Нескучный киносад (сборник)

Эдуард Тополь, 2016

Пять повестей знаменитого писателя и кинодраматурга, автора международных бестселлеров и фильмов «На краю стою», «Юнга Северного флота», «Ванечка» и других.

«Стрижи» на льду (По идее Артура Пинхасова)

Киноповесть

Памяти Ивана Ткаченко, капитана ярославской хоккейной команды «Локомотив», и его команды посвящается

«Ивана всегда легко можно было узнать на льду по особой манере игры и, конечно же, по номеру. Цифру «17» Ткаченко выбрал не случайно — под таким номером играл легендарный хоккеист Валерий Харламов. Удивительным образом Ваня повторил трагическую судьбу своего кумира, уйдя из жизни на пике популярности…»

Евгений Панин, друг Ивана Ткаченко^[10]

Хотя по выходным не нужно идти в школу, Виктор без всякого будильника еще затемно спрыгивал со своей верхней полки, наспех одевался, хватал ботинки с коньками и клюшку и выскакивал из квартиры. И уже через десять минут сквозь открытую форточку с улицы доносились громкие крики пацанов, скрип коньков и удары клюшек.

А Егор лежал на своей нижней полке, закинув руки за голову, с открытыми глазами, но видел не днище братниной полки, а вчерашний бой подростковой хоккейной команды «Соколы “Локомотива”» с «Орлятами “Шинника”» — игру, на которой его брат Витя забил «Орлятам» не одну, не две, а три шайбы! Вот это была игра! «Орлята» героически защищались и даже нападали, они забили «Соколам» две шайбы, но в третьем периоде при счете 2:2 тренер «Соколов» выпустил на лед Витину тройку Юрасов — Вышинский — Колобов, и… Когда на последней минуте Витя с подачи Васи Колобова забросил свою третью шайбу, все трибуны в ледовом дворце «Торпедо» просто взорвались восторгом! А после игры не только мама, но даже Катя из 7 «Б» класса поцеловала Виктора! Что с противоположной трибуны видел, конечно, девятиклассник Роман Бугримов, который тоже к Кате неровно дышит…

— Н-да… — тяжело вздохнул Егор. Нужно вставать…

Хотя на двухэтажной подростковой кровати его полка была нижней, но от этого ему не легче. Он на полтора года младше Виктора и на одну ногу несчастней — по словам врачей, у него гемипарез, врожденный паралич левой ноги. Что это такое? Это когда вы не чувствуете свою ногу, а таскаете ее, как тяжелую культю. И с этим надо жить с утра до ночи и с ночи до утра. Круглосуточно.

Сев на постели, Егор спустил на пол правую ногу, а затем двумя руками взял мертвую, как колода, левую ногу, сдвинул ее к краю кровати и уронил вниз. Теперь, чтобы встать, нужно в полутьме достать костыли, прислоненные к стулу, подтянуть их к подмышкам и так, с подвисшей левой ногой, отправиться в туалет. При этом стараться не стучать костылями, чтоб не разбудить мать. Суббота и воскресенье у мамы самые трудные дни, она работает экскурсоводом в краевом музее и по воскресным дням водит по городу туристов, то есть весь день на ногах. Значит, сегодня ей нужно поспать хотя бы до девяти; слава богу, что окно ее комнаты выходит не во двор, а на противоположную сторону, на улицу, и ей не слышны эти ранние хоккейные баталии на дворовом катке.

В Ярославле все пацаны помешаны на хоккее, даже Егор был на игре легендарного «Локомотива» с «Буревестником» — но, конечно, давно, до гибели «Локомотива» в авиакатастрофе в сентябре 2011 года. Это был первый настоящий хоккейный матч, который Егор видел живьем, но именно с тех пор над его и Витиной кроватью рядом с портретами Брюса Ли и Джеки Чана появился портрет Ивана Ткаченко, капитана «Локомотива», знаменитого после гибели даже больше, чем при жизни, потому что только после его смерти выяснилось, что он совершенно анонимно, в тайне от всех посылал деньги больным детям…

Спустив воду и выйдя из туалета, Егор вернулся в свою комнату, допрыгал на костылях до окна и лег грудью на подоконник, чтобы увидеть двор с пятого этажа. А там баталия уже шла вовсю! Двенадцати-четырнадцатилетние пацаны лихо носились за шайбой по катку, залитому во дворе совсем недавно, с первыми ноябрьскими морозами. Теперь, дорвавшись до льда, они весело сшибали друг друга, выделывали финты и гремели клюшками.

Найдя глазами брата, Егор ревниво следил за его игрой. Он любил Виктора. Да и как не любить, когда Витек всю жизнь носится с ним, как с писаной торбой! Сызмалу таскал его на руках, как котенка, учил ходить на костылях и лупил всякого, кто дразнил Егора или отнимал у него игрушки на детской площадке. А про школу и говорить нечего, в школе Витя — его главная опора в прямом и переносном смысле!..

