Маги Гипербореи

Элеонора Девильпуа, 2020

Гиперборея – город вечного солнца, окруженный ледниками и густым туманом, от которых его защищает магический купол. Юных магов здесь обучают тайнографии, механической магии, а еще тренируют управлять стихиями и левитацией. Чтобы закончить учебу, каждый студент должен представить министрам изобретение, которое послужит на благо городу: гидротелеграммы, детекторы магической силы, браслеты-крылья. Однако магия не всегда может спасти, а гиперборейцам угрожает не только холод. Уже много лет длится вражда между народами Гипербореи, Напоки, Темискиры и амазонками, способная уничтожить их всех. Ластианакс Молодой маг, который находит бездыханное тело своего наставника. Юноша уверен, что это убийство. Арка Сирота из Напоки, дочь амазонки и мага, владеющая левитацией и управляющая огнем. Девушка отправляется в Гиперборею на поиски отца. Он ищет убийцу. Она – свое прошлое. Но чтобы найти ответы, им нужно объединиться, пока купол Гипербореи все еще может их защитить.

2. Добро пожаловать в Гиперборею

Арка

Стоило Арке ступить на широкое, поросшее травой поле, отделявшее земляные валы от первых башен, на нее обрушилась изнуряющая жара. Внутри купола не веял даже малейший ветерок, и девочке казалось, будто она погрузилась в густой, теплый кисель. Арка чувствовала, что в своих мехах выделяется на фоне яркого пейзажа, как овцебыки, которых караванщики отпустили пастись на лугу. Она сняла рукавицы и плащ с капюшоном и в итоге осталась в майке, штанах из оленьей кожи и меховых сапогах.

Держа плащ под мышкой, она добралась до окраины города и стала бродить по улицам, вертя головой из стороны в сторону. Если издалека гиперборейские башни казались высокими и хрупкими, словно стебли тростника, то вблизи выглядели совершенно иначе. Прорезанные тут и там трапециевидными окнами, они возносились ввысь, точно огромные каменные исполины, связанные друг с другом водными мостами и веревками, на которых хозяйки сушили белье. На их стенах были нарисованы разноцветные геометрические фигуры и росли целые сады ароматных трав, правда, вертикально. Арка услышала, как двумя этажами выше ворчит высунувшаяся в окно женщина:

— Ах, мерзкие птицы, опять повырывали мне весь сильфион! Теперь придется пересаживать.

В тот же миг огромная стая голубей пронеслась между башнями, всколыхнув занавес из лиан, выползавших из водосбросного канала. Женщина мрачно посмотрела вслед птицам, затем вылила в окно содержимое ночного горшка — нечистоты с громким «бульк» плюхнулись в канал уровнем ниже.

Эта сцена вернула Арку к реальности: сморщив нос, она оглядывала темные близлежащие улицы, кишащие мухами. Миф о Гиперборее и ее золотых мостовых рушился на глазах. Дно города, погруженное в тень башен, оказалось ужасающе грязным: по углам громоздились кучи мусора, а по многочисленным желобкам в каналы стекала коричневатая вода. Дети собирали крупные розовые грибы, растущие на грудах отбросов. Кое-где гиперборейцам приходилось разгребать мусорные насыпи, чтобы открыть двери своих домов.

Арка купила ячменя и миску овощного рагу у первого встречного уличного торговца. Теперь у нее осталось всего десять мелков. Она сидела у канала и жадно ела, а Карапуз шумно жевал свою порцию ячменя. Проглотив последний кусок, девочка облизнула пальцы, легла навзничь и с довольным вздохом погладила себя по животу. После четырех дней без единой маковой росинки во рту было очень приятно чувствовать, что желудок наконец-то полон.

Вокруг нее загудели комары. Прижавшись затылком к земле, Арка долго рассматривала залитые светом вершины башен и сверкающие отблески на прозрачном куполе. Лианы, каждая толщиной с древесный ствол, росли прямо из мостовой и оплетали башни, поднимаясь до самых вершин. Сколько же этажей в этих башнях? Тридцать? А может, сорок? Высоко вверху разноцветная роспись покрывала округлые стены сплошняком. Каждый карниз, каждый барельеф, каждый портик были украшены красочными геометрическими узорами. Зато на нижних этажах камень башенных стен остался необработанным, почернел от клубов дыма, вырывавшихся из мастерских ремесленников, и был покрыт плесенью. Очевидно, на более высоких уровнях жили богачи. Городская вода, перекачиваемая с помощью хитроумных приспособлений, достигала вершин башен, становясь прозрачной и чистой, а потом текла по подвесным акведукам к основанию Гипербореи, где в конечном счете становилась вонючей и зеленоватой, так что в ней плавали личинки мух.

Арка приподнялась на локтях. По каналу мимо нее проплыла раздувшаяся мертвая курица. Похоже, прямо перед ней текли нечистоты целого города.

Внезапно девочка заметила огромную черепаху, груженную бочками. Потертый от времени панцирь животного, покрытый зелеными и коричневыми чешуйками, был не менее трех шагов в ширину и порос мхом. Сидящий на панцире мужчина управлял черепахой с помощью поводьев, прикрепленных к ее голове. Арка в изумлении смотрела, как странное «судно» проплывает мимо и медленно удаляется.

За первой черепахой последовали другие. Разного размера, с разноцветными панцирями, неизменно спокойные, они поднимались по каналам, нагруженные едой и людьми.

— Чего только не увидишь на свете, — сказала Арка Карапузу, который с большим интересом разглядывал водяных тяжеловозов Гипербореи.

Девочка дала себе слово, что непременно прокатится на такой черепахе, как только накопит достаточно золота, чтобы заплатить вознице, а пока что нужно найти способ заработать денег и найти отца, если он еще жив. Ах да, еще надо усовершенствовать свои магические навыки.

От жары и сытости Арку клонило в сон, но она встала, борясь с зевотой, и продолжила путь, а Карапуз трусил за ней по пятам. Девочке пришло в голову, что три ее цели вполне можно совместить. Об отце она знала немного: когда-то он жил в Напоке и был гиперборейским магом. Арка решила, что, как только она его найдет, он научит ее магии и купит ей в подарок черепаху. Идеально.

Арка так гордилась своим планом, что не замечала некоторых его недостатков: ее отец мог и не обрадоваться встрече с дочерью, если она вообще его отыщет.

Дорога вывела девочку к перекрестку заполненных черепахами каналов, в центре которого низвергался откуда-то сверху желтоватый водопад. Он брал начало на высоте около двадцати шагов над землей: струи воды лились из подвесного акведука, который обрывался между двумя башнями, словно в свое время его не достроили до конца.

На краю акведука было установлено нечто вроде большого подъемника. Сеть, соединенная со шкивами толстыми промасленными тросами, погружалась в воду.

Подчиняясь командам возницы, одна из черепах заползла в сеть. Рабочие привели в действие шкивы, тросы натянулись, и животное поднялось вверх, разбрызгивая во все стороны воду. Лебедка наматывала тросы сама по себе, словно по волшебству, и, скорее всего, так оно и было. Арка зачарованно смотрела, как огромная черепаха, свесив плавники, взмывает в воздух рядом с водопадом. Когда животное подняли наверх, подъемник повернулся, и черепаха оказалась в подвесном канале, вне поля зрения девочки. Через пару минут сеть появилась снова, на этот раз вниз спускали другую черепаху.

Сидя у кромки воды, Арка наблюдала, как механизм поднимает и опускает больших рептилий, а Карапуз тем временем пощипывал траву, растущую между камней у основания одной из башен. Вдруг девочка подпрыгнула от неожиданности: какой-то возница остановил своего «скакуна» прямо перед ней. Панцирь черепахи был окрашен в синий цвет.

— Хотите перейти на второй уровень?

Арка поняла, что имеет дело с кучером, промышляющим извозом.

— Что такое второй уровень?

Кучер указал на подвесной канал:

— Это там наверху. Над вторым уровнем располагается третий, потом четвертый…

— Я ищу мага, — сказала Арка. — Где живут маги?

— Маги? Они все обитают на седьмом.

