Не читайте черную тетрадь!

Эдуард Веркин, 2006

Холодея от ужаса, ступают по темным подземным коридорам Валя и ее друзья. Несколько дней назад девочка подзадорила одноклассника Володьку «на слабо» переночевать в этом подземелье, где, по слухам, поселился призрак, – и с тех пор о Володьке ни слуху ни духу. Неужели осталось лишь горько раскаиваться? Или все-таки Володьку еще можно спасти? Но как? Ведь все знают, что из этого ужасного подвала еще никто и никогда не возвращался… Ребята продолжают свой опасный поход. И вот перед ними возникает ухмыляющийся череп, а затем стрелка, указывающая путь в неведомое…

Третий вечер

— Что-то не страшно вчера было, — сказал Малина. — Какие-то приготовления все…

— Так надо, балбесина, — объяснил Корзун. — Если сразу мясорубка пойдет, то и неинтересно. Хорошую девчонка книжку сочинила. Я бы даже купил. Я люблю, чтобы всяких приготовлений много было. А то в самый важный момент то одного не хватает, то другого.

В этот вечер шел дождь, Борев завязал покрепче окно, и церковь не было видно. Иногда только с того берега долетали редкие и равномерные удары колокола, Борев знал откуда-то, что это звонят по покойнику. Во всяком случае, ему так казалось.

— А вы ничего не замечаете? — спросил новенький, как и вчера.

— Ничего, — ответил Малина.

— Ничего, — сказал Корзун.

— А что мы должны были заметить? — спросил Малина.

— Погодите. — Корзун вдруг схватился за грудь и засипел. — Погодите-ка! У меня что-то внутри!

И Корзун вывалился из гамака и принялся кататься по полу и изображать конвульсии.

— Держите его! — кричал Корзун. — Оно вылезает! Мама, больно как! Ой, я вижу, это же гомункулюс!

Корзун брякнул ногами последний раз и замер на полу. Малина смеялся.

— Ну и хорошо. — Новенький раскрыл тетрадь и прокашлялся. — Если вы ничего не чувствуете, то я буду читать дальше.

Борев ничего не сказал. Днем он ушиб колено, и сейчас синяк болел, мешая состредоточиться на рассказе. Новенький продолжил чтение.

«Дэн стукнул фонариком по ноге. Фонарик не загорелся. Дэн стукнул еще раз, посильнее. Стало светло.

— Ну, что, пришли? — злорадно и явно с надеждой, что мы пойдем на попятный, сказал Жук. — Что теперь?

Мы стояли на лестнице, ведущей в подвал, и путь нам преграждала тяжелая железная дверь. На двери красовалась табличка: «Не влезай — убьет» — и соответствующий череп с костями. Почему-то, когда я вижу такой череп, мне всегда хочется «влезать», «стоять под стрелой», «заплывать за буйки» и делать другие запрещенные вещи. Ходить по газонам, собирать грибы, ягоды, выгуливать собак, крупный и мелкий рогатый скот.

— И зачем тут такая дверь? — Я потрогала железо, оно было неожиданно холодное. — Я только в зоопарке такие видела, там за ними слонов держат. Кто за такую дверь полезет?

— Это не чтобы туда не лезли, это чтобы оттуда не вылезали, — объяснил Жук. — «Резидент Эвил» помнишь? Красная Мать закрыла выходы, чтобы мертвецы не вышли наружу… И череп соответствующий…

— Какая еще Красная Мать? — не поняла я.

— Это как Красная Смерть…

Про Красную Смерть я помнила, Красная Смерть — это у Эдгара По, я читала его книжки.

— Дверь здесь для того, чтобы не расхищали цветные металлы, — поставил все на свои места Дэн. — Там трансформаторы и медь. Если бы не дверь, давно бы все бомжи растащили. Так что никаких мертвецов. Все просто. А череп, чтобы такие, как ты, Жук, не лазили. Вовка вчера туда днем пролез, пока еще не закрыли, на ночь дверь закрывают. Посидел он под дверью, посидел, да и пошел гулять по подвалу — и заблудился. Дверь тут для того, чтобы не лазили…

— А я бы и за деньги сюда не полез, — сказал Жук. — Я не спидолог какой-нибудь…

— Спелеолог, — автоматически поправила я. — В пещеры лазают спелеологи.

— Слушайте, — сказал Жук. — А давайте просто пойдем в милицию и объясним еще раз…

— Отец Вовки сказал, если ты, сынок, не придешь к завтрашнему дню сам, я тебе башку оторву, — напомнила я. — И выпорю.