Теплые материнские руки вдруг обняли Егора сзади, и всей своей спиной, шеей и затылком Егор разом ощутил мягкое блаженство младенчества, когда мама держала его на руках. Но ему уже двенадцать, он не может позволить себе эти нежности!

— Ма, ты чего? — спросил он и попытался высвободиться.

— Доброе утро, — сказала мать, не выпуская его плеч. — Есть хочешь?

— Нет еще…

Какое-то время они оба смотрели на хоккейную игру и на Виктора, а потом Егор спросил:

— Мам, а ты вообще умеешь на коньках?

Мама усмехнулась:

— Когда-то умела. Даже за институт выступала… — И вдруг ее осенило: — Ну-ка, пойдем!

— Куда?

— Вниз, во двор!

— Зачем?

— Пойдем, одевайся! Я счас… — И мать метнулась в свою комнату.

* * *

Когда они, одетые по-зимнему, лифтом спустились в подъезд и вышли во двор, там уже светлело, и игра закончилась.

— Витя! — позвала мать. — Поди сюда!

Виктор, потный, разгоряченный и с синяком на лбу, подкатил к ним.

— Ближе, — сказала мать.

— А чего?

Она тронула пальцем его синяк.

— Больно?

Он отмахнулся:

— Не, ничо! — И хотел отъехать к пацанам, обсуждавшим закончившуюся игру.

Но она придержала его за рукав куртки:

— Подожди…

Второй рукой зачерпнула снег из сугроба и приложила к синяку.

— Стой, не дергайся!

— Ну, ма!..

— Да стой ты! — прикрикнула она и вдруг тихо и совсем другим тоном: — Покатай Егошу.

— Как это? — оторопел Виктор.

— Запросто. Иди сюда. Стань ему со спины…

— Ма, ты чо? — сказал Егор.

Но она уже завела Виктора за спину к Егору и распорядилась:

— Ближе! Плотней! Вот так! А теперь бери его под мышки и ставь себе на ноги! А ты, Гоша, дай мне костыли! Давай! Ты понял, Витя? Покатай его! — И, водрузив младшего сына на ботинки и ноги старшего, распорядилась: — Пошел, Вить! Помалу…

Но Виктор уже и сам ухватил ее идею, он в обхват сжал брата под мышками, и так, держа его перед собой, как большую куклу, выкатил с ним на каток.

Пацаны, толкая друг друга локтями, удивленно смолкли.

— Спокойно, — негромко командовал Виктор брату. — Пригнись и правую ногу вперед! Вместе со мной! Вот так, раскатывай!.. А левой я сам, сам! Вот… А теперь снова правой! Вперед! Спокойно, не дави! Катим…

И они действительно покатили по катку, а мать кричала им со стороны:

— Хорошо! Быстрей, Витя! Не бойся! Молодцы! Смелей! С ветерком! Давай, давай!

И Виктор понял ее, и набрал скорость, и вдруг… вдруг Егор ощутил кайф скорости и полета!

Скорости и полета!

Скорости и полета!

И засмеялся от счастья!

Пусть всего одной ногой он помогал брату, но они летели!

Они мчались навстречу восходящему солнцу!

Двое в одном теле и в одном полете!

И веселый голос матери летел вместе с ними:

— Быстрей! Еще быстрей! Браво!..

Конечно, на крутом повороте они оба грохнулись с коньков и, расцепив руки, уже врозь покатились на спинах по льду. Но Егор не чувствовал ушибов — растянувшись на льду, он смотрел в утреннее небо и блаженно улыбался…

* * *

Кухонный нож звонко скрипел о точильный камень.

Егор был настроен решительно, он знал, что делал.

Всю прошедшую неделю он смотрел в Youtube соревнования параолимпийцев. Зачем ему эта дурацкая нога, если он ее не чувствует и не может на нее наступить? Параолимпийцы без двух ног бегают на протезах, и как бегают! Конечно, врачи отказываются отрезать ему ногу и поставить протез, «не имеем, говорят, права наносить увечье». Зато он имеет право! Это его нога! «Вот если бы, — говорят, — у тебя не было ноги, другое дело! Тебе протез был бы положен…»

Вот и хорошо! Вот и будет мне протез!

Еще раз проведя ножом по точильному камню, Егор попробовал его острие на ногте. Годится. Теперь для дезинфекции проведем лезвие ножа над огнем газовой конфорки. Хорошо. Теперь поясным ремнем туго перетянем эту чертову ногу, чтобы кровь не вытекла до возвращения Виктора с тренировки. Витя придет через двадцать минут, увидит всё и вызовет «скорую», и «скорая» увезет Егора до прихода мамы с работы. А в больнице врачи закончат операцию, все зашьют, и мама узнает все, когда дело будет закончено. И через пару месяцев он таки получит протез. Конечно, не такой, как у параолимпийцев, на такой протез, он прочел в Интернете, нужно семнадцать тысяч долларов, но он эти деньги за полгода на бирже заработает, он уже прошел заочный курс в биржевом университете.

