И приходит ночь

Эллисон Сафт, 2021

Бестселлер New York Times! Любовь и тайны в готическом поместье – в лучших традициях романов сестер Бронте. Романтическое фэнтези о любви, неподвластной ни обстоятельствам, ни ударам судьбы. От автора бестселлера «Особо дикая магия». Рен Сазерленд – лучшая целительница Королевской гвардии. Но одна ошибка едва не привела ее к гибели и стоила всего, что было ей дорого. Желая искупить вину, она отправляется в Колвик-Холл, где находится уединенное поместье эксцентричного аристократа. Он просит ее вылечить своего слугу от загадочной тяжелой болезни. Это мрачное место хранит множество тайн. Его гостям приходится соблюдать строгие правила: не выходить из своей комнаты после наступления темноты и ни в коем случае не покидать особняк без разрешения. Неожиданно Рен узнает, что ее пациент – не простой слуга, а Хэл Кавендиш, безжалостный убийца и заклятый враг королевства. Вскоре начинают происходить необъяснимые, леденящие кровь события, и Рен решает во что бы то ни стало разгадать секрет ужасной болезни Хэла. Для фанатов «Тени и кости» Ли Бардуго, «Волчицы и охотника» Авы Райд и «Магии шипов» Маргарет Роджерсон. «Сложный, тщательно прописанный и невероятно захватывающий роман. Это фэнтези – настоящая классика». – Кристина Линн Эрман, автор книги «Пожирающая Серость» «Фанаты Ли Бардуго и Мари Руткоски заждались такой истории любви в стиле Дарклинга». – School Library Journal

6

На третью ночь Рен вручили очередное красное письмо. Она дрожащими, переутомленными пальцами вскрыла его ножом для писем. Внутри лежала краткая записка.

Вы действительно посланы Богиней. Будьте готовы выехать в сегодня в 08:00. Повозка будет ждать вас в миле по дороге, ведущей на запад от аббатства.

— А

Волнение и страх одновременно поразили ее. Сегодня вечером было и слишком поздно, и слишком рано уходить. Она не подготовилась. Она не собралась. Она не решила, что сказать Уне.

Уна. Она написала Рен, что заедет в часы посещения сегодня вечером. Как Рен могла забыть об этом!

Всех молодых целителей отправляли в аббатство на обучение, прежде чем они примут монашество или вступят в армию. Перспективы сидеть в этой душной приемной, заполненной плачущими учениками, умоляющими свои семьи забрать их домой, было достаточно, чтобы вызвать приступ крапивницы. Кроме того, как ей теперь смотреть в глаза Уне? Заключить сделку с иностранным дворянином вопреки приказу королевы, пожалуй, самая худшая из всех плохих импульсивных идей Рен. Уна бросила бы лишь один взгляд на ее лицо и прочла на нем клеймо вины.

Стыд от того, что она снова разочарует Уну, вероятно, сломает ее. Рен не сможет попрощаться и не сказать правды. А правду ей говорить точно не стоило. На протяжении многих лет Уна закрывала глаза на множество ее проступков — уклонение от ответов и неподчинение приказам, — но дезертирство наверняка станет последней каплей.

Как бы ни было больно, ее единственный вариант — ускользнуть незамеченной.

Прежде чем прозвенел колокол, ознаменовав часы посещения, Рен переоделась в гражданскую одежду: плиссированное платье, дорожную накидку с меховой подкладкой, ботинки и коричневые кожаные перчатки — и упаковала сумки, полные медикаментов и теплой одежды. Закончив, она прокралась по темным коридорам и вышла во внутренний двор, за которым наблюдали только убывающая луна и изможденные силуэты деревьев, согнувшихся, как старухи. Если бы Рен вышла через главные ворота, то привлекла бы слишком много внимания, поэтому она решила пойти другим путем. Она перебросила сумки одну за другой через стену внутреннего двора, морщась от глухих ударов.

Она сосчитала до десяти, но никто не пришел на шум.

Как сбежавший ребенок, Рен взобралась по шаткой решетке из плюща и перевалилась через стену. Она приземлилась на землю с другой стороны, удар ощутимо отозвался в коленях. Впрочем, у нее слишком кружилась голова от нервов и вкуса свободы, чтобы зацикливаться на боли. Больше никакого удушья от благовоний. Больше не нужно ждать, пока кто-то другой решит ее проблемы. Больше никаких призывов к терпению.

Судьба находилась в ее руках.

