Соперница королевы

Элизабет Фримантл, 2015

Долгожданное продолжение королевского цикла! Идеально для любителей романов Хилари Мантел и Филиппы Грегори. Понравится всем, кому по душе «Тюдоры», «Игра престолов», «Корона». «Соперница королевы» – третья книга цикла Элизабет Фримантл о выдающихся женщинах английской истории. Она повествует о судьбе Пенелопы Деверо (в замужестве Рич), которая смогла завоевать положение при дворе благодаря силе характера. Для поэта Филипа Сидни она была музой, для королевы Елизаветы I – дочерью заклятого врага, для короля Якова – «красавицей с черной душой». Жизнь Пенелопы проходила в тени блестящих современников, но Элизабет Фримантл вывела героиню на авансцену. Наделенные красотой и обаянием, юная Пенелопа и ее брат, граф Эссекс, прибывают ко двору и быстро завоевывают расположение стареющей королевы Елизаветы. Пенелопа влюблена в одного, а замуж ее выдают за другого, ведь жизнь при дворе – это не только разбитые сердца, но и разрушенные судьбы. «Соперница королевы» – это история, наполненная любовью и ненавистью. Это последние моменты правления Елизаветы и смертельная борьба за власть в умирающей династии. Это судьба необыкновенной женщины, достойной аплодисментов. «Сохранить внутренний стержень и не сломаться, находясь в водовороте политических интриг и теряя тех, кого любишь, не считаться с мнением окружающих, – это ли не подвиг для того времени?» – АЛЕКСАНДРА МАРИНИНА, писательница

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Соперница королевы предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Часть первая. Икринка →

Elizabeth Fremantle

Watch The Lady

* * *

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

First published as WATCH THE LADY in 2015 by Michael Joseph

Michael Joseph is part of the Penguin Random House group of companies

* * *

Дуэль

Стелла, свет звезды небесной,

Стелла, луч во тьме над бездной.

Сэр Филип Сидни, «Астрофил и Стелла»^[1]

Октябрь 1589,

Лестер-хаус, Стрэнд

Капли воска с шипением падают на бумагу, в воздух поднимается едкий дымок. Пенелопа прикладывает печать, слегка поворачивает, чтобы оттиск получился смазанным. Стоит ли отправлять это письмо? Попади оно не в те руки, его автор окажется на плахе за государственную измену.

— Значит, ты считаешь… — обращается она к Констеблю, стоящему у нее за спиной.

— Считаю, вы слишком рискуете.

— Я должна обеспечить будущее семьи. Королева уже немолода. Если с ней… — Пенелопа настороженно оглядывает комнату; за шторами могут притаиться слуги, готовые продать драгоценные сведения тому, кто больше заплатит. — На жизнь ее величества покушались, и не раз, а наследника она так и не назначила. — Нет нужды объяснять: к короне Елизаветы приковано внимание всей Европы. — Род Деверо нуждается в надежных союзниках.

— А Яков Шотландский — самый вероятный претендент на английский престол.

— Так говорят. — Пенелопа твердо завершает обсуждение. Об этом вопросе многократно говорили с ее братом и матерью, которая разбирается в дипломатии лучше, чем все они, вместе взятые. — Я поступаю так не ради себя, а ради Эссекса. Моему брату нужны могущественные друзья. — Она вручает Констеблю письмо.

Тот легонько проводит пальцем по бумаге, словно по коже возлюбленной.

— Если оно попадет не в те руки…

Речь, разумеется, о Роберте Сесиле, сыне лорда-казначея Берли, крепко держащего бразды правления Англией. У Сесила везде глаза и уши.

Пенелопа загадочно улыбается:

— Это не более чем предложение дружбы, к тому же исходящее от дамы. — Она изящным жестом прикладывает ладонь к груди и округляет глаза, будто желая показать, что слова женщины не имеют никакого веса. — Тайные сношения с правителем другой страны могут повредить Эссексу, однако если переписку веду я… — Она с показным смирением склоняет голову. — Полагаю, подобное послание совершенно безобидно.

— Письмо от дамы? — смеется Констебль. — Ну конечно, никто ничего не заметит.

Остается молить Господа, чтобы так оно и было.

— Ты уверен, что готов выполнить мое поручение?

— Для меня величайшее удовольствие — служить вам, миледи.