Еще раз затянув ремень на своей бесчувственной левой ноге, Егор взял в зубы нож, доскакал на костылях из кухни к своей двухэтажной кровати. Здесь уже все было наготове — и таз, и бинты. Он остановился и невольно встретился взглядом с Иваном Ткаченко, капитаном «Локомотива», своим кумиром и кумиром всех ярославских пацанов. Ах, если бы Иван Леонидович был его отцом! Но нет, Егор давно уже выяснил, что отец бросил их, когда узнал, что его сын родился с ДЦП. То есть сначала отец уговаривал маму отдать новорожденного в детдом, а когда мама отказалась, просто взял и уехал. А через два года оказалось, что у Егора не ДЦП, а всего лишь паралич ноги, но отец уже был далеко, моряком в одесском пароходстве, откуда приходили крохотные алименты…

Вздохнув, Егор отвел глаза от Ткаченко, сел на свою кроватную полку, отложил костыли, двумя руками поднял мертвую ногу на таз, стоявший на стуле, снова проверил затянутый на ноге ремень — не спустился ли? — и, как левша, левой рукой с силой грохнул кулаком по мертвой ноге. И еще раз! Сильней! Нет, никакой боли нет! Совершенно пустая ватная культя!

Теперь успокоить дыхание и сосредоточиться. Эту бесполезную ногу нужно резать решительно и чуть ниже ремня.

— Ну, что? — все-таки сказал он вслух этой ноге. — Раз ты не слушаешься…

И, репетируя, сам себе показал, как воткнет нож и тут же резко поведет его вбок, чтобы резать ногу по всей окружности.

После чего набрал воздух в легкие и скомандовал сам себе:

— Раз… Два… Три!

И, что есть сил, воткнул нож в ляжку.

Но вместо рывка ножом вбок вдруг вскрикнул и скорчился от боли, которая пронзила даже позвоночник.

— Ой! — И изумился: — Как?! Мне больно? Не может быть…

Не веря себе, шевельнул ножом и тут же вскрикнул еще:

— Ай!..

Кровь уже хлестала из раны в таз, а он, испуганный и изумленный, все не мог выдернуть нож из ноги.

— Ты что делаешь?! — крикнул Виктор, возникнув в дверном проеме.

— Витя, мне больно! — радостно сообщил Егор.

* * *

— Ну, ты даешь! — сказал в больнице врач. — Сепсис мог быть, заражение крови.

Он выписал антибиотики, прописал курс лечения, дал освобождение от школы и сказал матери:

— Ладно, хирургом будет, везите его домой. Гематоген и гранаты — побольше, чтоб кровь восстанавливать. А диагноз, который ему когда-то поставили какие-то горе-врачи, я отменяю. Никакой у него не гемипарез, а паралич на фоне врожденной анемии. Бегать не будет, но шанс оживить эту ногу еще есть… — И вдруг с силой кольнул иглой Егорову левую пятку.

— Ой! — дернулся Егор.

— Вот видите! — сказал доктор матери. — А говорите «гемипарез»! При гемипарезе мозг отключен от тела…

* * *

Конечно, на гранаты денег у матери не было, зато, приходя с работы, она на радостях стала делать Егору массаж левой ноги, растирания и пропаривания какими-то жгучими травами.

Егор в это время смотрел на YouTube, как Иван Ткаченко виртуозно мчался к воротам и забивал шайбы на чемпионате мира в Швеции, на чемпионатах России, на играх Континентальной хоккейной лиги… Вы умеете пользоваться YouTube? Там выложены десятки эпизодов уникальных прорывов Ткаченко, а также репортажи журналистов с места катастрофы самолета с командой «Локомотива» и письма детей, которых, как оказалось, спас Иван Леонидович своими деньгами — Катю Петухову из Барнаула, Славу Чистякова из Лампова, Диану Ибрагимову из Воронежа, Андрея Козлова из Выборга, Веронику Быстрову и Сонечку Кореневу из Санкт-Петербурга…

Мама что есть сил растирала Егору мертвую левую ногу, парила и грела ее медовыми компрессами, только это нисколько не помогало. Нога не оживала, не слушалась, и ляжка по-прежнему бессильной тряпкой висела на кости.

А во дворе пацаны с утра до ночи гоняли в хоккей. Даже днем, когда Витя и его сверстники были в школе, там с детскими клюшками каталась дворовая малышня.

И как-то вечером, когда Виктор, потный и разгоряченный после очередной хоккейной баталии, ушел в душ перед сном, Егор снова в упор посмотрел на Ивана Ткаченко и горестно сказал:

— Да, Иван Леонидович… А мне, значит, не играть в хоккей?..

