Сук*. Вторая древнейшая

Эдуард Евгеньевич Семенов, 2019

Кровавые 90-е уже позади. Все, кто выжил в те годы, имеют свой бизнес и солидное положение в обществе, но старые грехи никому не дают спать спокойно. Как сложилась судьба у бывшей проститутки Людки по прозвищу Пружина? Куда забросила жизнь бывшего охранника и убийцу Захара Васильева? Что произошло, когда их пути-дорожки снова пересеклись? Ответы на эти вопросы можно будет прочитать в новом романе, который является продолжением криминальной саги "Сук*. Первая древнейшая". И это еще не все! Содержит нецензурную брань.

Глава 3. Черный слон

… А жертва в это время летела на вертолете, в очень неудобной позе, прикованная наручниками к металлической скобе в полу, с мешком на голове, и небольшой котомкой с личными вещами, зажатыми между коленей.

Руки и ноги затекли. Еле слушались… «Три тысячи шестнадцать, три тысячи семнадцать…» Захар считал. Цифры складывались в десятки, сотни, тысячи. Значит, полет продолжался давно. Более трех часов. Куда же его везут? На расстрел? А может меня уже расстреляли и я просто не заметил перехода из одного состояния в другое? Вот что это за шум? Грохот лопастей или ангелы крыльями машут? Его тряхнуло. Плечо коснулось чего-то мягкого. Наверное, такого же сидельца, как и он. Шум изменился. Стал тише. Пока, наконец, совсем не затих. Вместо него появились другие звуки. За шесть лет ставшие ему знакомыми и практически родными. Лай собак и крики конвоиров. Пока еще не разборчивые. Куда же меня привезли? Зачем?

Как Захар не старался отрешиться, вопросы все равно лезли в голову. Мешались, путались. Пробуждали надежду. Человек всегда живет ей. Это самое последнее, что можно у него отнять. И первое, что возвращается к человеку, в любой даже безвыходной ситуации. А вдруг! Вдруг сейчас все поменяется к лучшему. Ведь еще не все потеряно. Не все.

Раздался металлический лязг. Лай собак стал громче, а крики конвоиров громче.

— Не двигаться. Кто поднимет голову — стреляем на поражение! — услышал Захар команду и напрягся. Раздались шаги и скрежет когтей по алюминиевому полу. Звуки отщелкивающихся наручников. Команды. Удары прикладов. Стоны. Рыки и скуление собак.

— Колени не разгибаем. Выходим.

Захар услышал, как над его головой склонилась чья-то пасть. Кто-то тяжело задышал ему в ухо. Собака. Догадался он. Его ткнули чем-то острым в бок.

— Колени не разгибаем. Выходим.

Захар почувствовал, что его отцепили от наручников. Он перехватил свою котомку, и на четвереньках пополз в том направлении, куда его толкали. В какой-то момент с его головы сорвали мешок. Яркий свет ударил ему в глаза. Он зажмурился, и не смог прикрыть глаза руками.

— Головы не поднимать. Смотреть в пол. Не осматриваться.

Он увидел несколько ступенек вертолетного трапа. Сапоги вертухая.

— Имя, фамилия. Номер дела. Статья.

— Захар Васильев. Дело номер 23-45. Статья 105, — привычно прокричал Захар и почувствовал, что ему на лбу чем-то мазнули. Крест на крест. Запах подсказал, что это зеленка.

— Не останавливаться. Принять позу для этапирования. Пошел. Вперед.

Его толкнули в спину, видимо стволом автомата, и он, согнувшись буквой «Г» и задрав сзади вверх две руки, в одной из которых по прежнему была котомка, растопырив пальцы, с открытым ртом побежал-засеменил по узкому коридору из ненавидящих его псов, которые удерживались на поводках охранниками в зеленых камуфлированных робах.

***

После душа чуть теплой водой и основательного шмона, во время которого были проверены все швы его одежды и у котомки, Захару разрешили одеться, и отвели в камеру.

Первой приятной неожиданностью для него стало то, что камера была не пуста. До этого шесть лет его держали в одиночке. А тут, какой-никакой, сосед. Когда открылась дверь, тот привычно вскочил с табурета, уперся лбом в стену на уровне колен, задрал руки вверх, растопырил пальцы и прокричал.

— Зуфар Салымов. Дело номер 12-12-Б. Статья 105.

Захара поставили рядом с ним в такую же позу и заставили прокричать свое имя и статью. Пока Захар кричал, он чувствовал лбом шероховатость бетона. Конвоир зачитал им распорядок и правила поведения.

— Все ясно?

