Под покрывалом белых облаков

Элеонора Александровна Кременская

Кто не знает, что на том свете нас ждут черти с вилами? Что грешникам уготована геенна огненная? Все знают, но не боятся, считая тот свет далеким и фантастическим миром чьих-то грез. Чьих? Вероятно, священников и монахов! Но существует ли тот мир на самом деле? Проверить можно только после смерти…

Рассказы отца Димитрия

Вместо вступления

Отец Димитрий Ярцев — приходской священник сельской церкви. Человек не старый, но и не молодой, как он сам про себя говорит — божий, ни на что не похожий. Отличительной чертой его характера является сожаление, что он не в состоянии накормить и обогреть голодных и обездоленных всего мира. В его доме вечно живут изгои и просто потерявшиеся люди. Он счастлив сам не доесть, не допить, но ближнего накормить. В связи с этим у него много разногласий с жителями села, но большинство прихожан церкви, батюшку поддерживает и понимает. Довольно часто на селе можно увидеть как некая хрупкая старушка тащит к церкви тележку, набитую сверх всякой меры картошкой, консервами, крупами, сахаром, в придачу старушка обязательно приволокет мужнины вещи (не пропадать же добру, коли мужик помер) и с поясным поклоном складирует дары за свечной прилавок, где жена отца Димитрия, матушка Настасья с приветливой улыбкой кланяется в ответ.

Дом у отца Димитрия большой, двухэтажный, но бревенчатый, достался по наследству от отца, а отцу от деда.

В доме несколько голландских печей-лежанок. В гостиной стоит белая русская печь, в которой матушка Настасья готовит завтраки, обеды, ужины. Шуровать чугунками ей помогает набожная, но очень глупая девка по имени Светланка.

У Светланки своя история, ее изнасиловал собственный отец, и она бежала в детскую комнату милиции, где инспекторша по делам несовершеннолетних приняла в ее судьбе самое горячее участие. Светланку отняли у родителей, отца посадили, а мать предупредили. Впрочем, мать была рада избавиться от слабоумной дочери и ни разу в интернате для умалишенных детей, дочь не навестила. Окончив интернат, Светланка самостоятельно, пешком, отмахала сорок километров и пришла под окна дома отца Димитрия. Он к ней вышел и, улыбаясь в бороду, спросил:

— Что ты есть такое? Дитя?

— Дитя! — эхом отозвалась она.

— Дети нам, ой, как нужны! — рассмеялся отец Димитрий.

Детей отцу Димитрию бог не дал, но может и к лучшему, неизрасходованная любовь расходуется на взрослых детей.

Вот, к примеру, Шурочка. Ни роду, ни племени своего не помнит, долго в милиции добивались, кто он да откуда, а после отправили в больницу. Из больницы его забрал отец Димитрий. С тех пор Шурочка считает священника, несмотря на собственную седую голову родным отцом. У Шурочки загорелая кожа, потому что он вечно на улице, дома ему трудно дышать. Лишь заморозки загоняют его с сеновала в дом, где он с великой неохотой укладывается на здоровенном сундуке, возле самых входных дверей, спать.

Или Игнаша. Изгнанный за пьянство не только из дома своей жены, но и из дома своей матери. Игнаша больше не пьет, а желая отработать хлеб, соль постоянно бегает в ближайший лес с пилой и топором, заготавливает дрова на зиму, после тащит, взвалив березовые чурки на волокушу — поваленную ель, через поля, болотины и выбившись из сил, ложится отдыхать во дворе, на скамейку. От трудовых повинностей, добровольно взваленных на себя Игнашей, отец Димитрий его не освобождает, а одобряет действия пьянчужки, втайне надеясь на очищение его души посредством тяжкого труда.

Есть еще Коля, Валера, Эдик и Борис Иваныч. Все четверо с трудной судьбой, оказавшиеся после тюрьмы в изгоях у кровных родственников. Все четверо верой и правдой служат в церкви, помогают псалмы читать и церковные службы вести. Совершенно тихие, понятливые и совестливые люди. Не воры, но попавшие за мошенничество под суд, кто, будучи бухгалтером, не удержался, дал слабину и подделал документы, потворствуя вору-директору, а кто, вроде Эдика и вообще не понял, как, но держал ответ перед судом за вороватых коллег.