У Пенелопы нет причин сомневаться в его словах. Констебль сочинил не менее сотни стихов в ее честь, и не он один. Вокруг Эссекса увиваются поэты и философы; они притягиваются к нему, словно железные опилки к магниту, из кожи вон лезут, дабы заслужить расположение, в частности воспевая хвалы его сестре. Тем не менее, несмотря на бесчисленные рифмованные банальности, превозносящие ее красоту, — глаза словно звезды, локоны, подобные золотому руну, голос, как у соловья, белоснежная мраморная кожа, — мужчина, за которого Пенелопу выдали замуж, не скрывает своего к ней отвращения. Красота хороша для сонетов, однако хрупка, словно яичная скорлупа, и столь же непроницаема; невозможно разглядеть, что под ней скрывается.

— Передай письмо королю лично в руки. — Пенелопа отлично понимает, насколько опасна эта задача. Впрочем, Констеблю не впервой выполнять столь деликатные поручения.

— Но как мне к нему приблизиться? — помедлив, говорит он.

— Ты же поэт; используй свой дар. Моя печать поможет проникнуть в королевские покои, — она кладет ему на ладонь свой перстень. — В конце концов, я — сестра графа Эссекса, фаворита самой королевы, и ее внучатая племянница; разве этого мало? — В голосе невольно прорезаются жесткие нотки. Констебль неуверенно переступает с ноги на ногу. Чтобы его подбодрить, Пенелопа милостиво улыбается. — Храни перстень отдельно от письма. А если король попросит дополнительных доказательств, передай ему вот это, — она достает из позолоченной шкатулки свой миниатюрный портрет.

— Хиллиард^[2] неточно передал ваши черты, — задумчиво произносит Констебль. — В жизни вы намного красивее.

— Пустяки, — отмахивается Пенелопа. — Внутренняя красота важнее внешней. Для моей цели сходство с оригиналом вполне удовлетворительное.

Констебль прячет перстень, портрет и письмо за пазуху.

Спаниель Сперо лает и скребется в дверь, порываясь выйти. Слышится лязг отворяемых ворот, цокот копыт по булыжникам и тревожные выкрики.

В комнату врывается Жанна, компаньонка Пенелопы.

— Скорее, твой брат ранен. — Из-за французского акцента ее слова не кажутся столь пугающими.

— Как? Когда? — Подобно молоку, оставленному над огнем без присмотра, в душе Пенелопы вскипает паника. Усилием воли она берет себя в руки.

— Меррик говорит, на дуэли. — Лицо у Жанны пепельно-серое от страха.

— Рана тяжелая? — Девушка молча кивает. Пенелопа берет ее под руку и обращается к спускающемуся по лестнице Констеблю: — Отправь слугу за доктором Лопесом.

— Ему нужен не лекарь, а хирург, — возражает тот.

— Я полностью доверяю доктору Лопесу. Он знает, что делать.

Они спускаются в холл. Эссекс уже там; его поддерживают двое мужчин. Впереди — верный Меррик, широкоплечий, коренастый: на веснушчатом лице написано беспокойство, глаза возбужденно сверкают из-под бесцветных ресниц. Он приглаживает волосы ладонью; на ней темнеет кровавое пятно.

— Принесите горячей воды! — приказывает Пенелопа глазеющим слугам. Жанна вся дрожит; она не выносит вида крови, поэтому отправляется в прачечную за бинтами.

Эссекса положили на стол; он полусидит-полулежит, опершись на локти и стиснув зубы. Гордость не позволяет ему проявлять слабость.

— Просто царапина. — Он откидывает плащ. На бедре глубокий порез; кровь, обагрившая белые шелковые чулки, стекает в сапог.

— Меррик, дай мне нож, — говорит Пенелопа.

Тот непонимающе смотрит на нее.

— Надо срезать чулок. А ты о чем подумал? — И снова в ее голосе звучат невесть откуда взявшиеся резкие нотки. — Помоги снять с него сапоги. — Она обеими руками берется за каблук, стаскивает сапог и осторожно приподнимает ткань. Кровь уже запеклась и присохла. Эссекс морщится, отворачивается. Пенелопа разрезает чулок от бедра до колена. — Не так плохо, как я опасалась. Рана неглубокая. Выживешь.

Она легонько целует брата в щеку, чувствуя невыразимое облегчение.

Служанка ставит таз с горячей водой, подает чистый кусок муслина.

— Проклятый Блаунт, — злобно цедит Эссекс.