Здесь, снаружи, все словно замерло. Заснеженные поля простирались на многие мили, посеребренные тусклым лунным светом, вдалеке виднелись только громоздкими черными очертаниями Нокейна. Ветер свистел в башнях аббатства. Холод пробрался под плащ, вонзил челюсти в кости. Он распространялся по конечностям медленно, как гниль, и если бы она оставалась неподвижной слишком долго, то наверняка замерзла насмерть.

Это была ночь, созданная для того, чтобы согреться, — такую ночь Рен и Уна могли бы провести в пабе, напившись глинтвейна в компании друг друга. Она отогнала эти мысли. Размышления о том, чего у нее больше не было, не принесут ничего хорошего.

Взяв сумки, она направилась к дороге. От ее дрожащих выдохов лицо обдавали облачка пара, которые рассеивались под порывами ветра. Рен могла поклясться, что в снежных завитках видела лица, неясные в темноте. Однако на дороге не было ничего, кроме ночи и шепота полузамерзшей травы на ветру. Никого, кроме нее, путешествующей при холодном свете луны — и далеком свете фонаря, бросающего на снег оранжевый свет.

Ее повозка.

И все же Рен не могла избавиться от неприятного ощущения, что за ней следят. «Это всего лишь паранойя», — убедила она себя. Даже звезды не наблюдали за ней сегодня вечером. Однако она четко слышала ритмичный хруст шагов по снегу, идеально совпадающий с ее шагами.

Нет, это не паранойя. Кто-то шел за ней по пятам.

— Рен?

Она узнала бы голос Уны где угодно.

Рен хотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила ее целиком. Конечно, Уна перехватила ее. Конечно, она все испортит.

Превратив все свои аргументы в оружие, Рен повернулась к ней. Но каждое резкое слово растаяло у нее на языке, когда она увидела Уну, стоящую в белом сиянии луны. Рен ценила ее больше, чем собственную жизнь, и сейчас Уна смотрела на нее так, будто она сделала что-то ужасное. Как будто она специально причинила ей боль. Как будто она могла это сделать.

— Уна…

— Продолжим идти? — равнодушно спросила она. Рен ожидала гнева или, возможно, враждебности. Но безучастность напугала ее куда больше.

Не дожидаясь ответа, Уна взяла одну из сумок и продолжила идти вниз по дороге. Медали на безупречном черном мундире мерцали холодно, как иней.

— Тебя не было на часах посещения.

— Похоже, я забыла.

Уна раздраженно вздохнула.

— Что ты делаешь, Рен?

Рен сокрушенно обвела рукой поле вокруг них.

— Э-э… вышла погулять?

— Точно. — Уна перевела взгляд с сумки Рен на ее гражданскую одежду. Словно обращаясь к испуганной лошади, она сказала: — Я слышала, что случилось. Мы можем поговорить об этом.

— Что ты слышала? — Рен старалась казаться беззаботной, устремив взгляд прямо перед собой.

— Королева не должна была переводить тебя из аббатства. И как только поймаю Кавендиша, я прослежу, чтобы она прислушалась к голосу разума. Она восстановит тебя в должности и возобновит расследование. Вместе мы выясним, что произошло с Байерсом.

— Но что, если ты этого не сделаешь?

— В смысле не сделаю?

Рен остановилась и бросила сумку в снег. Теперь он падал густыми хлопьями, которые оседали на ресницах.

— Что, если ты не убедишь ее? Что, если ты вообще не найдешь Кавендиша? Или еще хуже… Что, если ты найдешь его и он убьет тебя?

Тень промелькнула по лицу Уны.

— Этого не произойдет.

— Ты не можешь гарантировать это.

— Как и ты, — резко ответила Уна.

— Значит, ты думаешь, что я покорно отправлюсь в шахты и буду ждать, как собачка, когда ты вернешься за мной?

— У тебя нет другого выбора. Просто потерпи…

— Я терпела. На этот раз я последовала твоим приказам, и посмотри, к чему это привело. — Рен сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Когда она закрыла глаза, перед внутренним взором возник шрам на руке Уны — единственное доказательство, которое ей было нужно, чтобы убедить себя в необходимости риска. — Королеву не волнует, что случилось с Байерсом и остальными. Грядет война. Но если я уйду сейчас, то смогу остановить это.

— Ты вообще слышишь себя? — прошипела Уна. — Ты бредишь. Я знаю, ты скорбишь, но это…

— Может, я брежу. — Рен вздернула подбородок. — Ты веришь мне?

В вопросе прозвучала невысказанная мольба: «Выбери меня».