Одним словом, как говорят у нас, на Руси, от сумы да от тюрьмы — не зарекайся!

Есть еще один человек, по имени дед Осип. Старый человек восьмидесяти лет. Погорелец и бобыль. Ни кола, ни двора. Дед Осип, несмотря на приличный возраст всегда в движении, пасет коз и коров, у отца Димитрия, благодаря стараниям прихожан, большое стадо. Вместе с Шурочкой он занимается сенокосом и дойкой, в первом ему равных нет. С утра пораньше, загнав коров с козами на луга и привязав каждую животину к колышкам, чтобы стадо не разбредалось, дед Осип начинает махать косой и за половину дня столько накосит, что и механическим приспособлениям вовек не угнаться за расторопным дедом.

По вечерам дед Осип любит наигрывать на балалайке и дает уроки мастерства сельской ребятне. Много балалаечников он подготовил. На селе каждый гитарист — его ученик. Ему, что балалайка, что гитара — одна «малина», только у гитары струн больше.

Бывает, к отцу Димитрию заявляется гость нежданный, но желанный. Бродяга, весь пропитанный духом костров и вольных ветров, по прозванию Ворона.

— Не пью, не курю, веду здоровый образ жизни! — категорично заявляет Ворона в ответ о своем житье бытье.

Ворона — бывший клиент психиатрической лечебницы, если бы осталась на дворе советская власть, а стало быть, государственная, он бы по сию пору слонялся по коридорам психушки.

— Как же ты в больнице оказался? — соболезнуя Вороне и придвигая ему полную тарелку гречневой каши сдобренной сливочным маслом, спрашивает матушка Настасья.

— Призрака увидел! — буднично сообщает Ворона так, будто встречает призраков каждый день.

Более от него ничего нельзя добиться, да никто особо и не настаивает.

В доме отца Димитрия считаются с пропащими душами, не обзывая их пропащими, а напротив — людьми, божьими душами.

Впрочем, живется всем этим людям не плохо. Главный девиз в доме — один за всех и все за одного. Также с животными. Бродячие коты, собаки обретают в покоях у отца Димитрия невиданное счастье рая на земле, но хлеб отрабатывают. Коты стерегут дом и хлев от набегов крыс и мышей. А собаки сопровождают деда Осипа, с рвением исполняя роль пастушьих собак. Единственное, на что в данной ситуации обращает внимание отец Димитрий — это стерилизация и кастрация новых четвероногих жильцов. И вообще, постоянные наезды ветеринара с осмотрами и прививками для животных вошли в норму.

Также и с людьми. Не доверяя особо фельдшеру, у которого, как правило из всех способов медицинского осмотра есть только стетоскоп, отец Димитрий, встречая Ворону, а Ворона появляется в последние дни осени каждого года и с первыми днями исчезает, везет своего подопечного, прихватив еще кое-кого из домашних в город, где по знакомству, лечащий врач городской больницы проводит все необходимые анализы, назначает лечение, если надо.

Немного о селе

Тут необходимо сказать несколько слов о прихожанах церкви и непосредственно о жителях села.

Не очень большое, село это спокойно пережило разрушительные годы перестройки и дикого ельцинского безвременья. Способствовал этому глава села, а точнее, хозяин, хитрый, расторопный мужик чрезвычайно не доверяющий новой власти. Его постоянной присказкой являются слова:

— Воры, они и в Африке воры!

В его кабинете одноэтажного скромного домика сельской администрации невозможно увидеть портрет президента и российскому флагу он нипочем не поклоняется.

В то время, как новые «хозяева» жизни разваливали миллионные совхозы вокруг, его скромное сельское хозяйство оставалось в строю и мало того потихоньку расширялось, захватывая бесхозные поля и луга в округе. За бесценок глава села скупал у несчастных акционеров погибших миллионщиков их паи и принимался за дело.

В его совхоз повадились ездить за оптом овощей кавказские иноземцы и торговцы мясом выпрашивают скотинку на убой, с птичника на городской рынок уходят свежие яйца.