— Кто кого вызвал? — Праздный вопрос: наверняка причиной ссоры стал вспыльчивый характер брата. Пенелопа аккуратно промокает рану; из нее по-прежнему струится на удивление яркая кровь, однако бояться нечего — жизни Эссекса ничто не угрожает. Придись удар на дюйм ближе к паху, где вены выходят на поверхность, все сложилось бы совсем иначе.

— Это Блаунт во всем виноват. — Пенелопа видела Чарльза Блаунта при дворе всего пару раз. Он показался ей благоразумным и сдержанным человеком. А еще он хорош собой — достаточно, чтобы составить конкуренцию Эссексу перед королевскими фрейлинами и, что гораздо важнее, перед самой королевой. Ходили слухи, будто бы Блаунт удостоился монаршей милости. Пенелопа знает, каков ее брат: желает быть единственной звездой на небосклоне. — Он первый начал!

— Тебе двадцать три, а не тринадцать, Робин, — мягко говорит она. — Из-за своего буйного нрава ты можешь попасть в беду. — Между братом и сестрой меньше трех лет разницы, но Пенелопа чувствует себя намного старше. Эссекс явно возмущен и расстроен из-за поражения в необдуманном поединке, ведь он считает себя лучшим бойцом в королевстве. Пенелопу так и подмывает напомнить, что ему еще крупно повезло, но она сдерживается. — Ее величество будет недовольна.

— А кто ей скажет?

Нет нужды отвечать. Им обоим известно: во всей Европе спокойно чихнуть нельзя — не успеешь достать носовой платок, как Роберт Сесил уже доложил королеве.

— Тебе нужно пару дней отдохнуть. — Пенелопа окунает ткань в таз; вода тут же розовеет. — И на недельку воздержаться от любовных похождений.

Брат с сестрой переглядываются. Эссекс принимается набивать трубку.

Приходит доктор Лопес и после краткого обмена любезностями принимается за работу: присыпает рану белым порошком, чтобы затворить кровь, предлагает Эссексу закусить деревянную палку. Тот отказывается, просит Меррика разжечь трубку. По его словам, лучшее средство отвлечься от боли — пение сестры, поэтому Пенелопа принимается напевать. Лопес заправляет в иглу нить кетгута. Эссекс выпускает через ноздри клубы дыма; с виду он совершенно спокоен, пока игла снует туда-сюда, стягивая края раны.

— Вы способны посрамить королевских вышивальщиц. — Пенелопа с восхищением разглядывает аккуратные стежки.

— Я обучился этому мастерству на поле боя. — Доктор по-отечески приобнимает ее за талию. У него простое честное лицо, короткая стрижка и седеющая борода, а когда он улыбается, вокруг глаз появляются морщинки. — Удостоверьтесь, чтобы ваш брат находился в покое и не нагружал ногу.

— Постараюсь. Вы же знаете, какой он. — Пенелопа медлит. — А…

— Рана дальше не распространится, миледи, — словно прочитав ее мысли, отвечает Лопес.

— Спасибо вам, доктор. — Ей не в первый раз приходится его благодарить. Если бы не он, она могла бы потерять своего первенца.

Потом они собираются у камина послушать новые стихи Констебля.

Краснеют даже розы перед ней,

Губ алых совершенством сражены.

Пенелопа представляет, как он скачет по Великой северной дороге, храня за пазухой письмо. Ее пробирает дрожь — отчасти от страха, отчасти от волнения.

И лилии становятся бледны,

Ведь кожа белых рук ее — нежней.

— Какая корявая фраза, Констебль, — говорит Эссекс. Раненая нога покоится на табурете. — Не разобрать, что к чему.

— Не придирайся, — возражает Пенелопа. — Это же для рифмы. Чудесные стихи, — она подмигивает поэту.

— Очаровательно, — поддакивает Жанна, отрываясь от рукоделия. У нее маленькие, почти детские руки и изящная фигурка. Женщины вышивают цветки мальвы на подоле платья: они двигаются с краев, намереваясь встретиться в середине, однако Пенелопа думает о своем, и ее игла праздно свисает на нитке. Констебль, смущенный замечанием Эссекса, молча стоит посреди комнаты, не решаясь продолжать. Странно, что он столь чувствителен, ведь ему довелось долгое время служить посланником у Уолсингема^[3], а шпиону требуется стойкость.

— Мы с радостью послушаем дальше, — подбадривает его Пенелопа.

Вошедший Меррик вручает Эссексу письмо с королевской печатью. Констебль откашливается, бросает взгляд на графа, но тот сосредоточенно читает послание.

К ней, словно к солнцу, тянут лепестки

Оранжевые бархатцы в саду.

