обстоятельства, то я решила, что не стану себя ограничивать в употреблении алкогольных напитков. Пускай завтра я об этом пожалею, но сегодняшняя ночь станет своеобразным отпуском одной Алисы от другой.

Вероника почему-то нахмурилась:

— Что-то случилось?

— Ничего. Но разве ты не рада за меня?

Она обняла меня за плечи, стараясь перекричать громкую музыку:

— Перемены к лучшему, но тебе не стоит стартовать так быстро. У тебя совсем нет подготовки к клубной жизни. Я только боюсь, чтобы тебе не стало плохо.

Я расправила складки на платье и как можно более четко выговорила, хотя язык переставал меня слушаться, к моему стыду:

— Скрипачки тоже нуждаются в передышке. Сказала же — это только на одну ночь, и ни секундой больше. Вот смотри…

Я взяла со стола недопитый зеленый коктейль со смешным названием, которого и не вспомнила бы потом, и махом проглотила его, игнорируя испуганный возглас Вероники, а потом нетвердой походкой отправилась в центр танцпола.

Не зря говорят, что алкоголь это одно из самых величайших зол на свете, особенно если им злоупотреблять. Ведь я не раз наблюдала, во что превращаются люди, стоило им превысить допустимую для них самих дозу, и всегда испытывала смешанное чувство жалости, отвращения и беспокойства. Теперь я сама нуждалась в посторонней помощи или жалости, но здесь некому было меня осудить или решительно остановить.

Клуб сотрясался от музыки и топота ног. Я будто наблюдала себя и остальных со стороны. Вся эта вакханалия меня ужасно веселила и я ощущала какое-то родство со всеми, находящимися здесь, когда как еще вчера и не могла помыслить себе подобного. Да что говорить о вчерашнем дне, если даже несколько часов назад я была полна сомнений о том, следует ли мне ехать на маскарад.

Я кружилась на месте, как заведенная, в вихре своего платья, которое закручивалось вокруг меня, вместе с беспорядочно рассыпавшимися волосами, цепляющимися за расшитый золотыми бусинками пояс. Можно было дать мне бубен в руки или флейту, и я бы побежала в ночь за толпой обезумевших служительниц Диониса, чтобы поклоняться ему где-нибудь в глухом парке или на берегу реки.

Вот что происходит с людьми, не знающих меры и не желающих прислушиваться к голосу разума.

Голос разума. Вот что всегда останавливало меня, когда была возможность ввязаться в какую-нибудь авантюру, над которой бы обязательно сожалела. Этот же голос вел меня по жизни, не позволяя отклоняться от заданного курса. С детских лет я жила музыкой и не расставалась со скрипкой с восьми лет. Моя бабушка с дедушкой хорошо меня воспитали, но если бы они увидели меня такую, совершенно невменяемую, то просто решили бы, что их внучку подменили, либо она сошла с ума.

Нет, я не видела ничего зазорного в том, чтобы танцевать в клубе. Но я была больше взволнована тем обстоятельством, что я не могла дать объяснения, что же такое произошло со мной столь внезапно, что я позволила себе наступить на свои собственные принципы и взгляды на жизнь. Возможно, на меня повлияла неожиданная поездка в Австрию — лучший подарок на День рождения! И, скорее всего, своим поведением я хотела отблагодарить Нику и Мишу, чтобы они не переживали за меня, что я скучаю в ночном клубе, вместо того, чтобы веселиться.

Кто-то подхватил меня за локоть, не давая упасть. Я подняла глаза и увидела Мишу, поддерживающего меня с обеспокоенным видом:

— Здесь просто здорово! — крикнула я, улыбаясь.

— Точно, — озадаченно произнес он и наклонился ко мне поближе, — Ника переживает, что ты много выпила и тебе следует взять пару стаканов обычного сока. Присядешь?

Я бодро кивнула и на заплетающихся ногах двинулась к нашему столику, который почему-то сдвигался то в одну сторону, то в другую. Там в меня влили апельсиновый сок и велели воздержаться от спиртного на несколько суток, как минимум.

— Нельзя вот так сразу напиваться! — сердилась Ника. — Не хочу, чтобы ты провалялась с головной болью следующие дни. Ты мне скажи, когда ты прикасалась к алкоголю в последний раз?

Я задумалась, насколько это было возможно.

— Бокал шампанского на мой прошлый день рождения — храбро выпалила я.

— Боже, — закатила глаза Вероника. — Все ясно.

В ее глазах я была сущим недоразумением, не имеющим никакого серьезного опыта. А потому опекать меня она считала своим святым долгом, раз уж она сама имела четкое представление о том, в каком мире мы живем и как следует поступать, чтобы выжить в нелегких условиях суровой реальности.

Я сидела под испытующими взорами моих лучших друзей, которые в каждый миг готовы были выволочь меня из-за стола, чтобы оказать первую медицинскую помощь. Увидев, что я справилась с двумя стаканами сока, Ника приветливо сказала:

— Так-то лучше. Я тебе еще чай закажу покрепче.

Может, она была права. С моей неопытностью было настоящим сумасбродством опустошить около десятка разных коктейлей ядовитых цветов. Музыка грохотала в моей голове, загоняя мысли обратно. Стало клонить в сон. Глаза закрывались сами собой, но было бы глупо просто так уснуть на стуле в мое первое венское Рождество, поэтому я взяла себя в руки и сказала, что хочу пройтись.

Ника подозрительно на меня посмотрела, проверяя, способна ли я устоять самостоятельно, и с неохотой отпустила меня, добавив:

— Если не вернешься через пять минут, пойду тебя искать.

— Это не понадобится, — устало пробормотала я.

Минуя прыгающую толпу, я прошла во второй зал, где играла более спокойная музыка, да и людей здесь было куда меньше. Здесь я уселась за барной стойкой и уставилась на бармена в белой рубашке с черным бантиком у горла. Он так же уставился на меня, подождал какое-то время, а затем последовал вполне себе ожидаемый вопрос:

— Что будете заказывать?

Я почувствовала себя немного глупо, но выговорила, коверкая английские слова:

— Крепкого кофе с сахаром, пожалуйста. Без сливок.

Бармен отвернулся, чтобы взять кусочки сахара из металлической коробочки, а я сложила руки на барной стойке и уткнулась в них лбом. Стоило только прикрыть глаза, как меня снова подхватила огромная волна, чтобы нести меня в неизвестность и раскачивать то влево, то вправо. И чем дольше я сидела, зажмурившись, тем больше меня увлекал темный водоворот. Музыка становилась тише и я могла услышать свое шумное дыхание. Так начинают дышать люди, находящиеся на грани бодрствования и сна.

Рядом со мной звякнула ложка.

— Ваш кофе, прошу.

Я разлепила веки и подняла свинцовую голову, еле ворочая языком. Бармен смотрел совершенно равнодушно, почти презрительно. Наверное, он каждый день лицезрел пьяных и его психика была совершенно устойчива к их внешнему виду.

— Сколько с меня? — мой голос прозвучал неестественно высоко.

— Десять евро.

Я принялась искать карманы, но запоздало вспомнила, что на платье карманы не были предусмотрены. Извиняясь, я проговорила, что деньги у меня в соседнем зале и что я сейчас схожу за ними.

— Позвольте мне оплатить Ваш кофе, — раздался голос где-то надо мной. Этот голос явно принадлежал мужчине и его низкий, невероятный тембр заставил меня очнуться ото сна и поднять голову, чтобы узнать, кто же это был.

Он был высок, что и позволило ему смотреть на меня сверху вниз, смугл, как испанец или даже египтянин, и обладал потрясающей шевелюрой цвета вороного крыла. Волосы, гладкие, как стекло, спускались ему на шею и грудь, закрывали часть лба и лица, прикрывая один глаз. Второй глаз был свободен от ниспадающих прядей, смотрел на меня странно и настойчиво и был такой же ярко-зеленый, как один из выпитых мною мятных коктейлей. Черные брови сошлись на переносице и я сразу почувствовала себя неуютно, когда на смуглом лице заиграла белоснежная улыбка, а в моем нетрезвом сознании закрутились подозрения насчет шикарных незнакомцев, вот так легко и небрежно заводящих знакомства с нетрезвыми неопытными девицами.

Пока я раздумывала над своей теорией, этот Темный Эльф не сводил с меня глаз и мы молча рассматривали друг друга: я, потому что не знала, что делать, а он просто терпеливо ожидал моего согласия.

— Так Вы позволите? — повторил он, снова ввергая меня в ступор.

Я разжала рот и промямлила:

— Право, не стоит беспокоиться… Здесь недалеко…

На барной стойке появилась купюра и тут же исчезла в ловкой руке бармена, которому было абсолютно все равно, кто платит за кофе.

— Спасибо, — сказала я, покраснела и уставилась в чашку.

Близость этого незнакомца давила не меньше, чем повышенное атмосферное давление. О чем с ним можно было говорить, я не имела понятия. Подобного опыта у меня не было, а он вел себя так непринужденно, будто каждый день оплачивал счет незнакомым девицам. Я с досадой подумала, что даже этой доли алкоголя в моей крови мало, чтобы чувствовать себя комфортно рядом с таким мужчиной.

— Меня зовут Стефан, — снова прозвучал голос. — А Вас?

Я сглотнула и сделала усилие, чтобы повернуться к сидящему рядом мужчине в черном. Он улыбнулся краешком губ и чуть наклонился ко мне.

— Или это тайна?

— Нет, вовсе нет, — я наконец смогла заговорить. — Алиса.

— Алиса, — повторил он, растягивая слово. — Вы тут одна? — и мой загадочный сосед по барной стойке сделал знак бармену, чтобы тот подал меню.

Я отрицательно покачала головой:

— С друзьями. Мы приехали на каникулы. А Вы один? — неожиданно осмелела я.

Он хмыкнул.

— О, да. Я всегда путешествую один — таинственно произнес Стефан и открыл меню. Затем, не глядя на список предлагаемых блюд и напитков, произнес:

— Двести чистого абсента и дольку лимона. Лед отдельно… Хотя, пожалуй, и льда не нужно.

— Как, чистый абсент? — переспросил бармен.

— Верно. А леди желает еще чего-нибудь? — сказал Стефан, обращаясь ко мне.

— Благодарю, нет. Мне сейчас достаточно обычного кофе. Кажется, я исчерпала свой лимит — попыталась я пошутить.

В этот момент я немного свыклась с его обществом и даже стала его рассматривать более пристально. На нем была куртка из тонкой черной кожи, застегнутая на молнию до горла, обтягивающая сильную грудь. Из такого же материала были сделаны и штаны, заправленные в высокие сапоги на толстой подошве. Костюм дополнял широкий пояс с металлическими застежками и толстое серебряное кольцо с красным камнем, украшавшим указательный палец. Ему бы еще меч и его можно было бы смело фотографировать для иллюстрации готического романа.

Бармен выставил блюдце с лимоном и стакан с изумрудной жидкостью. Кажется, он решил задержаться и посмотреть, как клиент справится с абсентом. Я то его никогда не пробовала, но по озадаченному лицу бармена поняла, что абсент неразбавленным пить не стоит.

Стефан поднес абсент к губам, не сводя с меня взгляда, и зеленый огонь в его глазу словно отразился в стакане, отчего и там, и там вспыхнуло золотистое пламя, тут же превратившись в расплавленный изумруд.

— За Вас, — хрипло проговорил он, выпивая абсент, не поморщившись. И тут же придвинул стакан бармену, не глядя на него:

— Будьте так добры, повторите.

Бармен пожал плечами и исполнил просьбу интересного посетителя. Второй стакан с абсентом снова взвился в воздух и очутился на стойке уже пустым.

— Еще? — поинтересовался бармен с недоверием.

— Да, и, пожалуй, это будет последний на сегодня. Обычно я не пью много, — ухмыльнулся Стефан.

Я собиралась заметить, что со мной тоже подобное случается не часто, как сзади кто-то коснулся моего плеча. Я оглянулась и увидела Веронику с Мишей.

— Могла бы хоть предупредить, — прошипела Ника. — Мы тебя по всему клубу ищем. Миша, помоги ей…

— Не беспокойтесь, я готов присмотреть за Вашей подругой — раздался чарующий тембр, и Ника, наконец, заметила Стефана. Надо было видеть ее изумленное лицо, пока она переводила взгляд с меня на него, и обратно.

— Ну, хорошо — проговорила она, расплываясь в улыбке. — Просто мы волновались. Мы сидим в первом зале, пожалуйста, присоединяйтесь, когда… наговоритесь тут.

Ника стрельнула глазами в Стефана, взяла Мишу за руку и пошла, виляя бедрами. Я едва подавила усталый вдох: ох, уж эта вечно флиртующая Вероника! Впрочем, мой знакомый не обратил никакого внимания на этот флирт, хотя подруга была очень хороша собой. Это сразу внушило мне толику уважения к нему.

— Итак, на чем мы остановились? — Стефан каким-то образом переместился в пространстве и уже сидел рядом со мной, касаясь своим коленом моего бедра. Это прикосновение разом выбило меня из равновесия. В амурных делах я была полным профаном. Чтобы как-то прийти в себя, я спросила:

— А что за костюм на Вас?

Стефан помолчал, окидывая взглядом мой костюм:

— Такой же вопрос я хотел задать Вам.

— Но я первая спросила — попыталась возразить я.

Черная прядь волос качнулась и я увидела уголок другого его глаза, не рассмотрев, однако, цвет его радужки. Впрочем, и так было ясно, что глаза у Стефана зеленые, как у кошки.

— По правде, я ношу его в повседневной жизни, — произнес он.

— Никогда бы не подумала, — ляпнула я.

— Не представляю себя в ином виде, — объяснил он, поглаживая подбородок темными пальцами. Ногти у него были очень ухоженные и чуть поблескивали легким серебристым оттенком на фоне смуглой кожи.

— Вы, вы… похожи на Темного Эльфа, — пробормотала я, не отрывая взгляда от его подбородка и тонких крыльев носа. И, конечно, покраснела, как дурочка. Видимо, мои слова прозвучали слишком восхищенно.

— Расцениваю это как комплимент, — Стефан расплылся в томной улыбке. — Ведь это так? — уточнил он, понижая голос.

— О, да, — выговорила с жаром я и тут же устыдилась своему пылу. Какая же я глупая… нелепая… Теперь Стефан окончательно решит, что я не в его вкусе. Я с отчаянием искала на его лице следы презрения, но ничего такого не обнаружила. Мой Темный Эльф был дружелюбен и по прежнему смотрел на меня с интересом. Тогда я успокоилась.

— Откуда Вы родом? — спросила я, будто очнувшись.

Он немного замешкался.

— Уверен, Вы там не бывали — уклончиво ответил он, но тут же нашелся с ответом, — хотя, возможно, Вам случалось путешествовать по Южной Америке?

Странное дело, но у меня сложилось впечатление, будто он заранее знал, что я отвечу отрицательно, поэтому выдумал на ходу первую страну, изобилующую солнцем.

— А Ваш костюм, что означает он? — поинтересовался Стефан, поигрывая пустым стаканом.

— Моя подруга сделала мне подарок и нарядила меня Лесной феей. Хотя, я чувствую себя куда более земной сейчас из-за изрядной порции коктейлей — призналась я.

— Вот как…

Стефан еще раз задумчиво посмотрел на меня, словно желая что-то спросить, но потом передумал и лишь предложил:

— В клубе так шумно и многолюдно, а мне хотелось бы лучше узнать Вас. Сегодня прекрасная рождественская ночь, когда исполняются самые заветные мечты. Давайте прогуляемся по сияющей Вене и остановимся у одной из церквей, чтобы послушать орган и церковное пение?

Конечно, гулять по такому холоду в тонком шелковом платье было еще одним безумием, вроде того, когда я принялась за коктейли. Мое куцее каракулевое пальто почти не грело, а изрядная доля спирта в крови, вопреки расхожему мнению, не способно было превратить мою вяло бегущую кровь в горную бурлящую реку. Но было иное «но», ради которого сама Ника готова была выгнать меня на мороз в нижнем белье.

Перед тем, как выйти на улицу в сопровождении Стефана, я предупредила своих друзей, что отлучусь буквально на часок. Ника вцепилась в меня, сверкая глазами, умоляя рассказать, кто же был этот незнакомец, смахивающий на последователя субкультуры эмо и голливудскую звезду одновременно. Я лишь сказала, что знаю только его имя и что он откуда-то из южных стран, и что все остальное намерена выяснить чуть позже.

Получив благословение моей лучшей подруги, я робко положила руку на сгиб локтя моего спутника и мы неторопливо пошли вдоль домов, улыбаясь друг другу. Свежий воздух заметно взбодрил меня и я уже не спотыкалась, а фонари передо мной не казались мне кривыми и дрожащими. На улицах было не очень много людей, потому что большинство уже сидели по домам в семейном кругу за рождественским столом.

Я укуталась по самый нос, греясь в клубах белого пара, дыша в толстую шерсть шарфа.