Последовавшее за этим молчание несло на себе тяжесть всех ее тревог. Зачем она вообще спросила это? Зачем подвергать себя мучениям, требуя ответа? В каждом болезненном ударе сердца звучало: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя». Рен надеялась стать сильнее, но сердце снова разбивалось вдребезги. Уна никогда бы не заботилась о ней так, как это делала Рен. Она всегда предпочла бы долг. Несмотря ни на что, именно такие верные солдаты, как она, доставляли дезертиров королеве.

— Просто скажи то, что хотела. — Рен повернулась к Уне, чувствуя себя маленькой и глупой из-за разницы в росте. — Хотя на твоем лице все и так написано.

— Ты совершаешь огромную ошибку.

— Так позволь мне совершить ее.

— Ты ведешь себя как ребенок. — Каждое слово Уны сочилось ядом. — Вернись в аббатство. Сейчас же.

— Вы больше не можете отдавать мне приказы, майор. Меня перевели на другое место.

— Может, ты больше не под моим подчинением, но ты пренебрегаешь приказами королевы. — Теперь Уна стояла к ней нос к носу. — Если ты сделаешь еще один шаг вниз по дороге, я арестую тебя.

Снежинки, казалось, повисли в воздухе, как будто весь мир затаил дыхание. Рен вцепилась в ручку сумки, словно она могла помочь ей.

— Ты это несерьезно.

— Конечно, я серьезно. Если мне нужно выбрать между тем, чтобы держать тебя в безопасности в тюрьме или выслеживать как преступника, я однозначно выберу первое. — Глаза Уны сверкнули. — Почему ты это делаешь?

— Это моя последняя надежда.

— Это не так. Как я могу заставить тебя понять, что это вообще не вариант? Это смертный приговор?

«Как и отправиться в шахты. Как и потерять тебя».

— Если ты когда-нибудь хотела мне добра, отпусти и уйди с дороги.

— Нет. Если ты это сделаешь, если сбежишь, — королева отправит меня за тобой. — Уна была более подавленной, чем Рен когда-либо видела. Ее голос был хриплым, почти умоляющим. — Это моя работа. Ты думаешь, для меня это будет легко?

Рен не могла так поступить. Она не сможет уехать, если Уна сломается из-за нее. Но если Рен оттолкнет ее, может быть, это сделает все проще. Она зажмурила глаза и дала волю тем старым коварным страхам внутри.

«Если ты оступишься, если ты больше не будешь ей полезна, она бросит тебя точно так же, как это сделала Изабель.

Она не любит тебя, потому что ты обуза».

— Честно? — спросила Рен. — Да. Готова поспорить, для тебя это будет облегчением.

Возможно, это была игра света или воображение Рен. Но на мгновение, в своих сапогах до колен и черном пальто с военной символикой, Уна выглядела не столько как солдат в форме, сколько как ребенок в костюме. Затем выражение ее лица стало суровым — словно остыла сталь.

— Я вижу, что с тобой нет смысла разговаривать.

Никакие мольбы, никакие попытки спровоцировать на эмоции не могли бы сейчас тронуть Уну.

— Как и с тобой.

Уна положила руку на эфес сабли. Металл вспыхнул, и в нем Рен увидела отражение белой пустоты вокруг. Сердце бешено заколотилось от страха.

«Она действительно собирается драться со мной».

— Подожди. Ты права. Я недостаточно тщательно обдумала план.

Уна не ослабила бдительности. Ее глаза горели едва сдерживаемой болью. Рен должна уехать, но могла ли она вот так расстаться с Уной? Ей следовало бы догадаться, что она не сможет выйти из Нокейна невредимой. Она построила свою жизнь вокруг Уны, любила ее, поклялась служить ей. Это крепко-накрепко связывало их вместе. Что нужно сделать, чтобы разорвать такую связь?

— Я вернусь в аббатство. — Голос Рен дрогнул. — Я даже пойду в Башню, если ты этого хочешь.

Холодный ветер пронесся по полю, взлохмачивая волосы Уны. Снег кружился вокруг, сверкая, как рассеянный звездный свет. Расстояние между ними казалось непреодолимым.

Уна опустила руку.

— Нет, просто позволь отвести тебя в аббатство.

— Спасибо. — Рен сделала шаг вперед, бросила сумку и заключила Уну в крепкие объятия. — Я люблю тебя.

— Рен, — хрипло произнесла Уна. Именно это подтолкнуло Рен к итоговому решению. Звук голоса подруги, такой нежный и в то же время напряженный. Сопротивление в ее мышцах — отпрянуть назад или притянуть ближе.