Щеки Эссекса заливаются краской. Он комкает бумагу, с проклятием бросает в огонь.

— Я отлучен от двора. Она считает, пора научить меня хорошим манерам! Что за вздор!

— Несколько недель вдали от двора пойдут вам только на пользу, — говорит Меррик. — Не стоит выставлять рану напоказ, люди будут насмехаться.

«Как ловко он обращается с моим братом, — думает Пенелопа. — Впрочем, ничего удивительного — они же вместе росли».

И лишь фиалки в пурпурном цвету —

Как раненого сердца лоскутки^[4].

В комнату заглядывает паж, машет Меррику. Тот выслушивает мальчика, возвращается к графу и шепотом передает послание.

— Блаунт! — восклицает Эссекс. — Какого дьявола он здесь делает?

Пенелопа жестом останавливает Констебля.

— Вероятно, пришел засвидетельствовать почтение и справиться о твоем здоровье. Думаю, он хочет проявить уважение.

— Уважение? Нет у него никакого уважения.

Меррик кладет тяжелую ладонь Эссексу на плечо:

— Предоставьте Блаунта мне. — На его шее напрягаются тугие мышцы, в глазах под бесцветными ресницами вспыхивает ярость.

— Тебе следует поговорить с ним, Робин, — говорит Пенелопа. Эссекс сбрасывает с плеча руку Меррика, пытается подняться с кресла. — Что ты делаешь? Нельзя тревожить ногу.

— Раз уж мне придется принять этого подлеца, я встречу его как мужчина, а не соломенный тюфяк! — Хромая, он подходит к парадному портрету графа Лестера, словно намереваясь занять сил у прославленного отчима, и принимает торжественную позу. Его пылающий взор внушает тревогу: обычно подобный взгляд предвещает приступ черной меланхолии. В этом весь Эссекс: либо безудержное пламя, либо свинцовая угрюмость, третьего не дано. — Впусти же негодяя.

Меррик удаляется, чтобы привести Блаунта. Пенелопа замечает, что он так и не смыл с руки кровавое пятно.

Едва войдя в комнату, Блаунт опускается на одно колено и снимает шляпу.

— Прошу прощения, что нарушаю ваш покой, милорд. Я хотел выразить свое почтение и вернуть ваш меч.

— Мой меч?

— Он остался на месте поединка.

— И где же он?

— У моего человека, снаружи. Я решил, что не подобает являться к вам при оружии.

— Боялся нарваться на новую ссору? — усмехается Эссекс, но неохотно прибавляет: — Ты правильно поступил, Блаунт.

— Что касается дуэли, милорд, — продолжает тот. — Мой клинок задел вас по чистой случайности. В течение всего боя вы одерживали победу. Эту рану должен был получить я.

Спохватившись, Пенелопа отводит взгляд и вновь берется за иглу.

— Встань, — произносит Эссекс, — не пристало тебе стоять передо мной на коленях.

Пенелопа замечает улыбку, таящуюся в углах его губ. Ее брат обожает изображать скромность.

— Налейте нашему гостю выпить и мне тоже.

Меррик подает им чаши с вином.

— Мир? — произносит Блаунт.

— Мир.

Оба пьют. Эссекс — чуть менее охотно, чем Блаунт, однако того требуют правила вежливости: отказ от предложенного примирения повлечет очередную дуэль.

Пенелопа вновь невольно останавливает взор на Блаунте; у него вьющиеся темные волосы, тонкие черты лица, глубокие черные глаза. А он красивее, чем она ожидала. На нем приталенный атласный дублет изящного кроя, вместо жесткого круглого воротника — кружевной. Блаунт явно подбирал наряд с таким расчетом, чтобы не затмевать Эссекса. Значит, еще и дипломат. Серьга в левом ухе придает ему привлекательно залихватский вид. Пенелопе приходит на ум, что этот человек может стать ее брату хорошим союзником. Нужно будет поговорить с Эссексом, убедить его, что врагов надо искать не среди таких, как Блаунт, а среди таких, как Сесил и Рэли, обладающих мощной поддержкой и влиянием на королеву, мечтающих узреть его падение. Кроме того, ей будет приятно почаще видеть Блаунта. Он пристально смотрит на нее, словно угадав ее мысли. Пенелопа невольно краснеет.

— Ты знаком с моей сестрой? — спрашивает Эссекс.

— Для меня большая честь познакомиться с вдохновительницей поэтов. — Блаунт снова преклоняет колено и протягивает руку.

