Интервью

Эдуард Владимирович Парфенов, 2021

Мистическая история о прожитых жизнях, перерождении и любви. Испытав нищету, ужасы войны и беспечную жизнь Она все равно умеет любить.

Он быстро нашел нужный адрес. Остановившись перед входной дверью, еще раз продумал свои слова, чтобы убедить пожилую хозяйку дать интервью. Это было его первое задание. Ему нужна была статья о ней, но почему ему дали ее адрес, он не понимал.

Олег, ранее не видел ее, но по описаниям своих коллег хорошо представлял, как она выглядит.

Когда раздались щелчки замков, в дверном проеме появилась пожилая женщина. Она выглядела гораздо моложе, чем он ожидал. Она старалась держать осанку, придерживая пуховый платок на своих плечах. Недоверчивым взглядом, сквозь толстые линзы очков, она окинула парня с головы до ног. Выдержав небольшую паузу, спросила:

— Это вы мне звонили по поводу интервью?

Олег кивнул, он очень тихо, практически шепотом ответил ей.

— Да, я из газеты.

Женщина отстегнула цепь, впустила молодого журналиста внутрь своей квартиры.

Он вошел, надел предложенные мягкие тапочки. Пока женщина хозяйничала в кухне, внимательно рассмотрел интерьер.

Большая комната не была заставлена мебелью. Светлый старинный сервант сиял фасками узких стекол, полки которого по старой привычке заставлены фарфоровыми чашками и блюдцами. Среди посуды, пошатывалась вместе с сервантом, маленькая фарфоровая статуэтка-балерина. Черное пианино с бронзовыми подсвечниками, занимало центральную часть противоположной стены. В центре зала стоял круглый стол, накрытый кружевной скатертью.

Весь интерьер напоминал прошлую эпоху, которую Олег видел только в кино. Не было ни телевизора, ни проигрывателя, ничего, что могло бы напоминать о современной цивилизации. Он даже не нашел в комнате ни одной фотографии.

Пока Олег осваивался в комнате, хозяйка накрыла на стол. Хрустальная вазочка с ароматным вареньем, тарелочка с печеньем, и две чашки с блюдцами, из тончайшего полупрозрачного фарфора заняли свои места.

− Сейчас будем чай пить с клубничным вареньем, − тихо сказала она, разливая заварку по чашкам дрожащими руками, − Присаживайтесь, молодой человек. Как вас зовут?

− Олег.

— Очень приятно, Олег. Ну а меня вам, наверняка, представили, раз пришли ко мне, — женщина присела за стол.

Ее тонкие пальцы еще немного дрожали, и чтобы это скрыть, она легко прикоснулась к блюдцу, как бы придерживая его.

Молодой журналист для приличия сделал пару глотков свежего чая.

–Анастасия Николаевна, признаюсь — я по заданию редакции. Наверняка, вы знаете, что это все приурочено к майским праздникам. Мы собираем истории от ветеранов, участников Великой войны. И мне сказали, что у вас есть интересная история.

Ее взгляд упал перед собой. Она сжала губы, как будто сдерживала плач.

Олег почувствовал неловкую ситуацию.

— Если вам больно что-то вспоминать, можете не рассказывать. Простите, если причинил вам боль.

— Нет, ничего. Дайте мне немного времени, — ответила она еле слышно, и снова погрузилась в свои мысли.

Олег терпеливо ждал. На всякий случай, он достал из кармана свой блокнот и ручку, положил перед собой.

На это действие, женщина обратила свое внимание, всмотрелась в глаза молодого журналиста. Ее взгляд был пронизывающий. И наконец, она тихо начала.

— До войны, я была юной, активной. Ни минуты покоя. Я влезала во все дела, которые можно было только представить. Конечно же, я была комсомолкой. В то время и не было других вариантов, все были комсомольцами. Мне было интересно жить, снова молодой.

— Снова? — переспросил Олег, немного смутившись, подумав, что она оговорилась.

Анастасия Николаевна сделала вид, что не расслышала вопроса, продолжила:

— Когда началась война, я с подругами хотела записаться на фронт. Но нас взяли только на курсы медицинских сестер.

Женщина отпила чай из чашки, которую она с трудом удерживала в дрожащих руках. Казалось, она вот-вот ее уронит. Поставив ее на блюдце, она обмакнула губы салфеткой.

— Курсы были ускоренные, поэтому нас быстро направили в госпиталь. Каждый день туда приезжали грузовики с ранеными. Очень быстро не стало хватать места. Но мы рвались в бой. Мы думали, что сможем помочь нашим солдатам на линии фронта, в бою. Вроде бы, через месяц, в госпиталь прислали новеньких девчонок. Вот тогда из нашей группы набрали медсестер на фронт. Я еще никогда не испытывала столько ужаса. Я узнала, что такое постоянная боль в ушах, от бесконечной стрельбы и взрывов. У меня немели пальцы, я думала, что разучусь ходить. Мы только ползали или бегали, пригнувшись, то в окопах, то по изрытой бомбами земле.

Олег отставил на время свой чай. Он записывал за ней каждое слово. Даже пожалел, что не взял диктофон.

— Вы много бойцов спасли, вытащили с поля боя? — спросил он, приготовившись записать число.