Таким образом, зарплаты выплачиваются, новая сельхозтехника покупается, население прибывает. Школа не пустует. Всегда полная задорных детских голосов и творческих идей, школа не хуже сельского клуба объединяет жителей, беспрестанно зазывая то на спектакли, то на чаепития, то на вечера пения старинных русских песен.

В селе множество частушечников. Искусство перепеть друг друга передается из поколения в поколение, куда там рэперам. Они срезались бы на первом же этапе. Частушечники, один моложе другого, выступают друг против друга с житейскими темами, при людно обличая в тайных грешках соперника или соперницу. Никто не обижается, хохочут и раскрасневшиеся, уступают место другим охотникам попеть.

Живут дружно, справляют свадьбы и дни рождения, одно плохо — суеверия. Ни дня не проходит без страшных сказок про леших, домовых, кикимор, привидений и прочую нечисть. И откуда это повелось, бог весть, должно быть с молоком матерей впиталось. Но и старые, и молодые заходя в лес, непременно раскладывают на пеньках помидоры, яйца, хлеб, кланяются деревьям, поминая с льстивыми улыбками лешего. За дровами в лес точно также ходят. На погост, навестить усопших, идут спозаранку, после трех часов дня ни одной живой души, кроме глупых ворон, ни за что на кладбище нельзя увидеть.

Через перекрестки всегда переходят с крестным знамением и ужасом в глазах, не перекрестишься, черт утащит, стращают они детей.

На рыбалку, к мелкой речушке протекающей неподалеку от села идут непременно с дарами водяному и русалкам, кидают в воду куски сахара. Кланяются. Почему сахар? Пожимают плечами, так исстари повелось, сам сахара не попробуешь, а водяному отдашь, и улов будет. Как ни странно всегда бывает. Приезжие городские рыбари завидуют местным, городские уезжают с двумя-тремя хвостами, в то время как сельские едва могут десятилитровые ведра приподнять от тяжести рыбы, просто вываливающейся наружу.

Приметы и сны — главная тема обсуждения на селе. С утра до ночи трещат о сновидениях местные, пускай хоть третья мировая и тут не оставят болтать о любимом вопросе.

В связи с этим много неразберихи вываливается на голову священника, отца Димитрия Ярцева, сельские мужики и женщины рассуждают что он-то, как человек духовный должен разобраться и пояснить, что, к чему, он и пытается объяснить…

1

«Устал я после вечери, домой еле приплелся, кое-как взобрался по лестнице на второй этаж. Сунулся в прихожую, а там бабка одна сидит, меня дожидается. Ахти, говорит, батюшка, диво дивное со мною приключилось. Вышла я в сумерках в огород, а там черт пышет, дышит, я в крик, едва в избу заскочила, в обморок грохнулась. А утром, гляжу, картошку кто-то зорил. Как есть, гряды перерыты… Что делать то, батюшка, пришел бы, огородик мой освятил! И смотрит на меня с надеждой. Что делать? Не отвяжется глупая баба! В церковь вернулся, воды святой в трехлитровую банку набрал и к бабке, благо до дома ее десять минут ходу.

Огород освятил, молитвы прочитал, слышу, хрюкает кто-то, смотрю, в дыру в заборе свинья протискивается, вот тебе и черт! Бабка за веник схватилась, свинью погнала, с соседкой ругаться принялась, а я потихоньку, потихоньку, да и был таков.

2

После причастия две подружки стоят, умиляются, друг дружке кланяются.

— С праздником тебя, кума!

— Ноне в одежды светлые оделась, нарядилась, чисто невеста!

— Невеста, каких поискать!

— С вилами ищут в преисподней!

— За черта замуж вышла!

— За твоего брата!

— Черт он, черт!

От чертовки и слышу!

И пнула одна другую. Я им замечание сделал. Не слышат. В волосы друг дружке вцепились, визжат на всю церковь, насилу разняли, водой святой окатили, только тогда и успокоились.

