Записки поюзанного врача

Эдуард Рубинович Мустафин

От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…

Об экзистенциальном еще раз…

Летнее дежурство в неотложной гинекологии текло как обычно. Жара и жара. Терпимо. Время только к пяти. Ночью попрохладнеет, но до ночи нужно потерпеть. Мысли из-за жары, видимо, расширились, поэтому в голове ворочались с трудом.

Пока не оформились: «Сейчас больных на завтра посмотрю. А потом куплю бутылку холодной минералки. Или бутылку холодного пивасика, благо только из ограды больничной высунуться. Туда и обратно — минуты три займет. А потом выпью. И до ночи будет терпимо. Может даже поужинать захочется». Я направился по пути реализации первой части с таким трудом разработанного плана, благо палата хирургии, в которой нужно было смотреть больную располагалась рядышком и пока туда шел — вспотел не сильно. И посмотрел и уже почти все объяснил про наркоз, дооперационное кормление и поение и вдруг сначала в коридоре послышался какой-то шум. А потом визг: «Алексей Романови-и-и-ч!..». Такой визг означает только одно — звиздец забрел. Нужно идти отгонять, а там как карта ляжет…

Дверь в реанимацию была распахнута. И посредине палаты стояла моя медсестра с ребенком на руках. Маленьким ребенком. Очень маленьким. И мягко говоря, синеватым. Рядом очумело таращилась на меня ее подружка — постовая медсестра из хирургии. Старший появился, ему и команду на себя брать. Желательно с рыком, чтобы соображать начали. Но без перегиба, чтобы ступор не усугубить.

— На кровать! — Рявкнул я, ребенок занимал на нашей взрослой реанимационной кровати очень мало места. Выглядело это непривычно. В груди сжалась какая-то пружина, а в голове заполошно закрутились обрывки мыслей. — Аппаратура под таких детей не заточена… Я же ему нашим вентилятором легкие порву… Как интубировать буду… Херня, новородков же интубирую… Ага, умник, интубировать хреном будешь?… С детьми особо не работал… Дозировки?… Ладно, делай что-нибудь, видно будет… Ой, бля, попа-а-ал…

— Амбушку… — Я получил в руки дышательный мешок, воткнулся в кислородную разводку, аккуратно начал поддыхивать явно неэффективным дыхательным движениям ребенка. Параллельно удалось что-то вроде пульса прощупать на шее. Ладно, вентиляцию обеспечили.

— Монитор… — Три электрода с трудом получилось разместить на грудной клетке, но теперь мы хоть как-то контролировали сердечный ритм. Восемьдесят в минуту. Мало, бля… Анестезистка застыла перед ребенком (пока еще ребенком) с датчиком пульсоксиметра¹, определяющего содержание кислорода в крови. Датчик был для взрослых пальцев. Ничего, дорогуша, старший по команде пришел, он поможет…

— Куда хочешь цепляй, но чтоб работало…

— Как… куда я его…

— Меня не гребет куда… — Старший по команде как обычно помог. Добрым словом. Ступня как раз вся в датчик поместилась. 80%. Мало, бля… Продыхиваю мешком (взрослым!). Экскурсия хорошая. Мыслей стало поменьше:

— Баротравма, бля… Аккуратнее… Не порвать легкие, иначе не только ему звиздец…

Как-то в промежутке умудрился услать палатную сестру за дверь к родителям, выяснить чего случилось-то. Молодец, все четко и быстро. И доложила коротко:

— На учете у кардиохирурга… В очереди на операцию… Посинел, упал… Вызывали скорую… Не дождались, повезли в первую попавшуюся больницу…

В голове появились новые мысли:

— Это они молодцы… Прямо по адресу приехали…

Тут встало дыхание.

— Ларингоскоп… — прохрипел я.

— У нас взрослый, клинок тройка меньше нет, как вы…

— Ларингоскоп, бля… — уже громко рычал я. И тут же кому-то из родственников, сунувшемуся в дверь, — На хер отсюда!

— Трубу…

— Пять с половиной, тоньше нет…

— У меня на полке пятерка лежит…

Откуда-то появилась пятерка с моей полки. Быстро.

И опять мысли:

— Молодцы, быстро трубку принесли… Как клинок во рту поместился?.. Есть, вижу голосовую щель… Аккуратнее, пусть кончиком, но только до манжетки… До манжетки… Везти его отсюда… В детскую реанимацию… Нормально… В самом деле и как это я… Точно, сдуру вышло… Теперь проще… Дышим мешком потихоньку… Вроде сатурация немного вверх пошла…

— Алексей Романович, сердце…

На мониторе пошла пилообразная херь вместо комплексов. Потом изолиния. Массаж сердца. И дышим, дышим… Второй (постовой):

— Зови всех кого встретишь…

Первой (своей):

— В вену входи…

— Как… чем… не смогу… не видно…

Посмотрел. Нет вен. Не в подключичную же колоть. Взрослым набором. Один уже уколол…

— В мышцу коли. Атропин и адреналин по 0,3.