— Колючей проволокой, — добавил Дэн.

Все представили Вовку с оторванной башкой и выпоротого колючей проволокой. Да, такое ему совсем не идет.

— Я считаю, — сказал Дэн, — что Вовка тут недалеко. Мы откроем дверь, углубимся в подвал метров на двести, найдем его и быстро вернемся, еще до двенадцати часов.

— А зачем тогда вы столько припасов набрали? — поинтересовалась я.

— На всякий случай, — уклончиво ответил Дэн. — Лучше как следует подстраховаться. Знаешь стихи: каждый раз навек прощайтесь, когда прощаетесь на миг. Идешь на прогулку на день, припасов бери на неделю. Это закон джунглей.

Дэн поставил рюкзак на пол и посветил фонариком под дверь. Там ничего не было видно, темнота.

— Все в порядке, — сказал Дэн. — Жук, приступай.

Жук достал из своего вещмешка связку ключей, очень похожих на отмычки, и стал ковыряться в замке. Видимо, отец Жука делал ключи и для этой двери.

Ковырялся он недолго, у Жука были большие механические и другие слесарные способности, я уже об этом говорила. Замок дзинькнул, и дверь слегка отошла в сторону, сантиметров на пять. Из подвала сразу же потянуло сквозняком и какой-то затхлостью. И еще холодом. Я вдруг вспомнила про приключения Тома Сойера — там индеец Джо умер как раз возле железной двери, так и не дождавшись, пока за ним кто-то придет. Он там еще летучую мышь умудрился съесть. Я слегка от двери отодвинулась.

Но в щель не вывалилась мертвая Вовкина рука, дохлая летучая мышь тоже не вывалилась — вообще ничего не вывалилось. Дик просунул в щель морду и стал принюхиваться.

— Готово. — Жук спрятал свои отмычки.

— Давай, дальше открывай, — сказал Дэн.

Жук взялся за ручку, потянул. Дверь пронзительно скрипнула, так что даже я услышала, и открылась еще немного.

— Не идет, — выдохнул Жук. — Заклинило.

— Мозги у тебя заклинило, — сказал Дэн.

Он присоединился к Жуку, и они потянули за ручку уже вдвоем. Вдвоем они открыли дверь еще на ширину ладони. Я хотела им помочь, но Дэн сказал, что моя помощь не потребуется, что мужики и сами справятся.

Они напрягались у двери еще минуты две, но дверь шире не открылась. Их совместных мужских усилий явно не хватало.

— Как будто тут сто лет никто не ходил… — Жук осмотрел дверные петли. — Как Вовка туда попал-то?

— Я же говорю. — Дэн отряхивал руки. — Он прошел днем, когда открыто было…

— Ладно, — не стал спорить Жук. — Ладно… Тут все равно не пролезть. Давайте возвращаться.

Дэн пожал плечами.

— Что делать будем? — спросила я. — Стоять болтать?

Дэн снова пожал плечами, он думал.

— Что это? — вдруг дернулся Жук.

— Ничего. — Дэн все еще пробовал открыть дверь. — Ветер.

— Это не ветер! — Голос Жука дрожал, это было видно по его лицу. — Я что, ветра, что ли, не знаю?

— Жук, кончай, — сказала я. — И так страшно…

Жук всегда любил такие шутки — расскажет чего-нибудь страшное, а потом как заорет! Чтобы все вздрогнули.

— Ну, вот, теперь шаги! — Жук показал пальцем вверх. — Сами слушайте!

Мы прислушались. Я тоже прислушалась, скорее по инерции, навряд ли я что-нибудь почувствовала бы на таком расстоянии. Сначала было тихо, так тихо, как может быть лишь только в школе ночью, затем что-то стало происходить — я поняла это по лицам мальчишек: у Дэна задергалось под глазом, а у Жука поехала вниз челюсть. Видимо, Жук не обманывал, и там и в самом деле слышались шаги.

— Как детские, — сказал Жук. — Топ-топ-топ… Только смеха не хватает…

И по тому, как снова изменились их лица, я поняла, что они услышали и смех. Смешок.

Дик взъерошил загривок и оскалился. Да и у меня по спине мурашки побежали, крупные такие мурашки, с горошину, наверное. Не понравился мне этот смешок. Когда ты что-то слышишь, то воспринимаешь это как есть, а вот когда не слышишь, можешь навыдумывать целую кучу всяких страшностей. Я, например, сразу придумала, что этот смех был сухой, покашливающий такой и немножечко хищный.