3

На исповеди подошла молодая, лет двадцати, не больше. Потупилась, грешна я, батюшка и молчит, в чем спрашиваю, грешна, грехи вслух перечисляю, она на каждый вздыхает, слезу роняет. Говорю: не убий. Она в ответ всхлипнула, ой грешна, так грешна. Погоди-ка, спрашиваю, в этой заповеди провинилась? А как же, отвечает — провинилась. Кого же ты убила? Плачет, ой, убила, так убила. Оказалось, подружке своей не сказала, что платье шиворот-навыворот нацепила, парни на смех подругу подняли. Я удивляюсь, причем тут убийство? А как же отвечает, глаза блестят от слез, веру в людей я в ней убила? — Убила! В принципе, правильно! Ну, иди, покайся теперь перед подругой и впредь, не греши! Но любопытство разобрало, как так, спрашиваю, подружка могла не заметить, что платье на изнанку надела? А так говорит, грибы мы с ней собирали, заблудились чуток, вот подружка платье и перевернула, чтобы своей лешему показаться, а когда он из лесу отпустил, позабыла переоблачиться, ну, что тут скажешь?!

4

На масленичной неделе любимым делом на селе является всегда перетягивание каната. С одной стороны тянут бабы, с другой — мужики. Бабы одолеют, мужики бегут, батюшка, кричат, они все — ведьмы, как такое возможно, чтобы бабы и оказались сильнее нас, мужчин!

А мужики перетянут, бабы бегут с криками, батюшка, рассуди, мы день-деньской крутимся, сеем, пашем, с детьми, домашними хлопотами валандаемся, а мужики нас перетянули. Как так? Стало быть, черти им помогали!

5

У одной ячмень на глазу вскочил. И принялась она по селу бегать, просить, плюнь да плюнь мне в глаз. Плевали, конечно, все, кому не лень. Только после плевка старухи Алексеевны ячмень возьми да пройди. И пошла по селу гулять молва, Алексеевна — целительница! У нее де сила есть! Принялись таскаться к Алексеевне, с просьбами вылечить от ревматизмов, от насморков.

Алексеевна рассердилась, батюшка говорит, ослобони меня от этих дураков, ведь что удумали, в избу не пускаю, так они стараются до окон моих дотянуться, больным местом к стеклу прислониться, всяко, твердят, поможет.

Пришлось целую лекцию о святых и целителях сельским читать и после еще долго вступаться за Алексеевну, отваживая болящих доброхотов от ее дома.

6

У каждого двора целое куриное царство, во главе царства петух. Но у братьев Краснокутских куриц особенно много. Братья ленивы, поесть яичницу им в охотку. Куриц в связи с этими двумя обстоятельствами развелось у них видимо-невидимо. Деревенские яйца городские лакомки разбирают быстро и братья каждодневно собирая из-под куриц богатый урожай крупных яиц, приноровились на электричке мотаться, на городской рынок. Тем и живут. Вдруг, что такое? Обнаружили возле петуха маленького змееныша и скорлупа яйца рядом валяется. Петух, старый уже, генерал в отставке, сидел наподобие курицы, спал, а тут этот змееныш.

Схватили тварь и ко мне. Батюшка, нам петух василиска родил. И так-то обеспокоились, что пришлось лазать по их курятнику, искать корень зла. Нашлась ужиха и еще парочка маленьких ужиков. А не отыщи я мамашу змееныша, паника на селе была бы великая.

7

Вот и глава села, умный и рассудительный мужик попал как-то в ситуацию. Стала у него голова дергаться. Так вроде ничего, разговаривает и вдруг, посреди разговора, что такое? Жители села заговорили, обсуждая невиданную хворь. Конечно же, пришли к выводу, это, говорят, сглаз, не иначе! Сглаз и сглаз, он внимания не обращает, только еще и руки задрожали, ровно у пьяницы с перепою.

Сельские взбунтовались, на нашего председателя (а все его называли по-советски не иначе, как председателем) да сглаз навести, не позволим!

Насилу он от них вырвался, добег до церкви, батюшка, что делать, ведь окаянные, что удумали, целый языческий обряд хотят провести! Хотят? Пусть проводят, но не с главой села. Погрузились мы в председательский «газик» и рванули, дай бог, к моему знакомому городскому лечащему врачу больницы. Он направил к невропатологу. Оказалось, не так страшен черт, как его малюют, нервы и возраст, вот голова и руки и затряслись. Вернулись с кучей таблеток, а сельским велели, раз, так радеете за здоровье председателя, собирайте травы, чтобы успокоительные сборы делать. Занялись, сами успокоились, а со временем и у председателя голова с руками трястись перестали.

