Пьяная Россия. Том четвёртый

Элеонора Александровна Кременская

Последний четвёртый том серии книг «Пьяная Россия» завершает увлекательное путешествие по загадочному миру русской души. Как и в предыдущих томах небольшие повести перемежаются с юмористическими, психологическими, мистическими, научно-фантастическими рассказами. Жанр книг абсолютно разный, рассчитанный на любой вкус, но сходство с родными, соседями, коллегами по работе по-прежнему остаётся совершенно случайным!

День добрых дел

Старушка, выходя из аптеки, плачет, пересчитывает копейки.

— Лекарство-то целую тысячу, стоит, — ревит она, утирая мелкие слезы бисером скатывавшиеся у нее по щекам.

Народ равнодушно кивает, но проходит мимо. Пять, шесть человек прошло в аптеку и столько же вышло, пока она убивалась над своими копейками. На седьмом спотыкаются.

— Погоди-ка, мамаша, — басит мужчина, лет тридцати, спортивного телосложения, по всему видать, принципиальный, — что за лекарство такое, золотое?

Старушка, без слов, вынимает из пакетика плоскую коробочку с не броским названием и мнет в пальцах чек.

— Так-с, — тянет мужчина и вытаскивает из нагрудного кармана смартфон, — проверим!

— Ну, точно, — орет он в следующую секунду, вычитав нечто в интернете, — у этого лекарства есть аналог, дешевле на семьсот рублей. Ей богу, устрою как-нибудь день добрых дел, встану тут у аптеки и буду наших старушек-нескладушек учить фармацевтов с их заоблачными ценами обходить!

— Но это же, аптекари, — недоумевает старушка.

— Это уже не аптекари, — суровеет мужчина, — а предприниматели, им до твоего финансового положения глубоко наплевать!

Старушка опять плачет.

— Одна я, совсем одна, некому и подсказать!

— А дети?

— Сын помер, — тихо говорит старушка.

Мужчина свирепеет, расталкивает собравшийся вокруг них народ и, размахивая лекарством, врывается в аптеку. За ним семенит старушка с чеком.

Они одерживают победу и, запихивая в тощий, выцветший кошелек отвоеванные деньги, старушка бормочет.

— Глядишь и супчика рыбного, себе сварю!

— Добрые дела на этом не заканчиваются, — решает мужчина и объявляет старушке, — у меня самого такая же мамулька-крохотулька сидит дома, носки вяжет, так у нее есть я, а о тебе кто позаботится?

Старушка безмолвно кивает и опять плачет. Одета она так себе, судя по зимней погоде с морозцем и снежком, не очень. На голове старый пуховый платок изъеденный молью, на плечах осенняя курточка, призванная скорее вводить прохожих в заблуждение своей мнимой теплотой, на ногах дешевые дутыши и затасканная черная шерстяная юбка.

— Пошли, — оглядев ее всю, говорит мужчина и, подхватив старушку под руку, распахивает перед ней двери ближайшего магазина одежды.

Не слушая ее отговорок, не внимая попыткам к бегству, которые старушка в меру своего воспитания, привыкшая, как и все мы, к черствости окружающих, неоднократно пытается применить, мужчина покупает ей теплые варежки взамен тоненьких, рваненьких. Покупает новый пуховый платок. Заставляет старушку примерить теплое зимнее пальто, выбирает для нее шерстяные рейтузы и толстые колготки, приценивается к кардигану и юбкам. Завершением покупок становятся кожаные сапоги с натуральным мехом.

— Ой, сынок, разорение ведь! — ахает старушка, качаясь то ли от горя, то ли от радости.

— Не боись, мать, я таких, как ты, могу еще человек десять одеть. Зарабатываю хорошо, а копить куда же?

Задает он вопрос молоденькой кассирше, бесстрастно упаковывающей вещи в пакеты.

— Погоди, — останавливает он ее, — иное мы и сейчас наденем! Скидывай мать старье, нечего морозиться!

Старушка послушно передает ему свое рванье и с удовольствием надевает кардиган и новое пальто, окутывает голову пуховым платком, переобувается в кожаные сапоги.

— Я такое никогда и не нашивала, — говорит она с чувством и поворачивается перед большим зеркалом, любуясь, — прямо, королевна!

Теперь наступает очередь мужчины утирать слезы.

— Ты не плачь, Сереженька, — называет она его по имени, так как они уже познакомились, — и спасибо тебе за благодетель твою! Добрый ты, молиться за тебя стану!

— Не за себя плачу, — рыдает Сергей, — Нина Ивановна, за людей русских убиваюсь. Куда милосердие только наше подевалось? Одни рабы кругом и ходят, бродят, как тени стелются перед горсткой бездарных правителей доведших наших стариков до безобразия, до абсолютной нищеты!

— Пойдем, — решает он и, выбросив по дороге старые вещи старушки в мусорный бак, приглашает ее в большой супермаркет.

Старушка покорно семенит за ним и товарной тележкой, куда он ссыпает почти все подряд: крупы, макароны, консервы, сахар, копченые колбасы, сосиски и напоследок берет несколько килограмм отличной свиной вырезки.

— Ой, куда мне столько? — у кассы старушка обмирает, глядя на космическую цену, которую выдал чек.

Но Сергей непреклонен. Вместе, они следуют намеченным курсом домой, к старушке.

Сергей, отдуваясь, волочет несколько тяжелых сумок с покупками. Нина Ивановна торопясь открывает двери своей квартиры на первом этаже многоквартирного блочного дома.

Ничего особенного, обшарпанная прихожая, комнатка в восемнадцать квадратных метров, кухонька со стареньким холодильником, обклеенная клетчатой клеенкой в яблоках.

— Может, чайку? — суетится Нина Ивановна.

— Не откажусь, — тяжело дышит Сергей и следует в ванную.

В ванной он видит плохую ржавую сантехнику и кивает самому себе, отраженному в зеркале, день добрых дел еще не закончен.

После Сергей выясняет, что всю свою жизнь Нина Ивановна работала учительницей младших классов.

— Учительница первая моя, — говорит он, открывая двери собственной квартиры, и прислушивается к мерному тиканью настенных часов.

На глазах у него закипают слезы, он подходит к комоду, где стоит портрет в траурной рамочке.

На портрете женщина вяжет носок.

— Я о ней позабочусь, мамочка, — шепчет Сергей и целует портрет, — не беспокойся!

В квартире чистота и порядок, достаток дышит с экрана плазменного телевизора, который включил Сергей, но что он видит или слышит? — Лишь пустой звук!

Загибая пальцы, Сергей перечисляет:

— И кран надо заменить, и трубы, и бачок новый поставить, до остального еще не добрался, там посмотрим!

С этими словами он засыпает под неустанное бормотание телевизора.

А вот Нине Ивановне не спится, укачивая портрет сына в руках, она рассказывает о Сереженьке и удивляется неожиданной щедрости чужого человека, да полно, чужого ли? Приходит ей в голову!..