— Холодно? — спросил Стефан таким тоном, будто мы гуляли не при минусовой температуре, а где-нибудь в знойной Италии или Греции.

— Есть немного, — призналась я.

— Тогда следует согреться, — сказал он, останавливаясь у скамейки.

Фраза прозвучала очень романтично и я, принявшаяся лихорадочно соображать, что делают в таких случаях девушки и как себя ведут, не сразу поняла, что Стефан извлек откуда-то небольшую бутылочку. Со смешанным чувством досады и облегчения, я поняла, что речь шла не о поцелуях, а о более быстрых методах согрева. Я поторопилась узнать, что это, лишь бы он не заметил, будто я в панике ждала его объятий.

— Сейчас попробуешь и сама скажешь, — произнес он, отвинчивая крышечку с бутылки. Зеленый глаз призрачно сверкнул из-под брови и до меня донесся неизвестный мне сладковатый запах. Стефан протянул мне бутылочку:

— Сделай несколько глотков. Сразу подействует.

Я послушно отхлебнула из бутылки, но, видимо, сделала слишком большой глоток, потому что сразу принялась кашлять. Вкус был очень и очень горький, а затем на языке появилась медовая сладость и я ощутила аромат луговых трав.

Стефан был прав: мне стало жарко в одно мгновение.

— Что это? — удивленно спросила я.

Он будто ждал этого вопроса.

— Закономерный вопрос, но ты такого нигде не купишь.

— А рецепт?

Стефан посмотрел на меня с прежней загадочностью, делая небольшой глоток.

— Рецепт утерян. Это остатки из одной огромной бочки. Действует безотказно. Давай мне руку, нам надо идти, — сказал он решительно.

Я уточнила, пытаясь неуклюже пошутить:

— Боишься опоздать в церковь?

— Да, — последовал ответ. — Не хотелось бы лишать тебя праздника.

Я послушно последовала за ним. Холода больше не ощущалось, словно внутри растопили печь, от которой розовым румянцем залились щеки, а рукам и ногам вернулась их природная гибкость, стало легко и весело, будто не и было никакого мороза. Вот так чудо-напиток!

Мы прошли через одну площадь, мимо высокого фонтана с мраморными изваяниями, и следовали по направлению к далекому огню, на который указал Стефан. По его словам, там должна была быть церковь, которая мне очень понравится. Она была построена несколько веков назад и сохранила свой первозданный вид, вместе с цветными витражами, алтарем и даже крепкими скамьями. Когда-то дерево обрабатывали особым раствором, от которого оно могло препятствовать гниению и аппетиту древесных жучков.

Я заметила, что для жителя далекой южной страны, он неплохо осведомлен об одной церкви, которых великое множество в Европе. Но Стефан своим ответом заставил меня устыдиться:

— Так и есть. Я гораздо чаще провожу время в разъездах по странам, а не сижу дома, — эта фраза ввергла меня в смятение, как будто он намекал на то, что ему известно, что я просиживаю дома большую часть времени, в отличие от него. Но ведь я не сказала ему об этом ни слова!

— Нет такой страны, в которой я еще не побывал, — продолжил он, ничуть не гордясь этим достижением, и я простила ему безобидный намек на отсутствие собственного кругозора.

— Это же замечательно. Что может быть интересней путешествий? Поездка в Австрию стала моим первым шагом к открытиям и, надеюсь, не последним. Раньше я никуда не выезжала, пока жила в Киеве, а потом и в Петербурге.

Стефан прищурился:

— Так вот откуда этот акцент. Он показался мне знакомым. Я бывал в Киеве, а в Петербурге еще нет. Как-то не складывалось.

— Да что ты? — удивилась я. — Тебе стоит обязательно приехать. Такой город не забывается!

— Наверное…

Голос Стефана стал каким-то сухим. То ли ему не понравилось, что я тороплю события, то ли он избегает приезжать в этот город по своим причинам. Задать ему прямой вопрос я не решилась. Мы шли некоторое время молча, пока он бросал взгляды по сторонам, будто выискивая что-то. Прохожих становилось все меньше и мы уже шли узкими улочками, задевая порой стены.

Точнее, стены задевала я, потому что Стефан держался заданного курса на удивление четко. Он и вправду, будто видел предметы в полумраке своими кошачьими глазами.

— Мы заблудились? — спросила я..

— Я никогда не сбиваюсь с дороги, — последовал уверенный ответ.

Сказать таким тоном мог человек, который и в самом деле никогда не сбивался с дороги и был рожден если не с навигатором в голове, то с неограниченной интуитивной силой, точно. Я не стала возражать, раз он был так уверен, хотя мне стало несколько не по себе, когда мы в очередной раз свернули в темный проулок. Он по-прежнему держал меня за руку, не выпуская, и уверенно шел вперед, оставляя далеко позади одинокий желтый фонарь.

Я прочистила горло:

— Я была уверена, что с освещением в Вене должно было быть все в порядке.

Жаль, что я не видела его лица, потому что в этот момент в его голосе прозвучала явная ирония и неудовольствие, которые, впрочем, он быстро постарался изгладить.

— Так и есть… Иногда даже в Вене бывают неполадки с электричеством. Сейчас Рождество и случаются перепады напряжения. Вероятно, что-то случилось на подстанции.

— Понятно, — натянуто ответила я, раздумывая над тем, показалось мне или нет, что у Стефана неожиданно изменилось настроение.

Повисла пауза.

— Алиса, — произнес он зловеще, — ты ведь не боишься меня?

После этих слов мне снова стало не по себе. Вот и доказательство… Странное чувство, мы будто услышали друг друга без слов. Однако, мне не хотелось паниковать раньше времени. Я постаралась замаскировать внезапно возникший страх за смехом.

— Разве мне следует тебя бояться?

Он резко остановился и я налетела на него. Его руки обвились вокруг моей талии и я почувствовала его дыхание на своих щеках.

— А теперь? — его шепот прозвучал как раскат грома.

Проклятый язык совсем перестал слушаться и я застыла, прислонившись спиной к холодной стене. Вертелись какие-то фразы, но я в негодовании отвергала их. То ли сделать вид, что мне вовсе не страшно, то ли сдаться и признать, будто он пугает меня. В любом случае, он должен был заметить мой испуг и врать было бессмысленно.

— Пугаешь — прозвучал мой шепот, как раскаяние.

— Я так и подумал, — ответил он с легкой иронией. А потом хмыкнул и добавил с каким-то уважением: — Хотя, не предполагал, что признаешься в этом.

Я опустила голову, не в силах противостоять магическому очарованию этого мужчины, как и не зная, что можно было бы ответить на подобное заявление.

Он вздохнул и выпустил меня из рук, снова схватив за ладонь.

— Осталось немного. Мы почти пришли.

Стефан вел себя так непоследовательно, что я совсем растерялась. Я даже не произнесла ни звука, когда мы повернули влево, и прямо передо мной возникла небольшая церковь, вся золотисто-желтая и зеленоватая от подсветки.

Деревья словно расступились перед нами, приглашая выйти из полумрака на освещенную мостовую. Перед зданием церкви стояла небольшая толпа людей, хлопала в ладоши и мне тут же стало ясно, почему они хлопают. Над маленькой площадью раздавались мелодичные звуки, которых я — странное дело! — не слышала в переулке.

Может, дело было в акустике или в том, что Стефан всецело завладел моим вниманием? Тут я пришла в себя, позабыв о сомнениях и странном поведении моего спутника.

— Там скрипач, — благоговейно произнесла я, не сводя глаз от худого юноши, наигрывавшего на моем любимом инструменте.

— Уличный музыкант — констатировал Стефан. — Обойдем церковь с другой стороны?

— Мне нравится, как он играет.

— Недурно, — сказал Стефан тоном ценителя и нетерпеливо произнес — Ну, так как насчет моего предложения?

Я все смотрела на музыканта и настойчивость, с которой меня собирались отсюда увести, неожиданно привела меня в боевую готовность.

— Хочу послушать музыканта. Давай остановимся здесь.

Должно быть, Стефан удивился, что ему противоречат. Музыка, это то единственное, чему я не нахожу компромиссов. Если я позволяла, например, Нике рядить меня в ее любимые наряды или ходить с ней на вечеринки, то это не означало, что я послушалась бы ее и перестала бы играть на скрипке, когда она настойчиво рекомендовала сменить скрипку на бас-гитару.

Так же случилось и со Стефаном. В самом деле, почему нельзя было послушать, как играет скрипач и что за спешка с экскурсией?

— Хорошо, — с неудовольствием сказал он, не выпуская моей руки.

Мы подошли еще ближе. Перед музыкантом стоял открытый футляр от скрипки и там лежали несколько монет и разноцветных бумажек. Я с досадой вспомнила, что при мне совсем мало денег и принялась мысленно себя ругать за несобранность. Деньги бы в любом случае мне пригодились, если бы возникла какая-нибудь непредвиденная ситуация.

Скрипач доиграл сочинение «Адажио Мольто» Вивальди, и присел передохнуть, чтобы налить себе горячего чая из термоса. Руки у него были белые и сухие от мороза, а губы обветрились и потрескались. Только глаза светились тем самым огнем вдохновения, что спасает в лютую стужу и при нестерпимой жаре. Я знала, что такой огонь был способен зажечь пламя в сотнях людей, способных воспринимать звучащую музыку.

Такой же огонь согревал меня одинокими и бессонными днями или вечерами, давал надежду и желание жить, творить и надеяться на собственное счастье.

Люди вокруг начинали мерзнуть, приплясывая. Я видела, что они боролись с желанием услышать продолжение концерта и желанием найти место теплее, чтобы согреться. Но пальцы скрипача еле сгибались, а его заработок был слишком скуден, когда как он явно рассчитывал провести здесь еще не один час.

Я высвободила руку из железных пальцев Стефана, не оглядываясь на него, и шагнула к скрипачу. Он поднял на меня удивленное лицо, потирая пальцы. Я показала на скрипку и спросила:

— Вы позволите, если немного поиграю вместо Вас? Я профессиональная скрипачка.

Он замешкался, осмысливая вопрос, а потом задумался, и я поняла причину его сомнений. Возможно, он предположил, что в таком случае ему придется поделиться своим заработком. Я поспешила его успокоить:

— Пожалуйста, не беспокойтесь. Мне не нужны деньги, просто я целых три дня не играла и соскучилась по смычку. Можно?

Наверное, один музыкант всегда поймет другого музыканта. Особенно, если оба только и живут тем, что извлекают из семи нот гениальные творения иных музыкантов, живя в этот момент вихрем непередаваемых ощущений, волнующих душу.

Скрипач улыбнулся мне сухими губами и бережно передал мне скрипку:

— Играйте на здоровье. Теперь я сам послушаю.

Я коснулась прохладных отполированных боков скрипки, чувствуя, как радость переполняет мое застучавшее от волнения сердце. Уличный музыкант присел на раскладной стульчик, сделал большой глоток горячего чая, крякнув от удовольствия, а затем натянул шерстяные перчатки, чтобы согреть озябшие пальцы. Толпа зрителей умолкла, глядя на мои манипуляции, предвкушая еще один концерт.

Перед тем, как приложить скрипку к плечу и зажмуриться от удовольствия, я мельком поймала взгляд Стефана, думая, что он сердится. Но он стоял в стороне, неподвижно, как черная статуя, только один его зеленый глаз, не отрываясь, смотрел на меня в такой глубокой задумчивости, что я бы обязательно спросила у него, чем вызвана эта задумчивость, если бы мое желание играть не было столь сильным.

Итак, я взмахнула смычком, совершенно не задумываясь, что конкретно я стану исполнять, как руки сами заскользили по струнам и кисть взлетела вверх, чтобы вновь сорваться вниз.

Подхваченная музыкальным смерчем, я находилась в самом его центре, я руководила им, ощущая себя дирижером и оркестром. Музыка окружила меня, она танцевала во мне и рвалась наружу. Вместе с этой исполинской энергией на волю рвалась душа. Ей так тесно было в теле, так неуютно, что свой выход она могла обнаружить разве что в потоке слез и льющейся песни. Но петь в мороз я не могла себе позволить, потому мне пришлось только беззвучно рыдать, чтобы душа не захлебнулась от невыносимого восторга, переполняющего меня внутри.

Нет такой другой силы, которая столь сильна на эмоциональном уровне, что создается иллюзия физического перемещения в пространстве. Такой силой и является музыка, выворачивающая наизнанку, поднимающая над землей, вопреки законам гравитации. Это один из божественных секретов, по высочайшей милости дарованный нам, чтобы в минуту отчаяния или восторга мы смогли бы воспользоваться им, для спасения или еще большего упоения.

Не знаю, сколько времени прошло с той минуты, как я взяла в руки скрипку. Стефан стоял в оцепенении, впрочем, как и все вокруг меня. Сначала я решила, что люди замерзли и недовольны моей длительной игрой. Но как только я опустила смычок и смахнула застывшие слезы, как грянувшие аплодисменты успокоили меня своей искренностью. Даже уличный музыкант посмотрел на меня с уважением и спросил, откуда я и где научилась играть.

Я поклонилась ему и моим благодарным слушателям, придя в невыразимо хорошее расположение духа.

— Счастливого Рождества, — произнес скрипач, восторженно поблескивая глазами. — Спасибо, я отогрелся и получил огромное удовольствие, слушая Вас.

— А я — Вас, — вернула я комплимент. — Удачи!

Я повернулась и чуть не наступила на ногу в черном высоком сапоге. Рука в черной перчатке подхватила мой локоть и вывела из толпы, аккуратно поддерживая.

— Тебе нехорошо? — поинтересовался Стефан, внимательно глядя на меня.

Музыка еще звучала во мне и от этой эйфории можно было запросто свалиться, пусть даже она была и положительной.

— Ну, что ты, — произнесла я, чуть сбивчиво. — Я страшно довольна. Просто разволновалась.

Стефан кивнул.

— Не знал, — продолжил он, — что ты умеешь играть на скрипке. Да еще так… Хотя, изначально я заметил в тебе…

Он запнулся, словно понял, что чуть не сболтнул лишнего.

— Что заметил?

Стефан поджал губы и вновь стал задумчивым.

— В твоем сердце много музыки. Сам Моцарт не сыграл бы лучше, можешь мне поверить.

Я рассмеялась, хотя сравнение несказанно польстило мне.

— Вот такого точно быть не может. Это уж комплимент так комплимент! Конечно, спасибо, но…

— Не думай, что я говорю льстивые слова — тут же резко оборвал меня он и его зеленый глаз вспыхнул, как бенгальский огонь. — Я никогда не преувеличиваю и не приуменьшаю правды.

Я оторопела, не привыкнув еще к его выпадам.

— Просто сравнение слишком сильное. А я слишком серьезно отношусь к музыке, поэтому считаю, что достижение совершенства это бесконечный путь сквозь тернии собственных сомнений и самобичеваний.

Стефан скрипнул зубами. Его напряжение чуть не накрыло меня с головой, а ведь я хорошо чувствую, когда у людей происходит смена настроения. Ладно, если уж ему нравится думать, что я лучшая скрипачка в мире, пусть так и будет, лишь бы не портил нашу прогулку. Мне не хотелось верить в то, что мы рассоримся из-за возникших беспочвенных противоречий. Хотя привыкнуть к тому, как любезность Стефана сменяется агрессивностью, было непросто.

— Как тебе будет угодно, Алиса, — выдавил он. Его ладонь была горячей, будто нагретая солнцем. Я кашлянула.

— А куда мы идем на этот раз?

Мой спутник повел меня прочь от церкви, настойчиво удерживая. Я повторила вопрос.

— Стефан?

Он повернулся ко мне и протянул бутылочку:

— Сделай несколько глотков, не то замерзнешь, и тогда музыка целого мира не согреет тебя.

Эти слова прозвучали как-то странно и двусмысленно, но я послушалась и на этот раз не поморщилась, когда горькая обжигающая жидкость проникла в горло и пищевод. Моя рука вновь оказалась в руке Стефана, и мы пошли вдоль домов, ускоряя шаг.

— Возвращаемся — бросил он, на ходу.

— Может, стоит вызвать такси? — предложила я.

— Нет. Мы быстро дойдем.

Конечно, опыта свиданий у меня не было, поэтому я не могла сравнить моего новоявленного кавалера с кем-нибудь еще. Однако, у меня возникло стойкое убеждение, что на свиданиях, особенно, первых, вести себя подобным образом не стоит. Если вначале я была уверена, что нравлюсь Стефану, то теперь, по неизвестной причине, я заметно упала в его глазах. Иначе как я еще могла объяснить то, как он смотрел на меня и как разговаривал? Или это его такая оригинальная манера завлекать женщин?

Между тем, я неожиданно, почувствовала какую-то слабость в ногах и решила, что я просто устала за сегодняшний день. Но затем эта вялость принялась подбираться к животу, рукам, груди и, наконец, голове, отчего мне ужасно захотелось поскорее присесть, а еще лучше, прилечь.