Рен обхватила затылок Уны дрожащими руками. Спинной мозг — нежная вещь, яйцевидный очаг нервов и магических каналов. Малейшее энергетическое нарушение может сокрушить всю нервную систему. Было запрещено использовать Исцеляющее Прикосновение, чтобы причинить вред другому человеку. Но чтобы защитить друзей — остановить эту войну, — ей нужно было нарушить несколько правил.

Рен направила магию на шейный отдел позвоночника Уны. Та отпрянула, и Рен мельком увидела пугающую искру в ее глазах. Она видела ее много раз. На встречах с начальством — с теми, кто рассматривал звание как компетентность. На тренировочной базе, когда другой целитель заставил Рен плакать. На войне, когда товарищи падали рядом с ней в лужу собственной крови.

Ярость.

Именно тогда Рен поняла, что Уна никогда не простит ей этого. Когда-нибудь Тройственный Закон потребует своего воздаяния. Когда Уна без сознания рухнула в ее объятия, Рен показалось, что из нее вырвалось что-то жизненно важное. Было больно, но раны не было. Ничего, что она могла бы исцелить.

Рен положила руку Уны себе на плечи. Она сделала неуверенный шаг и чуть не рухнула на землю. Богиня небесная, Уна оказалась тяжелее, чем она помнила, — плотная, мускулистая и отягощенная всеми регалиями. Неужели они начали изготавливать эти медали из свинца?

Рен обернулась, дрожа от нервов и холода. Она прошла всего четверть мили от аббатства, прежде чем Уна перехватила ее. Даже отсюда она видела неодобрительный взгляд Девы из круглого окна.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Рен дотащила Уну до ворот. Ее дыхание сбивалось на прерывистые вздохи. В конце концов кто-то наткнется на нее, но она не могла надолго оставить Уну здесь, на холоде. Закусив губу, она опустила подругу на землю и прислонила ее к стене. Без сознания, с приоткрытыми губами и темными волосами, падающими на лицо, она выглядела молодой и хрупкой. И такой красивой. Ее кожа почти блестела в серебристой ночи.

— Прости, Уна. — Слезы не давали видеть мир ясно. Она заправила прядь волос Уны ей за ухо. — Мне так жаль.

Рен позвонила в колокол ворот, а затем убежала.

Она чуть не споткнулась, когда остановилась, чтобы схватить сумки, брошенные рядом со следами Уны на снегу. С каждым шагом багаж натирал пятки. Плечи протестующе болели, и морозный воздух, казалось, врезался в легкие с каждым паническим вдохом, но она не замедлила шаг, пока не увидела экипаж — стеклянную карету с открытым передом, освещенную мерцанием фонаря.

Карета стояла рядом с черным изгибом реки Мури — бурлящим зеркалом, в котором отражался бледный свет луны. Четыре белые лошади, запряженные в нее, фыркали, их дыхание поднималось вверх, как дым от погасшей свечи. Рядом стоял мужчина лет пятидесяти, одетый в поношенное коричневое пальто и высокую шляпу.

— Мисс Сазерленд? — спросил извозчик, явно взволнованный ее появлением. — Я начал волноваться, что вы заблудились.

— Не заблудилась, — прохрипела она. — Просто задержалась. Простите.

— Я могу вам чем-нибудь помочь? — растерянно спросил он, пока она складывала вещи в карету. — Кстати, меня зовут Бэзил.

— Очень приятно. — Рен открыла пассажирскую дверь. — Нам нужно ехать. Сейчас же.

Он оглянулся через плечо, покосившись на аббатство вдалеке.

— Точно. Я повезу нас так быстро, как смогу. Надвигается буря, и мы не доберемся до поместья, если будем медлить.

Рен забралась в карету и захлопнула за собой дверь. Бэзил занял место на козлах и щелкнул поводьями. Лошади поскакали галопом в снегопад и сумрак. Уне потребуется несколько часов, чтобы проснуться, и еще несколько, чтобы до нее дошла весть об исчезновении Рен.

К тому моменту уже поднимется буря, а Рен будет далеко.

Рен прижалась лицом к окну. Она едва узнавала свое отражение. Хотя у нее остались те же густые брови и тот же широкий лоб, измученная девушка, смотревшая на нее, была дезертиром.

Рен чувствовала себя мертвой от усталости, но прерывистое дыхание давало понять, что, несмотря ни на что, она жива. Без Уны, без работы, но она все еще была Рен. Рен, состоящая из всех худших, непривлекательных сторон самой себя. Но все еще Рен.