Слишком уж он очарователен, думает Пенелопа. Понятно, почему королева его приблизила. Однако, встретившись с ним взглядом, она видит в его глазах неподдельную искренность.

— Сонеты Сидни неподражаемы, миледи. Не устаю ими восторгаться.

— И что же навело вас на мысль, будто стихи сэра Филипа посвящены мне? — Пенелопа знает, что ее считают музой великого поэта, однако дело не в ней, а в Сидни. Кроме того, кто такая муза? Просто символ, химера.

— Всем известно, что ты и есть Стелла, — смеется ее брат.

— «Когда Природа очи создала / Прекрасной Стеллы в блеске вдохновенья, / Зачем она им черный цвет дала?»^[5] — немедленно цитирует Блаунт. — Узнаю вас по этим строкам, миледи.

— Вот настоящая поэзия! — восклицает Эссекс, заставляя бедного Констебля поежиться.

— Никто не в силах превзойти сэра Филипа, — бормочет смущенный поэт.

— Довольно стихов, — объявляет граф. — Меррик, принеси мой меч. Кстати, этот клинок подарил мне Сидни.

— Вряд ли он думал, что ты обнажишь его на дуэли. — Пенелопа старается выглядеть беззаботной, однако разговор о Филипе Сидни будит болезненные воспоминания о девочке, которой она была восемь лет назад, когда впервые появилась при дворе. Тогда ей казалось, здесь полно романтики, развлечений и любовных интриг. Теперь же она повзрослела, стала сдержанной, скрытной, расчетливой и ничем не напоминает ту прежнюю девочку. Они так же непохожи, как икринка и устрица.

Ноябрь 1589,

дворец Теобальд, Хартфордшир

Человек стаскивает шляпу, низко кланяется. Бегающий взгляд делает его похожим на грызуна. Он явно проделал долгий путь: одежда снизу забрызгана грязью, сверху потемнела от влаги.

На рабочем столе Сесила царит идеальный порядок: чернильницы расставлены ровно в дюйме друг от друга, конторские книги сложены в стопки — большие внизу, маленькие наверху, писчие перья в сосуде развернуты в одну сторону. Сесил сидит спиной к окну, и лицо остается в тени; так сделано специально, чтобы посетители чувствовали себя неудобно. Он понимает, его внешность не очень представительна для занимаемой должности, но за долгие годы выучился разным уловкам, призванным сглаживать этот недостаток.

— Закрой дверь.

Человек повинуется.

— Надеюсь, тебя никто не заметил. — Сесил жестом предлагает ему сесть. Небо очистилось; луч яркого полуденного солнца падает на лицо гостя, тот прикрывает глаза рукой.

— Нет, сэр, я тщательно следил, чтобы не было слежки. В Уэре сменил лошадей, выехал на Лондонскую дорогу, потом повернул обратно…

— Избавь меня от подробностей, — перебивает Сесил. Мужчина судорожно стискивает шляпу. — Надеюсь, Уолсингему не станет известно о нашей встрече.

— Но мне казалось, Уолсингем с нами…

— Слушай внимательно: нет никаких «с нами», «против нас». Нет никаких «мы». Я просто хочу доподлинно знать, что происходит. Мы с отцом служим королеве, и это требует… — Сесил поправляет перстень с крупным изумрудом, — чрезвычайной осмотрительности.

— Разумеется, сэр.

— Итак, в своем письме ты упомянул о некоторых событиях при шотландском дворе. Был ли брак короля с датской принцессой должным образом подтвержден? Не возникло ли трудностей с… — Сесил откашливается, — …консумацией? — Ни для кого не секрет, что Яков Шотландский предпочитает общество юношей. Порой Сесилу думается, что из-за этого обстоятельства не стоит уделять большого внимания претензиям Якова на английский трон. Есть и другие кандидаты на престол; возможно, они окажутся более сговорчивыми.

Перехватив взгляд посланника, Сесил скрещивает руки на груди, пряча узкие кисти с короткими пальцами и уродливыми плоскими ногтями. В юности он мечтал иметь руки, способные держать меч, — такие, как у графа Эссекса.

— Нет, никаких, сэр. Похоже, все прошло как полагается. Принцесса, то есть королева, вроде бы довольна мужем. Я своими глазами видел окровавленную простыню.

— Значит, ты ездил в Осло на церемонию бракосочетания? — Надо же, проныра, напрочь лишенный обаяния, ухитрился затесаться на королевскую свадьбу.