Арка запрокинула голову и посмотрела на вершины башен, теряющиеся где-то шагах в двухстах над ней. Итак, ее отец сейчас там. Прибегнув к левитации, она могла подняться над землей шага на три-четыре, и вряд ли осилила бы такой полет с помощью браслета-крыльев, даже если делать остановки между уровнями: ей не хватало умения. Арка ощупывала монеты, лежащие на дне ее кармана. Может, она сможет позволить себе поездку на черепахе, если продаст свой меховой плащ?

— Сколько возьмете, если попрошу отвезти меня на седьмой уровень?

— За каждый проезд на подъемнике платят определенное число гиперов, каждый следующий уровень на один гипер дороже предыдущего. Подняться с первого уровня на второй стоит два гипера, со второго на третий — три гипера, и так далее. Так что придется сложить два, плюс три, плюс четыре, плюс пять, плюс шесть, плюс семь… Двадцать семь гиперов, во!

Арка поперхнулась:

— Сколько? Да что это за город такой? Сборище жуликов?

— Плюс два бориона за транспорт.

— Это грабеж!

Кучер усмехнулся:

— Здесь Гиперборея, а не горная деревня. При каждой смене уровня платят пошлину, таковы правила.

Арка нахмурилась, засунула руки в карманы и посмотрела вниз, на канал, по которому плыли тошнотворные на вид нечистоты и мусор. Плачевный вид улиц больше ее не удивлял: только самые богатые могли себе позволить жить на вершинах башен.

— Ну ладно, а как у вас тут можно заработать эти гиперы?

Ластианакс

Ластианакс устало плюхнулся на стул. Он только что в десятый раз обыскал обиталище своего бывшего наставника. Не кабинет, а склад какой-то. При жизни Палатес не был страстным поборником порядка и запрещал слугам входить в свой кабинет. По правде говоря, кроме Ластианакса сюда вообще никого не пускали.

Молодой человек поднял голову и обвел взглядом светлую комнату, украшенную фресками и заставленную старинными сундуками, битком набитыми документами. Накануне в Колумбарии он удивился малому количеству народа, присутствовавшего на похоронах Палатеса: несколько дальних родственников, слуги да министры, которые нехотя явились отдать дань уважения своему коллеге. Выслушав приличествующие случаю банальности о величии покойного, Ластианакс потихоньку ускользнул из некрополя.

Некоторые министры, особенно эпарх, на протяжении всей церемонии так злобно на него поглядывали, будто выдвижение его кандидатуры на место министра усреднения стало для них личным оскорблением.

Ластианакс оглядел груды документов, которые ему в ближайшее время предстояло рассортировать. Возможно, где-то среди этих бумаг находится объяснение смерти Палатеса. Перед тайнографом юноша сделал вид, что верит, будто его наставник умер от сердечного приступа, и, возможно, это в самом деле была истинная причина смерти, однако Ластианакс не мог не думать об убийстве. Он вспомнил, как в Магистериуме один любопытствующий из толпы прокомментировал смерть Палатеса: «Я слышал, как один слуга сказал, что Палатес подавился, когда пил…» Неужели яд?

На столе перед молодым человеком стояла на стопке пергаментов керамическая курица и насмехалась над ним. В другое время Ластианакс без колебаний выбросил бы это уродство, но не делал этого из ностальгии: все-таки это была последняя вещица в последней коллекции Палатеса. Он взял статуэтку и рассеянно повертел в пальцах.

Внезапно раздался грохот, и юноша подпрыгнул от неожиданности. Курица выскользнула у него из рук и разбилась. Ластианакс в бешенстве вскочил со стула и распахнул дверь кабинета. Двое старых слуг, Аус и Метанир, пытались расчистить коридор от загромождавшей его коллекции: дюжины огромных изразцовых печей, привезенных из Напоки и бесполезных в Гиперборее, поскольку под куполом отопление становилось ненужным. Одна из печей как раз упала на пол. Слуги ожесточенно бранились и не заметили присутствия Ластианакса. Юноша вздохнул и закрыл дверь.

Несколько дней назад к нему пришел нотариус и сообщил последнюю волю Палатеса. Ластианакс с удивлением узнал, что наставник завещал ему все свое состояние и имущество… при условии, что юноша оставит на службе двух слуг, что он и сделал. Оказывается, Палатес заботился об ученике настолько, что даже сделал своим наследником. Мысль об этом тронула Ластианакса больше, чем он осмелился бы признать. Оглядываясь назад, Ластианакс чувствовал себя виноватым: в прошлом он столько раз проклинал маленькие причуды старика.

Вот только одна деталь не давала ему покоя — поставленная в завещании дата. Документ был написан за день до смерти Палатеса, как будто бедняга знал, что его дни сочтены.

Ластианакс присел на корточки и стал собирать обломки курицы. Среди осколков обожженной глины лежал небольшой листок бумаги, скатанный в трубочку. Должно быть, Палатес сунул его в отверстие в основании полой статуэтки. Заинтригованный, Ластианакс взял листок, положил на украшенную инкрустацией столешницу и развернул. Это оказался ценник, на нем была указана баснословная сумма, которую Палатес выложил за статуэтку, а также место, где была совершена покупка: пятьдесят гиперов, первый уровень. Однако на обороте ярлычка маг нацарапал несколько слов:

…Контрабанда… Темискира… Выгода от пожара в лесу амазонок?

…Паранойя поддерживается намеренно, но кем?..

Чувствуя, как отчаянно колотится сердце, Ластианакс несколько раз перечитал записку. Контрабанда чего? Он понятия не имел. Однако он слышал о пожаре в лесу: кажется, это произошло двумя годами ранее. Диверсия Темискиры, совершенно бесполезная, как отметил Палатес, поскольку амазонки почти сразу восстановили контроль над этой областью. А вот паранойя… Возможно ли, что речь о постоянном страхе василевса увидеть у ворот города чужое войско?

Ластианакс взял со стола перо и окунул его в чернильницу. После минутного размышления он нарисовал рядом с записями своего наставника треугольник и написал на его вершинах: «Амазонки», «Гиперборея» и «Темискира».

Тут кто-то постучал в дверь кабинета. Ластианакс спрятал лист под книгой и пошел открывать. На пороге стоял Аус, полуглухой пожилой домоправитель. Старик частенько воровал у юноши запасы медовухи, а личную гигиену считал блажью, на которую не стоит тратить время.

— Мастер Ластианакс, прошу прощения за беспокойство, — выплюнул Аус (еще он имел обыкновение брызгать слюной во время разговора). — Не желаете ли перекусить?

Он склонил голову, ожидая ответа.

— Спасибо, я не голоден! — выкрикнул Ластианакс.

Он оставил дверь открытой и стал ждать продолжения. За пять лет Аус ни разу не пришел предложить ему перекусить. Очевидно, старик просто выдумал предлог, чтобы поговорить. Домоправитель некоторое время двигал губами, пощелкивая вставной челюстью, потом наконец добавил:

— Как печально, что мастера Палатеса настигла подобная судьба. Правда ли, что это вы его нашли?

— Да! — надсаживая горло, выкрикнул Ластианакс.

— Никогда не думал, что он покинет нас так быстро, — изрек Аус, качая головой. — Определенно, эта история со взломом сильно его взволновала.

— Взлом? — повторил Ластианакс.

— Да, это случилось почти десять дней назад… Нет, девять дней. Метанир услышала, как ночью кто-то забрался в кабинет мастера, но, когда дверь открыли, злодея уже и след простыл. По словам вашего наставника, почти ничего не украли, взяли только нескольких личных документов, но это все равно его потрясло.

— Документы? Какие документы?

— Ну, не знаю, ваш наставник этого не говорил. Метанир тоже не знает.

Ластианакс повернулся и поглядел на сундуки, переполненные бумагами. Без дополнительной информации он вряд ли мог определить, какие документы были украдены.

— А как насчет печатей обнаружения? — спросил он, вновь поворачиваясь к Аусу.

— Тати кружения? Вот не знал, что хозяин еще и такое собирал, хотя чему тут удивляться, достаточно поглядеть, сколько всего он накопил…

— Печати обнаружения! — повторил Ластианакс. — Они не сработали?