8

Пришел раз, мужик. Дождался окончания службы. Я, говорит, батюшка, ни в бога, ни в черта не верю, но куда ни кинь, всюду клин. Засада одним словом, а не жизнь. Стал я его расспрашивать, мужик все кивает, все подтверждает. Женат, спрашиваю? Отвечает, женат. Женился на тихой, скромненькой девушке, а сейчас такою ведьмою жена сделалась, хоть из дома беги. Детишки есть? Есть, подтверждает, пока маленькими были, души в нем не чаяли, папусей называли, сейчас выросли, зверями глядят, не иначе жена — ведьма их подговаривает, против меня настраивает. Работа есть, спрашиваю. Принялся мяться и таиться. Тут председатель, на грех мужика, мимо проходил. Увидал, кричит со смехом, что батюшка и до тебя наш бедовик докопался?! Как так, спрашиваю, бедовик? А так! Какую работу ему не дай, всякую проспит, уж очень поспать любит! Присмотрелся я к мужику, и без лекарей стало понятно, что болезнь его точит. Упрекнул председателя. Повезли мы в «газике» бедовика к знакомому уже врачу городской больницы. После анализов оказалось, необходима госпитализация, а не догадайся я, помер бы мужик! Ух, как жена его забегала и дети стали считаться, после лечения председатель подобрал сидячую работу, в своей администрации жалобы населения записывать, на звонки телефонные отвечать.

9

У Лизаветы Максимовны, женщины тучной, неповоротливой, сны были всамделишние, вещие. И всякий раз, когда кто из подружек всходил на крыльцо ее дома, она кричала с торжеством в голосе: «Я так и знала, что ты придешь! Намедни тебя во сне видала!»

Но тут приехала ее свекровь, женщина совсем старая, девяносто лет, как она сама говорила, — «раскрасавица»!

И Лизавета Максимовна потерялась, ну не снилась ей свекровь. Давным-давно их пути-дорожки разошлись. После смерти супруга столько воды утекло, о свекрови заботились оставшиеся двое детей, и чего принесла нелегкая? Оказалось, перед смертью приехала прощаться. Пришли обе в церковь, одной девяносто, другой семьдесят лет. В обнимку стоят, ревут, друг друга хоронят. Свекровь понятную речь ведет, а Лизавета Максимовна убивается, что свекровь во сне не видала.

Обе просят.

Девяностолетняя плачет: «Батюшка, благослови легко помереть!»

Семидесятилетняя ревит: «Батюшка, благослови, дар не потерять!»

Ровно дети малые, конечно, благословил, раз, просят.

10

Случилось так, что и в самом моем доме, глупенькую и наивную девушку Светланку местные кумушки ввели в смущение. Так уже повелось, Светланке очень нравятся сарафаны. Вместе с матушкой Настасьей она их готова шить денно и нощно. Но кто же носит сейчас сарафаны? Молодежь полуголая ходит, мужики в спортивных штанах, женщины в ночные пижамы одеваются и так, без стеснения, повсюду появляются, заменяя изредка пижамы на домашние халатики. Народ перестал за собой следить и только в церковь или на праздники достают из пыльных шкафов праздничные костюмы и платья, а тут на-ко сарафаны!

Светланка к тому же девчонка улыбчивая, всегда словоохотливая, с белой косой до пояса, ну кто же сейчас косы носит? Когда в моде короткие прически — кудрявые одуванчики, а у молодежи — мальчиковые стрижки?!

Увидели Светланку в сарафане да еще сарафане с вышитыми по подолу яркими подсолнухами, обомлели. Она пройдет, так все столбом и замирают.

Начали ко мне в церковь набегать, на Светланку нашептывать, дескать, ты, батюшка, ее приветил, а она, тому подмигнет, этого поманит, гляди, скоро в подоле принесет, ребенка на крыльцо подкинет, а сама уйдет гулять, юбкой мести!