Она в ответ, еле заметно пожала плечами под пуховым платком.

— Не знаю. Может быть, кто-то и считал. Я же, как шальная ползала по воронкам. Прислушивалась к стонам или крикам.

— Это было какое-то большое сражение? — решил уточнить молодой журналист.

— Для нас тогда любое сражение было большим.

Женщина снова замолчала. Она еще раз отпила из чашки, как будто пытаясь протолкнуть застрявший в горле ком. Выдержав очередную паузу, продолжила:

— Однажды, я ползала по полю, от грохота почти глухая. Косынку с красным крестиком где-то потеряла. От звона в ушах, даже не поняла, когда закончилось побоище. Нашла раненого, он был без сознания, но дышал. Я изо всех сил пыталась его привести в чувства, но увидела, как пуля из-за спины пробила его голову. Обернулась.

— Это были фашисты?

— Это были звери. Таких страшных гримас я не видела никогда, за все свои жизни. Их было трое. Откормленные, вооруженные до зубов чудовища. Меня волоком притащили к себе. Чтобы я не сопротивлялась, мне подрезали сухожилья. Я молила, чтобы это кончилось прямо сейчас. Я орала, просила не комсомол и не партию, я просила Бога.

У женщины потекли слезы. Она склонилась над столом.

Олег испугался, что она почувствовала себя плохо, предложил вызвать скорою помощь. Анастасия Николаевна отказалась, лишь попросила его о помощи — добраться до кровати. Она достала какую-то таблетку, положила в рот.

— Олег, простите меня, но давайте закончим на сегодня. Приходите в это же время завтра.

— Хорошо. Я обязательно навещу вас. Отдыхайте. Извините, что заставил вас нервничать, — ответил молодой журналист, собрался уйти, но решил уточнить, — А как дверь закрыть?

Женщина чуть заметно подняла ладонь.

— Оставьте, я позже закрою на щеколду.

— До завтра!

— До свидания! — женщина проводила взглядом молодого журналиста, попыталась улыбнуться.

В назначенное время Олег, позвонил в дверной звонок. Из глубины квартиры донесся женский голос.

— Открыто, входите!

Женщина стояла посередине зала, опершись руками на спинку стула. Стол уже был накрыт для чаепития.

— У вас как в английских аристократических домах — "файфоклок", — подметил молодой журналист, и протянул ей коробку шоколадных конфет, — Я сегодня не с пустыми руками.

— Ну а чем мы хуже них? — ответила Анастасия Николаевна. — Присаживайтесь, молодой человек. Продолжим?

Вторая жизнь

Олег занял свое место за столом. Хозяйка разлила чай по чашкам, раскрыла коробку. Сегодня она выглядела более уверенной. Ее руки не так выражено дрожали. А свой внимательный взгляд, она не отводила от парня. Она следила за каждым его жестом. Как он пишет, даже на то, как держит ручку в руке.

— Позвольте взглянуть? — попросила она его блокнот.

— Да, но там еще нет ничего, кроме вчерашних записей, — протянул Олег ей свой блокнот, но изрядно удивился.

Женщина долго рассматривала пометки. Вскользь прочитала несколько строк, вернула блокнот.

— У вас уверенный и быстрый почерк. Вы умны, эрудированны, тактичны. Вы не спросили меня о моем возрасте.

— Да, — смущенно ответил молодой журналист, — я планировал это узнать после рассказа о войне. Я хотел позже узнать о вашем детстве и жизни после войны. Не все сразу.

— А ее не было.

— Что? Чего не было? — снова удивился Олег.

— Жизни после войны, — Анастасия Николаевна сделала привычную паузу, вглядываясь как будто сквозь парня. Она будто видела картинку из прошлого, где-то за его спиной.

Олегу стало не по себе. Он даже оглянулся.

— Вам было тяжело?

— Нет. Я погибла в тот момент, когда меня насиловали фашисты. Я вам вчера рассказала, как меня вытащили из ямы. Я просила Бога о быстрой смерти. Он выполнил мою просьбу.

Олег оцепенел. Он не знал, как реагировать на ее слова. Спустя минуту, нашел силы шепотом выдавить из себя вопрос:

— Но вы живая?

— Да, опять живая. Я очнулась снова юной девчонкой. Уже после войны, в детском доме. Бог сделал мудро. Я не помнила своих родителей и свое детство. Вернее, я помню самое первое детство. Задолго до войны, задолго до революции. Я могу вас напугать, а вы подумаете, что я сошла с ума, — женщина ухмыльнулась.

Она прикрыла лицо ладонью.

— Если честно, то это неожиданно. Услышать такое не каждому суждено, — признался парень.

— Вы рассказывали о нашей вчерашней беседе кому еще?

— Нет, не успел. Да и пока нечего рассказывать.

Олег пожал плечами. Он еще не мог окончательно прийти в себя. Его план интервью сорвался. Но сделав какие-то пометки в блокноте, он решил отпустить беседу в свободное русло. Конечно, он сомневался в правдивости истории, но ему было интересно. В глубине души, он даже надеялся на то, что женщина запутается в своей истории, а он вдруг поймает ее на расхождении, или несоответствии выдумки с реальными событиями. Но, собравшись с мыслями, он предложил ей продолжить.

Конец ознакомительного фрагмента.