Вздохнул, сел на свою нижнюю кроватную полку, прислонил костыли к стулу и двумя руками, как обычно, поднял мертвую левую ногу на постель. Тут и Виктор вернулся, забрался на верхнюю полку, и мама пришла проверить, как они оба укрыты. Проведя теплой ладонью по голове сначала старшего, а потом младшего, она присела на кровать рядом с Егором и негромко произнесла, как обычно:

— О Пресвятая Владычице Дево Богородице, спаси и сохрани под кровом Твоим моих чад Виктора и Егора…

При первых ее словах Виктор уже спал — набегавшись и намахавшись клюшкой, он засыпал сразу, как только голова касалась подушки.

А мать продолжала негромко:

— Укрой их ризою Твоего Материнства от стрел демона и сохрани их сердца в ангельской чистоте, умоли Господа моего и Сына Твоего, да дарует им полезное ко спасению их. Аминь.

Перекрестив детей, она поцеловала Егора, выключила свет и тихо ушла.

А Егор лежал в темноте и смотрел на проем окна, светлый от уличного фонаря. Он уже давно знал наизусть материнскую молитву, но его всегда трогали в этой молитве какие-то особые и каждый раз разные интонации, с которыми мама просила Богородицу об их с Витей защите и спасении. Получалось, что днем мать сама защищает их, а ночью передает вахту Пресвятой Богородице, и в глазах Егора это поднимало маму вровень с Пресвятой.

Обычно на этой мысли Егор засыпал, но на этот раз…

Что это?

Нет, этого быть не может!

Но он это видит, он ясно видит, как в светлый проем окна въехал — ну, да! — буквально въехал на коньках Иван Леонидович Ткаченко! Сам! Лично! В красной спортивной форме «Локомотива» с номером «17» на рукаве и с клюшкой в руках! Въехал, подкатил по воздуху к стулу с костылями, что стоял рядом с постелью Егора, перенес эти костыли к окну, а сам сел на освободившийся стул и сказал:

— Привет, Егор. Не спишь?

— Н-нет… — испуганно ответил Егор.

— Очень хорошо. Ты не думай, что это сон. Просто ты мне задал вопрос, и я отвечаю. Хоккей, чтоб ты знал, дело абсолютно добровольное. Кто хочет, тот играет, а кто очень, ну, очень хочет, тот даже чемпионом может стать. Только характер нужно иметь. Цель себе поставить и при этом… ну, как тебе сказать? Нужно локомотив иметь внутри себя.

— Но у меня нога… — несмело возразил Егор.

— Нога у тебя живая. Просто ты ее двенадцать лет не нагружал и не тренировал. Это нужно компенсировать, понимаешь?

— Ага… — растерянно сказал Егор.

— Но это будет непросто и нелегко. Поэтому запомни: ты будешь ходить, бегать, прыгать и даже играть в хоккей только в одном случае. Если сердцем усвоишь заповедь: «По вере вашей и будет вам»! Понимаешь? «По вере вашей»! Это значит, мы можем добиться всего, во что верим! Пусть через боль, через кровь, через «не могу» — главное: верить и побеждать себя! Ты понял?

— Д-да… — негромко выдохнул Егор.

— Можешь повторить?

— Да… Через боль, через кровь, через «не могу» — верить и побеждать…

— Правильно. Ну, если запомнил, то будь здоров, спи.

И с этими словами Иван Ткаченко выехал в окно.

А Егор лежал в полном изумлении, смотрел в опустевший проем окна, повторял про себя: «Через боль, через кровь, через «не могу» — и не знал: это было ему видение или что?

Так и уснул.

* * *

В школьной столовой стоял обычный шум, звенели и басили ломкие голоса старшеклассников, стучали подносы и пластиковые стулья, нарочито громко смеялись кокетливые девчонки, звенели мобильные телефоны, и очередь к кассе за сладостями громко обсуждала последние городские и школьные новости.

Егор, чтоб не затолкали, никогда не ходил в столовую один, а всегда дожидался брата в своем седьмом «В» классе или в кабинете истории. Тем паче сегодня, в первый день после вынужденных каникул, когда рана на неживой ноге еще залеплена пластырем и перевязана широкой бинтовой повязкой.

Заняв в столовой очередь к кассе за сладостями (оба брата любили булочки с маком), Витя зашел за Егором в класс к «историчке», и они пришли в столовую вдвоем. Но когда Виктор усадил Егора за столик и подошел к голове очереди, оказалось, что его очередь уже прошла.

Он озадаченно почесал в затылке.

— Вообще, я тут занимал… — сказал он всем и никому.

— Дак, конечно, пропустим инвалидов, — громко объявил Костя Зайцев из восьмого «А». Этот Костя, хотя и был почти на голову ниже Виктора, вечно задирал его и вообще всех, кто не входил в группировку девятиклассника Романа Бугримова по кличке Бугор. Вот и теперь, стоя за этим Бугром, Костя смело, как Монморанси в «Трое в лодке, не считая собаки», затевал очередную свару.

