Сто первый километр

Эдуард Хруцкий, 1952

Москва. 1952 год. Бывший руководитель оперативного управления, Комиссар госбезопасности третьего ранга Игорь Сергеевич Муравьев, с легкой руки тестя – зампреда Совета министров, покидает теплое, но ставшее небезопасным место в идеологической службе МГБ. Отныне он заместитель начальника милиции. И вроде, как и место неплохое, «генеральское» и нужно то оно всего на пару лет, пересидеть, пока все в министерстве успокоится, а неспокойно на душе у генерала Муравьева. По большей части от того, что предстоит ему встреча с бывшими товарищами по работе. Особенно с Даниловым, с которым еще в далеком сорок пятом у него был серьезный конфликт. Но сейчас у Муравьева появился хороший шанс поквитаться с давним противником.

Муравьев

Начинался первый акт второго действия. Занавес поднялся, и на сцене вновь была комната в доме покойного капитана Железнова, и жена его Васса вышла из больших белых дверей…

— Товарищ комиссар.

Муравьев оглянулся, рядом с его креслом стоял милицейский майор.

— В чем дело? — недовольно спросил Игорь.

— Вас к телефону срочно.

— Кто?

— Замминистра Кобулов.

Игорь встал и пошел к двери.

В комнате администратор почтительно поглядел на него, отметил, что большой начальник — молодой и красивый, и деликатно вышел.

— Муравьев.

Трубка молчала.

Потом казенный голос произнес:

— Ждите.

— Ну, как спектакль?

— Нормально, товарищ генерал-полковник.

Опять тишина, и потом чуть с кавказским акцентом его спросили:

— Театр любишь? Да? Мы зачем тебя в милицию послали, а? Молчишь? Укреплять ее чекистским авторитетом. Абакумовский сор вымести. А ты что делаешь, а?

Игорь молчал.

— Пока ты по театрам ходишь, бандиты людей убивают и магазины грабят. Разберись на месте и доложи.

— Слушаюсь.

Но этого Кобулов уже не слышал: он бросил трубку раньше, чем Муравьев ответил.

— Налет на магазин номер 69 в Кутузовской слободе, — сказал за его спиной чей-то голос.

Муравьев оглянулся и увидел давешнего майора.

— Вы кто, собственно, майор?

— Майор госбезопасности Соловьев, ваш порученец.

— Давно вы мой порученец?

— С шестнадцати часов.

— Машина?

— Ваша у подъезда, для Инны Александровны транспорт вызовем.

— Спасибо. Отвезешь ее домой — и ко мне.

— Есть.

И пока он ехал в машине к далекой Кутузовской слободе, он думал о том, что нужно сделать все, чтобы вернуться обратно в центральный аппарат МГБ, к легкой работе с перепуганными мастерами культуры, которые так охотно шли на контакт с чекистами.

Грязная, неблагодарная работа сыщика была уже не для него. Пусть эту грязь выгребают другие. Такие, как Данилов, Никитин, Самохин. Вот Сережка Белов ушел из угрозыска, говорит, над докторской работает.

Нет, это не для него. Стать генералом для того, чтобы тебя из театра дергали? Увольте.

Но все же он был опером. И неплохим. Умел зацепить, умел размотать. С агентами работал умело. Ну что ж. Надо показать бывшим коллегам, что он еще не разучился работать.

У дверей магазина стоял милиционер. Увидев генерала, он судорожно рванул руку к козырьку.

Муравьев бросил небрежно пальцы к козырьку, вошел в услужливо открытую дверь.

В торговом зале оперативники допрашивали перепуганных покупателей, плакала кассирша, эксперты искали отпечатки.

К Муравьеву подошел Самохин. Он теперь был начальником отдела, занимавшегося вооруженными грабежами.

— Товарищ комиссар… — начал он.

— За что можно уцепиться? — перебил его Игорь.

— Только приметы.

— Собака?

— Потеряла след в проходных дворах, потом взяла и привела на пустырь.

— Много взяли?

— Девяносто семь тысяч шестьсот сорок рублей.

— Прилично. Три дачи можно купить.

— Взяли три дорогих отреза на мужские костюмы.

— Какие?

— Габардин. И два — на женские пальто.

— Машина была у них?

— Пока не установлено.

— Кого убили?

— Директора магазина Гольдмана, он не хотел отдавать деньги.

— Смотри-ка, — искренне удивился Муравьев, — другой бы радовался да под это дело списал кое-что. Молодец.

Самохин смотрел на него и думал, как все же изменился этот человек. Муравьев говорил об убитом без тени горечи, словно не человека лишили жизни, а стекло разбили.

— Ну что же, — Муравьев усмехнулся, — давай сюда своих сыщиков, работать будем.