— Стефан, подожди…

К моему удивлению, мой голос прозвучал неестественно тихо, что не могло меня испугать.

Я сразу сбавила шаг и оперлась на руку Стефана, чуть ли не повисая на нем. Голова закружилась и я застонала, зажмуриваясь. Он остановился, глядя на меня из-под густой челки.

— Алиса, ты побледнела…

Наверное, у меня совсем голова перестала соображать, потому что тон Стефана был непередаваемо безразличный и вместе с тем, у меня сложилось абсурдное чувство, будто он доволен моей слабостью.

Я встряхнула головой.

— Ты мог бы помочь мне доехать до клуба? — попросила я.

— В этом нет необходимости, мы почти на месте. Дойдем пешком — безапелляционно заявил он.

Я была так поражена его окончательным охлаждением в мой адрес, что даже не возмутилась, что он чуть встряхнул меня и практически поволок за собой.

— Стефан, — взмолилась я, хватаясь за его рукав, — мне плохо!

И тут прозвучал ответ, повергший меня в состояние, близкое к истерическому.

— Я знаю. Осталось недолго страдать.

— О чем ты говоришь? И отпусти мой локоть. У тебя не пальцы, а железные клещи.

Стефан расхохотался. От его смеха у меня пошел мороз по коже. Этот новый Стефан отличался от того другого — галантного, любезного и улыбчивого.

— Ты веришь в судьбу, Алиса? Как думаешь, если бы сегодня мы не встретились, где бы я обнаружил тебя чуть позднее?

— Не понимаю, о чем ты говоришь — прошептала я, в страхе отшатываясь от него.

Стефан встряхнул меня, как куклу и презрительно ухмыльнулся.

— Вот так всегда. Никто ничего не понимает. Просто не хочет разобраться. А ты попробуй!

«Он сумасшедший, — решила я. — Неврастеник… Но как мне реагировать на него, чтобы не разозлить еще больше?»

— Стефан, — постаралась я произнести спокойно. — Отпусти меня и каждый пойдет своей дорогой. Очевидно, что мы вовсе не подходим друг другу.

Он вывернул мне плечо, отчего я вскрикнула, и зло бросил:

— Нашим дорогам было суждено пересечься. Помолчи и прекрати ныть, пока я не разозлился окончательно.

Мне хотелось возразить, оттолкнуть его и самой отправиться на поиски клуба, но Стефан цепко держал меня, не давая возможности сопротивляться. Ноги совсем не слушались, а глаза стали закрываться сами собой, будто я бодрствовала двое суток и теперь меня клонило в сон. Я попыталась закричать, чтобы позвать на помощь, но вместо крика у меня вырвался хриплый кашель, от которого я почти захлебнулась.

Под ногами мелькала мостовая, подол моего платья и черные сапоги на толстой подошве. Язык словно одеревенел, лишая меня возможности что-то говорить, а сам Стефан все так же крепко держал меня за плечи, подталкивая, заставляя идти вперед на негнущихся ногах. Я все пыталась понять, в чем же причина моего неожиданного недомогания и, что еще хуже — внезапной агрессии Стефана, показавшегося мне с лучшей стороны всего пару часов назад. И, конечно, не находила никакого внятного объяснения.

Тут, из переулка выбежали два парня, смеясь и толкаясь. Во мне вспыхнула надежда, что мне повезло их встретить и я из последних сил попыталась разбудить в себе остатки сил и внятно произнести слова о помощи. Но к полному своему отчаянию, я только и смогла, что шевелить губами и вяло протянуть руку в их направлении.

Стефан верно расценил ситуацию и тут же разыграл сцену, в которой он был заботливым влюбленным, а я — его пьяной подружкой. Он сразу подхватила меня на руки и напустил на себя озадаченный вид, громко произнеся несколько фраз по-немецки. На мои смешные попытки вырваться, он лишь качал головой и умоляющим голосом просил меня о чем-то, все на том же немецком языке.

Парни, хохоча и улюлюкая, прошли мимо, помахав нам на прощание. Даже мне, ничего ровным толком не понимающей в немецком, стал ясен смысл этого представления. Только приступ стыда быстро прошел, оставив место только недоумению и панике.

К тому моменту, как я практически потеряла сознание, я уже ничего не разбирала вокруг. Мое безвольное тело несли сильные руки, а потом я провалилась в темноту, отчаянно и безуспешно пытаясь цепляться сознанием за происходящее вокруг меня.

…Наверное, прошло не так много времени, прежде чем я снова обрела возможность нормально видеть предметы и различать их. Вокруг было темно и немного пахло сыростью. Я лежала спиной на чем-то твердом, а надо мной маячил слабый свет от лампы. Я чуть скосила глаза влево. Там громоздились какие-то ящики. Было неизвестно, что в них хранится. Справа белела кирпичная стена с осыпающейся известкой, на которой красовались потеки ржавчины.

Сразу подумать о том, почему я лежу в сыром подвале, я не могла. Сначала я просто лежала какое-то время и тупо смотрела то вправо, то влево, то на потолок и лампу. Наконец, голова начала проясняться и я попробовала пошевелить пальцами рук и ног, а потом предприняла попытку хотя бы приподняться. Оказалось, что я не могу двинуться с места, где я лежала, а лежала я на большом перевернутом ящике, причем мои руки и ноги были крепко перемотаны скотчем и привязаны к этому самому ящику.

Попытки освободиться ни к чему не привели, и тут я вспомнила, что незадолго до обморока рядом со мной был мужчина, напугавший меня своим необъяснимым поведением. Я резко выдохнула, пытаясь сосредоточиться на сковавших меня путах. Порвать скотч, намотанный на кисти рук и лодыжки в несколько слоев, смог бы только герой из боевика, несправедливо обреченный на смерть, а я никакой такой силой и талантами не обладала.

В углу раздался шорох. Я резко запрокинула голову. Передо мной возник знакомый силуэт, материализовавшись словно ниоткуда.

— Ага, — произнес он. — Пришла в себя. Я начал беспокоиться, не хлебнула ли ты лишнего из моей бутылочки. Сердечко не болит?

Он беспокоился о моем самочувствии после всего, что было. И почему тогда я лежала на ящике, связанная по рукам и ногам?

— Что произошло? — с трудом выдавила я, делая глубокий вздох.

— Ты потеряла сознание — прозвучал ответ.

— Почему?

— Потому, что тебе стало плохо. Не волнуйся, это нормальная реакция. Так всегда бывает.

Я растерянно заморгала.

— Как — так? И зачем… зачем ты связал меня?

Привкус горечи возник у меня во рту, как только я осознала свою беспомощность. И как подобное могло со мной приключиться?

Стефан вытянул руки вперед, хрустя конечностями, и чуть зевнул. Потом он закусил нижнюю губу и пожевал ее немного, прежде, чем сказать:

— Ну, иначе ты бы стала сопротивляться, а я не люблю возни. Моя настойка действует безотказно, но с ней тоже надо уметь обращаться. Можно и не проснуться, — прыснул он со смеху, но тут же резко оборвал смех и сделался мрачным. — Кстати, не пытайся звать на помощь, — предупредил он. — Нас никто не услышит. Хотя, я могу заставить тебя молчать.

Я дернула руками и ногами, пытаясь освободиться. От отчаяния у меня покатились слезы.

— Только не надо истерики, — закатил глаза Стефан. — Меня это утомляет.

— Стефан? — спросила я, обреченно глядя на него, угрюмого и совершенно безразличного. — Что я тебе сделала?

Смуглое лицо склонилось надо мной.

— Как ни странно — ничего. В этом нет твоей вины, во всяком случае, твоя вина субъективна.

— То есть? Что за шутки?

Стефан пнул ногой один ящик и тот, словно повинуясь его воле, подскочил прямо к нему. Он уселся на ящик, не отрывая глаз от меня, и тихо заговорил, пока я с ужасом смотрела на него.

— Шутки… Наверное, ты права. Так странно… Пока ты играла на скрипке, там, на площади, я думал, что не смогу сделать того, что должен. Я видел, как чиста твоя душа, и еще важнее — твое сердце. Ты очень сильная, а я уважаю силу, пусть даже этого никто другой в тебе не замечает. На мгновение ты победила во мне меня самого, Но это была минутная слабость. Таких, как ты было много и будет еще больше. Но самое важное, что все вы будете отныне на нашей стороне…

Я закрыла глаза, пытаясь осознать, о чем он говорит.

— Совсем перестала тебя понимать. Что происходит? Может, развяжешь меня и мы поговорим? У тебя семейные проблемы? Я могла бы попробовать помочь. Мне кажется, что я чувствую твое напряжение. Ты зол на кого-то… Расскажи, станет легче.

Стефан расхохотался, скривившись.

— Благодарю за сочувствие, но я свободен от семейных проблем. Так что нет, мне не понадобится сеанс психотерапии. Хотя, твоя чувствительность весьма кстати. Потом это нам пригодится.

— Кому — нам? И развяжи меня, пожалуйста, — мой тон, неожиданно для меня самой, сменился на ровный и умиротворяющий. — Никому не станет лучше, если ты совершишь то, что задумал. Твоей душе это не на пользу. Я знаю.

Он так и расплылся в ироничной улыбке:

— В тебе и правда есть эта сила. Я бесконечно рад, что узнал тебя. Точнее сказать, распознал в тебе твои таланты. Так что нет, развязать не смогу. А поговорить сможем. У нас есть еще несколько минут.

Наверное, ночь кошмаров была в самом разгаре и голова снова разболелась, невзирая на мои отчаянные попытки заставить себя собраться и уже придумать что-нибудь существенное.

— Таланты? — вместе с той вспышкой уверенности, пропало желание сопротивляться. — Несколько минут до чего? — слабея, выговорила я.

Стефан, наконец, откинул прядь со второго глаза, и я увидела, что он вовсе не зеленый, как тот, другой, а беспросветно черный, как и его волосы. В полном замешательстве я уставилась на этот страшный глаз, который глядел на меня, не мигая.

— Тебе не будет больно — деловито сообщил он, вытаскивая из-под полы тонкий нож, похожий на стилет. Его тонкие грани блестели под светом лампы, бросая серебряные блики на наши лица. — Этот кинжал такой острый, что без труда рассекает железо. Конечно, секрет изготовления таких ножей давно утерян среди людей, — хихикнул он, играя ножом.

Стоило мне увидеть лезвие кинжала так близко от меня, как голова закружилась еще больше, а к горлу подкатила тошнота. Мое кажущееся спокойствие сменилось приступом такого страха, что целую минуту я не могла выговорить ни слова, пытаясь осознать то, что происходит.

Все это время Стефан глядел на меня со смешанным выражением хладнокровного любопытства. Скорее всего, так смотрит ученый на лабораторную крысу, перед тем, как провести очередной опыт.

— За что? — выдохнула я, наконец, в ужасе.

Стефан подкинул нож и поймал его, не глядя.

— Правильнее задать вопрос: из-за чего? Но раз наше свидание подходит к его логическому завершению, то я, так и быть, потешу твое любопытство. Да, да, моя милая, уверен, что ты спрашиваешь отнюдь не из праздного любопытства, — хихикнул он снова, радуясь своей шутке, но через секунду снова сделался серьезным. — Ответь, ты религиозна?

Я замерла, пытаясь понять, издевается он или задает вопрос по существу.

— Какое это имеет отношение к моему убийству? — проговорила я, понимая, что еще немного и окончательно сойду с ума.

— Самое прямое. Видишь ли, моя прекрасная Олеся, наш мир не так совершенен, как того бы хотелось.

— Это я успела заметить, — выдавила я, ощутив новую волну паники. — Встреча с тобой подтвердила такое утверждение. Странно, что я поверила тебе. Обычно я не попадаюсь на одну лишь внешность.

Стефан наклонился ко мне так близко, рассматривая меня, что я смогла увидеть свое отражение в его зрачках. Его теплое дыхание с терпким запахом абсента прокатилось по моим щекам, но я не смогла отвести глаз от прекрасного лица этого чудовища, хотя он и принялся говорить абсурдные вещи.

— Не расстраивайся. Ты вела себя вполне достойно…

С этим сомнительным комплиментом он выпрямился и уселся на ящик, покачивая ногой, пока его пальцы выстукивали по блестящей поверхности кинжала какой-то ритм.

— Так вот, я продолжу свою мысль. Выражаясь примитивным языком, с давних времен существуют две главные силы, ведущие постоянную борьбу — добро и зло. На чьей стороне воюю я, догадайся сама, ты ведь умная девочка. Так вот, эти силы сражаются за каждую человеческую душу в отдельности, чтобы пополнить ряды своих бесчисленных войск. В твоем мире нас делят на демонов и ангелов, а также на десятки других славных служителей Света и Тьмы. Я, — тут он вскочил и шутливо отвесил поклон, — состою в особом отряде Стерегущих демонов и зовусь Ловцом душ. Мы находим невинные души и, ты уж прости, отнимаем жизнь у бренного тела, чтобы завладеть самым драгоценным, что есть в этом теле. Каждая душа живет в сердце, поэтому нам приходится изымать этот орган, чтобы бережно доставить ее в особое место, чтобы потом произвести обряд перевоплощения чистой души, с ее мощью и силой, в новенькую демоническую сущность, напрочь лишенную памяти о своей предыдущей жалкой жизни. Ну, это если в двух словах. Я не владею даром слова — ухмыльнулся Стефан, подмигивая мне черным глазом.

Демон? Все ясно. Я мысленно застонала и поздравила себя со столь удачным знакомством. «Так тебе и надо, подруга, — зло подумалось мне. — Что, уже решила, будто тобой может заинтересоваться нормальный мужчина?».

Теперь у меня не осталось никаких сомнений, что Стефан был самым настоящим психом, фанатиком, да еще и убийцей. Наверное, я была слишком поражена тем, что сказал мне этот сумасшедший, чтобы помнить о нависающем надо мной кинжале, иначе бы уже пыталась кричать и звать на помощь.

— Разве невинная душа не должна попасть в рай? — спросила я, ужасаясь себе и своему спокойствию.

Стефан, видимо, тоже удивился, что я не прошу о снисхождении, а спокойно задаю ему вопросы.

— Должна, — поморщился он. — Но она не успевает! Я запираю ее особыми заклинаниями на целых тридцать шесть секунд, мешая найти ей путь к Свету. И что за скучное слово — рай! Душа может перерождаться множество раз, прежде чем достигнет наивысшей гармонии. Хотя, — внезапно согласился он, — может, это и есть ваш рай.

— Ты собираешься выкрасть мою душу, чтобы я стала демоном, вопреки моей воле? — решила уточнить я.

— Все именно так, моя милая. Не грусти, ты потом мне еще спасибо скажешь, если встретимся после перерождения. Правда, я могу тебя и не узнать, хотя и очень хорошо чувствую другие души рядом со мной.

Безумец, одним словом… Я бы посмеялась, если бы не находилась на импровизированном жертвенном столе. На всякий случай, я попыталась образумить человека, по моему мнению, чрезмерно увлекшегося религией, вообразившего себя самым настоящим демоном.

— Стефан, подумай о своей душе. Разве ты не знаешь, что победа предсказана только тем, кто сражается на стороне Света?

Он замер, но потом я услышала его смех.

— Забавно! Ни одна моя жертва еще не заботилась о спасении моей души…

Смех резко оборвался и Стефан произнес, чеканя каждое слово:

— А еще, хочу признаться — у меня нет души. Точнее, вся моя сущность, мое тело и разум, все было создано единым целым и не подлежит разъединению. Единственное, что может повлиять на судьбу моей сущности, это мои поступки, вроде измены. Но демоны никогда не становятся предателями своего мира. Такого просто не бывает. Меня почти невозможно уничтожить, как и переделать. У меня есть цель и есть предназначение. Я следую им без всяких сомнений, хотя меня и искушают сильные души, вроде твоей. Но тем лучше. Тем сильнее станет твоя душа после возрождения в новом теле.

— Но, погоди, — крикнула я, — откуда у тебя такое право на похищение того, что принадлежит Свету? Разве тебя не наказывают за преступления?

Стефан едко усмехнулся и близко придвинулся ко мне, отчего пряди его волос свесились вниз и защекотали мне подбородок.

— Кто способен наказать меня? Роли давно распределены и моя сторона не обязана играть честно. Понимаешь, о чем я?

— Это несправедливо…

— Возможно. С точки зрения человеческой морали. Но у демонов такого глупого понятия нет.

Я с презрением посмотрела на него, стараясь вложить в свой тон и взгляд как можно больше негодования и сарказма:

— Не думаю, что это послужило утешением тем несчастным девушкам и женщинам, что встретились на твоем пути. Ты отбирал то, что было даровано не тобой. И ты обязательно будешь наказан, пусть не сейчас, но закон о возмездии существует и его карающий меч опустится и на твою шею.