— Так точно, товарищ начальник, — прокричали они в унисон, продолжая стоять в такой же позе, пока дверь камеры не закрылась и не опустилась металлическая щеколда глазка. Постояв для верности еще несколько секунд. Они смогли, наконец, выпрямится и посмотреть друг на друга. Захар еще успел осмотреться. Каменное помещение, с дыркой в полу для отправления естественных надобностей и двумя кроватями, двумя тумбочками и двумя табуретами, прикрученными к полу. В сущности, им было не о чем говорить. По тому, что они прокричали конвоирам, они и так все поняли друг о друге. И, тем не менее, Захар не удержался и по забытой давно традиции, протянул руку вперед.

— Захар.

Сосед по камере очень странно посмотрел на его ладонь. Захар отлично понял его взгляд. Совершенно не понятно, как долго они будут находиться вместе. Может несколько лет, а может несколько минут. Кто знает? А если несколько минут, то какой смысл обмениваться какими-то рукопожатиями. Но Захар продолжал держать свою руку ладонью вверх. Ему очень хотелось ощутить тепло чужого человеческого тела. И, в конце концов, сосед нехотя вложил свою ладонь в его пальцы, со словами.

— Зуфар.

Снова щелкнула щеколда глазка. Захар и Зуфар тут же развернулись и уперлись лбами в стену. Подняли вверх руки, растопырили пальцы, открыли рты. Так они простояли минут десять, пока щеколда снова опустилась, и они снова смогли выпрямиться. Захар сделал несколько шагов по камере. Зуфар устало опустился на табурет.

— Заебался я скакать как горный козел, — прохрипел он вдруг. — И ты не вздумай маячить у меня перед глазами. Не раздражай.

Захар никак не отреагировал на его слова, но все же остановился перед зарешеченным окном и начал смотреть в него. В узкую щель можно было увидеть лишь кусок серого неба. Глазу не за что было зацепиться.

— Где мы? Не знаешь? — спросил он.

— Какая разница? — огрызнулся Зуфар, но потом все же ответил спокойнее. — Мне на этапе успели шепнуть, что это какая-то новая зона. Вроде бы «Черный слон» называется.

— Черный слон, — повторил Захар и посмотрел на руки, покрывшиеся мурашками. — Околеем мы тут от холода?

— Сейчас вечер, солнце почти зашло. Днем теплее, — показал свою осведомленность Зуфар.

Снова щелкнула щеколда глазка…

***

Ночью щеколда не поднималась. Просто потому, что все равно в камере ничего не было видно. Электрического света не было. Только естественное освещение. В окно не было видно даже луны. Захар лежал под одеялом, накрывшись с головой, всеми силами сохраняя тепло. Слышал, как сосед встал и подошел к яме. Раздался звук струи. Запах мочи. Захар старался уснуть, но сна не было ни в одном глазу.

Куда его привезли? Зачем? Здесь приводят приговор в исполнение? Он не хотел думать об этом. Тогда о чем? Единственным светлым пятном в его жизни были те несколько дней, которые он провел с ней. С Людмилой. Со временем ее образ для него становился все более и более размытым и святым. Она ни разу не ответила на его письма, но это и правильно. Он сделал все, чтобы она жила, взял всю вину на себя. Ее имя даже не звучала на суде. Он вспомнил ее руки, ее волосы, ее тело. Ее ласки. И с улыбкой на лице провалился в сон, чтобы проснуться от того, что на его горле сомкнулись пальцы соседа.

Захар задергался как будто рыба, выброшенная на берег. Замахал руками и видимо, угодил нападавшему куда-то пальцем в глаз, потому что тот вскрикнул и ослабил хватку. Захар выбрался из одеяла, и завалил Зуфара на холодный пол, лицом вниз, сел на него сверху, заломив руки за спину.

— Ты, что с ума сошел, — зашептал Захар прямо в ухо своему противнику. — Какая муха тебя укусила?

— Пусти! Я тебя вспомнил, — ответил Зуфар, также шепотом. — Я тебя все равно убью.

— За что?

— Ты убил моего троюродного брата Заура и его троюродного брата Икара.

— Я уже свое получил за них.

— По закону кровной мести ты должен умереть от рук родственников. Мне уже нечего терять, но моей семье это зачтется. Люди буду знать, что с семьей Салымовых шутки плохи.

Захар надавил на руки Зуфара так, что у него захрустели кости.

— Убивать я тебя не буду, — ответил он, — но руки переломаю. Чтобы у тебя и в мыслях не было ко мне подходить.

— Загрызу, — харкнул Зуфар.

— Зубы выбью. Ноги переломаю. Зуфар, какая кровная месть? Ты что, очнись, мы в Черном слоне. В полной жопе.

Зуфар еще несколько раз дернулся и начал говорить в пол.