Пришлось жестокосердие людское упрекнуть мне с паперти! После службы стоял, отчитывал седых старушек, первых сельских сплетниц, как школьниц.

А Светланка, знать ничего не знала, распевала птичкой, радовалась, когда на цветастый ее сарафан садилась бабочка обманутая вышитым подсолнухом. Взрослая девушка с детским сознанием!

11

Трудолюбива была девочка Анна, трудолюбива, но мечтательна. Вся ее жизнь была в розовых фантазиях и домашние, обычные люди с крестьянскими душами никак не могли взять в толк, в кого она такая уродилась? Вроде, дед и бабушка всю жизнь проработавшие на земле не отличались тонкой духовной организацией, дед изредка играл на деревянных ложках, а бабушка искусно плела корзины из лыка, вот и все их таланты. Отец — тракторист и выпивоха скандалил пьяным и мать — сильная тетка привыкшая управляться с молодыми бычками, связывала крепкой веревкой и без церемоний запирала мужа в баньке. Мать не обладала абсолютно никакими талантами, разве частушки сочиняла буквально на ходу. Но, ни в какое сравнение все родственники не шли с Анной. Еще пяти лет она начала рисовать фантастические миры и утверждала, что миры эти существуют. Она сочиняла сказки и рассказывала их всем, кто желал ее слушать, в основном, детям помладше себя. Родственники надеялись, что со временем это пройдет, но миновало семь лет, десять лет, а ситуация не менялась. И бабка с дедом придумали, что семья их проклята, а отец с матерью поддержали. С тем и пришли ко мне, хорошо не в соседний поселок рванули, по слухам там подвизается знахарка, которая уж конечно не упустила бы своей выгоды. Пришлось в сельской библиотеке подбирать литературу про рождение гениальных детей в простых семьях. Чем это вызвано, допрашивали меня в доме Анны, когда я прочитал им всю лекцию. Стало быть, бог поцеловал вашу дочь в чело и искорку божественной силы ей передал, на том и успокоились. А преподаватель по рисованию в школе занялся развитием художественного дара Анны отдельно.

12

Как гром и молния, так все село вымирает. Прячутся, кто, куда! А тут, гроза налетела, когда в церкви праздничная служба шла.

Что тут началось! Будто конец света наступил. Бабы воют, мужики мечутся по храму, старухи причитают, дети ревут. Перекричал всех, заставил «Отче наш» хором петь, тут и гроза пролетела, распахнули мы двери, а над храмом гроза раскинулась — разноцветная радуга. Куда и страх подевался, такие уж люди странные создания, унывают, плачут, а подари им всего один солнечный лучик и улыбки вперемежку с надеждой расцветают на лицах.

13

Конечно, есть свои сумасшедшие. В основном, представители колдовских семей, но не признающих свою истинную сущность. Им тяжело, они сходят с ума. Одна такая повадилась водосвятные молебны заказывать в церкви, притащит три трехлитровых бидона, всю святую воду из чана вычерпает. После, весь дом свой и вокруг дома святостью зальет, но ничего не помогает. Взвалила на себя церковное правило, не в каждом монастыре решатся на подобное, а она с утра до ночи читает утренние, дневные, вечерние молитвы, присовокупила еще и псалмы, каноны, акафисты. Но бесы не отпускают, повсюду ей кажутся. На стенах, в рисунках обоев и однотонном рисунке подоконников видит отпечатки своих преследователей. Чем кончится? А ничем! Закрыть двери храма для таких душ я не смею, жаль их, а пуще сочувствую детям колдунов впавших в хаос, ни детства, ни юности, ни жизни у них нет. Много смертей, безумия, предательства и откровенного жестокосердия в подобных семьях. Что делать? Поговорить с преследователями, бесами своего рода, убедить их в своей невменяемости, глупости, идиотизме и они отступят, может даже, навсегда, такие случаи бывали.

14

Пьяниц на селе мало осталось, вымерли. Но те, кто остался, не боятся ни бога, ни черта, ни жену. Бессовестные, совесть на дне стакана утопили. Но все же и у них изредка мелькает страх смерти.