Он подкинул нож и поймал его за острие несколько раз, поглядывая на меня, пока я возвращала ему ответные колючие взгляды.

— Не жди, что я порежусь. Этим меня не убить. Нож годится лишь для всего, что создано на земле, а в том измерении, откуда прихожу я, там действуют иные законы физики. И, кстати, ты знаешь, почему мы не охотимся на мужчин вашей расы?

Я повернула голову в другую сторону, показывая, что не хочу его слушать, но он тут же появился слева, ничуть не обидевшись.

— Еще одна шутка природы или мироздания, как тебе будет угодно. Мужские души не способны сохраняться в сердцах, они лишены той силы и способности к выживанию, которыми наделены женщины. Конечно, если очень постараться, то можно найти душу посильнее, но оно того не стоит. Ни один демон не станет рыскать по свету в поисках какой-нибудь достаточно устойчивой к перерождению мужской души, пока есть возможность без проблем найти целый легион из душ женских. Так что, ты можешь гордиться тем, что ты — женщина!

— Легион? Сколько же девушек ты убил?

— Условно сказал, не будь занудой, моя маленькая скрипачка, — поморщился Стефан. — Невинные души стало находить все сложнее. Вседозволенность и распущенность — наши знатные помощники, но они же и противники. Сто лет назад мы находили нужные нам души гораздо быстрее, чем сейчас. Что поделать. Издержки прогресса, наверное.

Надо мной снова раздался раскатистый хохот. Я закрыла глаза, чтобы потом процедить с отвращением:

— Будь уверен, Стефан, что если мы с тобой когда-нибудь и встретимся, неважно где и в каком обличье, я обязательно узнаю тебя и приложу все усилия, чтобы ты понес заслуженное наказание. Даже если ты свихнувшийся монстр, убивающий людей на потеху своим божкам, я стану привидением, чтобы донимать тебя всюду, куда бы ты ни пошел. Будь уверен, когда-нибудь ты займешь мое место и…

— Тсс… — ладонь Стефана легла на мой рот. — Твоя невинная душа вопит о возмездии. Я польщен, что встретился с тобой в твоем земном воплощении, Алиса, и что именно я возьму твое сердце сегодня. Лучше надену повязку тебе на глаза, чтобы ты не видела кинжала, и свяжу твои уста, чтобы ты напрасно не изводила себя криками и мольбами.

Я хотела что-то сказать, но тут язык мой онемел, а глаза закрылись сами собой. Можно было дергаться, рваться на волю, все было бесполезно. Спасти меня было некому. Теперь я это поняла.

— Ну, продолжим — раздался голос Стефана. — Мне надо будет разрезать верх твоего платья, чтобы поближе подобраться к твоему бесценному сердечку. Как я и обещал, больно не будет. Поверь.

Конечно, твердить себе то, что со мной это происходит в кошмарном сне, было попусту, особенно если учесть, что обоюдоострое лезвие кинжала с легкостью распороло лиф платья, едва касаясь кожи. Впрочем, верить в то, что надо мной стоял самый настоящий демон с ритуальным ножом, чтобы вырвать мое сердце и украсть мою душу, было таким же безумием, как и пытаться проснуться.

Так и есть, это был один из тех фанатиков или сектантов, о которых я читала в газете и слышала от американской пары в кафе. И мне оставалось только покориться судьбе…

Я старалась припомнить какие-то молитвы, но в голове возникала настоящая каша. Я никак не могла сосредоточиться, что было и немудрено. Нож рвал на мне платье и его треск отдавался во всем моем теле мелкой дрожью. Лезвие миновало пояс, справилось с лентами на груди и подобралось к самому горлу. Я замерла, надеясь отключиться и не услышать страшного характерного удара лезвием.

— Это еще что?

Надо мной мелькнула тень и я снова смогла видеть мир собственными глазами. Стефан держал в руке какой-то предмет и я узнала свой медальон. Он болтался на тонкой веревочке, спускаясь с пальцев сумасшедшего или демона: не все ли равно, под чьим ножом должна была оборваться моя жизнь?

— Что это? — процедил Стефан, повторяя вопрос.

Я хотела ответить, но мой язык мне не повиновался. Демон вздохнул и щелкнул пальцами. Я облизнула губы, понимая, что ужасно хочу пить.

— Мой медальон, только и всего.

— Откуда он у тебя? — настойчиво допрашивал Стефан. — Кто тебе его дал?

— Какое это имеет значение? — я стала злиться. — Подарок моей бабушки.

— Хорошо.

Голос Стефана стал ровным и безжизненным.

— Хорошо… Тогда кто подарил его твоей бабушке? Только не лги мне.

— С чего бы мне тебе лгать? — закричала я, вне себя от ярости. — На смертном одре не врут. Моей бабушке подарила медальон ее мать. Я третья в нашей семье, кто его носит.

Он замер, рассматривая то медальон, то меня.

— Ты права. Просто я обязан знать наверняка, чтобы не ошибиться. Но, — проговорил он, склоняясь надо мной и пристально заглядывая в глаза, — думаю, что ты не врешь…

Он принялся расхаживать взад и вперед, не выпуская медальон из руки. Пока он ходил по подвалу, я совсем перестала что-либо понимать. Я так устала и была вымотана за этот кошмарный день в моей жизни, что не была в состоянии ни просить пощады, ни расспрашивать моего демона о том, почему его столь привлек невзрачный медальончик. Невзрачный для любого вора, так как он был сделан из простой меди.

— Да… — повторил он задумчиво. — Как я сразу не догадался. Такие же глаза, как на том портрете…

— Какой еще портрет? — не поняла я.

Стефан еще раз приблизился. Было неясно, то ли он смеется, то ли он бесится. С минуту он молча смотрел на меня своими зеленым и черным глазами, будто собирался пробуравить во мне добрую скважину. Он покачал медальоном передо мной и выговорил с таким трудом, будто его кто-то держал за язык.

— Считай, что сегодня твой второй день рождения, Алиса. Если бы я не был связан клятвой, тебе ни за что не удалось бы уйти отсюда живой. Но эта клятва… Будь все неладно… А твоя душа бы очень пригодилась в нашей борьбе… Как я и говорил, наши судьбы пересеклись таки не случайно.

Он махнул рукой и я смогла пошевелиться, не веря в свое счастье. Скотч волшебным образом упал к подножию ящика, более не препятствуя моей свободе. Правда, я еще не была уверена, была ли я свободна в полной мере этого слова.

— Иди, — прошептал Стефан, отступая назад, чуть ли не с ненавистью в голосе. — Я отпускаю тебя. Уезжай отсюда и спрячься в своем городе получше. Я не тронул тебя потому, что обещал давно…

Он замолчал, подбирая слова, глядя на меня, как на своего самого заклятого врага, а потом резко шагнул обратно ко мне, протягивая медальон, и положил в негнущуюся ладонь.

— Я обещал, — повторил он. — Но есть еще и другие. Если они нападут на твой след, считай себя обреченной. Уходи.

И, не дожидаясь, пока я встану с ящика, испарился в воздухе, прямо перед моим изумленным взором.

Ну, вот… Мало мне было сюрпризов, начиная поездкой в Австрию, маскарадом и газетными заметками о маньяках, мало было стремительного знакомства с молодым и прекрасным незнакомцем, мало было того, что он напоил меня какой-то гадостью и пытался принести в жертву. Если мое полубезумное состояние оправдывало то, что передо мной исчез человек из плоти и крови, будто его тут и не было, то в таком случае я могла расслабиться и со спокойной совестью отключиться еще раз.

Перед тем, как снова провалиться в темноту, в моем воспаленном мозгу пронеслись две противоположные мысли:

«Маньяк, похитивший меня, все-таки был настоящим демоном, крадущим сердца» и «Ника расстроится, что он порвал на мне платье»…

Расследование начинается

Под одеялом было тепло, уютно и безопасно. Я открывала и закрывала глаза, тупо глядя в полумрак передо мной. Одеяло было теплым, а мне было холодно. Как хорошо, что можно забираться под него с головой и спать, спать… И самое главное — никаких демонов!

Чья-то прохладная рука пролезла под одеяло и коснулась моего плеча. Я вздрогнула, но промолчала, только подтянула колени поближе к груди, чтобы обнять их руками.

— Алиса, как ты себя чувствуешь? — шепотом спросила Вероника. — Ты проспала целые сутки. Я беспокоюсь за тебя.

Я начала о чем-то думать, но не о чем-то конкретном, пока вдруг в голове не сформировалась новая мысль.

— Какое сегодня число? — спросила слабым голосом.

— Двадцать седьмое — обиженным тоном произнесла Ника. — Ты пропустила свой день рождения, подруга. Мы не могли тебя добудиться.

Так и было. Пускай я проспала свой главный праздник, зато Вероника не знала другого. Того самого, о чем мне сказало то чудовище с разными глазами. Теперь у меня было два дня рождения и беспокоиться было совершенно не о чем. На следующий год можно будет спокойно предаться веселью два дня подряд и мне будет не в чем себя упрекнуть.

Я всхлипнула. Ника тут же отреагировала на этот выразительный звук и кинулась ко мне, выдирая одеяло из моих судорожно сжатых пальцев.

— Ты что — переживаешь? Не плачь, пожалуйста, — плаксиво протянула Ника. — Я отправила Мишку в аптеку и в кондитерскую. Сейчас у тебя все будет, чтобы вылечиться и поднять себе настроение.

Посвящать Нику в подробности моего славного похода с красивым демоном по рождественской Вене я не стала. Только не сейчас, когда в памяти еще жило воспоминание о холодном лезвии, скользившем по мне. Ника поднимет всех на уши и тогда слухи о чудом спасшейся жертве разлетятся по всему миру. Но только этой жертве придется совсем туго. Если верить Стефану, тогда на меня откроется охота и целая стая демонов захочет привязать меня к столу и вырвать мое несчастное сердце, чтобы насильно перетащить мою душу со светлой стороны на темную.

На темную сторону мне вовсе не хотелось. Поэтому я постаралась взять себя в руки, хотя ужасно хотелось все рассказать подруге, потому что носить в себе такую информацию представлялось мне непосильной задачей. Я, как могла, подавила в себе желание разрыдаться и устроилась удобнее на диване, под внимательным взглядом Ники. Затем с благодарностью взяла чашку горячего чая у нее из рук и сделала большой глоток.

— Спасибо. Что-то я немного устала.

— Еще бы! — Ника подалась ко мне всем телом, изображая недоумение и ужас. — После такой порции коктейлей и бог весть еще какой дряни, было бы странно, если бы ты сказала мне, что с тобой все в порядке!

— Ник, — начала я осторожно. — А ты помнишь, как я очутилась здесь?

Подруга настороженно посмотрела на меня.

— Ты совсем ничего не помнишь?

Я показала указательным пальцем на голову, жалуясь на боль.

— Почти ничего. Освежи мою память.

— Ну, хорошо. Мы встретились в клубе в третьем часу ночи. Знаешь, мы с Мишкой стали за тебя волноваться и хотели идти на твои поиски, как появилась ты — вся взъерошенная, в разорванном платье и окоченевшая от холода. Ты что-то бормотала об американцах, но я никак не могла разобрать, что именно. Может, сейчас ты поможешь мне понять, что ты имела в виду?

Я отвела взгляд, концентрируясь на потолке.

— Скорее всего, что нет. Я только помню, как мы ушли гулять с тем парнем из клуба. Его звали… — я запнулась, холодея. — Его звали Стефан. Мы немного повздорили и я захотела вернуться обратно в клуб. Потом я случайно забрела в парк и там зацепилась платьем за куст, кажется…

Боже, ну и бред… Ника не должна мне поверить. Я бы точно не поверила такой вопиющей лжи. Однако, Вероника никак не отреагировала, будто заподозрила меня в обмане. Она только заботливо поправила одеяло и предложила мне выпить еще чаю.

— Все это так странно, — сказала она, помешивая сахар в чае. — Во всяком случае, теперь я точно знаю, что пить что-то крепче газировки тебе нельзя. Понимаешь, почему?

— О, да! Я и не спорю — обрадовалась я, что Ника не расспрашивает меня о Стефане. Но тут же прикусила язык, потому что она выдала свой очередной вопрос.

— Так что же случилось с тем парнем и почему вы повздорили? Мне он очень понравился, — улыбнулась подруга, поигрывая тонкими бровями.

Конечно, он ей понравился. Внешне Стефан был безупречен. Но я сомневаюсь, что он нравился бы ей так же, как при первой встрече, если бы ей довелось побывать на моем месте и лежать связанной на каком-то ящике в подвале в ожидании жертвоприношения.

— Мы не сошлись во взглядах на жизнь, я бы это так назвала — произнесла я, стараясь не разлить чай. Пальцы начинали дрожать всякий раз, как я думала о высоком убийце с зеленым и черным глазами.

— Жаль, — сказала Ника. — На него все заглядывались, даже я! Интересно, откуда он, где работает… Похож на актера и рок-музыканта. Слишком заметный парень, ему бы в шоу-бизнес.

Я вымученно застонала. Слушать о воображаемых достоинствах Стефана было выше моих сил. Пускай он и был внешне сногсшибательным, но куда более сногсшибательным было его увлечение по изыманию сердец у несчастных девушек. Вот уж с профессией повезло, ничего не скажешь! Но, видимо, быть демоном это уже не профессия, а призвание. И к своей работе он, скорее всего, относится с особым рвением и пристрастием.

Я ощутила противный привкус во рту. Вероника переключилась с мечтаний о смуглых красавцах на более прозаического Мишку, который появился в дверях с двумя бумажными пакетами.

— Ну, где ты ходишь! — возмутилась она, бросаясь к нему и хватая пакеты. — Алиса тут умирает, а ты по магазинам без меня бегаешь!

— Все в порядке, — я поспешила на помощь Мише, чтобы ему не доставалось попусту. — Мне намного лучше. Я пришла в себя.

— Тебе не мешало бы прогуляться. Выглядишь, будто ты жила в подвале целый год, — выдал Миша, совершенно не имея в виду ничего конкретного. Но упоминание о подвале снова вызвало у меня тошнотворное чувство.

— Ты совсем побледнела — засуетилась Ника, вываливая содержимое пакетов на диван. — Вот, выпьешь две таблетки витамина С, а потом съешь плитку шоколада, мне это всегда помогало при депрессиях!

— Когда это у тебя были депрессии? — поддел Нику Миша. — Разве что в тот момент, когда у тебя заканчивались наличные в магазине.

Я испугалась, что подруга сейчас придушит его, но она только кокетливо дернула плечами, принимая подобные недоразумения как неоспоримый факт. На самом деле, очень хотелось побыть одной, причем тянуло залечь обратно под одеяло, чтобы меня никто не беспокоил. Пришлось настоять на том, чтобы они оставили меня в покое, а сами бы пошли и погуляли. Я убедила Веронику в необходимости этой меры, чтобы отдохнуть как следует и не желала, чтобы из-за меня они сидели в гостинице.

Хорошо, что Миша был не такой въедливый, как моя подруга. Он увел ее из номера, пообещав отвезти в центр на рождественские распродажи. Что и говорить, долго уговаривать Нику не пришлось. Я удивлялась сама себе, ведь оставаться одной в сложившейся ситуации было весьма неосмотрительно. Если верить демону, напавшему на меня, его коллеги смогут вычислить меня в два счета, если я попадусь им на глаза. Самое плохое было то, что я ничего не знала о демонах и не владела информацией о том, как можно было себя от них обезопасить.

Как они находили подходящих себе жертв? Только ли на улице или у них есть еще какие ориентиры?

От таких мыслей можно было свихнуться. Причем, было совершенно ясно, что никакой маскировкой от демона не спрятаться. Он, что называется, видит тебя насквозь, обладая сверхъестественными способностями, чтобы выслеживать добычу. Я схватилась за сердце, будто его могло не оказаться на месте, но оно было там же, где и всегда, только билось учащенно. На мне была синяя майка и под ее плотной тканью я нащупала тонкую веревку. Мой медальон!

Я тут же засунула руку в вырез майки и вытащила медальон наружу, благословляя бабушкин подарок. Благодаря этому кусочку меди я осталась жива, по неизвестной мне причине монстр пощадил меня, успев только напугать до дрожи. Я принялась пристально рассматривать медальон, пытаясь проникнуть в его тайну. Дело было не в составе подвески, это было совершенно точно. Тусклый желтоватый квадратик с тройным лепестком клевера посередине, сделанным из сплетенной проволоки, произвел сильное впечатление на Стефана и заставил его отступить от намеченного.

Я прикоснулась к бирюзовым камешкам внутри лепестков клевера и перевернула медальон, чтобы убедиться, что там было нечто, чего раньше не замечала.

Но обратная сторона медальона была обыкновенной — все та же тусклая медь, испещренная мелкими царапинками. Я перевернула медальон и снова принялась разглядывать его лицевую сторону. Возможно, три лепестка клевера в квадрате что-то означают с мистической точки зрения? Я вовсе не была сведуща в магии и колдовстве, поэтому мне срочно нужно было найти какой-нибудь источник информации.