Посмотреть на часы — ух ты, уже семь минут как меня позвали. В дверь просунулись попавшиеся на глаза второй медсестре главная сестра больницы и дежурный гинеколог Борисыч.

— Вы, звоните 03, детскую реанимацию для перевозки. Борисыч, сердце покачай, я уже мокрый весь.

Второй сестре:

— Помогай набирать в шприцы…

Время неслось скачкообразно. И опять мысли вспышками:

— Вену… Вену, бля… Венозный досту-у-уп… Ладно в мышцу… Еще адреналин… Еще… Тридцать пять минут реанимации… Ладно еще немного покачаю… Борисыча сменить, он замудохался… Нет ни хера… Бросаем?… Еще немного…

***

Ребенок официально перестал быть ребенком. Он стал телом пушисто-белобрысого ребенка восьми месяцев от роду и около десяти килограммов весом, одетым в синие джинсы, полосатую футболку и одну кроссовку.

— Все, бросаем. Хватит. Бесполезно. Констатация. Все, я сказал. Выкатывайте в коридор, челюсть, руки — сами знаете…

— Алексей Романович, руки как подвязывать — по-мусульмански, по-христиански?

— Я откуда знаю… Сейчас спрошу… Не высовывайтесь пока, кинутся еще… Пойду говорить…

Вышел, оценил обстановку. И снова мысли:

— Ох, сколько родственников набежало… Кто заистерит?.. Та, накрашенная постарше, рядом с отцом… Бабка?.. Этот в тюбетейке и с бородой… Он кто?… Сначала погасить истерику, только потом пустить к телу…

Не просчитал. Истерика была у отца. Рядом с выкаченной в коридор каталкой. Мать словно окаменела. Накрашенная постарше, которая бабкаматьотца и которая была обвешана различными украшениями из желтого металла вместо того, чтобы пойти к телу внука, стояла передо мной. И пугала всеми карами небесными, пугала, пугала… Свои мысли по этому поводу я цитировать не буду. И пружина в груди почему-то продолжала сжиматься. А тут еще за мужиком в тюбетейке и с бородой коситься надо. Он вел себя конгруэнтно — хмуро косился нам меня, но молчал. Накрашенная постарше набирала децибелы. Теперь она требовала отдать тело. Я механическим голосом, негромко, чтобы она сбавляла голос, твердил про обязанность вызвать и дождаться оперативников, следователя и судмедэксперта. Бородатый продолжал молча коситься. Откуда-то вывернулась дежурная терапевт, стала потихоньку оттирать меня плечом. И вдруг на заднем плане замаячил не только хмурый, но и тревожный Борисыч:

— Алексей Романович! Срочно в операционную…

И по пути, скороговоркой:

— Романыч, двенадцать лет… Травма наружных половых органов… Вроде криминал… Кровопотеря до хрена… Шок… Ревизия… Ушивать. — А сам продолжает смотреть тревожно.

Опять замелькали мысли:

— Эх и вечер гадский… Чего, парниша, засомневался что справлюсь?… Не ссы, Капустин, Салават Фасхутдинов исполнит татарскую народную песню «Дойчланд, Дойчланд, юбер аллес»… Ох, бля, вся юбка в кровище… это сколько же кровопотеря?…

А дальше старший снова начал сыпать командами анестезистке:

— Вену!… Давление!… Шестьдесят на тридцать?… Гелофузин!… Кетамин, пока семьдесят пять!… Фентанил набирай, но не вводи без команды…

Потом была стабилизация гемодинамики, побудка и сдача девочки в сознании мамаше под присмотр.

***

Потом до ночи отписывание разных бумаг милиции и следователю.

***

Потом, наконец, забрали тело ребенка и родственники ушли. Перед уходом бородатый в тюбетейке задержался передо мной и неожиданно произнес:

— У Вас, доктор, похоже, из-за нас проблемы будут. Вы уж извините…

***

Потом, уже около двух ночи Борисыч отпаивал меня коньяком, изъятым из представительского фонда своей заведующей, и говорил, что «ты тут ни при чем, просто оказался не в том месте и не в то время». После отпущенных им ста пятидесяти пружина стала немного отпускать.

***

Жалобу на меня в горздраве оставили уже утром. В половине девятого я в кабинете главного сел писать первую из четырех за этот день объясниловку.

***

На письменный опрос в следственный комитет меня вызвали через десять дней. Там, во время опроса, я спи… э-э-э… взял с собой в качестве сувенира длинную иглу для суровых ниток. Потому что жизнь шла дальше, и нам тоже было чего прошивать, прошнуровывать и пронумеровывать, а иголки до сих пор не было.

***

Если что — то все события выдуманы и все совпадения случайны…

Примечания

1

Прибор для определения насыщения крови кислородом.