Кобра

Элеонора Гранде (2025)

К 8-летию ЛитРес Самиздат. По мотивам повести А. Толстого «Гадюка». Кавер-версия. Когда появлялась Нора Брониславовна в очках, мрачная и с толстой папкой документов, — в редакции все замолкали, лишь выглядывали из-за новеньких мониторов и перешёптывались, яростно прихлёбывая остывающий кофе. От Норы Брониславовны исходила какая-то опасность.

2

Четверть века назад в пятничный вечер в промзоне загорелись склады торгово-производственной компании. Огонь перекинулся на офисное здание. Отстоять имущество у разбушевавшегося огня пожарным не удалось. Наряд милиции обнаружил в конторе следы перестрелки, в кабинете труп директора, изувеченный и прикованный наручниками к батарее, да бесчувственное тело молоденькой бухгалтерши Норы Пугачёвой. Одежда на ней была разодрана в клочья, шея и грудь исцарапаны, а на предплечье алел след от паяльника. В помещении стоял запах горелого мяса, всё вокруг указывало на отчаянную борьбу и пытки жертв.

Машина скорой помощи увезла Нору Брониславовну в больницу. Кроме глубокого ожога, у неё оказалось множество гематом, сотрясение и разорванная селезёнка. Выжила она чудом, провалявшись несколько дней в полузабытьи. Сквозь туман, окутавший сознание, слышала мужские голоса:

— Доктор, скажите, каково состояние пострадавшей? Когда можно будет взять показания?

— Дайте ж ей в себя-то прийти! — воскликнул врач. — Бандиты, видать, хотели девчонку ссильничать, да не справились с ней. Пытали, били ногами и бросили, заслышав вой пожарных сирен. Только родить девочка никогда уж не сможет…

Нора пыталась протянуть к нему руки и беззвучно шептала:

— Доктор, какие звери! — и слёзы катились по её бледным щекам.

— Шш, шш, — испуганно прошипел тот, гладя пациентку по голове, и ответил собеседнику: — Вот видите, молодой человек, что вы наделали! Приходите на будущей неделе. А лучше дождитесь моего звонка.

Через несколько дней Нора Брониславовна давала показания дознавателю:

— Двоих не знаю — какие-то были в чёрных кожаных куртках. Третьего знаю. Серёга из нашей охраны… Он и раньше проходу мне не давал. А тут… Они сначала меня связали и пытали директора. Хрустели кости… Он им ничего не говорил. Потом в него паяльником тыкали… А когда мне к руке приложили, он сказал им код от сейфа и ключи отдал. Директор деньги привёз для выдачи зарплаты, мы только успели их пересчитать. Бандиты всю наличку из кассы выгребли, да не успокоились, ещё требовали. Били жестоко. Зачем это было! Какие звери!

Нору Пугачёву никто не навещал в больнице — не до того всем было: Россию раздирали девяностые, разгул криминала, страна Советов трещала и разваливалась. Родители Норы жили далеко — не доехать. Да она и не сообщала им о случившемся. Думала: «Незачем стариков беспокоить». Норочке оставалось только плакать целыми днями от нестерпимой жалости (в ушах так и стояли вопли умирающего руководителя, хруст костей и запах горелого человеческого мяса), от страха — как теперь жить и работать, от отчаяния перед неизвестным, что трещит в тёмных переулках автоматными очередями и грохочет взрывами автомобилей.

Ей казалось, что вместе со слезами, горячими, человеческими, вытекла из неё бесшабашная юность, душа заледенела, и стало чёрствым сердце. Мрачная сила копилась внутри, а вскоре она осознала верность слов Фридриха Ницше: «То, что не убивает нас, делает нас сильнее».

Однажды на прогулке в больничном скверике Нора читала книгу. Мимо неё несколько раз прошёл, прихрамывая и тихо насвистывая известную песню The Beatles «Girl», коротко стриженный мужчина. Он был в модном спортивном костюме фирмы Adidas и тапках на босу ногу. Присел рядом с ней на лавочку, заглянул в раскрытую книгу, которую Нора держала в руках. На загорелое лицо с трёхдневной щетиной была натянута маска беспечного мажора, лишь жёсткий взгляд серых ястребиных глаз выдавал далеко не того, кем хотел казаться человек.

— Абортичка из гинекологического? — выплюнул он с лёгким презрением.

— Выжившая из хирургического, — зло парировала она, отодвинулась и задышала прерывисто.

— У-у-у, — протянул нежданный собеседник. — Было, значит, за что. Или братки наехали? А?

Нора уставилась на него в недоумении: разве можно вот так легко, даже с некоторой издёвкой, говорить о страшном.

— Да вы не читали, что ли, о грабеже на промзоне? Все газеты пестрят.

— А-а-а, вы Пугачёва значит? Читал… Ну, что сказать, молоток! Бой-девка, знаете, — не поддались… Да, криминала-то много вылезло. Бедствие. Рынок делят кому не лень. Честному предпринимателю тяжеловато приходится. — Он оглядел без стеснения Норочку с головы до ног. — А вы, смотрю, крестик носите. В Бога верите? Ничего, это обойдётся. — Он с силой стукнул о край лавки. — Вот во что надо верить — в борьбу.

Нора хотела ответить ему что-то едкое, но справедливое, выплеснуть клокочущую боль; но под его насмешливым взглядом стушевалась, да так и не решилась ничего сказать.

— Так-то лучше будет… А то ляпнули бы чего ни попадя, а потом жалеть стали. А — горяча! Хороших русских кровей да с татарщиной. Ну, что зыркаете? Не зря же говорят, что какого русского ни копни, всё на татарина попадёшь… — он рассмеялся задорно. — Вот вы думаете, что испытания судьбы — это тяжело, плохо, и лучше бы не случалось такого. Да? А такие случаи, скажу я вам, раскрывают ваш потенциал, развивают личность. Приключеньице пережили, а так бы сидели как все — жизнь просмотрели в офисное окошко… Скука смертная.

— А это — веселее, что сейчас творится?

— А разве нет? Не всё же на счётах щёлкать… Когда-нибудь и сами скажете, что родом из девяностых.

Нора вспыхнула, но опять ничего не сказала. Передёрнула плечами от его самоуверенности. Только пробубнила под нос:

Конец ознакомительного фрагмента.