Следовало попросить Нику зайти в букинистическую лавку и купить для меня толкователь знаков и символов. Я оглянулась, в поисках мобильного телефона, и увидела свою сумку рядом с диваном. Отправить сообщение Нике было проще, чем звонить ей в то время, пока она пытается втиснуться в платье на два размера меньше своего. Я так и сделала, надеясь на то, что подруга прочтет сообщение до того, как сядет в такси и поедет обратно в гостиницу.

Я откинула одеяло и принялась блуждать по комнате, стараясь выудить из себя хоть что-нибудь, что могло бы помочь в деле. Я постоянно задавала себе несколько вопросов, на которые не находила нужных ответов: почему Стефан пощадил мою жизнь? Почему на него так подействовал медальон? Почему он расспрашивал, кому именно принадлежал медальон, прежде чем попасть ко мне? За этим точно стояла какая-то семейная тайна. Теперь я была в этом уверена.

Кто, как не моя бабушка должна была знать о тайнах своего рода? Я схватилась руками за голову. Пройдет еще неделя, прежде чем я смогу связаться с бабушкой и вытянуть из нее интересующие меня подробности, а звонить из Австрии в Украину я не хотела, чтобы сэкономить мои жалкие средства. И так было неясно, чем обернется моя поездка.

Предстояла еще одна сложность. Нужно было выведать семейные секреты таким образом, чтобы мои родные не догадались о том, что меня преследовал демон, а также о том, что мои шансы на выживание в нормальном ритме жизни равны нулю. Вот еще одна проблема. Каким же образом мне теперь предстояло заниматься музыкой, ходить в музыкальное училище, да и вообще — передвигаться по городу?

С другой стороны, если до сих пор ни один демон, кроме Стефана, не нашел меня, может, мне просто везло? Или проблема в географии? Но я тут же отмела эту мысль, потому что сразу вспомнила о том, что убитых находили по всему миру и место преступлений было не ограниченным. Я остановилась перед зеркалом, пристально глядя на свое отражение. Оно мне не понравилось. Круги под глазами были такие же сине-фиолетовые, как и сами глаза, отчего возникала ужасающая картина: лохматая девица, впавшая в беспробудное пьянство, пыталась осознать и вспомнить, кто же она такая.

Я усмехнулась своему отражению. Хороша Лесная фея!

Я уже хотела отойти от зеркала, как в памяти всплыла еще одна подробность, от которой я подскочила на месте и уставилась на себя еще более внимательно. Стефан проговорился в самый последний момент, когда уже выяснил, что медальон изначально принадлежал моей прабабке. Он упомянул какой-то портрет, на чьем изображении были такие же глаза, как и у меня. Может, разгадка была в этом? Так, остановимся и подумаем более внятно. Если Стефан узнал медальон, а потом сказал, что видел похожие глаза на портрете, да еще и клялся кому-то, дав твердое обещание…

Но кому? И что это была за клятва? Каким образом Стефан был связан с моей прабабкой?

Тут уж я терялась в догадках. Я не хотела предполагать, будто этот сумасшедший демон был с ней знаком хотя бы заочно, а то и вовсе лично. Стало совершенно очевидно, что без помощи бабушки мне было не разобраться. Стоило съездить в Киев, но сейчас была на носу сессия, подготовку к которой я бездарно тратила сидя в гостиничном венском номере. Ладно, хоть я взяла с собой пару книг, которые мне следовало прочесть к экзаменам. Сейчас было самое время их открыть.

Я постаралась успокоиться и временно забыть о Стефане и загадках, сосредоточившись на предметах вроде музыкальной теории и истории музыки, но смуглое красивое лицо постоянно мелькало перед моим отсутствующим взглядом, которым я пыталась смотреть в учебники. Стоило моей памяти подкинуть мне один волнующий образ, как сразу возникал другой. Я никак не могла дочитать одну страницу, постоянно возвращаясь к ее началу.

Если бы на экзамене мне выпал этот билет, то я бы большую его часть рассказала без запинки, потому что успела выучить несколько абзацев наизусть. В итоге, я захлопнула книгу, злясь на себя и на Стефана.

Нет таких слов, чтобы описать чувства тревоги и паники, которые возникают в момент, предвосхищающий твою гибель в прямом и переносном смыслах. От одного только вида того обоюдоострого кинжала можно было навсегда проститься с рассудком, а не только с жизнью. Хотя, если бы мне не повезло с медальоном, то жизнь я потеряла бы гораздо быстрее, чем разум. Да, мне действительно несказанно повезло, но какой ужас должны были испытать те женщины, что закончили свое существование под ритуальным ножом демона? И никакие оправдания о сильных душах и о перерождении не могли компенсировать той моральной опустошенности, отчаяния и страха, что возникали у обреченных на смерть.

Видимо, Стефан действовал по одной и той же схеме. Не знаю, как другие демоны, но у моего были прекрасные навыки в обращении с противоположным полом. Скорее всего, он выслеживал необходимый объект, стоило лишь почувствовать его на расстоянии, а то и вовсе встреча могла быть неожиданной. Тогда он принимался обхаживать жертву, чтобы заманить ее в ловушку и тогда совершить задуманное без свидетелей.

Я сама ощутила на себе, как ловко Стефан манипулирует сознанием людей, но только я была одной-единственной, кому удалось избежать смертельного удара. За это нужно было благодарить само небо! Наверное, Стефан и сам не ожидал, что ему придется совершить неслыханный для него поступок и сохранить мне жизнь. Но я отвергала мысль о том, что должна быть ему благодарна. Да и за что? Он был орудием преступления, жил во имя зла и жалеть его было бы с моей стороны крайне безответственно.

Стефан и сам был воплощением зла. Эти его льстивые слова и медовые улыбки были фальшивой маской, прикрывающей его настоящее лицо — демона, убийцы и безжалостного монстра. То, как он быстро ко мне переменился, стоило нам оказаться вдвоем, указывало на его лицемерную натуру. Он играл с самого начала, забавлялся и предвкушал тот момент, когда с радостью вонзит нож мне под сердце. Бездушный циник, не знающий любви и пощады…

Я схватила подушку, нервно комкая ее руками. Стефан был чудовищем, он и есть чудовище, но как бы там ни было, он все-таки пощадил меня. Но я тут же обругала себя за то, что пытаюсь оправдать его. Ведь он не убил меня только потому, что давал какую-то клятву. Никогда бы не подумала, что у таких монстров есть понятие о чести и достоинстве. Вероятно, эта клятва была дана им в инстинктивном порыве самосохранения, чтобы некто более сильный и могущественный не отнял у него жизнь. Стефан вполне мог оказаться трусом и подлецом.

Подушка полетела в стену. Нужно было перестать думать, но сияющие яростью глаза демона, навязчиво преследовали меня всюду. Некуда было деваться от этого назойливого преследования. Я принялась обеспокоенно думать о том, что сейчас, очень даже возможно, какой-нибудь демон готовился принести в жертву невинную девушку, а я никак не могла ему помешать. От постоянного думанья разболелась голова, усугубив мое паническое состояние.

Я не представляла, как можно было отыскать всех этих женщин, которым угрожает смертельная опасность. У меня не было дара — видеть чужие души. Да и как бы я предупредила их всех, чтобы избежать внимания самих демонов?

Пришлось выпить болеутоляющее и съесть кусок пирога с клубникой, чтобы противно завывающий желудок перестал отвлекать меня своими примитивными потребностями. Запив все порядком остывшим чаем, я принялась размышлять о том, что именно я могу сделать для спасения будущих жертв.

Мне следовало разузнать обо всех девушках и женщинах, что уже подверглись нападению, чтобы как-то сгруппировать имеющиеся факты и постараться найти нечто, их объединяющее, чтобы сузить поиски. Делать все это в одиночку представлялось непосильной задачей, но другого выхода не было. Я не могла позволить искать себе единомышленников, потому что сразу бы навлекла на себя целую кучу неприятностей.

Мне бы здорово помог Интернет, но пока я находилась в гостиничном номере, я была связана в своих действиях. У меня чесались руки приступить к расследованию, но, если перефразировать, без владения информацией, я не смогла бы завладеть миром. Можно было бы заказать такси, чтобы оно отвезло меня прямо в интернет-кафе, чтобы снизить риск повстречать очередного демона на своем пути. В памяти тут же возник знакомый силуэт. Что, если бы этим демоном снова оказался Стефан? Как бы он отреагировал на меня? Сделал бы вид, что не знает или бы разозлился?

Нет, ну, хватит! Я слишком много внимания уделяю мыслям об этом негодяе. Попробуем же сделать что-то конкретное, вместо глупых мечтаний о твоем несостоявшемся убийце. Я рывком открыла шкаф, надеясь напялить на себя нечто несуразное, чтобы ни один приличный демон бы на меня не позарился, не говоря уже об обыкновенных мужчинах. Хотя, после того, как я побывала в руках демона, опасаться обычных мужчин было бы нелепо. Впрочем, нелепо было надеяться, что демон пропустит меня мимо, даже если я надену парик, очки, приклею бороду, а сверху надену три облезлых тулупа и начну хромать и косолапить. Этот маскарад только насмешит его до колик, а потом он столь же хладнокровно, с такой же мечтательной улыбкой на губах вонзит мне стилет в грудь. Следовало придумать нечто оригинальное.

Послышался звонкий сигнал. Это пришло ответное сообщение от Ники. Она советовала мне спуститься вниз и воспользоваться одним из компьютеров, стоящих в холле, потому что нужной книги в магазине она не нашла.

Прочитав ее сообщение, я развеселилась, одновременно негодуя на себя и свою забывчивость. Ведь я еще позавчера заметила, что в гостинице стоит ряд новеньких ноутбуков, круглосуточно предоставляющих вход во всемирную сеть, но сегодня что-то произошло такое, от чего моя память чуть не заставила меня выбраться во враждебный мне город. Ладно, спасибо Веронике, что вовремя подкинула мне эту замечательную идею.

Натянув спортивные штаны, я сбежала в холл. По пути я все время нервно озиралась, подозревая в каждом постояльце демона с кинжалом. Правда, потом я успокоилась, сделав для себя некий утешительный вывод. Любой демон, собирающийся завлечь жертву противоположного пола, должен был выглядеть на миллион в твердо конвертируемой валюте, вместо того, чтобы быть похожим на пожилого человека с газетой в морщинистых руках или на зевающего подростка в неопрятной одежде.

Демонически красивых личностей я так и не приметила, что дало мне возможность спокойно усесться перед монитором и приступить к поискам.

Мои руки замерли над клавиатурой, потому что я растерялась, не зная, с чего именно нужно было начинать поиск. Со знака клевера или с информации о черной магии? Вероятно, стоило разузнать подробнее о количестве жертв, о местах преступлений и версиях, выдвигаемых в процессе криминальной хроники этих жутких убийств.

Пальцы проворно забегали по белым квадратным кнопкам и я уставилась на монитор, разыскивая необходимые мне сведения. Конечно, я не надеялась, что в окне сразу всплывет фотография коварно ухмыляющегося Стефана, позирующего для камеры, но и того, что в убийствах могли быть замешаны демоны, я тоже не нашла. Были предположения одного и того же рода, что это дело рук некой сатанинской секты, пропагандирующей жертвоприношения. От этих страшных строчек вставали волосы дыбом, но я заставляла себя читать дальше, чтобы хоть как-нибудь приблизиться к разгадке.

Нашелся один пользователь на форуме, выдвинувший предположение, что корни этих преступлений восходят к языческой религии ацтеков, приносящих жертвы своему богу солнца, но тут же ему отвечали, что эта религия давным-давно мертва, как и сами ацтеки, хотя, и в самом деле, версия с жертвоприношением была весьма заманчивой. Также, опровержением теории с ацтеками была такая мысль, что жрецы приносили жертву на вершине храма так, чтобы ее обязательно касались солнечные лучи, а найденные тела всегда находились в подвальных помещениях, склепах или подземельях.

Но эта теория заставила меня внимательнее отнестись к прочитанному. Может, этот один человек с версией об ацтеках и был ближе всего к истине, но его почему-то не стали поддерживать.

Я начала выискивать сайты, которые бы посвящались древним обычаям и обрядам. Информации было много, даже чересчур. Можно было только поражаться неимоверной кровожадности людей, их дикости и глупости, благодаря которым на жертвенные алтари были принесены сотни тысяч людей. Да что и говорить — за всю историю человечества в угоду богам были умерщвлены миллионы, причем совершенно разными способами, отличающимися жестокостью!

От осознания этого кошмара опускались руки. Да, я знала, что наш мир несовершенен, что люди убивают себе подобных с незапамятных времен, что милые с виду мужчины и женщины могли оказаться хладнокровными убийцами. Но от лавины тошнотворных подробностей, обрушившихся на меня, я преисполнилась благородным гневом. Нужно было срочно что-то сделать, но пока я была так беспомощна, что не знала, как поступать в данном случае.

На форуме было множество высказываний чисто эмоционального характера, но от них не было никакой пользы, кроме осознания того, что даже в нашем больном обществе находилось огромное количество людей, умеющих сострадать ближнему.

Я закрывала одно окно за другим, просматривая выводимые сообщения и статьи. Наконец, я набрела на одну заметку в разделе «Непознанное и загадочное». Среди бесконечной информации о летающих тарелках и зеленых человечках, некто под ником Whisper свел и подытожил все ритуальные убийства, совершенные с конца позапрошлого века одинаковым способом — т.е. с изъятием сердца.

Статья была на английском языке, но я смогла разобраться в ней без особых усилий, так как язык повествования был довольно простой и понятный. Жертв было около восьмисот. А если точнее, то семьсот восемьдесят девять. Намного больше, чем говорилось в газете, что я читала несколько дней назад. Оставалось только подивиться настойчивой любознательности этого Whisper’а, который скрупулезно систематизировал данные.

У меня тут же возник иной вопрос. Что, если данных было недостаточно и эти убийства начались вовсе не в позапрошлом столетии, а много раньше? Неужели все эти страшные преступления были совершены Стерегущими демонами, к которым также принадлежал и Стефан?

Если я правильно поняла Стефана, то он жил в другом измерении. Поверить в подобное было бы верхом безумия, если бы я сама не видела собственными глазами демона, исчезнувшего передо мной, что могло бы служить сносным доказательством его силы и способностей. Ведь если вначале он был для меня просто очень умным собеседником, обладающим особой притягательностью, то потом он превратился в обычного психа, помешанного на религии. Правда, опять же, это было до того мгновения, как он перемещался в пространстве, словно призрак, а потом и вовсе испарился, оставив после себя еле заметное свечение, длившееся секунду.

Ничего о демонах мне известно не было. Необходимо было почерпнуть знаний, но как можно было быть уверенной в их достоверности? Не думаю, что демоны имели обыкновение делиться с людьми информацией о себе, сидя за столом и попивая чай. Тогда откуда брались книги о потустороннем мире?

От количества возникающих вопросов снова начинала болеть голова. Я снова принялась за список несчастных, начав с самого начала страницы. Имена следовали друг за другом и значились примерно в таком порядке:

Эмма, 26 лет. Лондон, 1870 г. Художница.

(значительный временной разрыв между первым и следующим преступлением)

Клавдия, 23 года. Неаполь, 1875 г. Балерина.

Элиза, 33 года. Вена, 1875 г. Танцовщица.

Евгения, 27 лет. Париж, 1900 г. Певица.

Исабель, 22 года. Сан-Паоло, 1904 г. Певица.

Эмили, 24 года. Бермингем, 1904 г. Художница.

Розанна, 20 лет. Нью-Йорк, 1904 г. Танцовщица.

Мария, 26 лет. Париж, 1905 г. Певица.

Кристина, 24 года. Москва, 1908 г. Художница.

Эльвира, 20 лет. Лондон, 1908 г. Балерина.

Анна, 27 лет. Париж, 1908 г. Поэтесса…

И так далее. Здесь несколько раз, также, значилась Вена. Одно убийство было совершено в 1875 году, затем в 1995, и последнее — в 2003. Почему-то я сразу подумала о Стефане и меня передернуло. С каким же цинизмом нужно было жить этому чудовищу, чтобы спокойно вспоминать о неких своих путешествиях по миру, а также и по Вене, в частности, подразумевая под этим свои преступления.

Получается, что список убитых в Вене мог пополниться и моим именем, но, скорее всего не сейчас. Неизвестно, сколько бы мое тело пролежало в том сыром подвале, прежде чем бы его обнаружил какой-нибудь бездомный.

Бррр….меня снова передернуло. Я тут же пообещала себе купить в аптеке самое сильное снотворное и успокоительное, чтобы снять с себя груз давивших тягостных воспоминаний.