— А-а-а-а, печати обнаружения… Нет, не сработали.

Ластианакс нахмурился. Чем дальше, тем больше странностей. Никто не может пройти мимо печати обнаружения, не активировав ее. Обычно маги ставили такие печати на каждую дверь и каждое окно своего дома. Вор не мог проникнуть в кабинет незамеченным.

— Почему Палатес ничего мне не сказал?

— Что вы говорите? — прокаркал Аус, прикладывая ладонь к уху.

— Почему Палатес мне не сказал? — завопил Ластианакс.

— А-а-а, почему Палатес не рассказал вам об этом… Может, не хотел беспокоить вас перед самой защитой.

— Спасибо, — сказал Ластианакс, немного подумав. — Вы можете идти.

Он почти услышал, как старые кости слуги хрустнули, когда тот поклонился и закрыл дверь. Ластианакс подошел к окну и осмотрел печать обнаружения, выгравированную на подоконнике. Рисунок остался нетронутым. Молодой человек поднял голову и задумчиво окинул взглядом пейзаж: по небу плыли птицы-паруса. Как и любой высокопоставленный сановник Гипербореи, Палатес владел целым этажом башни на седьмом уровне. Ластианакс видел золотые купола Магистериума, в них отражалось заходящее оранжевое солнце. Менее чем через десять дней он, возможно, будет сидеть там вместе с другими министрами. Скольким девятнадцатилетним магам выпадала такая возможность? Его карьера резко пошла в гору.

Однако, если Палатеса убили, становиться его преемником весьма рискованно. Ластианакс чувствовал, что интерес его наставника к амазонкам и Темискире кому-то помешал.

Этот кто-то без колебаний устранил Палатеса, а раз так, этот загадочный «кто-то» не поморщившись убьет и Ластианакса, если он проявит такой же интерес. Пришло время все выяснить. Ластианакс сунул бумажку в карман и решительным шагом вышел из кабинета.

Эмброн и Тетос

Эмброн и Тетос умирали от скуки, это случалось с ними ежедневно. Стоя за столом Эрми, они уже несколько часов наблюдали, как таможенница наводит ужас на вновь прибывших в Гиперборею. Иногда случалось небольшое оживление, когда какой-то отчаявшийся иммигрант начинал умолять Эрми или пытался ее задушить. Тут уж охранникам приходилось вмешиваться, хотя в глубине души они и сами частенько мечтали придушить негодяйку.

Эрми так и не удосужилась узнать их имена, называя стражников просто «деревьями» или, будучи в хорошем настроении, «дубами», потому что, по ее словам, вид у них такой, словно они пустили здесь корни. Эмброна, более высокого, прозвали «большим деревом», а Тетоса, более коренастого, — «толстым деревом».

Сегодня у Эрми было превосходное настроение. За пять часов работы она успела отказать во въезде пятнадцати иммигрантам, а главное, сегодня был еще и первый день декады, а значит, сегодня явится Алькандр: он навещал таможенницу раз в десять дней. Эрми сложила заполненные бланки, выровняв их тщательнее обычного, но на этом ее кокетство не закончилось: она даже обильно накрасила веки яркими зелеными тенями. На ее похожих на сосиски пальцах поблескивали массивные кольца, довершая арсенал обольщения.

Вот только Алькандр еще не прибыл. Глядя, как лихорадочно таможенница штампует анкеты, Эмброн и Тетос чувствовали, что Эрми беспокоится.

Она даже позволила одному переселенцу заплатить положенный гипер не одной монетой, а тридцатью шестью борионами, чего в обычный день никогда бы не потерпела. Охранники подскочили, когда их начальница внезапно повернулась, ее двойной подбородок задрожал от волнения.

— Толстый дуб, скажи, который час.

Пока Тетос оглядывался в поисках клепсидры, Эрми резко добавила:

— Стойте ровно, бездельники, а то похоже, будто вы спите, опираясь на оружие.

Эмброн и Тетос немедленно выпрямились, сжимая в вытянутых руках громовые копья, и встали по стойке «смирно», как и положено стражникам. В этот миг в дверном проеме появился высокий, атлетически сложенный человек.

— Извини, что я так припозднился, Эрми, меня задержали.

Таможенница обернулась и просияла:

— Алькандр!

Мужчина вошел в комнату, улыбаясь уголком рта, провел рукой по коротким черным волосам, стряхивая снежинки. Алькандру было чуть за тридцать, и выглядел он как моряк, вернувшийся из дальнего плавания: загорелое лицо, короткая бородка. Эмброн и Тетос не знали, действительно ли он моряк, и не понимали, почему Эрми изо всех сил старается ему помочь, хотя, по всей видимости, тут сыграла свою роль его ладная фигура.

Таможенница пригладила сальные волосы, сделав вид, что смотрит на водяные часы.

— Ой, какой сюрприз, ты уже здесь! Я и не заметила, как быстро время прошло!

Эрми озорно подмигнула Алькандру:

— У меня для тебя хорошая новость.

Все так же обаятельно улыбаясь, Алькандр снял меховой плащ и повесил его на копье, которое держал Тетос Он присел на край стола Эрми, выудил конфету из коробки, которую таможенница всегда держала под рукой (и к которой ни Эмброн, ни Тетос никогда не осмеливались притрагиваться), и объявил, перекатывая конфету во рту:

— Я весь в твоем распоряжении, Эрми. Рассказывай.

Он сидел так близко к таможеннице, что она, казалось, забыла про свою хорошую новость. Приоткрыв рот, Эрми томно смотрела в небесно-голубые глаза своего собеседника. Эмброн и Тетос переступили с ноги на ногу и разом кашлянули. Ситуация становилась неловкой.

Наконец таможенница немного пришла в себя и справилась с разыгравшимися фантазиями. Ее накрашенные веки затрепетали. С торжествующим видом она достала из ящика заполненный бланк и прочла вслух:

— Арка, тринадцать лет, светлые волосы, из Напоки.

В глазах Алькандра промелькнул холодный блеск. Вот уже два месяца Эмброн и Тетос каждые десять дней видели, как он приходит к таможеннице и спрашивает Эрми, не впускала ли она в город девочку-блондинку из Напоки. Якобы это его племянница, которая некоторое время назад сбежала из этого города, и с тех пор вся родня пытается отыскать малышку.

— Значит, ей удалось пересечь Рифейские горы, — заметил Алькандр. — Она выглядела здоровой?

— Худенькая и уставшая, но в целом в хорошем состоянии. Я не знала наверняка, твоя ли это племянница, поэтому не сказала ей о тебе. Надеюсь, ты на меня не в обиде.

— Нет-нет, как я могу тебя винить? — сказал Алькандр, похлопывая таможенницу по руке. — В любом случае теперь, когда она прибыла в Гиперборею, я быстро ее отыщу.

— У вас такая интересная семья, — жеманно проворковала Эрми.

Алькандр улыбнулся:

— Ты даже не представляешь насколько.

В этот миг на улице раздались громкие голоса. Эрми вздохнула и резко повернулась к двум охранникам, так что стул жалобно заскрипел под ее весом.

— Эй, дубы, гляньте в окно и скажите, что происходит.

Эмброн и Тетос повиновались.

— Это та мать, у которой двое тощих ребятишек, — ответил Тетос. — Попыталась войти, не заплатив.

— Опять она!

— Я могу избавить тебя от этой проблемы, Эрми, — сказал Алькандр.

Он встал, снял свой плащ с копья Тетоса, мимоходом похлопав охранника по плечу, вынул из кармана три золотые треугольные монеты и бросил их в ящичек таможенницы, где они приземлились с приятным звоном.

— Три гипера за мать и двоих детей, — сказал он. При виде его щедрости влюбленные глаза толстой таможенницы загорелись жадным блеском. — Эта семья больше тебя не побеспокоит, Эрми. Прими это как подарок в благодарность за помощь, — добавил он, натягивая плащ.

— Ты уже уходишь? — протянула Эрми, не сумев скрыть разочарования. — Теперь, когда ты знаешь, что твоя племянница приехала, ты ведь все равно будешь ко мне заходить, да?

