Книга мёртвых – 2. Некрологи

Эдуард Лимонов, 2010

Во второй «Книге мёртвых» Эдуард Лимонов продолжает вести учет отбывших на тот свет и вспоминать тех, кто остается в багаже его личной памяти. Он пишет некрологи хлестко, нелицеприятно, ярко, в точном соответствии со знаменитым изречением Хилона: «О мертвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды». Его мертвые – это отец и мать, Наталья Медведева, друзья детства, писатели Сергей Довлатов, Анатолий Приставкин и Александр Зиновьев, фотограф Хельмут Ньютон, более разных людей трудно себе представить, но все они оставили какой-то след в жизни писателя, и о каждом ему есть что рассказать. «Так называемые писатели вообще-то жалкие существа. Иоганнов Вольфгангов Гёте среди них мало. В основном это мятые, нерасторопные люди с ярко выраженной дисгармонией и в одежде, и в лице, и в фигуре. И в деталях лица, и в деталях фигуры. Такое впечатление, что дисгармония – их отличительный признак». Особенности Обложки серии оформлены знаковыми портретами Эдуарда Лимонова, сделанными в годы написания каждой книги серии. «Главный редактор эмигрантской газеты вынужденно принимает на себя и роль своего рода главы мафиозного клана. Он может не принять рекламу нового колбасного магазина, русские и евреи не станут туда ходить, и ты прогоришь».

Мой проводник

Двадцатые числа ноября 2000 года. 21-е или 22-е. Город Барнаул. Алтайский край. Мы заехали к нему в тот же двор, где его высадили 23 сентября, то есть около двух месяцев назад. Обшарпанный дом в центре Барнаула, вечно открытый подъезд, двери настежь, слева от входной — двери в квартиру. Звонка не было, стали стучать. Дверь в квартиру была тоже старая, видавшая виды, разрисованная, потрескавшаяся, у замка — вмятины и пустоты, видно было, что замок много раз насиловали, видимо, меняли, а дверь не раз вышибали. Впрочем, мы знали, что за дверью — «сквот», так что все соответствовало. Витька жил в «сквоте», а кто прописан там как хозяин, он, может, и сам не знает. Виктор Золотарев не имеет паспорта. Он бомж.

Мы — это я и печник Николай Балуев. Он присоединился ко мне в Новосибирске, заявив, что может водить уазик и у него есть права. Права у него действительно есть, но когда мы добираемся до машины, она у нас в горах на границе с Казахстаном, выясняется, что водить он не умеет. Отчего мы искали Золотарева? Я надеялся, что он присоединится к нам и поедет с нами в горы. А если не поедет, то мы хотя бы заночуем у него в «сквоте». Мы только что приехали в автобусе из Новосиба. Хотим спать.

Дверь открывается. Девушка лет двадцати пяти на пороге, прикрывает грудь шалью: простоволосая, с красивым, совсем простонародным лицом.

— Мы к Виктору, — говорю я.

— Виктор умер, вчера похоронили, — говорит она.

Теперь проступают крупным планом ее заплаканные глаза. Теперь я ее узнаю, это ее я уговаривал отпустить с нами Виктора в августе этого же года. Отпустить в горы. И уговорил. Она из Москвы, его девушка.

— Как это случилось?

— Нашли мертвым. — Она берется за дверь. — Извините, я не могу разговаривать. Я очень устала. — Закрывает дверь.

Николай Балуев — странный молодой человек с наивным лицом — ничего не понимает.

— Надо же, — говорю я, — я высадил его здесь двадцать третьего сентября, загорелого, здорового, он взял свой мешок, там у него были вещи, попрощался и вошел в эту дверь.

Кто мог знать… Ему лет под сорок всего… Было.

Ловим машину и направляемся к местному руководителю нашей партии, журналисту Евгению Берсеневу. Мы запоздали на целую неделю. Я звонил Берсеневу из Красноярска и договаривался, что приеду в середине ноября, но по независящим, как говорят, обстоятельствам, приехал позже. В Красноярске я работал над книгой о предпринимателе Анатолии Быкове, опрашивал свидетелей. У Берсенева выясняется вот что — цитирую, чтобы не повторяться, по моей книге «В плену у мертвецов»:

«17 ноября, около 23.30, Виктор Золотарев, 1958 г. р., уроженец города Бийска, житель Барнаула, выходит из квартиры Берсенева по ул. Попова, всего лишь за сигаретами. Он выходит с намерением тотчас вернуться и не возвращается никогда. Около четырех часов утра его труп находит некая женщина, выгуливающая собаку. Совсем рядом, в районе пятиэтажных домов. Метрах в ста от дома Берсенева».