Перечитав список несколько раз, я попыталась сделать общий вывод. Все жертвы были женского пола, молоды и занимались творческой деятельностью. Могло ли это означать нечто конкретное, что помогло бы мне сейчас? Я хлопнула себя по лбу, поражаясь собственной слепоте.

Жертвами ночных убийц становились девушки, которые в своей жизни соприкасались с искусством. Точнее не соприкасались, они жили своим искусством, совсем как я, желавшая посвятить себя музыке. Стефан говорил, что в моем сердце «очень много музыки». Наверное, он был способен различить во мне мою душу, восприимчивую к искусству и именно такое сердце представляло для него ценность.

Я вспомнила фразу, которую говорил мне преподаватель сольфеджио, что классическую музыку способна воспринимать только самая утонченная и возвышенная душа, причем не просто слушать эту музыку в угоду моде, а пропускать через себя, проживая ею мгновения эйфории. В это я была способна поверить, потому как сама испытала на себе воздействие потрясающих меня произведений Баха или Берлиоза. В такие моменты я и правда, будто жила музыкой, она поднимала меня над землей и заставляла позабыть обо всем вокруг.

На всякий случай я перечитала список еще раз, но уделила внимание только профессиям девушек. Так и есть. Все имена привязывались к балету, опере, музыке или к изобразительному искусству. Значит, демоны убивали женщин, имевших особо тонкое восприятие, которого не могло быть, скажем, у девушки, всю жизнь проработавшей в поле или у той, что жила простыми удовольствиями.

Но тут я запуталась. Неужели на свете не было других женщин, с чувствующим сердцем? А как же врачи, медсестры, учителя, сиделки, меценатки, в конце концов? Как же быть с монахинями и прочими служительницами церкви? Разве у большинства из них не было благородных и сострадающих сердец?

Получается, что я вернулась к тому же, с чего и начала. Я обхватила голову руками, досадуя на неразрешимость загадки. Постаравшись успокоиться, после нескольких вдохов и выдохов, я снова стала лихорадочно думать. Вот я — несостоявшаяся жертва Стефана с особо восприимчивой душой. Что во мне было еще такого, что указало бы на решение задачи? Я жила одна, ну, или практически одна, не была замужем, не любила шумных компаний и увеселений, вдохновенно предпочитая окружающему миру мой собственный мир, в котором обитала я и моя скрипка. Ника, вторгавшаяся в мое личное пространство, не считалась. С ней я свыклась благодаря ее доброте и незлобивости.

Может, те девушки тоже предпочитали одиночество и самозабвенно отдавались своей работе? Но каким образом это отражалось на душе???

От отчаяния хотелось врезать по монитору кулаком, но я тут же погасила свою внезапную агрессию, устыдившись ее. Я решила написать неизвестному Whisper’у, чтобы попытаться прояснить для себя некоторые детали, если он только был способен мне помочь.

Адрес электронного ящика высветился сразу после того, как я нажала на сам никнейм. Сочинить небольшое письмо не составило труда. В нем я просила рассказать мне о том, откуда пользователь получил данную информацию и чем он руководствовался при выборе этой темы.

Отправив письмо, я поняла, что устала, пока разыскивала сайты о ритуальных убийствах. Причем моя усталость была больше морального плана, чем физического. Подробности кошмарного прошлого мира, в котором я живу, плохо сказались на мне. Я была слишком впечатлительной для отвратительных описаний жертвоприношений одними людьми других.

Конечно, мне еще следовало разыскать новые сведения о демонах и о символах, но пока я решила отложить это мероприятие до вечера или завтрашнего утра. Оставалось надеться, что мой след не удалось засечь какому-нибудь случайному демону, проходившему мимо гостиницы. Я не представляла, чем стану сейчас заниматься и что могло бы вытеснить из моей памяти все то, что свалилось на меня за последние несколько дней.

Читать мне уже не хотелось: ни теорию музыки, ни теорию черной магии. В лифте я вытащила медальон на свет и принялась его рассматривать с еще большей тщательностью. Ничего нового на медальоне не появилось и это разочаровало меня, хотя глупо было бы надеяться, что там я увижу ответ на свои мучения.

В номере я прикончила половину клубничного пирога, запив это нескончаемым количеством чашек чая, оправдываясь полученным стрессом.

В таком виде и застали меня мои друзья, вернувшиеся с прогулки с очередной дюжиной пакетов и сумок, пока я дожевывала пирог и мечтала заполучить еще такой же. Вероника вздыхала и охала, беспокоясь за мою фигуру, но мне было совершенно все равно.

Когда ты чудом остаешься в живых после нападения одного из самых страшных существ на свете, а потом выясняешь мерзкие подробности, сопутствующих свиданиям с неземными мужчинами помышляющих вырвать твое сердце, то перспектива поправиться на килограмм или два вызовут разве что кривую улыбку.

Вена так и осталась для меня городом, символизирующим смерть и спасение одновременно. Вероника с Мишей несколько раз умудрились вытащить меня из номера, недоумевая, почему я столь странно реагирую на их приглашения.

Вена, такая прекрасная, музыкальная и величественная, наполнилась демонами всех возрастов и размеров, угрожающих уничтожить меня. От этого и правда можно было сойти с ума, но я надеялась, что с моим отъездом в Россию все закончится и вся мистика земного шара не будет способна достать меня.

Теперь я могла с уверенностью сказать, что, к моему огромному сожалению, любовь к путешествиям бесследно испарилась, не успев, как следует, прижиться в моем возвышенном (ха-ха!) и таком одиноком сердце. Если по дороге в Австрию я тешила себя планами и надеждами на то, что теперь уж все будет иначе, чем всегда, и я начну откладывать деньги на следующую поездку, ну, скажем, в Прагу, то теперь меня грызло желание засесть в моей квартирке и никогда оттуда не выходить.

Не могу сказать, что это желание далось мне легко. Я не могла скрыть своей досады на сложившиеся обстоятельства и на то, что моя душа не принадлежала мне целиком и полностью. Как я могла бы быть уверена в ее сохранности, если газеты, телевидение и интернет вещали о преступлениях, имевших ко мне самое прямое отношение?

В общем, теперь я совсем не была уверена в своем будущем, как и не знала, как долго этому будущему суждено продлиться. Гостиница стала моим временным убежищем на пути к добровольному отшельничеству в городе на Неве. Оставалось без приключений добраться в Россию, а потом, может, и в Украину, поближе к бабушке с дедушкой, которые смогли бы помочь мне хоть чем-нибудь, поведав о моей таинственной прабабушке. Ее я не знала. Она умерла несколько лет назад, не жалуясь на какую-то конкретную болезнь. Перед этим прабабушка прожила целых сто два года, удивляя своим долгожительством и бодростью.

Скорее всего, мне не суждено прожить целый век. Такой щедрости мне точно не видать, учитывая обстоятельства, заставившие меня думать о позорном бегстве из Вены.

Даже невероятная весть о том, что Миша достал для меня билет в Венскую оперу, не оглушила меня. Всего неделю назад я бы прыгала до потолка, а потом бы накинулась на Мишку с Никой с поцелуями, поклявшись им в вечной дружбе и любви. Было стыдно, очень стыдно, что я не смогла как следует передать всю степень моей благодарности за щедрые подарки, что преподносили мне мои друзья. Таких друзей поискать! И пускай Ника рядит меня в наряды от ведущих кутюрье и пропагандирует светский образ жизни, я никогда не откажу ей в этом.

Но теперь, когда за каждым углом мне виделось чудовище с кинжалом, не говоря уже о темной огромной зале Венской оперы, жертвы, на которые я шла, подчиняясь Вероникиному вкусу, казались мне смехотворными. Я бы с радостью надела все серьги в уши, нос и брови, что носят папуасы, пообещала бы никогда не снимать тяжелой бижутерии с щиколоток и запястий, гордо вышагивала бы на пятнадцатисантиметровых каблуках, лишь бы Ника с Мишей не смотрели на меня с обидой, почему это их подруга вздумала отказываться от билета в театр!

Как бы я объяснила им свое смятение и панику, вообразив, что за мной следят холодные глаза убийцы, жаждущего принести меня в жертву?

Нет, с одной стороны, мне хотелось в оперу. Я страшно истосковалась по настоящей музыке. Но мой инстинкт самосохранения делал из меня настоящего зайца, позабывшего, что перед норой растет грядка с морковкой, если рядом с этой грядкой притаилась лисица. Мне было стыдно и перед самой собой, и перед друзьями. Видение обоюдоострого ножа слишком живо маячило в моей памяти, как и безжалостные слова Стефана, чтобы я могла вот так просто и безрассудно отправиться навстречу неизвестности.

Пришлось взять себя в руки, обругать последними словами и, залившись успокоительными, отправиться в оперу на прослушивание симфонического оркестра. Надо было видеть мое настороженное лицо и заплетенную косу, обернутую несколько раз вокруг головы, а также мое длинное черное платье с жемчужным ожерельем, чтобы принять за молодую вдову судостроительного магната, прибывшую в театр без привычной охраны.

Как я не пыталась настроиться на прослушивание музыки, я все время смотрела не на сцену, а куда-нибудь в сторону, разглядывая партер, ложи и верхние ярусы, с ужасом замечая какое-нибудь красивое мужское лицо. Я украдкой рассматривала каждого, кто мог бы оказаться злодеем-демоном, но все претенденты на злодейство смотрели на сцену, не буравя меня колючим или искушающим взглядом.

Успокоиться мне удалось только в самом конце музыкального вечера, и его остаток я провела в более-менее хорошем расположении духа.

Впрочем, стоило мне выйти в фойе театра, как я поймала заинтересованный взгляд высокого шатена, облаченного в смокинг. Он так и просиял улыбкой, но тут же эта улыбка сползла с его холеного лица, потому что странная девушка, поймавшая этот взгляд, побледнела и попятилась к выходу.

На улице она (то есть — я!) снова принялась оглядываться, пока не очутилась в такси, бросившись к подъехавшей машине словно фурия, оттолкнув стоявшую рядом с дорогой даму в роскошных мехах и бриллиантах.

Заливаясь краской стыда и отчаяния, я пробормотала нужный адрес, а сама сжалась в комок на заднем сиденье. Я не узнавала саму себя. Со мной произошли невероятные события, но теперь мне все-таки было необходимо собраться и волевым усилием прекратить издеваться над собой и окружающими. В любом случае, двум смертям не бывать, а одной не миновать. Тот мужчина в фойе не был демоном, теперь я это поняла, но это только усугубило ситуацию.

Я сжала кулаки.

Либо я сойду с ума, превратившись в безумное и жалкое создание, прячась от людей, либо заставлю себя измениться и дать отпор собственным страхам, пусть даже и не беспочвенным. В конце концов, надо было благодарить судьбе, что мне встретился Стефан, а не другой демон, который не давал никаких клятв и обещаний посторонним.

Лучше думать о том, что я смогу сделать для того, чтобы предотвратить новые убийства, а также, свое собственное. Но не таким путем, что я избрала, засев в гостинице, а прорабатывая новые факты. Я заставила себя вспомнить о тех бедных женщинах и девушках, что закончили свою жизнь под ножом десятков неизвестных мне (и известных) демонов. Это придало мне сил для борьбы.

Поэтому, оставшиеся два дня я провела в постоянных разъездах по Вене и по ее пригородам, вместе с моими друзьями. Мы ходили в кино, по магазинам, сидели в кафе, дегустируя то горячий шоколад, то кофе, то капучино, заедая это разнообразнейшими десертами.

Я бесстрашно, насколько у меня хватало отчаяния и дерзости, бродила по городу, строя глазки самым красивым юношам и мужчинам, которых могла обнаружить под шарфами и шапками, а также в гостинице, в ресторанах, пивных барах и, напоследок, в аэропорту.

Да, эти два дня ознаменовали рождение новой Алисы, шаг за шагом преодолевающей собственное «я». Уже в самолете я сделала для себя несколько выводов.

Оказывается, я научилась знакомиться с людьми, а точнее, с противоположным полом, причем довольно успешно. Также, я получила возможность завязать несколько романов сразу, но так и не воспользовалась этим искушением. И, самое последнее, так и не встретила ни одного демона, даже самого захудалого, который бы попытался выкрасть мое сердце.

В поисках истины

Моя комната встретила меня тишиной и тем самым привычным уютом, которого мне недоставало в поездке. Футляр со скрипкой лежал на столе, т. е. там же, где я его и оставила. На всякий случай я заглянула под кровать и в шкаф, но и там было все по-прежнему. Возможно, я перебрала с самовнушением, но мне даже стало немного обидно, что ни один демон не попытался подстеречь меня, чтобы приступить к игре, уже мне знакомой.

Я оставила чемодан на полу, даже не распаковав его, бросилась к телефону, чтобы немедленно связаться с Киевом. Короткие гудки сразу сообщили мне, что телефонная линия занята, хотя ожидание грозило вот-вот меня доконать своей длительностью. Чтобы как-то убить время, я пошла на кухню, чтобы сварить себе кофе.

В соседней комнате повизгивала довольная Ника, рассказывая кому-то по телефону, как она замечательно съездила в Австрию.

Я даже немного позавидовала ей, что в ее сердце не живет столько музыки, сколько в моем. Не то, что я бы хотела поменяться с ней местами, но мне очень уж хотелось поделиться с ней невероятными фактами моей биографии. Носить в себе такие тяжелые тайны, оказывается, задача непосильная.

Задумавшись над теорией о человеческом сердце, я не заметила, как кофе покинуло турку и залило плиту, распространив по кухне специфический запах горелых кофейных зерен.

— Алиска, у тебя кофе сбежал! — жизнерадостно крикнула Вероника из комнаты, почуяв запах.

— Спасибо, — крикнула я таким же жизнерадостным тоном. — Я вижу.

Я взяла кружку и насыпала туда ложку растворимого кофе и две ложки сахара, залив это кипятком из чайника. Пока чашка с ароматным напитком остывала, я могла продолжить законную борьбу за телефонную связь.

Моя настойчивость, наконец, привела к долгожданному результату и на другом конце провода взяли трубку.

— Добрый день, — произнес знакомый бабушкин голос.

Я улыбнулась в трубку:

— Бабуля, здравствуй. С праздниками!

Далее мы обменялись вздохами и словами радости, пожеланиями счастливого Нового года и так далее. Я рассказала, что только что вернулась из Австрии и была под непередаваемым впечатлением от поездки, поэтому все еще не пришла в себя окончательно.

— Ба, — произнесла я, раздумывая, как бы аккуратнее расспросить ее о моих предках. — Ты помнишь мой медальончик, что ты подарила?

— Конечно, он еще от твоей прабабки достался, — прозвучал ответ. — А что, ты его потеряла?

— Нет, не волнуйся. Просто, просто… — я запнулась на мгновение, соображая, что можно было бы наврать в данном случае. — Я увидела такой же на одной девушке и мне стало интересно, откуда взялся мой медальон. Думала, таких больше нет.

— Странно, — задумалась бабушка. — Мать уверяла меня, что он такой один и есть. Может, приметил кто на тебе, а уж потом и сделал копию. Сейчас же это просто.

— Наверное. Можешь рассказать, откуда у нее появился медальон?

Бабушка вздохнула в трубку:

— Если я правильно помню, то это был подарок от какого-то гостя, который сам смастерил ей его в качестве памятного дара за ночлег.

— Вот как, — пробормотала я, теряясь в догадках, кто же это мог быть. — А что был за гость?

— Ох, Алисонька, неспроста ты меня расспрашиваешь. Не к добру это, — по голосу бабушки я поняла, что она расстроилась.

— Это еще почему? — насторожилась я.

— Да потому, что как только цыган тот ушел из села, так мать и покой потеряла. Все на дорогу выходила и ждала его. Она отца моего не так дожидалась, как того ночного гостя, что покой ее украл.

— Зачем же того цыгана в дом пустил отец? То есть, мой прадед? — удивилась я.

— Ну, а то как же иначе. Закон гостеприимства. Он велит, чтобы всякому путнику был предложен ночлег и кусок хлеба, — объяснила бабушка. — Вот и пустили странника переночевать, а тот и остался на неделю. Мать говорила, что больной он, все бредил. Она за ним и ходила, на ноги его поставила, а потом от денег отказалась, что тот цыган ей за свое лечение предложил. Тогда он сделал медальон и подарил матери. Знать, ювелир был.

— Я так понимаю, что тебе этот цыган не понравился, — уточнила я.

— Странный он был, хотя красивый, высокий, а глаза, как у кота нашего Степки.

На этой фразе я вцепилась в трубку, чуть не закричав на весь дом. Высокий? Смуглый? Да еще и зеленоглазый? Но я не позволила себе грохнуться на пол от потрясения, чтобы бабушка ни о чем не подозревала.

— Вот это да, — выдавила я. — Зачем же ты медальон носила, если Стефан… (тут я чертыхнулась и закатила глаза от негодования на саму себя) то есть цыган тебе не понравился?

— Мать взяла с меня обещание, что я стану носить его, а потом передам своей дочери и внукам.