— Пойдемте-ка отсюда, а? — сказала я тогда. — Пойдемте…

— Куда?! — На лице Жука был уже не страх — ужас. — Куда? Выход-то через второй этаж! Все! Мы в ловушке!

«Все» сказал Жук слишком громко, по стенам запрыгало эхо, я ощутила его отражение от стен на своей щеке. А затем шаги направились к нам. Мелкими перебежками. Топ-топ-топ. Тишина. Топ-топ-топ. Все это я понимала по физиономиям Жука и Дэна, по их растерянным глазам.

Мне, конечно, было страшно, но я все-таки никак не могла по-настоящему въехать в эту ситуацию — мы стоим на лестнице в подвал, а кто-то мелкими шагами приближается к нам по второму этажу. И еще посмеивается.

— Все! — зашипел Жук. — Идет к нам! Все! Труба!

Дик рванулся с поводка, Дэн удержал собаку с трудом, только схватившись другой рукой за дверь. Ситуация начинала осложняться паникой.

— Дэн? — Я посмотрела на него, и он проснулся. Правильно проснулся, пусть сделает что-нибудь. А то болтать только горазд.

— Спокойно, — сказал проснувшийся Дэн. — Вверх идти нельзя. Значит, надо идти вниз. Там обычный подвал, всего-то навсего. Не бойтесь.

Шаги приблизились, об этом мне сигнализировал Жук.

— Надо вниз, — сказал Дэн.

— Какое вниз?! — задыхался Жук. — Тут же дверь!

Дэн присел и просунул в щель рюкзак.

— Туда, — указал он. — Идем туда.

Я посмотрела на дверь. Щель была сантиметров в тридцать. Взрослый человек не пройдет. Но мы-то не взрослые.

— Я тут не пролезу! — сказал Жук. — Ни фига не пролезу!

В коридоре снова засмеялись. Звонко, но как-то уже по-крысиному. В этот раз смех почувствовала и я, я уже говорила, я могу слышать смех. Мурашки по моей спине забегали быстрее. Дэн выдохнул из легких воздух и протиснулся в щель.

— Валя, следующая ты, — сказал он уже с той стороны двери. — Жук пусть остается, если хочет.

— Я не хочу! — взвизгнул Жук.

— Пусть Жук лезет, я его подтолкну как раз, — сказала я.

Я оценила размеры щели. Пустяки, пролезу в две секунды.

— Пускай сам пролезает, ты давай скорее…

— А я? — плакал Жук. — Меня бросаете?

Смех был совсем рядом, из пасти Дика закапала слюна.

— Дик! — позвал Дэн. — Ко мне!

Дик нырнул в темноту.

— Тащите меня! — крикнул Жук, кинул в щель свой вещмешок и стал просовываться. — Тащите же!

Дэн схватил Жука за руку, а я принялась толкать его в бок.

— Скорее! — стонал Жук. — Ой!

Голова его не пролезала. Одно ухо плотно прижалось к двери, другое к косяку, уши не пускали Жука. Если бы все не было так страшно, я бы смеялась, честное слово.

— А-а-а! — верещал Жук. — Не пролезаю!

— Уши втяни! — Дэн тянул изо всех сил, уши Жука хрустели, но не сдавались. — Собери уши, я тебе говорю!

— Не могу! — рыдал Жук. — Не могу…

Тогда я придумала.

— Сейчас. — Я достала из своей сумочки тюбик с кокосовым кремом. — Вот!

И я выдавила на одно, а потом на другое жуковское ухо по солидной порции вязкого белого желе.

— Дернули! — Дэн перехватил руку Жука покрепче и потянул так, что щелкнули суставы, правда, я не поняла, чьи.

Уши булькнули кремом и прошли. За ушами протиснулась голова. Жук прошел уже до половины. Оставался живот.

— Вот! Вот она! — неожиданно заверещал Дэн, указывая пальцем на вход на лестницу. — Идет! Идет!

У меня зашевелились волосы.

— У-р! — Жук напрягся, втянул живот и самостоятельно протиснулся в щель. И сразу высунул в нее самострел.

Я оглянулась. Никого.

— Валька!

Дэн протянул руку и втащил меня за дверь. Я зацепилась рубашкой за какую-то проволоку, порвала рукав и оцарапала руку.