Алькандр засмеялся и нежно поцеловал таможенницу в лоб.

— Ну конечно, а как же иначе! В следующий раз я вернусь только ради тебя.

Эмброн и Тетос наблюдали, как их коллега с широкой улыбкой глядит вслед уходящему Алькандру, тот насвистывал какой-то веселый мотивчик.

Разумеется, он так и не вернулся.

Ластианакс

Ластианакс показал свое кольцо-печатку рабочему, взимавшему плату за проезд, и в шестой раз за сегодня испытал огромное удовлетворение, видя, как тот кивает и приводит в действие подъемник.

Пока они ехали вниз, к каналу первого уровня, Ластианакс раздумывал, не пора ли помириться с отцом. В конце концов, он все же завершил обучение, тем самым доказав, что его честолюбие, из-за которого они в свое время разругались, не было пустым звуком. Затем он вспомнил, с каким выражением лица взирал на него отец во время их последней встречи, и мысль о возможном примирении исчезла из его головы так же быстро, как и возникла.

Как всегда при спуске на первый уровень, Ластианакс поразился прогорклому запаху грязных улиц. Неужели когда-то он мог здесь жить? Пейзаж настолько отличался от того, к чему он привык за последние годы, что юноше казалось, будто он попал в другой город. В своей пурпурной тоге и с кольцом-печаткой на пальце он больше не сливался с толпой, как в старые времена, и нельзя сказать, что это его огорчало.

— Бальзамировщик западного квартала, верно? — спросил его кучер, оборачиваясь.

Ластианакс кивнул. Стоявшие на берегах каналов люди провожали его глазами. Когда черепаха проходила под мостом, он услышал бормотание какого-то бродяги:

— Еще один проклятый маг. Они выливают нам на головы свои помои, а мы еще и пошлину им платим.

Ластианакс почувствовал, что краснеет, и изо всех сил постарался сохранить невозмутимый вид. Внезапно ему показалось, что он не имеет права на привилегии, которым так радовался всего минуту назад. Он вспомнил, как в детстве испытывал негодование при виде породистой черепахи, вроде той, на которой путешествовал сегодня, вспомнил, как страстно захотел получить право кататься на таких дорогих рептилиях.

По сути он мало чем отличался от обитателей первого уровня. Единственное, что их разделяло, это амбиции. Люди первого уровня довольствовались тем, что вскидывали кулаки к небу да проклинали жизнь за то, что волею судеб родились в такой клоаке. В отличие от них Ластианакс сам стал творцом своей судьбы.

Тем не менее он дал себе слово, что вынесет вопрос привилегий на обсуждение Совета, если, конечно, ему удастся стать министром усреднения. Ради этой цели и придумали эту должность — удовлетворять претензии нижних уровней, требующих равенства.

Тут молодого человека резко вывели из задумчивости: прямо им навстречу неслась черепаха с кричащим позолоченным панцирем. Кучер свернул в другой канал, чтобы избежать столкновения. Животное пронеслось мимо, и Ластианакс успел разглядеть прядь светлых волос. Мгновение спустя следом за первой черепахой промчалась вторая, не такая сияющая. На ее панцире сидели женщина и трое здоровенных мужиков; они ожесточенно вырывали друг у друга поводья, очевидно каждый хотел править сам.

— ТУДА, МАМА! Она поворачивает! — завопил один из здоровяков.

Они свернули в боковой канал, а Ластианакс с кучером обменялись озадаченными взглядами.

— Это наверняка разборки кланов, — заметил возница, пожимая плечами. — Ну, все, приехали.

Черепаха остановилась перед зловещего вида башней, стена которой прилегала вплотную к каналу. В стене темнел высокий проем, а над ним на цепи висел череп, очевидно, заменявший вывеску. Череп скалился безумной улыбкой, свойственной всем черепам. Несколько ступеней вели к выкрашенной в черный цвет двери бальзамировщика. Ластианакс встал, подхватил полы своей тоги и взбежал по скользким ступеням.

— Прогуляйтесь немного и подождите меня, — велел он кучеру, — надолго я здесь не задержусь.

Чувствуя себя не в своей тарелке, юноша толкнул дверь, к которой в качестве молотка была прикреплена бедренная человеческая кость. Темный коридор встретил посетителя отвратительным запахом, полностью перекрывавшим вонь первого уровня, — смесь гниющей плоти, ароматных бальзамов и рассола.

Ластианакс дошел до конца коридора и шагнул в большое помещение, освещенное единственной масляной лампой. В комнате скелетоподобный человек суетился вокруг четырех столов, на которых лежали трупы. Из-за близости канала на стены заползала плесень, а многочисленные этажерки ломились под тяжестью банок, заполненных какой-то гадостью. Бальзамировщик обернулся. Лицо у него было такое изможденное, что выглядел он хуже покойников, которыми в данный момент занимался. Казалось, его выпученные глаза того и гляди выскочат из орбит.

— А-а-а, живой клиент! — воскликнул он с улыбкой, которой позавидовала бы его «вывеска». — Да еще и маг, — добавил он, указывая на пурпурную тогу посетителя. — Желаете снять мерки для своего гроба? Какую древесину предпочитаете?

Он прищурился, вытянул перед собой тонкие руки, оттопырив большие пальцы, и поглядел на Ластианакса так, словно пытался оценить его рост.

— Сосна, дуб, вяз, бук? В наши дни очень моден платан, но его я не рекомендую, он имеет тенденцию пропускать выделения организ…

— Я пришел не для того, чтобы снимать мерки для гроба, — прервал его Ластианакс, прилагая большие усилия, чтобы не расстаться с содержимым своего желудка и не смотреть на трупы. — Меня зовут Ластианакс, и я хочу задать вам несколько вопросов об одном из ваших недавних… э-э-э… клиентов.

Бальзамировщик разочарованно вздохнул и повернулся к своим покойникам.

— Жаль, жаль. С вашей худосочной фигурой я мог бы сделать вам конический гроб, вы весьма эффектно смотрелись бы во время похорон, — заметил он, роясь во внутренностях одного из своих клиентов.

«У меня худосочная фигура?» — с тревогой подумал Ластианакс. Конечно, последние несколько месяцев он много лежал и не был таким мускулистым, как Родоп, но вряд ли все настолько плохо. Возможно, ему стоит подумать о том, чтобы начать делать упражнения теперь, когда его защита позади…

Ластианакс взял себя в руки. Он пришел не для того, чтобы обсуждать свою физическую форму.

— Клиент, о котором идет речь, был довольно полным магом лет пятидесяти с небольшим.

— А-а-а! — воскликнул бальзамировщик, выпрямляясь. Ластианакс увидел, что хозяин лавки держит в руках кусок кишечника. — Да, я сразу догадался. Дивный гроб, шириной в три локтя, из черного клена, не так ли?

— Верно, — подтвердил Ластианакс. — Превосходная работа. Когда вы имели дело с этим… клиентом, вы смогли определить причину смерти?

— Гм, — задумчиво произнес бальзамировщик и почесал подбородок, не выпуская из рук кишечник. — Припоминаю, что видел… Ну-ка, подождите, я проверю.

Он пересек комнату, таща за собой длинный шнур синюшных внутренностей. Ластианакс почувствовал, что его шатает, и уперся пятками в пол, пытаясь думать о чем-нибудь хорошем, например о духах Пирры. В другом конце морга бальзамировщик наконец выпустил кишечник и принялся рыться в большом сундуке.

— Вам повезло, я всегда храню внутренности еще несколько дней после похорон, — объяснил он, ныряя в сундук с головой. — Иногда родственники усопшего просят у меня их на память. Буквально вчера приходила одна семья забрать урну деда. Хотели украсить ею гостиную…

Он достал из сундука большую черную урну с этикеткой и торжествующе воскликнул:

— Вот! Мозг, печень, почки и сердце Палатеса, министра усреднения.

Бальзамировщик открыл крышку и погрузил руку в урну. Ластианакс поспешно отвернулся, сожалея, что не может заткнуть уши. До него доносились липкое чавканье и сочные шлепки. На полке прямо перед ним стояли промаркированные прозрачные банки: «деформированный зародыш», «селезенка», «образец лемура № 3»… Ластианакс закрыл глаза и изо всех сил постарался вспомнить аромат духов Пирры.