— А почему? С чем это было связано? — дрожащим голосом спросила я.

Бабушка помолчала, а потом произнесла:

— От дурного глаза и от проклятия. Мать верила, что медальон сохранит нашу семью от злых духов. Но твоя мама не носила его и дня. Она верила только в коммунизм, а коммунисты люди неверующие. Помню, как большевики церкви ломали, да взрывали… Мама твоя то с отцом все по командировкам мотались, исполняя партийные поручения, пока не нашли на свою голову… Ну, да ладно, — прервала свой монолог бабушка, кашляя, чтобы скрыть волнение. — Ты-то сама здорова?

— Здорова, — пробормотала я (хотя можно было смело утверждать обратное). — Бабуль, я рада, что мы с тобой поговорили. Позвоню на неделе, а то у меня сейчас подготовка к сессии идет полным ходом.

— Хорошо, внученька. Береги себя. И не забивай голову тем, что я тебе нарассказывала.

— Не буду. Привет дедушке!

Я положила трубку на рычаги, а сама уселась на пол, перед чемоданом, бесцельно ковыряя в его замке пальцами. Конечно, ни о какой сессии я сейчас думать не могла. Осмысливать услышанное следовало потихоньку, чтобы сохранить здравый смысл.

Неужели выходило так, что моя прабабка была знакома со Стефаном, да еще и тосковала по нему? Ужас какой! Выходит, что Стефан узнал на мне медальон, а мои синие глаза напомнили ему глаза моей прабабки — фамильную гордость всех женщин нашего рода, что помешало выполнению его прямых демонических обязанностей.

Сколько же лет было Стефану, когда мы с ним встретились? О возрасте демона я ничего не знала, но, скорее всего, он был в ту далекую пору столь же молод и хорош собой, как и неделю назад, когда мы с ним увиделись в ночном клубе. Хотя, нет. Стоп! Стефан говорил о каком-то портрете. Из чего следует вывод, что это не он лично был знаком с моей прабабушкой. А может он попросту дурачил меня? Но зачем? Голова шла кругом…

Теперь мной завладела навязчивая мысль немедленно разузнать о потустороннем мире как можно больше. Я решила прогуляться до Невского проспекта, где находился Дом книги, чтобы отыскать нужную мне литературу. Только сейчас я пожалела, что мы не оплатили интернет услуги вовремя и я не могла воспользоваться необходимыми мне данными. По дороге, правда, можно было заскочить в интернет-кафе. Заодно я бы проверила почту. Вдруг, тот пользователь Whisper уже прочел мое письмо и ответил на него, а я сижу тут, как оглушенная, и жду неизвестно чего.

Я крикнула Веронике, что уйду на пару часов, чтобы она не ждала меня к ужину, а сама выбежала из квартиры, помчалась по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и побежала по улице, минуя скверики и детские площадки.

Все казалось, что я опаздываю куда-то, так мне не терпелось получить достоверную информацию о демонах и жертвоприношениях. Было четвертое января, а люди вокруг — вялые и сонные. Еле передвигаясь, они несли пакеты с шампанским, коробки с тортами и разноцветные упаковки подарков для своих знакомых и родственников, кого еще не успели поздравить с Новым годом.

Мое внезапное и энергичное появление в этих засыпающих рядах, вносило явный разлад в последовательность новогодней жизни. Все бегали и суетились до праздника, а теперь нужно было расслабиться и предаться заслуженному отдыху, которого я себе позволить не могла. Хватит отдыхать. Уже отдохнула в Австрии так, что теперь никогда не забуду.

В компьютерном клубе почти никого не было. Только за главной стойкой сидел администратор, прикрываясь серебряной елкой, и крепко держался за пузатую желтую кружку, периодически поднося ее ко рту. Я выросла перед ним, запыхавшись, и громко попросила свободный компьютер на полтора часа. Администратор лениво махнул на свободный ряд столов, со словами: «выбирайте, какой на Вас смотрит».

Я уселась за тот, что стоял посередине, спиной к администратору, предварительно оставив у него на столе сто пятьдесят рублей. Теперь интернет был в полном моем распоряжении. Я потерла холодные ладони и приступила к погружению в мировую сеть.

Первым моим разочарованием стал пустой электронный ящик. Точнее, там были письма от роботов, поздравляющих меня с Новым годом, но ни одного от пользователя с ником Whisper я не увидела. Я несколько раз нажала на обновление, но это не принесло утешительных результатов. Тогда можно было попробовать узнать что-то новое на том сайте, где я впервые увидела страшный список из имен убитых девушек.

Сайт я нашла, но к своему облегчению, новых имен не обнаружила. Как и не обнаружила их в последних новостях. Значит, пока никто еще не умер под ритуальным кинжалом. И у меня был шанс предотвратить грядущие преступления!

Я размяла пальцы и принялась сочинять манифест, посвященный противостоянию добра и зла. На меня снизошло редкое вдохновение, потому как я не была сильна в сочинительствах. Спустя минут тридцать я настрочила послание ко всем девушкам, имеющим отношение к искусству и творчеству, предупреждая их о грядущей опасности, привела цитаты из статей в интернете, присоединив ссылку на список жертв и короткое описание потенциальных убийц, описывая их как бесцеремонных красавцев, завлекающих будущих жертв силой своего обаяния.

Пришлось рассказать о своем собственном опыте счастливого избавления, опустив, впрочем, детали, касающиеся места события, действующих лиц и моей личной семейной истории с медальоном. Я, также, извинилась перед своими будущими читателями, что не могу назвать своего настоящего имени, но настоятельно рекомендовала прислушаться к моим наставлениям.

Присвоив манифесту громкое предупреждающее название, добавила к нему еще один заголовок: Это не спам!» и разместила свое полное негодования послание на всех возможных сайтах, форумах и в социальных сетях, умоляя прислушаться.

Администратор подошел ко мне, изо всех сил скрывая зевоту, напомнил, что мое время заканчивается и предложил его продлить, если я того желаю.

Я не пожелала, потому что я была несказанно собой довольна и чувствовала, что провела эти полтора часа совсем не напрасно. К тому же, глазам нужно было отдохнуть от напряжения. Чтение книги было вовсе не так утомительно, как через монитор компьютера, как бы хорош он ни был. Поэтому о демонах я решила разузнать именно в книге по черной магии или колдовству, спокойно сидя у себя на кухне.

В любом случае, я уже сделала достаточно много, чтобы испытывать моральное удовлетворение. Даже против таких сильных и опасных противников, как Стефан, могли выступать такие слабые, но упорные в своей борьбе, как я. С чувством выполненного долга, я пошла к Дому книги, надеясь найти именно то, что мне было столь необходимо.

Раньше я заходила в этот огромный книжный магазин, чтобы раздобыть книг по музыке, истории и литературе, а также ноты и биографии музыкантов. Продавцы этих отделов знали меня в лицо и всегда здоровались, вежливо расспрашивая о моей учебе. Теперь, к их удивлению, я прошествовала мимо отдела по истории музыки, и чуть заикаясь от волнения, спросила, где тут находится отдел по эзотерике и магии. Но тут же добавила, что подруга очень интересуется данной проблематикой, а потому я хочу приобрести пару книг ей в подарок.

Продавец, пожилая женщина с благородной сединой в каштановых волосах, сокрушенно сказала, что колдовством и ведьмами стали интересоваться гораздо чаще и больше, чем историей религии или, скажем, православия.

Я, не будучи убежденной верующей, впрочем, подыграла ей, сочувствующе заметив, что в наше страшное время развелось слишком много насилия, а люди сами губят себя, погрязая во лжи и зле. Впрочем, можно было и не подыгрывать. Зла и жестокости, и правда, было предостаточно. И мне не терпелось вооружиться знаниями — самым совершенным, с моей точки зрения, оружием. В моей грядущей борьбе против нечисти следовало подготовиться как можно тщательнее.

На указанных полках стояло огромное количество книг, но подойдя ближе, я с разочарованием увидела, что количество вовсе не оправдывает качество. Я просмотрела их все, но так и не обнаружила серьезной литературы, касающейся, непосредственно, демонов. Сведений о вампирах, оборотнях и колдуньях было предостаточно, и ни единого намека на обстоятельное повествование о подобных Стефану существах.

Но впадать в уныние я себе не позволила. Я была уверена, что в нашем городе можно было найти любую книгу или, в крайнем случае, заказать ее по почте. Можно было отправиться обратно в интернет-кафе, но тут меня будто осенило.

У нас с Вероникой был общий знакомый, Мишкин давний приятель, которого звали Вениамин. Этот Вениамин страдал одной-единственной неизлечимой болезнью, которую можно было излечить, хотя бы на короткий срок, только полной подпиской Чехова или Мопассана. Я не знала другого такого человека, столь страстно любившего чтение. При этом Веня вовсе не подходил под стандартное название «ботаник», которым награждают заумного, погрязшего в учебе паренька.

С виду он был высок, атлетично сложен, в меру симпатичен, приветлив и полон чувства юмора. Когда Вениамин не проводил время с книгами, он обязательно пропадал то на одном конце света, то на другом. Ему покорялись континенты и страны, благодаря не только финансовому благополучию Вени, но его и его неограниченной жажде знаний и открытий.

Веня жил на Петроградской стороне, занимая три комнаты из пяти остальных в огромной квартире. Его родители ничуть не возражали против подобной экспансии, потому что Веня был их особой гордостью. В самом деле, как можно было не гордиться таким сыном, который не подвергся ни одному из соблазнов современного мира, наподобие курения, употребления алкоголя или наркотиков, а добросовестно работал, содержал семью, при этом был так умен и сообразителен, что ему прочили карьеру выдающегося ученого.

Памятуя, что Веня мог сейчас завтракать на Эльбрусе или разглядывать величественные склоны Фудзиямы, я предварительно позвонила ему на домашний и на мобильный телефоны. Пока шли гудки, я нетерпеливо пританцовывала, и чуть не завопила на всю улицу от радости, когда Вениамин произнес сонным голосом: «алло».

Выяснив, что ему звонит некая Алиса, он сначала никак не мог вспомнить, кто это, но потом тон его изменился и он уже был настроен более дружелюбно. Веня принялся извиняться, что сразу меня не узнал и шепотом сообщил, что у него есть какая-то тайная поклонница, изводящая своими внезапными звонками.

Я посочувствовала ему и перешла к действиям, упрашивая его встретиться со мной по крайне важному делу. Веня сказал, что ужасно устал, так как всю ночь ставил опыты в своей мини-лаборатории в одной из комнат, но потом, узнав, что мне нужна книга по демонологии, оживился и пригласил приехать к нему. Веня был хорошо воспитан, поэтому я выслушала еще с десяток извинений, что он не может подъехать в центр. Он еще не закончил опыты, а прервать эксперимент он не мог.

Я уверила его, чтобы он не волновался на мой счет, попрощалась с ним и отправилась на ближайшую остановку. Мне повезло: подъехал троллейбус, почти пустой. Я нашла место с горячей батареей и уселась у окна, глядя на проплывающие мимо заснеженные каналы, дворцы и скверы.

Стало быть, Веня обзавелся поклонницами, что было удивительно, учитывая его огромную любознательность к миру, а женщины не входили в число его исследований. Наверное, потому, что Веня несколько лет назад попался в руки не слишком умной, но красивой девушке, которая больше рассчитывала на пятикомнатную квартиру в элитном районе города, чем на чувства, которые испытывал бедный Вениамин. Вероника рассказывала мне эту печальную историю несколько раз веселым тоном, отчего история казалась еще печальнее, во всяком случае, мне.

Теперь у Вени был горький опыт по общению с прекрасной (порой, только внешне) половиной человечества и стойкое обещание самому себе, оставаться холостым до скончания веков. Этот опыт только подогревал к нему интерес других соискательниц, но пробиться к Вениамину под маской любительницы путешествий или творчества модернистов, было занятием чересчур нелегким.

Веня быстро научился распознавать корыстолюбие за двести шагов от него, поэтому домой к нему проникнуть было сложнее, чем в укрепленный военный бункер. От этой мысли мне было еще приятнее, ведь у меня не было меркантильных побуждений, стало быть, наше с ним общение было искренним.

Троллейбус привез меня на Большой проспект Петроградской стороны, где и находился красивый шестиэтажный Венин дом, постройки конца девятнадцатого века. Я позвонила в домофон и приятный женский голос спросил:

— Да, я вас слушаю?

— Мария Сергеевна, здравствуйте. Это Алиса, я знакомая Вениамина. Он ждет меня.

Женщина, колеблясь, уточнила, когда мы с Веней договаривались о встрече, но где-то отдаленно прозвучал его голос, подтверждающий, что он действительно меня ждет.

Домофон запищал и дверь открылась, пропуская меня внутрь. Я поднялась пешком на третий этаж, где на пороге уже стоял заспанный парень, с торчащими во все стороны светлыми волосами.

— Прости, Алиса, мама в курсе о моей последней поклоннице, — извиняющимся голосом произнес он. — Поэтому она тебя пытала, приняв за нее.

— Все в порядке, — улыбнулась я ему и Марии Сергеевне, появившейся в коридоре.

— Чаю? — с ходу спросила она, приглашая на кухню.

— Благодарю, нет. Я по делу — поспешно ответила я.

— Да, мам, — вставил Вениамин, приглаживая волосы. — Алиса за книгой пришла. Мы пойдем в библиотеку. И не зови меня к телефону, — предупредил он.

Мы прошли в одну из комнат, отведенных под библиотеку. Книги тут занимали все пространство, от пола до потолка. Посередине стоял стол и повернутый к окну включенный компьютер, откуда доносилась песня группы «Роллинг Стоунз».

— У меня тут все разложено по определенной тематике, — похвастался Веня, любовно оглядывая комнату. — Только вчера, наконец, все разобрал, как говорится, по полочкам. Интересующая тебя книга находится на нижней полке в конце стеллажа. Идем, покажу.

Он вытащил три книги и положил на стол передо мной.

— Посмотри, какая тебе нужна. Ты извини, я не смогу тебе их отдать. Книги редкие, я их с трудом достал — оправдывался Веня. — Ты не подумай, что мне жалко, я знаю, что ты девушка ответственная, но…

Он замолчал, замявшись. Я пришла к нему на помощь, сказав, что и так признательна за книги, поэтому могу почитать их здесь. Мне не составляло труда потратить время на чтение, понимая, что это слишком важно для меня и других девушек, еще ни о чем не подозревающих.

— Ты мне скажи, — спросил Веня, когда я устроилась за столом. — Откуда в тебе проснулось любопытство к потустороннему? Я всегда думал, что ты такая серьезная, предпочитаешь классику. Мне это в тебе всегда нравилось. Нет, нет, я тебя не осуждаю. Мне только любопытно, почему.

В самом деле, почему? Вот сейчас только и не доставало моего признания о демонах, с представителем которых я столкнулась недавно и чудом осталась жива. Еще следовало добавить, что я подозревала этого демона-цыгана в обхаживании моей прабабушки, тогда Веня быстро бы передумал, что я серьезная и мне можно доверять.

— Праздное любопытство, — осторожно начала я. — Я посмотрела один фильм о демонах и мне стало интересно сверить некоторые факты.

— Ну, Алиса, — рассмеялся Вениамин, — факты! Такое слово с трудом применимо к данной проблеме, ведь существует только теория, а на практике факт существования демонов отсутствует!

— Да, — пробормотала я, вяло кивая. — Я в демонов не верю, хотя, с точки зрения христианской религии, они соблазняют нас каждый день, толкая на такие поступки, которые должны претить совести. Но демоны хитры и коварны, своим невидимым убеждением, а может и видимым, они способны извратить всякое понятие о честности и благородстве, заставить поверить, что перед тобой внимательный и хороший человек, который оказывается чудовищем под чужим обличьем — гневно закончила я свою тираду.

Веня отступил на шаг назад, внимательно глядя на меня.

— Таковы многие люди. Ты что — влюбилась? — неожиданно спросил он.

Я вытаращила глаза:

— Влюбилась? Да ты что! Нет, я полюблю только внимательного и доброго, а не кровожадную тварь, вроде… — я запнулась, подыскивая нужные слова.

— Так, все ясно. Вот какие демоны тебя преследуют, — заулыбался Вениамин. — Того, что тебя тревожит, в этих книгах нет. Но я хороший психолог, я помогу тебе советом, если что.

— Нет, — замахала я руками. — Это я к слову сказала. Просто фильм показался мне слишком достоверным, вот и захотелось прояснить для себя некоторые подробности. Поверь, я не влюблена, — твердо отчеканила я, глядя в глаза Вене.

Но стоило мне произнести это с таким горячим убеждением, как во мне тут же поднялась целая лавина чувств. Я не могла найти объяснение им, как и дать себе возможность засомневаться в своей уверенности, но что-то изменилось во мне и принялось терзать с необъяснимым рвением.