Придет такой пьянчужка, встанет на колени в притворе, шапку снимет и всю службу ревит, слезами умывается. Осознал ты, спрашиваю? Ответит непременно, что бес попутал. Я ему, нет уж, изволь отвечать за себя, никакому бесу до тебя и дела нету. Как так нету, удивляется, всю жизнь учили, что есть? Я ему, не обольщайся и не вали с больной головы на здоровую, незачем ангелов, пускай даже ангелов Сатаны делать козлами отпущения. Бесы занимаются только теми, кто им принадлежит и такой человек с детства знает, почему им бесы занимаются. А ты, говорю, пьешь по собственному почину, точно также, как развратник растлевает непорочных дев не в силах удержаться от неутолимого желания, ты заливаешь свою алчность горячительными напитками. Бросают ли пить? Бросают, но редко, так редко, что по пальцам можно пересчитать. Жаль опойц, их удел — место обитания самоубийц в геенне огненной, они ведь самостоятельно приняли решение убить себя, а сколько на их совести загубленных жизней кровных родственников и не счесть!..

15

Чудачкой Машей называют на селе одну бабулю. Бабуле уже много лет и она забывает все на свете. В магазин пойдет, дом запрет, так от калитки вернется, проверять, выключила ли свет, закрыла ли вьюшку у печки. Проверит, успокоится, двери закроет, за калитку зайдет, на полпути к магазину остановится и вернется в дом опять проверять, выключила ли свет, закрыла ли вьюшку у печки. Половину дня убьет на то, чтобы до магазина добраться, а до магазина от ее дома минут пятнадцать ходу и то неторопливым шагом. После бежит в церковь, батюшка, плачет, черти у меня время украли, все сериалы пропустила, не посмотрела, вышла из дома утром, а вернулась к вечеру…

16

Есть и бесноватые, как не быть, бесноватых в каждой церкви хватает, всякий священник сталкивается с этой напастью.

Бесноватые службу стоять не могут, в обмороки падают. Я им даю послабление и они, либо на скамейке в храме сидят, либо в притворе возле входных дверей слоняются. Иногда быстро теряют сознание, и матушке Настасье приходится хлопотать, нашатырь к носу подносить, водой святой умывать. Иногда, на ватных ногах, сами до выхода добираются, тут им способствует свежий воздух. Много ли бесноватых? Да, с десяток наберется и старых, и малых. Есть и детки бесноватые, этих особенно жалко. Первыми ко причастию подходят. После причастия обморочное состояние бесноватых отпускает. Почему так? Потому что из проклятых родов, иногда из колдовских семей, главы которых впали в хаос. Проклятые рода? По моим наблюдениям, бесноватые не могут похвастаться крепкими семейными традициями, проклятие накладывает отпечаток на действия потомков и через десять поколений, брат предает брата, сестра выгонит на улицу родную сестру. Одним словом, бесноватые происходят из семей, где проклятие из поколения в поколение обрушивается снова и снова на более предприимчивых, черствых, бездушных. Конца и краю этому ужасу нет. Одни устраивают ад при жизни для других. Вот слабенькие и страдают, в обмороки падают. Сильные, напротив, пролезают к самому клиросу, нарочито крестятся, громко поют, мешая моему церковному хору, а церковный хор у меня хорош, дети поют из набожных семей и руководит хором учительница пения из сельской школы.

17

С проклятиями и сглазами тоже беда. Чуть что, бегут ко мне, жалуются. Вот батюшка, говорит одна, вчера избу вымыла, вычистила, а сегодня опять в грязи, не иначе прокляли меня. Выясняется, прибиралась без очков, потому как не могла найти, а утром обнаружила, на тумбочке лежали, надела, ахти, изба-то какая грязная!

Или мужик заберется на крышу, чинит, латает, гвозди прибивает. Ворона пролетит, он отвлечется, тяп себя по пальцу! Баба внизу, на улице что-то проорет, снова по пальцу молотком ударит. Сосед выскочит на крыльцо, ковер выбивать, мужик заглядится и с отбитыми пальцами ко мне, не иначе сглазили!

А уж с болезнями, насморками, кашлями потоку жалобщиков нет числа. Кивают друг на друга. Соседи сглазили. Значит, есть за что, спрашиваю? Потупятся, есть, шепчут и каются в мелких пакостях, которые не хуже чертей сами выдумывают и сами же исполняют.