Виктор резко повернулся на Костино хамство, и вся очередь тут же смолкла, ожидая, что будет. Теперь у Виктора, даже если бы он и хотел пропустить удар, выхода не было. Тем более что в очереди стояла Катя из седьмого «Б», которая нравилась Бугримову, из-за нее-то Костя и провоцировал Виктора. Поэтому, отложив поднос, Виктор шагнул к Косте:

— Ты чо сказал?

— А чо я сказал? — громко, как в театре, ответил Костя и развел руками. — Сказал, что инвалиды, а тем паче самострелы, у нас всегда без очереди!

Тут Виктор, конечно, замахнулся, чтоб врезать Косте по полной, но тот уже юркнул за спину Бугра, а Бугор перехватил руку Виктора и еще толкнул его так, что Виктор отлетел на ближайший столик, за которым обедали четыре семиклассницы. Столик опрокинулся вместе с тарелками, девчонки завизжали, Виктор в бешенстве вскочил и тараном бросился на Бугра. Но Бугор только этого и ждал — он встретил Виктора таким хуком в солнечное сплетение, что Витя согнулся циркулем и рухнул на колени. А Костя высунулся из-за Бугра, заржал от удовольствия, но вдруг замер, расширив от изумления глаза.

Яростно прыгая на костылях, Егор летел на помощь брату.

— Не-ет! — завизжали девчонки. — ИгМат! Директор!

Но Егора уже ничто не могло остановить. Прыгая на костылях, он набрал такую скорость, что, выставив голову вперед, снарядом влетел бы в Бугра, если бы тот не уклонился. Но Бугор на то и занимался хоккеем в «Буревестнике», чтобы уметь уходить от прямых столкновений и при этом почти незаметно для судей ставить нападающему подножку. Что он и сделал, поддев мыском ноги правый, опорный костыль Егора, отчего Егор на полном ходу — и уже под общий хохот — грохнулся лицом в прилавок с бутербродами.

— Прекратить! — распорядился подоспевший ИгМат, Игнат Матвеевич, директор школы, и сказал Виктору и Егору: — Юрасовы, ко мне в кабинет!

* * *

В этот вечер братья долго не могли уснуть. Виктор ворочался с боку на бок, переживая не столько предупреждение директора об исключении из школы, сколько свой позор перед Катей из седьмого «Б». А мать сокрушенно меняла лейкопластыри на разбитых лбах и носах старшего и младшего сыновей. Потом, когда мать поцеловала их обоих перед сном, прочла молитву и ушла и Виктор наконец затих на своей верхней полке, Егор тоже закрыл глаза.

И вдруг какой-то не то шорох, не то скрип заставил его испуганно очнуться.

Это сквозь застекленное, с двойной рамой окно в комнату снова не то влетел, не то въехал на своих коньках Иван Ткаченко.

Егор обалдело заморгал.

А Ткаченко, как ни в чем не бывало, опять переставил костыли Егора от стула к окну, а потом сел на стул и сказал:

— Привет! Ну, что? Начнем тренировку?

Егор потрясенно молчал.

— Не понял, — сказал Ткаченко. — Я же тебе объяснял: это никакой не сон. Ты хочешь играть в хоккей, так?

— Д-да… — запнувшись, произнес Егор.

— Очень хочешь?

— Д-да…

— Больше всего на свете?

— Да…

— Громче! Не слышу.

— Но это… Витя спит…

— Не бойся. Он не услышит. Встань и скажи: больше всего в жизни я хочу играть в хоккей! Ну? Встаешь? Или я ухожу. — И Ткаченко сделал движение в сторону окна.

— Нет! — испуганно выдохнул Егор. — Не уходите! Встаю.

И он действительно сел на постели, двумя руками взял мертвую левую ногу и спустил ее на пол вслед за правой ногой.

— Ну! — нетерпеливо сказал Иван Леонидович. — Вставай же!

Но костыли, передвинутые Ткаченко, были теперь далеко, у окна, и Егор протянул к ним руки.

— Мои костыли…

— Нет, костыли не нужны, — заявил Ткаченко. — Так вставай! Сам!

— Но я не могу…

— Что значит, не можешь? Если веришь — можешь! Мы же договорись: через боль, через кровь, через «не могу» верить и побеждать себя. Вставай! Ну!

Отжимаясь руками от края кровати, Егор стал осторожно подниматься, по привычке перенеся весь свой вес на здоровую правую ногу.

— Стоп! — категорически сказал Ткаченко. — Вес на обе ноги! Вот так! Да!

И Егор действительно встал на обе ноги.

— Вот видишь! — удовлетворенно сказал Ткаченко. — А теперь скажи: я буду играть в хоккей, потому что хочу этого больше всего на свете! Ну! Я слушаю.