Берсенев, хлопая белыми ресницами, рассказывает, что весь день 17 ноября Золотарев провел у него. Более того, он явился к Берсеневу вечером 16 ноября. Переночевал. Весь день 17-го они провели в разговорах. Согласно Берсеневу, уходя за сигаретами, Золотарев был трезв. «Наш и его товарищ, его одноклассник Олег Михеев говорил с продавщицами ночного магазина, куда пошел за сигаретами Виктор, — продолжает Берсенев. — Продавщица сообщила, что человек с бородкой (она знала Золотарева в лицо, он дружил с Берсеневым и приходил часто) был, купил сигареты. Повернулся уходить, но к нему подошли какие-то люди. Продавщица видела Золотарева, уходящего с ними. Милиция провела, говорят, расследование. Но меня, Эдуард, — Берсенев хлопает ресницами, — даже не спрашивали. Михеев проводит свое расследование. Мы считаем, что Витьку убили…»

Золотарев был со мной на Алтае в августе/сентябре этого, 2000, года, я его уговорил, его девушка не хотела его отпускать. Он был нашим проводником, так как хорошо знал горы, животных, травы и корни Республики Алтай, был неутомимым ходоком, инструктором и мастером по выживанию. Он научил нас ловить сетью рыбу, печь лепешки, распознавать съедобные грибы и превратил городских жителей во вполне сносных обитателей гор.

Смерть его выглядела странно. Причин для нее не было, его не ограбили, он был трезв. Он намеревался вернуться, купив сигареты. К тому же было много побочных обстоятельств. За мной велась слежка: на вокзале в Красноярске меня провожали топтуны. Одинокие, на мерзлом перроне, они ушли, только когда уехал я. Я должен был остановиться у Берсенева, договорился об этом по телефону 12 или 13 ноября. Приехать должен был 15–16-го. Как раз в это время к Берсеневу явился Золотарев. А так случилось, что я и этот барнаульский бомж в Барнауле и Дерсу-Узала в горах, чрезвычайно оказались похожи: мы одинакового роста, одинакового телосложения. У него были такого же типа бородка и усы. Разница в возрасте — 15 лет — перекрывалась вполне моей моложавостью и его некоторой преждевременной изнуренностью. Он, правда, был лысоват и потому брился наголо, но в середине ноября головной убор в Барнауле обязателен. Его могли принять за меня.

То, что за мной следили, блестяще подтвердилось уже через несколько дней. Выехав в Республику Алтай на автомобиле некоего охотника, мы были остановлены на выезде из Барнаула. Нас обыскивают. Командует десятком ментов, обвешанных оружием, бледный эфэсбэшник, якобы представляющий уголовный розыск. С ним нас уже ждут понятые, то есть понятых нашли раньше, чем остановили нас.

Как я себе представлял тогда и представляю сейчас убийство Золотарева? Ну разумеется, у них не было цели убивать его. Они следили за квартирой Берсенева, зная, что я приеду 15-го или 16-го. Когда к нему пришел вечером Золотарев, они приняли его за меня и продолжили слежку. Вечером в 23.30 следующего дня «объект» вдруг выходит, идет в магазин. Покупает сигареты. Велик соблазн. Им никто, может быть, не приказывал задерживать Эдуарда Лимонова, но они же провинциальные эфэсбэшники, всем им грезятся великие подвиги, раскрытие заговоров и повышение по службе и в звании. Подходят:

— Пройдемте с нами! Ваши документы!

Может быть, они бы проверкой и ограничились. Но у Золотарева нет паспорта. Он не то выбросил его принципиально, по натуре он анархист, собиратель корней и не сгибающий выю перед властями альтернативщик. Не то он потерял свой паспорт давным-давно.