18

В воскресенье, на праздники храм всегда переполнен. Яблоку негде упасть. Но особенно много, перед храмом толкается молодых мамашек с детками. В храм не заходят до последнего, лишь заглядывают, улавливая момент, когда чашу с причастием вынесу. Тут, похватав детей, будто невоспитанные цыганки, бегут, проталкиваются, выставляя напуганных суетой карапузов вперед. Никакие разговоры не помогают. Все едино. Придут со всего села с колясками, соберутся перед церковью и ни дождь, ни снег, ни холод не заставят отстоять службу. Объясняют? Говорят, детям тяжело. Но в то же время, у нас на клиросе именно дети и поют. И все они с грудничков в храме, самому младшему певцу четыре года, голосишко звонкий, на всю церковь слышно.

Иной раз спрашиваю, зачем они ко причастию детей таскают, ведь многие мамашки, будто разбойницы ни в черта, ни в бога не веруют. Оказывается, модно, все ко причастию и мы ко причастию!

19

С модой вообще беда. Насилу добился, чтобы женщины платками головы покрывали, а то забегали, простоволосые. Дескать на одну минутку, свечку поставить. Что поспособствовало? Мода! В сельпо шарфики блестящие завезли и все сельские женщины принялись эти шарфики покупать, но шею шарфиком не прикроешь, слишком узенький, а вот голову — пожалуйста! И модно, и красиво, да женщины много причин назовут. Также и с короткими юбками и с брюками, конечно, я считаю, в церковь хоть голышом, но приди! Однако сложился уже стиль одежды и для посещения храма он особый. Это своего рода уважение. Ты же в гости не придешь в папуасских перьях? Потому что хозяева дома посчитают себя оскорбленными. Вот, если хочешь оскорбить, пожалуйста!

Но тут идут, крестятся, на глазах слезы, а юбка едва срам прикрывает, как это возможно? Или брюки обтягивающие и почему-то, по моим наблюдениям, такие брюки носят исключительно полные женщины, а еще кофточку коротенькую, выставляя напоказ внушительных размеров ягодицы с трясущимся жирком. Такая перекреститься, поклониться, а вокруг смех. Какая из тебя молитвенница, кричат, иди в клуб, пляши негритянские танцы!

Суеверные, беда какие, суеверные. Налепят иконки на стекла автомобилей, приклеят к потолку, приборной доске прицепят, а попадут в аварию и ко мне, батюшка, плачут, вон сколько я иконок купил, не помогли, машину разбил, сам едва живым остался. Отвечаю, иконка, не талисман и не амулет. Икона — вроде фотографии, чтобы легче молящемуся было представить, кто есть кто из святых. Бывает, что через икону святой начинает действовать, оказывать помощь, но это сколько сил и искренней молитвы надо положить, где уж тут на автомобиле было бы разъезжать! Но разве объяснишь? Знай свое талдычят. Покупают бумажные иконки, обвешиваются, смотрю, у некоторых из нагрудных карманов Христос выглядывает. Ходят, бродят по улицам села, зато с амулетами!

20

Бандитов давно уже нет. Были, наверное, в девяностые, но я их не заметил, как-то не до того было, церковь едва выживала, старые купола проржавели настолько, что пропускали дождевую воду. Тяжело приходилось. Однажды, уже в конце девяностых в храм пожаловал человек. Зашел после службы. Встал на колени. Батюшка, руки по локоть в крови, грабил, мошенничал, целые семьи по миру пускал, люди умирали от моей алчности. Назвал себя черным риэлтером. Каялся, потому как почувствовал приближение смерти.

Но есть, к сожалению, есть такие ситуации, в которые не может вмешаться даже священник. Умер ли тот человек? О, да! Его мать вскоре приехала, хорошая женщина с человеческой душой. За сына все глаза выплакала и тут молилась, чтобы Господь пощадил его душу. Никакие деньги мира, никакое золото, никакие материальные ценности не заменят человеческой любви. Пускай хоть в рубище, но с людьми, это человеческий мир, здесь, надобно жить для людей!

Конец ознакомительного фрагмента.