— Я это… — неуверенно произнес Егор и сглотнул, поражаясь тому, что стоит на обеих ногах. — Я буду играть в хоккей…

— Нет! — перебил Ткаченко. — Так ты никогда не будешь играть в хоккей. Ты же не веришь в то, что говоришь. Но сможешь играть, если скажешь это уверенно, как клятву. Ну, говори!

Егор оглянулся на спящего брата и сказал негромко:

— Да, я буду играть в хоккей, потому что…

— Нет! — рассердившись, снова перебил Ткаченко и даже встал. — Громче! Говори: клянусь, я буду играть в хоккей!..

И вдруг словно что-то проснулось в Егоре, словно выпрямилась какая-то пружина — он сказал твердо и даже ожесточенно:

— Да! Да, Иван Леонидович! Я буду играть в хоккей! Буду! Клянусь, я хочу этого больше всего на свете!

— Вот, это другое дело, — удовлетворенно улыбнулся Ткаченко. — Клятва принята. А теперь присядь. До пола присядь, не бойся, у тебя живые ноги.

Егор, уже поверив в волшебство ситуации, начал приседать и… присел! Присел на обе ноги!

— Вот! Молодец! Видишь? — сказал Ткаченко. — Ты поверил, что присядешь, — и присел! А теперь встань и иди!

Егор, как зачарованный, выпрямился во весь рост.

— Шагай! — приказал Ткаченко.

Егор, покачнувшись, двинул вперед здоровую правую ногу.

— Нет! С левой ноги! С левой! — приказал Ткаченко.

И Егор — пошел! Неуверенно, качаясь, но сделал четыре шага, а когда радостно оглянулся на Ткаченко, того уже не было в комнате. Только голос долетел из окна:

— Запомни: «По вере вашей да будет вам»!..

* * *

Утром Виктор, как всегда по выходным, проснулся ни свет ни заря, живо спрыгнул с верхней полки и ушел в ванную. А Егор, услышав шум спускаемой там воды, открыл глаза. Был тут ночью Ткаченко или все-таки не был? Он мысленно дернул левую ногу — нет, не поднимается. Он еще раз приказал ей шевельнуться и спуститься с кровати — бесполезно! Но как же так? Этого не может быть! Ведь ночью он ходил на ней! Егор снова напрягся весь, каждым живым мускулом своего тела приказывая левой ноге шевельнуться. Даже спину выгнул вверх…

Ничего не вышло! Значит, Ткаченко — это сон, только сон.

Егор обессиленно распластался в постели и опустошенно закрыл глаза. Тут в комнату вошел Виктор, сказал в недоумении:

— Егор, ты чего? Ты вставал ночью?

— Нет… — горестно ответил Егор. — А в чем дело?

— А почему твои костыли у окна?

Егор медленно, очень медленно повернул голову. Его костыли действительно стояли у окна — там, куда их ночью поставил Ткаченко.

— Не знаю… — счастливо улыбнулся Егор. — Может, мама переставила.

Витя покачал головой:

— Странно…

И принес костыли к стулу рядом с кроватью.

* * *

Теперь Егор с трудом дождался, когда Витя ушел со своими коньками во двор, а мама на работу.

— Ты почему лежишь? Что-то болит? — удивилась она перед уходом.

Ведь обычно в такие воскресные дни Егор вставал сразу после Виктора. Пользуясь тем, что Витя гоняет во дворе в хоккей, он в одиночку завладевал компьютером и с головой нырял в YouTube, позабыв даже о завтраке. А сегодня…

— Нет, нет, все в порядке. Просто лежу, думаю… — поспешил Егор успокоить мать и даже закинул руки за голову, демонстрируя усиленный мыслительный процесс.

— Ладно, Сократ, думай… — усмехнулась мать. — Завтрак на кухне. Я пошла на работу.

— Удачи! — сказал Егор. — Have a good day.

— You too, — улыбнулась мать, она работала экскурсоводом и поощряла сыновей учить английский.

Но как только Егор услышал стук закрываемой двери, он рывком сел на постели, сбросил на пол правую ногу и стал всем корпусом дергать левую, чтобы она сдвинулась к краю кровати. Однако нога, гадина, не двигалась, и Егор в сердцах хрястнул ее изо всех сил кулаком слева! И вдруг почувствовал, что нога отозвалась какой-то слабой болью.

— Ого! — удивился он вслух. — Болишь? А ну-ка еще! — И стукнул еще сильней. И обрадовался: — Ага! Больно? На тебе! На! Еще!

И с такой силой стал колотить по ноге, что Виктор, неслышно возникший в двери, даже испугался:

— Егор! Ты чо? Опять? Обалдел?

— Иди сюда! — приказал ему Егор. — Иди, иди! Дай руки!