Кажется, главная составляющая этого запаха — волшебный корень. Острый, стойкий, решительный аромат, но была в нем и второстепенная, более сладкая нота, возможно жасмин…

Бальзамировщик повысил голос:

— Я не целитель, но в силу своей профессии стал достаточно опытным и могу угадать, что именно довело моих клиентов до необходимости воспользоваться моими услугами. В случае с этим, я полагаю, смерть наступила из-за… Хм, да, действительно, он довольно бледный, все это… внезапная почечная недостаточность. И, без сомнения, несколько других осложнений помельче.

Ластианакс приоткрыл один глаз и увидел, как бальзамировщик копается во внутренностях его бывшего наставника, лежащих в урне.

— Может быть, желаете сохранить память о своем собрате-маге? — спросил он и встряхнул урну, улыбаясь на манер ярмарочного зазывалы.

Ластианакс на мгновение представил, как объясняет гостям, что именно находится в вазе, стоящей в его гостиной.

— Спасибо, как-нибудь обойдусь, — вывернулся он. — Значит, почечная недостаточность? И что же, по вашему мнению, могло ее вызвать?

— Много чего, — ответил бальзамировщик, убирая урну обратно в сундук.

Он поднял лежащий на полу кишечник, положил на живот его покойного владельца и принялся перечислять:

— Сильный шок, инфекция, проблема с сердцем, интоксикация…

— Интоксикация? — подхватил Ластианакс. — Возможно ли, что его отравили?

Бальзамировщик схватил нож и таз, потом поглядел на молодого человека с внезапным интересом.

— Хо-хо, — радостно воскликнул он, — неужто какая-то добрая душа пытается пополнить мою клиентуру обитателями седьмого уровня? Все это замечательно, просто замечательно, маги всегда платят за красивое бальзамирование.

Энергично взмахнув рукой, он надрезал кишечник покойника, и ужасный запах распространился по и так уже заполненной смрадом комнате. Ластианакс зажал нос пальцами и изо всех сил пытался удержаться в вертикальном положении.

— Да, это вполне могло быть отравление, — задумчиво проговорил бальзамировщик, держа сочащийся слизью ком над тазом. — Без сомнения, в наши дни в моде смесь болиголова, красавки и сока синего лотоса. Жертва засыпает и через несколько минут умирает, очень мирный конец.

Он описывал действие яда любовно, как опытный торговец, расхваливающий достоинства товара.

— Благодарю за подробные сведения, — произнес Ластианакс со слезами на глазах. — Что ж, ваша помощь была очень… ценной. Желаю вам хорошего дня.

Он подошел к двери, открыл ее, и ему в лицо хлынул свежий воздух. Никогда еще Ластианакс так не наслаждался запахом первого уровня.

— Надеюсь вскоре вас увидеть! — крикнул бальзамировщик ему вслед.

«Чем позже, тем лучше», — подумал Ластианакс, от души хлопая дверью. Он спустился по трем ступенькам, отделявшим его от воды, и глубоко вздохнул, пытаясь забыть то, что только что видел и чувствовал. По сравнению с этим висящий на цепи череп вдруг показался не таким уж и зловещим.

По крайней мере, визит к бальзамировщику предпринят не зря: теперь молодой человек был вполне уверен, что Палатеса отравили, а дело замяли. Кроме того, кто-то украл из его кабинета некие компрометирующие документы. Кто же стоит за убийством и кражей?

Через несколько секунд вернулась его черепаха и повезла юношу обратно на седьмой уровень. Мимо проплывали берега каналов, а Ластианакс снова размышлял, почему убили его наставника. Его тревожила мысль о том, что кто-то в Гиперборее достаточно силен, чтобы покуситься на жизнь одного из магов Совета. Что же такого ужасного мог обнаружить Палатес?

Пожалуй, наставник был вовсе не так беспечен, как думал юноша. Возможно, он оставил Ластианакса в неведении, чтобы защитить.

Арка

Иногда Арка гадала, в каком таком загадочном месте пропадает ее критический ум, когда ей в голову приходит дурацкая идея и она бросается воплощать эту идею в жизнь.

Девочка довольно быстро сообразила, что найти отца будет совсем не так просто, как она надеялась. Бедность приковывала ее к первому уровню, который маги никогда не посещали. Чтобы исправить это положение, нужно заработать гиперы, а для этого надо найти работу.

Увы, на дне города работы было мало, и она плохо оплачивалась. Свой первый день в Гиперборее Арка провела, блуждая от башни к башне, осматривая мастерские, рынки и лавки, ошеломленная своим путешествием и этим шумным городом, который она не понимала. Странный вид девочки пугал торговцев, и они отказывались нанять ее на службу: они игнорировали ее либо выгоняли взашей. Когда день подошел к концу, у Арки не было ни работы, ни места для сна, ни сил искать первое и второе.

Последний человек, к которому она обратилась с просьбой о работе, возчик, посмотрел на Карапуза (конь повсюду следовал за хозяйкой) и посоветовал ей пойти в конюшни: приближается Состязание василевса. Наверняка конюхам нужна рабочая сила для организации мероприятия, и, поскольку Арка, по-видимому, много знает о лошадях, возможно, у нее есть шанс обрести там желаемое.

— Что такое Состязание василевса?

— Самые большие скачки года, каждый уровень выставляет свою лошадь — необыкновенное зрелище! Бесплатный совет: ставь на первый, второй или седьмой уровни, а на остальные даже не думай: проиграешь.

— Почему?

— Потому что на нижних уровнях есть воровской мир, который все это дело финансирует, на седьмом уровне есть маги, и они тоже дают деньги, а между вторым и седьмым уровнями хороших лошадей нет!

Арка поблагодарила возчика и, последовав его совету, добралась до конюшен, длинных каменных зданий, выстроившихся в ряд на окраине города, перед лугом, отделявшим башни от земляных валов. В загонах жеребята резвились вокруг кобыл, а те помахивали хвостами, отгоняя мух. Вдоль городской стены, служившей основанием купола, тянулась широкая песчаная дорожка. Всадники, воспользовавшись вечерней прохладой, выезжали здесь своих лошадей.

Арка позволила Карапузу пастись на краю поля и вошла в одно из строений. В нос ей ударил запах навоза и раздраженных конюхов: работники конюшен, торопясь закончить трудовой день, бегали по проходам между стойлами, насыпали в кормушки ячмень, бросали сено в загоны, торопились вымести сор и вынести навоз. На девочку никто не обращал внимания. Во всей этой суете Арка почувствовала, что слишком устала, чтобы привлекать к себе внимание. Наступала ночь, в столь поздний час никто ее не наймет. Когда последние служащие вышли из конюшни, она забралась в уголок и как подкошенная рухнула на кучу сена.

На следующее утро девочка проснулась вся искусанная блохами, зато с ясной головой. При нищенской оплате труда первого уровня потребуются месяцы, чтобы накопить двадцать семь гиперов, поэтому необходимо придумать другой план, который позволит Арке добраться до вершины города бесплатно.

Она выскользнула из конюшни, взглянула на Карапуза (конь ответил хозяйке сытым, сонным взглядом) и быстро зашагала в тени башен, обдумывая кое-какие идеи.

Первый ее план оказался не блестящим: дождавшись, когда торговец рыбой отвлечется, девочка спряталась в одной из бочек с треской, которую торговец собирался доставить на второй уровень. Свернувшись в клубок в липкой рыбе, Арка чувствовала, как ее везут на черепахе и как шлепают по воде плавники животного. Когда продавец подошел к подъемнику, рабочий объявил, что собирается проверить ввозимый товар. От этих слов сердце Арки ушло в пятки. Она выскочила из бочки, спрыгнула на берег канала и быстро убежала, распространяя вокруг себя острый запашок рыбы.

Вторая попытка тоже вышла так себе: Арка предприняла восхождение на башню, дабы достичь второго уровня лишь силой своих рук. Какая-то домохозяйка, привлеченная душком несвежей рыбы, высунула голову в окно и обнаружила, что девочка карабкается по стене, как грабительница. Арке пришлось спуститься, чтобы избежать пощечин, оскорблений и содержимого ночного горшка, выплеснутого ей на голову.