— Уходим! — заорал Дэн, и мы рванули по коридору. Сам с фонариком впереди, за ним Жук с самострелом, за ним я. Довольно неприятно знать, что за тобой кто-то гонится. Кто-то с таким крысиным смехом и мелкими шажками.

Дик бежал рядом с Дэном, и шерсть на его загривке не опускалась.

— Стоп! — резко тормознул Дэн. — Дверь! Дверь не закрыли! Он пролезет!

Он сунул мне веревку с Диком, оттолкнул Жука и побежал назад. Мы остались в темноте. По стенам тянуло сквозняком и еще каким-то запахом. Запахом зоопарка, я вспомнила.

По колыхнувшемуся воздуху я поняла, что Жук заорал Дэну что-то вслед, но что, неизвестно. Тогда я взяла свой фонарик, зажгла и направила его Жуку в лицо.

— Ты куда? — орал Жук. — Стой! Потом ведь не откроем!

Дик рычал и пытался вырваться, одной рукой я удерживала его с большим трудом.

— Попали, — сказал Жук. — Аллес капут…

Лязгнуло железо, Дэн закрыл дверь. Сквозняк прекратился.

— Баран. — Жук зажег свой фонарик. — Баран. Теперь мы в ловушке.

Дик дернулся еще несколько раз и успокоился.

Вернулся Дэн. Он быстро дышал и опять хрустел пальцами.

— Еще раз назовешь меня Валькой — зуб выверну! — сказала я ему.

Дэн ничего не сказал.

— Теперь мы в ловушке, — повторил Жук. — Теперь нам отсюда до понедельника не выбраться. Зачем ты дверь закрыл?

— Не боись, — сказал Дэн. — Тут есть еще один выход. Я знаю. Правда, далеко.

— Ну, времени у нас теперь много. — Жук плюнул на пол. — По крайней мере до понедельника.

Дэн прислонился к стене и отдыхал.

— Кто? Кто она? Кто там был? — Жук стал заряжать самострел. Пальцы у него тряслись, и стрела то и дело выскакивала из захвата.

— Не знаю, — ответил Дэн. — Я не видел. Может быть, кошка. Черная.

— А что ты орал тогда? — Жук наконец пристроил стрелу. — Когда я застрял, ты заорал: «Вот она!»

Было тихо. Ни шагов, ни смеха. Тишина.

— Орал, чтобы ты пролез побыстрее.

— Придурок. — Жук поставил самострел на предохранитель. — Теперь нам тут два дня загорать. По твоей милости.

— Не ругайтесь, — сказала я. — Пойдемте лучше к рубильнику. Тут далеко?

— Не. Рядом. За углом.

Дэн посветил себе на лицо снизу. Черты неприятно исказились: зубы выдвинулись вперед, уши заострились, а глаза спрятались в черных впадинах.

— Не делай так! — сказал Жук. — Это не к добру.

— Отвали.

— Я тут руку поцарапала. — Я продемонстрировала руку. Между пальцами сочилась кровь, было довольно больно. Так можно и заражение схлопотать. Сепсис, по-научному.

— Я же говорил — это кошак этот чертов! — Жук отодвинулся от меня подальше. — Чертов черный кошак — примета плохая. Видите, все как началось — плохо все началось. И сон мне очень плохой приснился…

— Предлагаешь вернуться? — усмехнулся Дэн.

— У нее кровь идет. — Жук указал пальцем на меня.

— Просто царапина. — Дэн расшнуровал рюкзак, достал аптечку. — Сейчас вылечим.

Он взял пузырек с зеленкой и кусочек ваты. Притянул мою руку, прижег, я скривилась. Не люблю зеленку. Ходишь потом как чесоточная.

— Вот и все. — Дэн приложил к ранке ватку, я прижала ее пальцем.

— Вы что, опять не понимаете? — начал Жук. — Они же кровь за километр чуют.

— Кто они? — Дэн посмотрел на Жука злобно. — Мертвецы?

Жук промолчал.

Тогда Дэн набрал в грудь побольше воздуху и что было сил крикнул:

— Мертвецы! Але-е-е!

Я бы не стала так делать.

Я почувствовала, как коридоры наполнились криком. По вибрациям казалось, что одновременно кричат сразу несколько человек, причем с разных сторон. Жук снова выставил перед собой оружие, а недоэрдельтерьер Дик поджал коротко обрубленный хвост.

С потолка посыпалась мелкая белая крошка.

— Ты что делаешь! — Жук даже стукнул Дэна в плечо. — Ты что!