— Пусти, зачем тебе цепляться за жизнь. Нас все равно расстреляют как собак и зароют в землю без молитв. Я же тебе оказываю услугу. Убью тебя своими руками. Ты уснешь и не проснешься. И не будешь мучаться в ожидании приговора. А ты окажешь услугу мне. Понимаешь. Кровная месть может быть смыта только кровью. Я стану святым у себя на родине. Моих родственников будут почитать.

Захар надавил на локти Зуфара.

— Где твоя Родина?

— Далеко. В горах. — Зуфар назвал какой-то адрес, который ничего не значил для Захара. — Джейрахский район, есть небольшой аул рядом с селом Гули. Я родом оттуда.

Захар порылся в памяти. Нет, в Чечне, он не слышал таких названий.

— Ты не чеченец?

— Ингуш.

— Что ингушы всегда вопросы решают только кровью? По другому нельзя?

— Можно. Но для тебя этот способ не реален.

— Что за способ?

Зуфар молчал, и тогда Захар выкрутил ему большой палец. Он застонал, и чтобы ослабить боль начал говорить.

— Чтобы получить прощения у рода, ты должен встать на колени в центре аула и стоять месяц пока тебя не простят старейшины, а потом — заменить убитых тобой мужчин, взяв на содержание их жен и детей. — Зуфар дернулся, ослабляя хватку. — Видишь, для тебя это не реально. Пусти. Я убью тебя легко.

Щелкнула щеколда глазка. Захар дернулся, чтобы встать, но передумал и остался сидеть на Зуфаре. Тот зашипел.

— Пусти, они сейчас войдут.

Захар наклонился к самому его уху.

— Пущу, если пообещаешь выкинуть свою идею из головы.

— Нет.

Раздался звон ключей. Дверь камеры распахнулась. Яркий свет из коридора осветил лежащих на полу мужчин в полосатых робах. Их камера была настолько мала, что орудовать дубинками в ней было неудобно. Два охранника выволокли в коридор сначала Захара, потом Зуфара. В коридоре они отходили их так, что оба уже не могли стоять, а затем старший вертухай приказал.

— В карцер обоих. На неделю. А там посмотрим.

***

На следующий день Захар пожалел о том, что отказался от предложения Зуфара. Черный бетонный ящик. Без окон, без кровати, без стула. Железная холодная дверь. Расстояние от стены до стены такое, что не вытянуть руки и ноги. Все суставы в постоянном напряжении. Отекают и ноют, ноют, ноют. Холодный пол. Холодные стены. Спина стала ныть уже через час. Еще через несколько часов он начал биться головой о гладкую поверхность, стараясь удариться виском, чтобы закончить свои мучения, но лишь содрал кожу на лбу.

Тогда он в бессилии упал на пол в позе эмбриона и забылся. Ему снова вернулся образ Людмилы. Она как некое существо из другого светлого мира манила его руками к себе. Звала за собой, обещая покой и полную свободу. Ему надо было только протянуть ей руку. Схватить ее за пальцы. Но руки упирались в стены и не могли выпрямиться. Ногти скребли по бетону, срывались в кровь. Кошмар снова и снова накатывался на него. И так до тех пор, пока он не услышал голоса.

— Что с ним?

— Переохлаждение, переутомление, бессознательное состояние.

Кто-то склонился над ним, светя фонариком прямо внутрь мозга.

— О, реакция есть, дети будут. Живучий.

— Доктор, его можно поставить на ноги? Или как-то привезти в порядок.

— Ну, поместим в лазарет, подключим к капельнице. А там посмотрим. Ничего обещать не могу.

— Доктор, с меня премия в квартале, если поставишь. К нам едут представитель Президента и эти журналисты, не хотелось бы, чтобы они случайно увидели этого доходягу.

Захар сквозь красную пелену увидел двух мужчин. Одного в белом халате, другого — в форме офицера внутренних войск.

— Да, не повезло парню, — ответил доктор офицеру. — Несите его в палату. Будет возвращать к жизни.

Доктор взял руку Захара и начал считать пульс.

— Ты парень, это, не подведи. Мне премия нужна. Жене сапоги покупать.

***

За кромешной чернотой пришел белый свет, но от этого состояние Захара нисколько не изменилось. Он лежал и смотрел в потолок. Ломаная линия трещины, а в углу — паутина. Лошадиная доля глюкозы через капельницу в вену по капле возвращало тело Захара к жизни, но не могла вернуть его душе покоя и свободы. Ему снова снилась Людмила, и снова она звала его к себе, протягивала руку, а он пытался схватить ее, но то и дело хватал пустоту. За Людмилой неизменно оказывался Зуфар. Он тянул к его горлу руки и кричал: «Давай, я тебе помогу!» Далекое и близкое все смешалось.

Конец ознакомительного фрагмента.