Любить Стефана я была не должна, ведь он вызывал у меня только отвращение и презрение. Однако, разглядев в нем всю его страшную сущность, я, невольно, прониклась интересом к подобным ему. Да что тут говорить, сама непонятная история с прабабушкой уже завлекла меня своей загадкой, а Стефан, как бы мне не хотелось этого признавать, имел непосредственное отношение к судьбе моей семьи, как и меня самой.

— Ладно, — ответил Вениамин, с недоверием глядя на меня. — Захочешь, сама расскажешь. Я буду в лаборатории, пока ты тут читаешь. Может, все-таки чаю? Я вот сам всегда что-нибудь жую, если работаю. Так сказать, убиваю двух зайцев и экономлю время.

— Разве что кофе, — согласилась я.

Веня удалился, а я поудобнее устроилась на стуле и открыла первую книгу. Впрочем, мне пришлось ее тут же закрыть, потому что она была на латыни, а в этом языке я сильна не была. Совсем.

Подумав некоторое время, я все-таки пролистала ее, чтобы ознакомиться с черно-белыми иллюстрациями, похожими на гравюры. Информации мне это никакой не дало, кроме обилия монохромных человеческих тел в руках дьявола, голых ведьм, летающих на козлах и толп священников, поджигающих костры с привязанными к столбам бесноватыми женщинами.

— Кофе! — распахнулась дверь, пропуская Вениамина с серебряным подносом в руках и такого же цвета кофейником, чашкой с блюдцем и сахарницей. — Ой, сливки забыл, — воскликнул он, разворачиваясь обратно к двери.

— Не надо сливок, ты лучше посмотри на эту книгу. Она же на латыни, — разочарованно произнесла я.

Веня поставил поднос на стол и впился взглядом в открытые страницы.

— Да, это латынь, — объявил он. — А другие две?

Я перевернула оставшиеся две книги и прочла заголовки.

— На русском, — обрадовалась я. — Поиски сужаются.

— Отлично, я у себя в кабинете. Читай на здоровье.

Я снова осталась одна, наедине с ордой демонов, магов и фей. Еще было несколько глав о троллях и гоблинах, но я обошла их вниманием, листая страницы в поисках заветных слов, которые должны были облегчить мне жизнь. Одна книга была толстая, другая вдвое тоньше ее, но именно в той последней я почерпнула знания, которые в дальнейшем сослужили мне добрую службу.

Оказывается, мир демонов столь разнообразен, что можно было прийти в полное замешательство. К какому роду нужно было отнести Стефана с его Стерегущими демонами?

Я недоумевала вполне справедливо, потому что о Стерегущих демонах я не нашла ни единого слова. Вот и верь книгам. Или демонам. Но, вполне возможно, что люди просто не располагали информацией о подобных Стефану, поэтому и прочесть о них было нечего.

Над всеми демонами стоял Люцифер. Об этом можно было догадаться и раньше. Далее, у демонов шло разделение на группы, и над каждой из этих групп стоял какой-нибудь сильный демон-руководитель, который имел право обращаться непосредственно к Люциферу, когда как их подчиненные — никогда. Бесы так тщательно организованы, что невозможно было бы придраться к выполняемой ими работе. Они не ругаются между собой, не ищут ссор, не провоцируют друг друга и не жаждут вырваться из того положения, в котором находятся. То есть, зависть к высокому положению начальства просто отсутствует, как и желание занять руководящий пост.

Вот уж чему стоило поучиться людям у демонов — отсутствию гордыни и алчности. Тем не менее, бесы прекрасно обучены внушать людям те самые пороки, которыми сами не болеют. Обладая невероятной силой, демоны способны мгновенно перемещаться в пространстве, чтобы можно было творить свои гнусные дела по всему миру, не теряя времени. Демоны постоянно находятся в поиске людей, которые бы способствовали развитию зла на земле, внушая им свои собственные мысли. Они могут наградить человека каким-нибудь талантом, чтобы тот был использован на исключительно выгодные бесам дела.

Демона очень трудно распознать на первый взгляд. С этим я была полностью согласна. Даже если бы я была сильна в теологии и верила в земное существование бесов, я бы не смогла отличить Стефана от любого другого нормального человека. Его красота, ум и эрудиция поразили меня, но разве нет таких людей, что привлекают наше пристальное и восхищенное внимание? Стефан только умело пользовался всеми своими достоинствами, чтобы завлечь меня в ловушку и совершить ритуал, следуя своему пути. Если считалось, что демоны не отступают от своей работы никогда, то как можно тогда охарактеризовать поступок Стефана, пожелавшего отпустить меня на свободу?

Получается, что он был из разряда каких-то особых демонов, почитающих клятвы и обещания. Было и другое противоречие. Считалось, что бесы не могли материализоваться в земную оболочку, будучи невидимыми, что вовсе не мешало распространению их власти на земле. Их главной задачей было внушение и порабощение человеческого сознания и совести, а о разгуливающих демонах в облике прекрасных юношей, не упоминалось вовсе.

Это был краткий общий вывод первой главы, которую я прочла два раза, чтобы укрепить в памяти. Затем, я приступила ко второй и третьей главам, но там я тоже не нашла ничего о демонах, ворующих сердца у молодых девушек и женщин, чтобы можно было использовать их души для перевоплощения в сильную демоническую сущность.

Не мог же Стефан врать мне, да и к чему? Подтверждением его слов были его поступки, как и сотен иных демонов, совершивших свои злодеяния. Скорее всего, мне нужно было искать дополнительную литературу, если только она существовала.

В основном, я разузнала о церковных взглядах на существование демонов, об их иерархии, о воздействии на человека в самых разных областях и об откровениях разных святых, повествующих о видениях ада. О том, как устроена мученическая жизнь грешников в аду и как следует жить в нашем мире, чтобы не попасть в лапы кровожадных бесов в аду.

Все это, без сомнения, было познавательно и интересно, но мне мало помогло в моих поисках. Скорее, все, что я прочла, должно было способствовать укреплению моего христианского духа, чтобы противостоять злым силам.

Я закрыла толстую книгу и принялась за другую, с потрепанным коричневым корешком. Тут мне показалось, что в этой книге я обнаружу гораздо больше необходимого, стоило мне увидеть страничку с оглавлением.

Если предыдущая книга была целиком построена на христианской доктрине, то эта повествовала о языческих ритуалах, жертвоприношениях, гаданиях, колдовстве и зомбированию. Красочные иллюстрации следовали одна за другой, визуально и подробно объясняя назначение каждого ритуала, магического танца или похоронного обряда.

Я читала ее куда с большим интересом, чувствуя, что добытая отсюда информация могла помочь мне узнать о Стефане. Когда я дошла до середины, дверь приоткрылась и в комнату заглянул Вениамин:

— Мама приглашает к обеденному столу. Ты наверняка проголодалась.

Я отрицательно покачала головой.

— Спасибо, но сейчас не могу. От книги не оторваться.

Веня понимающе растянул рот в улыбке:

— Знаю, с хорошими книгами всегда так. Но я все равно принесу тебе бутербродов.

— Ладно, неси — согласилась я и снова погрузилась в чтение.

Ужасающие традиции племен и народов не могли меня заставить захлопнуть книгу, хотя любому цивилизованному человеку, не чуждому милосердия, претил бы тот жадный интерес, с которым я предавалась изучению написанного и нарисованного там.

— Ну, как? — спросил Веня, в очередной раз появившись рядом со мной с подносом.

— Отвратительно и так же познавательно, — призналась я, показывая на страницу, где яркая иллюстрация демонстрировала жертвоприношение.

Полуголый жрец с перьями на голове и теле, замахивался могучей рукой с обсидиановым ножом на свою жертву — замершего в крике лежавшего обнаженного человека, всего изрисованного ритуальными знаками. Саму жертву с двух сторон держали еще четверо жрецов, чтобы грудь обреченного была подставлена солнцу и опускающемуся лезвию.

— Не то слово, — ответил Веня, заглядывая на страницу через мое плечо. — Не хотелось бы очутиться на его месте. Ты ешь, давай, не стесняйся. Я еще кофе принесу.

Глядя на безжалостного исполнителя воли своего солнечного бога, я вспомнила о собственном опыте, а потом и о высказывании неизвестного мне пользователя на форуме, что даже в наши дни можно услышать отголоски ацтекского культа в убийствах, потрясших половину мира. Я мгновенно покрылась гусиной кожей, страдая от осознания того, что я не могу поделиться с Вениамином жутким фактом моей собственной биографии.

Вторая чашка кофе придала мне сил, а сам Веня уселся рядом, закинув ногу на ногу, и принялся рассуждать на волнующую меня тему с присущим ему хладнокровием и рассудительностью ученого-исследователя.

— Знаешь, Алиса, вот ты думаешь об этих жертвоприношениях, как обыватель. Но только не сердись на меня, — поднял он руки, словно защищаясь. — Я попытаюсь объяснить, о чем я говорю. Несомненно, тебе жаль всех этих несчастных, принесенных в жертву в течение многих тысяч лет на алтари разных религий и верований. Но задумывалась ли ты, что толкало людей на подобные жертвы?

— Слепая и глупая вера? — спросила я, вызывающе.

— В чем-то ты права. Вера, и правда, может быть глупой и слепой. Ведь изначально человек ничего не знал об устройстве мира, ничего не знал о природе и о самом себе. Только страх толкал человека на убийство себе подобных. А почему, спросишь ты меня, — задрал Веня указательный палец вверх. — Только потому, что жизнь человека была самой ценной всегда и везде, и только такая высокая цена была способна умилостивить разгневанных богов. Хотя, иногда приносили в жертву животных, цветы и фрукты, но это не казалось людям достаточно равноценным подношением, потому человеческие жертвы продолжали приноситься в угоду уродливым идолам.

— Православному человеку чужды такие зверства, — убежденно произнесла я. — Христианская церковь учит добру и милосердию.

— Ой, ли! — воскликнул Веня. — Ну, допустим, церковь милосердна и всепрощающа. Но если открыть Ветхий завет, то ты обнаружишь там старую, как сам мир, историю человеческого жертвоприношения.

— Это как? — спросила я, удивленно.

— Эх, ты, православный человек, — поддразнил меня Вениамин. — Ладно, шучу. Просто ты забыла, я знаю. Так я напомню тебе! В Библии упоминается следующее: якобы сам бог Яхве требовал себе в жертву всех первенцев, чтобы проявить особое уважение к его могуществу и силе. А как насчет Авраама, готового принести единственного и любимого сына, пускай даже того и подменил Ангел по велению Господа в последний миг?

— Бог испытывал Авраама и его веру, — ответила я. — Он это делал не из любви к человеческой крови, как многие языческие божества, а для укрепления человеческого духа.

— Допустим, — согласился Веня, перекладывая одну ногу с другой. — Зверства язычников были обусловлены их слепым почитанием богам. Причем, это почитание достигало таких высот, что они были готовы жертвовать малыми детьми. История, как и ее сестра — археология, знает множество примеров тому. Вот ты думаешь, что древние греки и римляне были цивилизованными людьми, уважали и любили философию, театр, искусство. А вместе с тем, не гнушались приносить в жертву своим богам человеческие жертвы, а чаще всего — беззащитных детей, причем, зачастую, это были дети из лучших семейств. Считалось, что богам будет угоднее такое подношение. Чем выше по положению ребенок, тем приятнее будет жертва.

Я состроила выразительную гримасу, от которой Веня понимающе усмехнулся и развел руками.

— Не может быть!

— Может, может. Уверяю тебя.

— Какой ужас! Не хочу даже представлять себе этого безумия. Это же отвратительно, — воскликнула я. — Мне совершенно непонятно, что человечество пребывало в тисках суеверий такой долгий срок.

— Оно до сих пор там пребывает, — заметил Вениамин. — Несмотря на все достижения науки и техники, до сих пор случаются подобные казусы. Если раньше замуровывали в стену или в подножие стены строящегося здания живых людей, чтобы оно было прочным, то теперь практикуют это на мелких животных. Кто знает, может и на людях… — голос Вени снизился до шепота. — Где-нибудь в Африке, Перу или Америке сейчас закладывают дом и подыскивают новую жертву. Или, еще лучше пример. В Индии до сих пор существует обряд самосожжения жены покойного прямо с ним на связке хвороста. Покойному то ничего, а вот его вдове куда неприятнее. И далеко не все вдовы бывают столь преданы бывшему супругу. Многих заставляют взойти на пылающий костер, следуя многовековому ритуалу!

Я ошеломленно уставилась на него, но потом увидела, что его непроницаемое лицо вот-вот исказится от ухмылки.

— Издеваешься! — я схватила подушечку и бросила ее в него. — Мне вот совсем не смешно. Ты ведь не знаешь, как это страшно, оказаться в роли избранной жертвы, а если бы хоть раз испытал, то никогда бы не позволил себе шутить на подобные темы!

— Извини, не думал, что тебя так легко вывести из равновесия, — недоуменно произнес Веня. — Еще кофе?

— Да куда уж…

Мы замолчали, разглядывая друг друга. Я, в состоянии паники и тревоги, и он — настороженный и удивленный.

— Я к чему это все рассказывал, — заговорил Вениамин снова. — К тому, что религия не всегда подразумевала жестокость. Точнее, жестокость и насилие не были самоцелью. Единственной задачей было служение богам и неведомым силам, которые управляли человеком. Конечно, люди ничего не понимали в устройстве мира, а потому было проще придумать себе богов и просить их о помощи, чтобы они были милостивы и посылали бы в равных пропорциях дождь, солнце и ветер, ради лучшего будущего, ради хорошего урожая и счастливой жизни.

— Хорошее счастье — на костях других, — проворчала я, начиная успокаиваться. — Но ведь почему-то людям пришло в голову, что богам угодны кровавые жертвы. Почему?

— Я не могу ответить точно. Это вопрос философский и религиозный. Наверное, все потому же, что и всегда. Человеческая жизнь это драгоценность, а что понравится верховному божеству больше, чтобы прийти в доброе расположение духа, кусок камня или сияющий алмаз?

— Мне все равно! Я бы обошлась камнем, если бы знала, что никто не пострадает.

— Так это ты! Не забывай, что все боги были ужасными эгоистами и собственниками. Человек был их самым лучшим созданием. Стало быть, и сами боги были достойны этого самого лучшего. Вот и думай, стали бы небожители довольствоваться фруктами.

— Ладно, но если сравнить христианство с язычеством, то будет очевидно, что первое значительно милосерднее.

— Это смотря как его толковать. Если припомнить крестовые походы, сожжение сотен тысяч людей на кострах и изобретение индульгенции, распространение фанатичной веры и насильственное насаждение ее среди других народов, то тут, конечно, я замолкаю… — ехидно произнес Веня, блестя глазами.

Тут он был прав. Нельзя было поспорить с его доводами.

— Да, — неохотно протянула я. — Возможно. И вообще, если взять любую религию, то можно столкнуться с насилием и убеждением толп религиозных фанатиков, слепо верующих в своего бога.

— Вот именно, — зевнул Веня. — Поэтому, к религии лучше подходить с исследовательской точки зрения и ни в коем случае не поддаваться на уговоры сектантов. Мне удобно быть атеистом. Я верю только в некий бесконечный разум и в силу прогрессивной мысли.

Я задумалась.

— Не будучи сильной в религии, я не стану противоречить. Наука спасла миллионы жизней, если взять Яна Флеминга, но и погубила не меньше, если взять Альфреда Нобеля.

Вениамин всплеснул руками, ничуть не собираясь сдавать своих позиций.

— В науке всегда есть место жертвам. Но эти жертвы приносились ради пользы и достижения блага. Ученые жертвовали своим здоровьем, своими и чужими жизнями, чтобы победить голод, смерть и войну. И причиной тому все тот же страх перед неизвестностью и желание сделать мир лучше.

— Добрыми намерениями вымощена дорога в ад, — сказала я. — Если раньше людей приносили в жертву, надеясь умилостивить богов, то потом это стала делать наука. Динамит Нобеля изобретался как средство против войны, но в итоге, только способствовал ее развитию и масштабам кровопролития.

— Нобель изобрел динамит, чтобы сделать перевозку нитроглицерина безопасной. Знала бы ты, сколько народу взлетело на воздух, беспечно относившихся к маленьким стеклянным бутылочкам с прозрачной жидкостью, такой безобидной на вид.

— Это его не оправдывает, — фыркнула я. — А чем тогда оправдывалось изобретение атомной бомбы?

— Алиса, не принимай все так близко к сердцу. От жертвоприношений мы плавно перешли к оружию массового поражения. Видимо, ритуальные убийства как были, так и будут всегда, только изменится подход к их осмыслению. Людей всегда приносили в жертву. То благодаря обстоятельствам, то из-за страха перед неизвестным, а то из-за великой идеи, побуждавшей к подчинению. И стремление к самоуничтожению у человека в крови, как и бесконечное желание к познанию вселенной. Потому мы воюем, убиваем, плачем, молимся, любим и ненавидим…

Конец ознакомительного фрагмента.