Витя, изумленный категоричным тоном брата, подошел, подал ему костыли.

— Нет! На фиг! — отмахнулся от костылей Егор. — Дай руки!

Взяв Витю за обе руки, Егор рывком всего тела сдвинул левую ногу к краю постели и уронил ступней на пол.

— Ого! — восхитился Виктор. — Класс! — И снова подал Егору костыли.

— Да подожди ты! Убери! — приказал Егор. — Руки дай! — И, снова взяв брата за руки, стал раскачиваться всем корпусом, собираясь встать. — Да не тяни! Не тяни меня! — злился он. — Я сам! Понимаешь? Сам должен…

И вдруг — встал!

И, стоя на двух ногах, осторожно отпустил руки брата.

— Я стою… Витька, я стою… — ошарашено шептал он, боясь даже звуком сбить себя с равновесия.

* * *

Вот теперь наступили настоящие испытания. Потому что одно дело совершить разовый подвиг — встать на ноги, или отжаться от пола, или подтянуться на турнике и так далее, а совсем другое — сделать то же самое десять раз, двадцать, тридцать пять…

Конечно, когда у вас обе ноги здоровы от рождения, вы можете присесть на них и тридцать раз, а после месяца тренировок — даже, наверно, сто раз. Но попробуйте это сделать на одной ноге! Нет, вы не соглашайтесь со мной, что это трудно. Вы попробуйте…

А теперь представьте Егора, у которого левая нога двенадцать лет висела как сосиска, и мышцы на ней были просто тряпичные. Но именно эту ногу он стал напрягать, качать и мучить. А она сопротивлялась, отказывалась сгибаться и разгибаться, держать его тело и тем более ходить!

Да-да, вы попробуйте хотя бы двадцать минут поскакать на одной ноге, не прикасаясь к полу второй. Попробуйте, и вы поймете, на что замахнулся Егор…

Конечно, ему помогали и мама, и Виктор. А особенно — этот постоянный стук клюшек за окном и голоса пацанов, которые кричали: «Шайбу! Бей! Слева бей!» или «На скорости иди! Обходи на скорости!». А он в это время еле-еле ковылял по комнате и буквально через несколько минут падал от усталости и боли в ноге… Но, отлежавшись, вспоминал: «Через боль, через кровь, через “не могу”» — верить и побеждать!» И звал на помощь Ткаченко, но тот почему-то больше не появлялся.

Собравшись с духом, Егор вставал и через боль, через «не могу» пытался снова ходить…

Тут наступил Новый год. Город накрыло рождественским снегом, праздничными хлопотами и школьными каникулами. Смотреть на это из окна старой бетонной семиэтажки на окраине города было тягостно, почти невыносимо. И мама предложила Егору и Виктору прокатиться с ней по Ярославлю в экскурсионном туристическом автобусе. Но Виктору такая экскурсия была ни к чему, он и без всяких экскурсий знал свой город, как пять пальцев. К тому же на этот день была назначена хоккейная игра «Соколов “Локомотива”» с юношеской командой «Птенцы “Буревестника”», и Виктор надеялся на ледовом поле сквитаться с Бугром. Хотя, конечно, он не сказал об этой игре ни матери, ни даже Егору.

Короче говоря, в 10:00 огромный интуристовский автобус, еще пустой, без туристов, подкатил по просьбе матери к их дому, Егор на своих костылях лифтом спустился в подъезд. С помощью матери и Виктора он забрался в автобус и уселся в самом конце, у окна, на последнем сиденье.

А Виктор проехал с ними до центра города и отправился, как он сказал, на очередную тренировку.

Затем на улице Свободы автобус подкатил к роскошному и новенькому четырехзвездочному «Ring Premier Hotel», забрал из этого отеля иностранцев и повез их по Волжской набережной и самым примечательным историческим местам Ярославля — церковь Ильи Пророка, театр Волкова, церковь Рождества Христова, Спасо-Преображенский монастырь, Власьевская башня, Волжская башня, Стрелка… А мама, стоя рядом с шофером в дутом бежевом пуховике, говорила в микрофон по-английски:

— Good morning, ladies and gentlemen! Welcome to Yaroslavl! В две тысяче десятом году вся наша страна отметила тысячелетие Ярославля. Чем же столь примечателен наш старинный город на Волге? Происхождение Ярославля окутано таинственной легендой. Посмотрите в окно. Вот здесь, на левом берегу Волги, еще в V–III тысячелетии до новой эры находилось древнейшее поселение. При раскопках могильных курганов тут были найдены скандинавское оружие, рунические надписи, шахматные фигурки и крупнейшие на севере Европы клады арабских монет. Значит, больше тысячи лет назад тут, на Волжском торговом пути, был крупный торговый центр. А в 1010 году здесь, на месте, защищенном с трех сторон высокими берегами Волги и Которосли, князь Ярослав Мудрый заложил ярославский кремль…

Иностранцы — англичане, французы и японцы — крутили головами и громко восхищались действительно замечательными красотами города, счастливо присыпанного обильным рождественским искрящимся на солнце снегом. При этом они постоянно щелкали камерами, айфонами, планшетами и прочими гаджетами, задавали маме вопросы, а у самых интересных мест — у церкви Рождества Христова, церкви Николы Мокрого и у Спасо-Преображенского монастыря — выходили из автобуса, топтались на искристом снегу, фотографировались на фоне этих исторических святынь и покупали мелкие сувениры.