— Как нет паспорта, парень?! Ты же Лимонов, вчера приехал из Новосиба…

— Вы чего, ребята, у вас что с головами?

— Идем! Разберемся. — Они сажают его в машину. И везут на допрос. Обычно это делается в управлении, но вероятнее всего, так как он задержан без причины, следовательно, незаконно, они везут его на одну из контролируемых квартир, либо квартиру их агента. И там допрашивают.

Дополнительная злоба и страсть у эфэсбэшников в этот день имеет под собой причину. Золотарев погиб в ночь с 17 на 18 ноября, его нашли мертвым, сброшенным из окна, по версии милиции, около 4 утра 18 ноября. А именно 17 ноября, вопреки активному противодействию российской ФСБ и латвийских спецслужб (об этом противодействии мне расскажет позже, после ареста, подполковник ФСБ Кузнецов), трое нацболов захватили собор Святого Петра в городе Риге. К концу дня об этом объявило большинство российских радио — и телеканалов. Им есть от чего быть злыми. Десятки нацболов задержаны, сняты с поездов, восемь человек арестованы в Латвии, а акция все же проведена!

Уже ясно, что он не Лимонов. Но он значится у них как проводник отряда Лимонова в горах на границе с Казахстаном.

— Что ты там делал, сука?! Признавайся!

Следуют удары… В конце концов, впав в раж, они перестарались. Золотарев мертв в результате несдержанных ударов, может быть, по голове, может, в область сердца. Они ругаются матом, а затем поступают согласно старой методике КГБ: чтобы скрыть убийство, выбрасывают труп из окна. (Второй метод — бросить труп под колеса поезда: никакой патологоанатом не обнаружит истинную причину смерти.) Выбросили его из окна того дома, у которого его нашли, либо выбросили из окна иного дома, а труп подбросили под этот дом, суть лишь детали.

О нет, читатель, это не моя буйная фантазия. Сейчас я подкреплю свой сценарий произошедшего весомыми фактами. Оказавшись в тюрьме, я стал размышлять о таинственной смерти Золотарева. Он и майор Бурыгин, скоропостижно скончавшийся в марте следующего, 2001, года, за неделю до моего ареста, от побоев, были двумя из двенадцати товарищей, побывавших со мной на Алтае. Очень уж высокая доля смертей в такой короткий период в несколько месяцев — один из шести, получается, погиб.

Из тюрьмы Лефортово я направил в Генеральную прокуратуру письма по поводу странных смертей, и в частности, по поводу смерти Золотарева, приводя множество данных, неизвестных прокурорам. Просил расследовать убийство. Генпрокуратура переслала мое ходатайство прокурору Алтайского края. Параскун его фамилия. Далее начались совсем интересные вещи.

В своем письме ко мне от 13.11 прокурор написал, что получил мое ходатайство из Генпрокуратуры 15.10, то есть 15 октября. И что 13 ноября Прокуратура Алтайского края возбудила уголовное дело по составу преступления, предусмотренного частью 1 статьи 105 (умышленное убийство) по факту смерти Золотарева В. М.

О чем меня не уведомил прокурор, но уведомили барнаульские товарищи, что 27 октября 2001 года был найден мертвым у железнодорожных путей в городе Барнауле Олег Михеев, одноклассник Золотарева, тот самый, который взялся самостоятельно расследовать обстоятельства гибели Золотарева. Что-то до этого он целый год не погибал, а теперь вот, когда в Прокуратуру Алтайского края пришло по повелению Генпрокуратуры мое ходатайство и стали подымать дело Золотарева, он срочно погиб. Через всего двенадцать дней.

Барнаульские товарищи также передали мне произошедшее в ночь с 1-го на 2-е ноября того же года с барнаульским национал-большевиком Дмитрием Колесниковым. Этот эпизод может быть квалифицирован как похищение человека и принуждение под страхом смерти к сотрудничеству с ФСБ. Колесникова выманили из дома ночью капитан ФСБ Жданов А. В. и еще один сотрудник, посадили в машину, вывезли на Власихинское кладбище. Колесников знал капитана Жданова, потому что тот допрашивал его «летом по делу Лимонова», то есть летом 2001 года. На кладбище капитан Жданов вел себя так вот:

Под конец он предложил помощь и «крышу» в лице ФСБ для отделения НБП^[1] в Барнауле. Взамен он потребовал ничтожную малость, а именно подписать бумаги о сотрудничестве со спецслужбами. Я отказался. Тогда он вытащил меня из машины и повел в глубь кладбища. Пройдя метров 20–30, он вытащил ПМ и, приставив ствол к моей голове, спросил, не передумал ли я. Я сказал, что не передумал. Тогда он для убедительности выстрелил в сторону. Еще минут 15 он вертел пистолетом перед моим носом, но, поняв, что все напрасно, сел в машину и уехал. А я остался ночью на кладбище…

Колесников прибавляет: «Врать не буду, было страшно. Я реально поверил, что мне конец». Он написал заявление в прокуратуру.

Жданова вызвали для дачи показаний. Он все описывает по-другому. Мол, дружеский разговор со мной был, не планируем ли мы на 7-е ноября какой-нибудь «теракт». А я вроде как все это выдумал для саморекламы и опорочил в глазах общественности бедного эфэсбэшника. Чего доброго — обвинят меня в клевете.

Колесникова позже обвинили не в клевете, а в том, что он, якобы, в отделении милиции избил, оказывая сопротивление, шестерых сотрудников милиции. Он был приговорен к двум годам колонии-поселения. Он отсидел свои два года и уже находится на свободе.

Капитан Жданов присутствовал на моем процессе в Саратове на его заключительной стадии. Свидетель Берсенев на процессе заявил, что капитан оказывает на него, свидетеля, давление с целью добиться от Берсенева ложных показаний. Судья допросил в ходе процесса и Жданова. В результате вместе с моим приговором суд вынес и частные определения. Одно, в котором суд указал на очень плохую работу следователей ГСУ ФСБ во главе со следователем по особо важным делам подполковником ФСБ Шишкиным, второе — в адрес капитана ФСБ из Барнаула Жданова А. В. В результате из ФСБ Алтайского края Жданова перевели в ФСБ Амурской, кажется, области.

«Дружеский разговор» с капитаном ФСБ Ждановым закончился для Колесникова не роковым исходом. Страхом на кладбище, выстрелом и через некоторое время ложным обвинением в избиении в ОВД шестерых милиционеров (кто в это поверит в России?!) и двумя годами лишения свободы. «Дружеский разговор» с Золотаревым Виктором 1958 г. р., нашим проводником по Алтаю, закончился иначе. Убийством. Вряд ли преднамеренным, скорее, переусердствовали, допрашивая. А он свалился, неживой. Тогда и имитировали иную смерть — выбросили из окна. После этого на перекореженном трупе лучший патологоанатом не найдет настоящей причины смерти.

Получив из Генпрокуратуры 15 октября приказ расследовать убийство Золотарева, «они» на всякий случай стали заметать следы. 27 октября гибнет под поездом (он в ту часть города никогда не ходил, ему там делать было нечего) одноклассник Золотарева, Олег Михеев, расследовавший убийство на свой страх и риск. 1 ноября — угроза убийством Колесникову. Вот такие «дружеские разговоры»…

Я вспоминаю Виктора привычно идущим быстрым шагом впереди. Легким шагом охотника и проводника. Остановится, укажет на ягоды, либо разотрет в руках лист растения, либо покажет на ходу корень, и опять легко идет, заставляя нас пыхтеть, городских. Вокруг девственные дебри Республики Алтай. Никакого производства, только маралов выращивают раскосые алтайцы на лошадках. Или еще видение: Виктор в сапогах спокойно входит в ледяную реку, держа в руках сеть. Переходит реку, укрепляет сеть большим камнем, идет обратно. Укрепляет сеть на этой стороне реки. Выходит. Выливает из сапог поочередно воду.

Я твердо знаю, что он был бы жив и поныне, если бы в августе 2000 года он не познакомился со мной. Это я сманил его от женщины и от неспешной жизни в барнаульском «сквоте» в горы, любимые им навек. Я сманил, а они его за это убили. Я твердо знаю, меня будет мучить эта вина до скончания моих дней, что я его сманил. Но убили его они

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Деятельность общественной организации в Российской Федерации запрещена. — Прим. ред.