— Да, я присоединился к…

— Знаю, — перебивает Сесил. Ему ничего об этом не известно, однако соглядатая следует держать в напряжении: пусть думает, будто за ним следят.

— Есть еще кое-что. — Мужчина наклоняется ближе, понижает голос.

— И что же?

— Речь о сестре Эссекса.

Сесил не в силах скрыть удивления. Он не любит, когда ему сообщают сведения, о которых он еще не успел разнюхать.

— У нее-то какие дела с Яковом Шотландским?

— Она вступила с ним в переговоры. Направила письма с предложением дружбы.

— Дружбы?

— Похоже, тут не все так просто. Она пользовалась кодовыми именами.

Любопытство Сесила усилилось:

— Продолжай.

— Стиль у нее весьма витиеватый, однако у меня сложилось впечатление — видите ли, мне удалось самому заглянуть в эти письма, — что общий смысл ее предложения таков: если дойдет до дела (так она пишет), Яков может рассчитывать на ее поддержку, а следовательно, и на поддержку ее брата.

— Какие-то глупые игры. — Сесил старается сохранять невозмутимый вид, однако от возбуждения по коже пробегают мурашки. Он весь подбирается, словно гончая, почуявшая оленя. — Надо полагать, леди Рич выражалась достаточно туманно?

— Если вы имеете в виду, упоминала ли она о возможной кончине королевы, то нет.

Раз в письмах указаны кодовые имена, значит, все-таки есть какая-то тайна, думает Сесил.

— Кто был ее посланником?

— Поэт Генри Констебль, сэр.

— А, Констебль. Когда-то он работал на меня. Поэты слетаются к этой даме, как мухи к компостной куче. Сие для меня загадка. Вероятно, Констебль пошел на риск ради любви. — Сесил не скрывает отвращения; любовь ему чужда. Впрочем, он не вполне искренен: помимо выдающейся красоты, есть в леди Рич нечто такое, что не оставляет его равнодушным. Он долгие годы наблюдал за ней; они ровесники и прибыли ко двору одновременно. Эта женщина обладает даром оказываться в нужное время в нужном месте, а также холодным расчетливым умом, скорее подобающим мужчине. Не будь у нее брата, Эссекса, она была бы само совершенство.

От одного воспоминания об Эссексе в душе Сесила вскипает гнев. После смерти отца мальчик воспитывался у них в доме. Сесил хорошо помнит приезд юного Деверо: он залихватски спрыгнул с коня, не удостоив Сесила даже взглядом — тот был на два года старше, зато вдвое его ниже, к тому же кривобокий и хромой.

Отец предупредил, чтобы он не портил отношения с кукушонком, подброшенным в их гнездо. В жилах Эссекса течет королевская кровь: он не только обладает родословной, ведущей прямо к Эдуарду Третьему Плантагенету, но еще и в родстве с Тюдорами, — по слухам, прабабушка Эссекса, шлюха Мэри Болейн, родила Генриху Восьмому дочь, леди Ноллис, бабушку Эссекса. Отец Сесила узнал об этом от своего отца, королевского камергера, пользовавшегося доверием короля.

— Когда в человеке сочетается кровь двух династий, такая гремучая смесь может быть опасна, — напутствовал его отец. — Держись рядом с ним, не своди с него глаз.

И Сесил не сводил с Эссекса глаз. Он безмолвно наблюдал, как тот, словно плющ, увивался вокруг королевы, та приблизила его к себе и осыпала милостями, какими не жаловала никого после смерти Лестера. Сплетники судачат, будто бы Эссекс стал ее любовником, но Сесил знает — он не возлюбленный, а сын, которого у Елизаветы никогда не было; мать простит сына в тех случаях, когда любовнику не будет пощады.

Однако мысли Сесила занимает не Эссекс, а его сестра. Ему вспоминается, как он впервые увидел Пенелопу Деверо и был ошеломлен ее красотой. Много месяцев он не мог думать ни о ком другом, по ночам же неумело удовлетворял себя, представляя ее образ. В тот день она улыбнулась ему, хотя все прочие девушки смотрели на него с плохо скрываемым отвращением. Сесил ясно помнит, словно это было вчера, как смутился и покраснел, увидев улыбку Пенелопы, способную осветить самые темные уголки преисподней. Однако спустя годы он начал восхищаться не только великодушной улыбкой; оказалось, что за прославленной красотой скрывается чрезвычайная проницательность — опасное качество для женщины.

Часть первая. Икринка →