«Вот счастливые люди, — думал Егор, глядя на них сквозь окно автобуса. — Ездят по всему миру! Если я стану чемпионом, я тоже поеду везде-везде — и в Европу, и в Азию, и даже в Америку!..»

Но сам из автобуса не выходил, несмотря на все приглашения соседей-иностранцев. Спрятав костыли в узкую нишу за сиденьем, он только улыбался этим соседям и говорил:

— No… Thank you… I’m okay…

При этом слушал мамины ответы на вопросы туристов, восхищался ее знаниям истории и тому, как она легко шутила с иностранцами по-английски. Он видел, как заигрывают с ней, молодой тридцатитрехлетней женщиной, пожилые одинокие туристы-мужчины, но…

— Ladies and gentlemen, — сказала мама в микрофон, когда они вернулись к обеду в «Ring Premier Hotel». — If you like our trip our driver and I will be very thankful for your gratitude^[11].

Тут водитель дядя Володя поставил пустую железную банку из-под печенья на переднюю панель у выхода из автобуса, и у Егора сжало сердце при виде того, как мама, стоя у автобусной двери, прощалась с иностранцами, а они, проходя мимо нее и не глядя ей в глаза, клали в эту коробочку рубли, доллары и евро.

«Боже мой! Мамочка моя дорогая! — думал Егор, и слезы сами собой покатились из его глаз. — Так вот как ты зарабатываешь на меня и Витю, на нашу еду, одежду, компьютер… Да я!.. Да я вырасту, стану хоккеистом и буду зарабатывать, как Рагулин, Буре, Малкин, Овечкин! Я тебе обещаю!»

А мама, которая, видимо, не предусмотрела неизбежность такой сцены на виду у сына, теперь прятала от него глаза и делила выручку с дядей Володей, шофером.

Впрочем, выручка была, наверно, неплохая, если дядя Володя весело сказал:

— Ну, Таня, ты молодец! Я твой должник! А давай я вас в «Торпедо» отвезу. На хоккей. Там же твой старший сегодня с моим «Буревестником» играет.

— Правда? — удивилась мама.

— А ты не знаешь? Поехали! — И дядя Володя лихо тронул огромный интуристовский автобус.

* * *

К тысячелетию Ярославля старый Дворец спорта «Торпедо» на улице Гагарина был реконструирован и теперь стал просто красавцем с желто-солнечным фасадом и прозрачной голубой кровлей.

На трибунах ледовой арены было полгорода подростков и, конечно, школа Виктора и Егора чуть ли не в полном составе (среди них была и Катя из седьмого «Б»).

Шум стоял невообразимый, игра была в самом разгаре, второй период, табло показывало счет — 2:1 в пользу «Соколов “Локомотива”».

Свободных мест не было, Егор на костылях, его мать и шофер автобуса остановились у бокового входа. Отсюда вид открывался только на половину арены, но рядом нависала открытая будка одного из спортивных комментаторов, и было слышно, как он вел репортаж:

–…Конечно, тренер «Птенцов “Буревестника”» держит свою ударную тройку в запасе, выжидая, когда «Соколы “Локомотива”» устанут и выдохнутся…

Между тем на площадке шла яростная схватка, Виктор как левый нападающий прорвался в зону защиты «Птенцов “Буревестника”», обвел защитника, сделал пас партнеру, сам буквально пролетел за воротами, вынырнул с правой стороны, получил пас и тут же мощным ударом клюшки послал шайбу в ворота. За воротами «Птенцов» вспыхнул красный фонарь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

10

СПРАВКА: ИВАН ТКАЧЕНКО — чемпион России (2002, 2003), серебряный призер чемпионата мира (2002) и чемпионата России (2008, 2009). После смерти хоккеиста выяснилось, что он, не раскрывая своего имени, оказывал крупную материальную помощь детям с тяжелыми заболеваниями. В частности, последний платеж в сумме 500 000 рублей в адрес девочки, страдающей острым лимфобластным лейкозом, Иван сделал в день своей трагической гибели. Общая сумма переведенных средств на момент его гибели составила 9 996 300 рублей. При его жизни об этом факте не было известно. Посмертно награжден медалью Уполномоченного по правам человека в РФ «Спешите делать добро».

11

Если вам понравилась наша экскурсия, наш водитель и я будем очень признательны за вашу благодарность.