Теперь она воплощала в жизнь третью идею. Дня, проведенного в Гиперборее, девочке хватило, чтобы понять могущество преступного мира: головорезы средь бела дня требовали у торговцев выплату дани, проворачивали всевозможные темные делишки и важно разъезжали на больших черепахах с блестящими панцирями. Поскольку рабочие никогда не осмеливались спрашивать плату с владельцев таких животных, Арка решила, что достаточно украсть одну разукрашенную рептилию и верхом на ней бесплатно перейти на седьмой уровень. Итак, она нацелилась на золотую черепаху, перевозившую трех бандитов зверского вида, которых словно отлили из одной и той же грубой формы. Она последовала за ними, держась на почтительном расстоянии, увидела, как тройняшки причаливают, заходят в таверну промочить горло, и тут же прыгнула на панцирь зверя.

Усевшись верхом на золотую черепаху, девочка повернула голову и заметила владельцев рептилии: перебрасываясь шуточками, тройняшки садились за столик в нескольких шагах от окна таверны. Арка вдруг осознала всю опасность своего положения.

— Ну, вряд ли это намного труднее, чем править конем, — пробормотала она, хватая поводья.

Золотая черепаха немедленно взвыла и с оглушительным лязгом ударилась о край канала. Из таверны донесся скрежет отодвигаемых стульев, а Арка изо всех сил пыталась освоить новый способ передвижения. Ей уже удалось увести животное с пристани, когда дверь таверны распахнулась и на причал выскочили трое законных владельцев.

— Но… — протянул один.

— Какого… — начал было второй.

— Мама! Какая-то девчонка угоняет нашу черепаху! — завопил третий, оборачиваясь к таверне.

Арка наконец поняла, как заставить черепаху двигаться вперед: она взмахнула поводьями, и похищаемая черепаха послушно вошла в канал. Правда, она тут же врезалась в мост, и на панцирь дождем посыпались куски известки. Позади бандиты продолжали обсуждать происходящее:

— Надо ее остановить, она же ее убьет…

— Так возьмите еще одну черепаху, идиоты!

Арка зигзагом удалялась от таверны, и голоса спорщиков звучали все тише. Кто бы мог подумать, что править черепахой окажется так трудно: животное реагировало на движения поводьев совершенно непредсказуемо. Несколько раз Арка врезалась в другие лодки, так что на позолоченном панцире черепахи осталось несколько вмятин, но наконец почувствовала, что у нее начинает получаться. Собравшиеся на пирсах зеваки с изумлением указывали на маленькую девочку, управляющую роскошной черепахой. Арка щелкнула языком, прибавила ходу и обогнала три лодки, так что те закачались на поднятой черепахой волне. Когда она уже думала, что дело в шляпе, раздался возглас:

— ТУДА! Живее, мама, она сейчас сбежит!

Арка рискнула оглянуться. Шагах в пятидесяти от нее бандиты, указывая пальцами на беглянку, забирались на старую потрепанную черепаху, которой правила пышнотелая матрона, очевидно мать тройняшек. Она угнездилась на панцире, точно старая сова, готовая взлететь. Арка снова подхлестнула свою рептилию, и теперь та двигалась со скоростью лошади, пустившейся неспешной рысью. По пути она чуть не задела синюю черепаху, на которой сидели кучер и пассажир, одетый в пурпурную тогу. Последовавшие затем удары «бум!», «бах!», а также рассерженный крик: «Моя лодка! Чтоб вас, горе-возницы!» — подсказали девочке, что преследователи нагоняют. Бандиты были уже в нескольких футах от нее, но в последний момент Арка свернула в соседний канал, так что ее черепаха едва не опрокинулась. Бандиты гнались за ней по пятам:

— ТУДА, МАМА! Она поворачивает!

Арка услышала, как тройняшки сворачивают следом за ней. Прямо перед ней вырос низкий мост, пересекающий канал. Девочка прижалась к панцирю своей черепахи и почувствовала, как ее спина задевает нижнюю часть мостика. Спустя несколько мгновений ее преследователи также прошли под мостом. Последовало громкое «ба-бах!», а потом шумное «бульк!».

— Мама, Ари свалился в воду, он не умеет плавать…

— Тем хуже! Сыновей у меня трое, а черепаха с панцирем из чистого золота всего одна!

«Из чистого золота?» — мысленно повторила Арка. Вот почему животное никак не набирало скорость. Она едва избежала столкновения с торчащим из воды столбом. Позади нее семейка бандитов продолжала переговариваться:

— Альси, должна же от тебя быть какая-то польза! Займи мое место.

— Зачем, мама?

— Ха-ха, у меня есть идея! Никуда не сворачивай, Альси.

Это не сулило ничего хорошего. Арка обернулась. Мамаша поднялась на ноги, сунула руку за ворот блузы и, злобно ухмыляясь, вытащила из-за пазухи какую-то сферу размером с дыню. Арка сглотнула, увидев, как матрона размахивает руками, а шар сверкает в ее ладони. Затем тетка метнула снаряд, и он взорвался у девочки за спиной.

Из сферы вырвался какой-то фиолетовый туман, и на Арку мгновенно навалилась сонливость. Она отпустила поводья и почувствовала, что соскальзывает с панциря…

В следующую секунду грянуло оглушительное «БДЫЩ!», вырвав девочку из оцепенения. Она выпрямилась. Золотая черепаха по-прежнему плыла вперед. Арка поспешно схватила поводья и оглянулась. Фиолетовый дым наконец рассеялся, и девочка снова увидела преследователей. Их черепаха зигзагами отползала от покосившегося столба и ошалело мотала головой.

— АЛЬСИ! Почему ты врезался в столб? — рявкнула мамаша, отвешивая сыночку оплеуху.

— Ты же сказала никуда не сворачивать… — простонал Альси, прикрывая голову ручищами.

Арка рассмеялась. Со слезами на глазах она снова повернулась вперед и увидела глухую стену.

Канал заканчивался тупиком.

Преследователи перекрывали ей путь к отступлению, и Арка поняла, что ее план провалился. Она оттолкнулась от панциря и прыгнула на берег, бросив черепаху, а вместе с ней и надежду бесплатно подняться на седьмой уровень. Уже убегая по улице, она услышала крик матери тройняшек:

— МОЯ ЧЕРЕПАХА! АХ ТЫ ДРЯНЬ! Беги быстрее, девчонка, потому что, если я тебя поймаю, клянусь, ты мне дорого за это заплатишь!

Арка убегала, обдумывая слова матроны. До сих пор она пыталась добраться до седьмого уровня, не внося положенной платы в гиперах. Может, зайти с другой стороны и все-таки найти много гиперов, чтобы оплатить таможенный сбор?

Вернувшись к конюшням, девочка остановилась перед полем и какое-то время наблюдала за скачущими лошадьми, захваченная новой идеей. Все это время решение было у нее под носом, а она его не замечала.

Лофадь

Заходящее за куполом солнце раскрасило небо яркими красками, щебетали птицы-паруса, в воздухе витал сладковатый запах лошадиного навоза. Казалось бы, само мироздание старается улучшить настроение Лофадя, и все же в данную минуту он был не в духе, даже злился. Он стоял на беговой дорожке, в тени, отбрасываемой городскими крепостными валами, и уже в десятый раз пытался втолковать своему наезднику, почему во время состязаний тот не должен скакать слишком быстро.

С тех пор как двадцать лет назад Лофадь стал тренером четвертого уровня, его преследовали неудачи. Его лошади приходили последними или предпоследними, если им вообще удавалось завершить забег. Лишь его навыки ухода за животными позволяли Лофадю сохранять свое место на протяжении двух десятилетий. Он помогал появиться на свет великолепным жеребятам, которых потом продавал, сводя таким образом концы с концами. Если же он решал оставить какую-то лошадь, чтобы тренировать для скачек, неблагодарная скотина ждала до самого дня состязаний и в последнюю минуту подворачивала ногу или вдруг показывала норов и принималась плестись нога за ногу. С годами плачевные показатели Лофадя стали притчей во языцех в среде коневодов. Некоторые меткие шуточки даже перешли в повседневную речь: «Быстрый, как Лофадь» или «Будешь так ползти, тебя и Лофадь обгонит».