Эхо все еще прыгало по длинным коридорам, поднимало пыль, качало холодные, невидимые пока лампы. Я чувствовала это.

— Никого тут нет, — сказал Дэн. — Кричи не кричи — ничего. А там, в коридоре, просто гиененок.

— Кто? — Я прижимала к ладошке вату, зеленка щипала.

— Гиененок, — повторил Дэн. — Сан Пал же ездил в Египет, к пирамидам. Вот, привез гиененка. Ну, маленькую пятнистую гиену. Она в живом уголке живет.

— Александр Павлович привез гиену? — Я бросила ватку на пол.

— Ага, — кивул Дэн. — Вот такую маленькую. Смешная. Смешной, вернее. Башка вот такая здоровая, а сам смешной. Мелкий совсем. Поэтому и смех и шаги мелкие. Гиены ведь так смеются. Вот поэтому Дик и испугался — звериный запах просто почуял, просто-напросто. А на ночь его выпускают, гиененка этого, чтобы он школу сторожил. Сторожа-то не очень хотят тут работать.

— Не слышал я ни про какого гиененка, — бурчал Жук, играя самострелом. — Откуда у нас гиененок? Нету тут никакого гигиененка…

— Если бы я не закрыл дверь, он бы нас всех покусал, — сказал Дэн. — А он еще карантина не прошел. По сорок уколов в пузо от бешенства — не слабо?

Дэн закинул рюкзак за плечи и двинулся в темноту первым.

— Теперь буду называть тебя не Жук, — сказал он не оборачиваясь. — Буду называть тебя Ухо.

— А я тебя треплосом, — не остался в долгу Жук.

Мы зашагали по коридору. Жук чуть подотстал и потихоньку, чтобы никто не видел, спрятал ватку с кровью в карман. На всякий случай. Я видела. Все думает, что моя кровь приманит стаи мертвецов.

Мы передвигались в коротком световом пространстве, создаваемом фонариком Дэна. Идти было страшно и интересно тоже. Хотя ничего необычного, в общем-то, вокруг не было — самые простые стены, наполовину выкрашенные зеленой краской, наполовину выбеленные штукатуркой. По штукатурке шли тоже вполне мирные надписи: «Спартак» — чемпион», «З-й район — дураки», «Люблю Колю». Жук читал надписи вслух, но негромко, чтобы, не дай бог, не прослушать шаги за спиной. Самострел он держал наготове. Лишь иногда отпускал, для того, чтобы потрогать искореженные уши. Уши распухли и болели, но ушами Жук готов был пожертвовать. Уши сейчас не главное, наверное, думал он, главное — самострел. Палец лежал на курке. Зря он, вообще-то, эту штуку взял. Пристрелит еще, чего доброго, кого-нибудь из нас. Жук был настороже, и даже лицо у него было настороже. Я пыталась вспомнить, кого мне такое лицо напоминает, и вспомнила Шварценеггера в фильме «Хищник». У Шварценеггера там весь фильм такое лицо. Шварц — любимый актер Жука.

Впрочем, судя по поведению недоэрдельтерьера Дика, никого ни впереди, ни позади не было, Дик шагал спокойно, нюхал стены и иногда задирал по-собачьи лапку. Так что зря Жук делал настороженное лицо.

— Гиененок… — все никак не мог он успокоиться. — Знаю я таких гигиененков, потом только кости остаются…

Я тоже не очень поверила в историю про гиененка, но убеждала себя, что по школьным коридорам и в самом деле бродит маленькая гиена, а не что-то там еще. Так было проще.

–…И даже костей не остается… — бухтил Жук. — Одни подошвы от ботинок остаются…

Щит вынырнул из темноты большим черным пятном. Он был снабжен всеми атрибутами подобных устройств — проводами, рубильниками, счетчиками и другими дросселями и, конечно же, рисунком — черепом с костями. Жук, видимо, хотел снова сказать про плохую примету, но решил не усугублять ситуацию.

Дэн подошел к рубильнику, встал на цыпочки и с трудом перевалил его в верхнее положение. Проскочила искра, запахло электричеством, и вдоль коридора одна за одной стали загораться желтые лампы.

— Да будет свет, — сказал Дэн.

— Смотрите. — Я указала пальцем в сторону щита.

Под самым нарисованным черепом на стене красовалась намалеванная черным маркером стрелка. Стрелка указывала дальше по коридору. Над ней была аккуратно выведена английская буква «W».

— Это от слова «Wowa», — сказала я.»