В довершение всех бед Лофадь был лысым, хромым и, самое ужасное, шепелявил — эти три изъяна делали его постоянной мишенью для насмешек. Он говорил пришепетывая, и в его собственных конюшнях над ним открыто издевались все кому не лень. На тренировках молодые наездники покатывались со смеху, когда Лофадь орал на них: «Да подхлестни немного свою плоклятую кляфу, ты, недоумок!» Прозвище Лофадь появилось из-за его неспособности четко произнести слово «лошадь». С тех пор он старался не употреблять это злосчастное слово, а вместо него использовал всевозможные жаргонные словечки: коняга, кляча, бурка, одер, савраска — говоря о животных, которым посвятил всю свою жизнь.

Итак, дожив до пятидесяти лет и добившись незавидного статуса всеобщего посмешища, тренер решил уйти на покой. Состязание василевса через три дня ознаменовало бы конец его карьеры. И, чтобы уйти из профессии с полными карманами, что само по себе большая редкость среди тренеров и наездников, Лофадь планировал поставить все свои сбережения на то, что его лошадь придет последней.

Разумеется, он сильно рисковал, жульничая таким образом, а из-за его репутации неудачника плату обещали не бог весть какую. Однако он долгие годы тренировал лошадей четвертого уровня и теперь рассчитывал сорвать пусть небольшой, но все же куш: в конце концов, неужели ему не полагается хоть какая-то компенсация за впустую растраченную жизнь? Если, конечно, до начала гонки его наездник сумеет понять, почему не следует скакать слишком быстро.

Лофадь вытер блестящий от пота череп рукавом и огляделся, дабы убедиться, что никто не подслушивает. На беговой дорожке вдоль крепостных валов Гипербореи несколько ребят из конюшни выезжали лошадей, но они были слишком далеко и не могли слышать их разговор. Лофадь заметил Адаманта, крупного серого скакуна первого уровня, на котором ездил Калиос, самый злобный наездник в городе и многократный призер соревнований. Эта пара была фаворитом.

— Ну, Филиппиф, послуфай, послуфай меня внимафельно. Я ведь фсе тебе объяфнил, не так ли? Фы долфен посталаться и плоиглать этот забег. Понимаеф, фто я хофу тебе сказафь? Если плидефь пофледним, обеффаю, я отдам тебе дефятую чафть своего выиглыфа.

Упомянутый Филиппид был, что называется, горячая голова. Как и все молодые наездники, он мечтал выиграть Состязание василевса. В свое время Лофадь также лелеял эту надежду: получить одобрение всего города, снискать бессмертную славу, став одним из чемпионов Гипербореи… Но после рокового падения, в результате которого он охромел, Лофадь отказался от мысли самостоятельно подняться на вершину.

Филиппид упрямо набычился и крепче сжал поводья Трофея, молодого запаленного коня-трехлетки, которого Лофадь по глупости отобрал для скачек, вместо того чтобы оставить себе Адаманта. Тренеру уже начинало казаться, что он совершил еще одну ошибку, выбрав неопытного наездника. Предыдущий был куда сговорчивее.

— Да я выиграю эти состязания! — горячился Филиппид, взмахивая поводьями. — Я тренируюсь уже много месяцев, и даже Калиос говорил, что потрясен моей манерой езды… Разве это не доказывает, что у меня есть шансы?

При виде столь откровенной глупости своего наездника Лофадь вздохнул. Калиос развлекался, забивая голову наивного юнца мечтами о величии. Возможно, следовало подбодрить Филиппида и пустить его, как стрелу, в надежде, что Трофей быстро выдохнется, однако преисполнившийся ощущением собственной значимости мальчишка рисковал упасть, если его вытолкнут из седла другие наездники, и потерять контроль над своим скакуном. В конце концов, на состязаниях василевса лошади, оставшиеся без всадника, не выбывали из соревнования, если все же добегали до финиша. С его невезением конь Лофадя вполне может и первым прийти, и тогда прощайте, денежки.

Солнце садилось, и тени от крепостных валов становились все длиннее, наползали на охристую почву уже опустевшей беговой дорожки. Лофадь на мгновение подумал, что вскоре здесь зазвучат радостные крики толпы. Филиппид все бубнил и бубнил, и тренер вздохнул:

— Холофо, Фил, отведи Тлофея в конюфню. Завтла поговолим.

Филиппид неохотно подчинился, а Лофадь, тяжело приволакивая покалеченную ногу, добрел до протянувшегося вдоль беговой дорожки ограждения и оперся на него. Он смотрел, как в небе одна за другой загораются первые звезды, искривленные куполом. Как и многие гиперборейцы, он верил, что звезды влияют на жизнь людей. Иногда он задавался вопросом, какое созвездие так упорно отравляет ему жизнь. Целый городской уровень рассчитывает, что он победит на скачках, совершит невозможное, но у него нет подходящего всадника. Как же хочется поймать удачу за хвост хотя бы раз в жизни!

— Это вы Лофадь, тренер четвертого уровня?

Упомянутый тренер подскочил от неожиданности и поспешно отвел глаза от вечернего неба. Перед ним стояла девочка лет двенадцати и внимательно смотрела на него голубыми глазами, казавшимися еще больше в свете заходящего солнца. Лофадь так глубоко погрузился в свои невеселые мысли, что даже не услышал, как она подошла, хотя следом за девчонкой тяжело топал невысокий конь. Малышка была худая как щепка, одета в здоровенные меховые сапоги и тунику неопределенного цвета. Светло-русые волосы все в колтунах, несколько спутанных прядей обрамляют узкое лицо, усеянное веснушками. От девочки плохо пахло. Лофадь не мог взять в толк, что ей от него нужно.

— Да, эфо я, — прогнусавил он.

И, повинуясь многолетнему рефлексу, оглядел скакуна незнакомки. Короткие кривые ноги, вогнутая спина, огромная голова — облагороженный пони, которого, скорее всего, запрягали в повозку.

— Чефо тефе надо?

— Хочу выиграть Состязание василевса, — бойко ответила девочка.

— А я хофу жить на седьмом уловне, — насмешливо ответил Лофадь. — Иди-ка отфюда, фмакодяфка.

— Мне сказали, что вы никогда не побеждали, — настаивала негодница. — Неужели не хотите это изменить?

Лофадь почувствовал, что закипает от злости. Он отлепился от ограждения и гневно уставился на девчонку, надеясь, что этого хватит для устрашения.

— Да ты фто? Лассчитыфаефь наняться на лабофу? Блось! Никто не пофтавит деффенку на Состязание вафилефса, да еффе и за тли дня до скафек.

Пигалица скрестила руки на груди, не сводя с Лофадя невозмутимого взгляда.

— Если не возьмете меня, уйду к тренеру третьего уровня, а вы потом будете локти кусать.

Лофадь еще никогда не видел такого дерзкого ребенка. Он тоже скрестил руки на груди и снова привалился к барьеру.

— Ты зля теляефь влемя, дефочка, я не дофеляю своих кляч не пойми кому.

Девчонка с задумчивым видом накрутила на указательный палец светлую прядь и ответила:

— Ой, но мне не нужна ваша лошадь, у меня есть своя.

— Да ну, и где фе она? Надеюфь, ты не этого доходягу имеефь в виду?

— Именно его, — заявила нахалка, очевидно, задетая за живое.

Кровь бросилась в лицо Лофадя. Его конкуренты решили сыграть с ним очередную шутку: нашли самую безобразную лошадь в городе и заплатили этой мелкой паршивке, чтобы она его разыграла. Он огляделся, ожидая увидеть, как его сослуживцы покатываются от хохота, притаившись в каком-нибудь темном уголке конюшни.

И увидел только стойла, заполненные лошадьми: животные неторопливо жевали сено. Последние всадники уже покинули поле, остались только он да нахальная девчонка. И отступать она не собиралась.

— Просто посмотрите, как скачет мой конь, а уж потом, если сочтете его недостаточно быстрым, я вас больше не побеспокою.

Тренер снова внимательно поглядел на девочку: неужели в ее возрасте можно так ловко разыгрывать комедию? Она похлопывала свою лошадь по шее, и Лофадь видел, как она нетерпеливо постукивает пальцами по шкуре животного. В конце концов, она, скорее всего, просто маленькая дурочка, считающая своего пони боевым конем. Тренер вздохнул и сдался.

— Ефли пофле этого ты офтавифь меня в покое, так и быть, я погляфу, как скачет твоя доходяга. Даю тебе тлидцафь секунд, чтобы меня удифить.

На узком личике его собеседницы расцвела широкая улыбка, и Лофадь окончательно убедился, что имеет дело с душевнобольной. Ну, во всяком случае, он ее порадовал. Девочка подняла руку и указала на беговую дорожку шагах в четырехстах от них, в начале и в конце которой возвышались два столбика.

— За сколько ваша самая быстрая лошадь может пробежать между этими двумя столбами?

— Что? А, за дфадцать офну секунфу — это леколд, установленный Алмафом.

— Тогда мне нужно уложиться в двадцать одну секунду.

Она ухватилась за уздечку и повела своего большого пони к началу беговой дорожки. Лофадя против воли охватило любопытство, он отметил, что девчонка и впрямь прекрасная наездница: она легко взлетела на спину животного и держалась в седле очень прямо.

Пигалица немного отъехала от первого столбика, потом развернулась и пустила своего скакуна галопом. За несколько секунд она разогналась до невероятной скорости — Лофадь никак не ждал от этого неказистого коня такой прыти. Он еще не успел начать считать, а девчонка уже проскакала шагов сорок. Изумленный до глубины души, Лофадь выпрямился. Животное буквально летело над беговой дорожкой, делая такие длинные скачки, на которые не был способен ни один самый мощный конь. Наездница пригнулась к шее пони и, казалось, ничуть не боится, несмотря на безумную скорость. За несколько мгновений они домчались до второго столбика и понеслись дальше, поднимая красноватое облако пыли. Лофадь сбился со счета. Было ясно одно: этот горный пони только что побил рекорд.

Три секунды спустя всадница наконец сумела замедлить бег своего скакуна и неспешной рысцой вернулась к Лофадю, раздуваясь от гордости.

— Ну что? — спросила девчонка, подъезжая к нему. Она немного запыхалась.

— Никофда такофо не фидел, — потрясенно ответил Лофадь.

Тренер подошел к пони, погладил по сухим бокам и с удивлением признал, что тот вполне настоящий. Животное захрапело и проворно повернулось задом к Лофадю — отойди, мол, а то лягну.

— Как?.. Где?.. Фто это за коняга?

— Я нашла его недалеко от Напоки, — уклончиво ответила девочка, спрыгивая на землю.

Каким бы посредственным тренером ни был Лофадь, лошадей он знал как никто. Вдобавок он еще никогда не видел, чтобы животное развивало такую скорость, а главное, чтобы рекорд побила скотина, которую издалека можно спутать с гигантской козой.

— Это не плостая коняга, — проговорил он и нахмурился, давая понять своей собеседнице, что не стоит вешать ему лапшу на уши.

Юная наездница поняла намек.

— В деревне, где я его нашла, мне сказали, что это наполовину единорог, — нехотя призналась она, задирая подбородок, как будто готовилась встретить шквал насмешек, неизбежный после такого смелого заявления.

— Наполофину единолог?

— Да, полуединорог.

Лофадь сильно сомневался в существовании единорогов, а о гибриде коня и единорога и подавно впервые слышал. Однако он счел подобное объяснение почти рациональным, учитывая сцену, свидетелем которой только что стал.

— И тебе его плосто так отдали? — спросил он, подходя к морде коня, дабы разглядеть хоть намек на рог.

— Помимо достоинств, у него есть и недостатки, — ответила Арка, глядя, как Лофадь поспешно отдергивает руку, спасаясь от укуса.

Тренер отступил на шаг и критически оглядел животное. Определенно, пони совершенно не походил на единорога: во всяком случае, Лофадь представлял единорогов иначе. Словно подтверждая сомнения тренера, конь вдруг лег на землю, перекатился с боку на бок по песку, словно поросенок, валяющийся в луже, потом встал — грива взлохмачена, бока все в грязи.

Вопрос заключался в том, не заподозрит ли кто-нибудь подлога. По правилам состязаний принимать участие в гонке могли только лошади. За свою двадцатилетнюю карьеру Лофадь повидал немало попыток мошенничества и жульничества, но до сих пор еще никто не пытался протащить на соревнования полуединорога.

— А ты, где ты научилафь так ездифь велхом?

Несмотря на темноту, он догадался, что пигалица покраснела. Пожав плечами, она ответила:

— В Напоке. Ну, так что, вы наймете меня для соревнований?

Лофадь сдвинул брови и несколько секунд изучающе рассматривал девочку. Что-то она скрывает. С другой стороны, это не его дело. Наконец он заявил, чувствуя, что переговоры будут непростыми:

— Возьму тфоего полуефинолога, и ефли он выиглает, дам тебе дефятую чафть плизовых денег. Это по сплаведливости, ты получифь около тысяфи гипелов. Я подыфу ему холофего наефдника, не волнуйся.

— Чего? Да ни за что на свете! — воскликнула пигалица. — Наездницей буду я сама, и я хочу половину выигры…

— Ты уже бывала на Софтязании василефса? — перебил ее Лофадь. — Знаефь все плавила?

— Э-э-э… нет.

— Это ничего. Никаких плавил нет.

Лофадь выдержал эффектную паузу, давая девчонке возможность осмыслить услышанное, и продолжил:

— Допускаются любые удалы. Это кловавое состязание. Кафдый год погибает как минимум один наефдник. Участники экипилованы делевянными палками, чтобы бить посильнее. Это не плосто скачка, это кулафный бой. Ты увелена, что хофефь плинять участие в свалке?

Девочка небрежно пожала плечами, отметая все возражения:

— Я бывала в передрягах и похуже. В любом случае, вы не сможете найти подходящего всадника, мой скакун терпеть не может парней. И к тому же, если вы меня не наймете, я пойду к другому тренеру.

Крайне раздосадованный, Лофадь снова скрестил руки на груди. Оценивающе посмотрел на собеседницу, спрашивая себя, выживет ли такая кроха в грядущем суровом состязании. Звезды наконец услышали его, послав подходящую конягу, так что, пожалуй, не стоит привередничать относительно наездницы. В самом худшем случае ее конь закончит гонку один.

— Холофо. Я тебя нанимаю и отдам дефятую чафть выиглыфа.

Видя, что нахалка снова готова спорить, он добавил:

— Это не обсуфдается! От этой суммы я не отфтуплю, а ты не найдефь ни одного тленела, котолый бы согласился выделить тебе больфий плоцент.

Девочка насупилась, яростно накрутила на палец прядь волос и принялась вполголоса подсчитывать.

— Согласна, если вы меня накормите и до начала скачек предоставите мне жилье, — сказала она в конце концов.

— Мы с женой об этом позаботимфя. Это фсе?

— Нет. Еще я хочу чистую одежду и обувь. И мыло.

Она начала рассказывать что-то про бочку с тухлой рыбой. Тренер вскинул руку, прерывая захватывающий рассказ:

— Договолились?

— Договорились, — ответила девчонка, ударяя по подставленной ладони.

Довольно щурясь, она оглядела погрузившиеся в темноту конюшни.

— Итак, у вас найдется стойло для Карапуза?

— Калапуф? Его так зофут? — повторил ошеломленный Лофадь.

— Ну да, — ответила пигалица, как будто это нечто само собой разумеющееся.

Лофадя охватило отчаяние, он представил реакцию зрителей, когда глашатай станет объявлять имена участников перед началом состязания. Определенно, у звезд очень извращенное чувство юмора.

— Потому что он маленький, — уточнила девочка.

— Фпафибо, я понял. Ну а ты, как тефя зофут?

— Арка, — ответила она и широко улыбнулась.