Юмористические приключения мистера Фосдика

Эдгар Франклин, 2023

Эти истории рассказывает несчастный мистер Григгс, сосед высокомерного и очень богатого изобретателя по имени Герберт Хокинс. Григгс говорит нам в начале первого рассказа: “Хокинс наполовину изобретатель, наполовину идиот”. По мере развития каждой истории мы обнаруживаем, что Григгс невольно оказывается втянутым в демонстрацию последнего изобретения Хокинса. Хокинс уверяет его, что они совершенно безопасны, но демонстрации неизменно заканчиваются катастрофой. Как выразился Григгс: “Когда одно из изобретений Хокинса заманивает вас в свои сети, вам приходится быстро принимать решения относительно способа смерти, который вы предпочли бы”.В этой книге пятнадцать великолепных рассказов американского писателя Эдгарда Франклина, который славился своим юмором и сатирой! Не пропустите несколько часов счастливой жизни!

Автоаэромобиль Хокинса

Мы сидели на крыльце моего дома и спокойно курили в лучах заходящего солнца, когда Хокинс вышел из минутной задумчивости и заметил:

— А если бы тело было сделано из алюминия, оно было бы гораздо легче и таким же прочным, не так ли?

— Возможно, Хокинс, — ответил я, — но при этом оно было бы очень скованным и неудобным. Только представьте себе, как будут хрустеть и гнуться алюминиевые колени при подъеме и спуске по лестнице, и какую непосильную работу придется проделывать, приспосабливая свой алюминиевый позвоночник к спинке стула.

— Нет, нет, нет, нет, — нетерпеливо воскликнул Хокинс. — Я не имею в виду человеческое тело, Григгс; я…

— Я рад это слышать, — сказал я. — Не надо изобретать алюминиевого человека, Хокинс. Старые добрые плоть и кости вполне удовлетворяют требованиям последних нескольких тысяч лет, и было бы разумнее, если бы вы обратили свои особые таланты на…

— Вот, вот! Вот так! — огрызнулся изобретатель, резко выпрямившись и отбросив сигару. — Уже не в первый раз ваш дурной юмор мешает вам воспринимать новые идеи, Григгс. Кстати, могу заметить, что я имел в виду корпус автомобиля. Доброго вечера!

После этого Хокинс зашагал по дороге в направлении своего летнего дома, а я на минуту задумался, не являются ли его слова пророчеством будущих неприятностей.

Когда на его изобретательский гений бросают упреки, Хокинс быстро приходит в ярость, но обычно он готов простить и забыть. Поэтому меня поразило, что прошло целых две недели без появления его приветливого лица на моей территории.

Это были действительно две недели спокойствия, но я уже начал подумывать о том, что мне лучше зайти и попросить прощения за свое легкомыслие, когда в одно прекрасное утро Хокинс подъехал к дому на огромном, новом, красном автомобиле.

Он был сконструирован таким образом, что два задних сиденья можно по желанию откинуть, превратив его в экипаж для двоих, и единственной особенностью, на которую я обратил внимание, был странного вида крыша или козырек.

— Ну, как вам она? — спросил Хокинс с некоторой гордостью.

— Отличная машина, — восхищенно ответил я.

— Корпус сделан из алюминия, — продолжил изобретатель. — Прыгайте в нее и прочувствуйте ее действие.

Как я уже сказал, за исключением козырька, машина выглядела как обычный туристический автомобиль, и мне надоело валяться в гамаке. Не раздумывая, я забрался внутрь рядом с Хокинсом, и он повернул обратно к дороге.

Машина действительно работала великолепно. Я никогда не ездил на машине, которая была бы настолько безразлична к неровностям.

Когда мы подъезжали к холму, мы просто перелетали через него. Если мы попадали на неудобный крутой поворот, машина, казалось, поднималась и срезала его, почти не виляя.

Один или два раза я замечал, что Хокинс намеренно съезжал с дороги на большие камни, но машина самым необычным образом просто касалась их и отскакивала, ни разу не ударившись.

Более того, после двух миль езды по довольно тяжелой дороге я вдруг понял, что не ощутил ни малейшей тряски.

— Хокинс, — заметил я, — человек, который сделал рессоры под этой штукой, должно быть, был волшебником.

— Так, так! — сказал изобретатель. — Наконец-то вы поняли, что в этом автомобиле есть что-то необычное, не так ли? Но это не пружины, мой дорогой мальчик, это не пружины!

— Что же это такое?

— Григгс, — сказал Хокинс, глядя на меня, — ты едешь в первом и единственном автоаэромобиле Хокинса! Вот что это такое!

— Еще одно изобретение! — воскликнул я.

— Да, еще одно изобретение. Какого черта ты побледнел?

— Ну, ваши изобретения, Хокинс…

— Не будьте таким трусом, Григгс. Если не считать того, что я сделал кузов из алюминия, это обычный автомобиль. Изобретение заключается в крыше. Это воздушный шар!

— Это… это? — слабо сказал я.

— Да, сэр. Только сейчас это воздушный шар, в котором недостаточно газа, чтобы уравновесить гравитационное притяжение машины и нас самих. У меня есть два баллона со сжатым газом, все еще соединенные с ним. Когда я автоматически пущу их в шар, а затем автоматически сброшу сами железные баллоны на дорогу, мы будем нестись над землей, потому что шар будет просто нести все содержимое.

— Ну, не тратьте зря столько хорошего газа, Хокинс, — поспешно сказал я. — Я отлично понимаю, как нам без него обойтись.

— Не беспокойтесь о топливе, — безмятежно улыбнулся Хокинс. — Он практически ничего не стоит. Вот! Один из баллонов уже разряжается.

Я робко взглянул наверх. Действительно, козырек медленно расширялся и принимал сферическую форму.

Вскоре раздался стук, свидетельствующий о том, что Хокинс сбросил баллон. Тогда он потянул за другой рычаг, и процесс повторился.

Когда упал второй баллон, мы поднялись в воздух почти на фут. При этом мы продолжали двигаться вперед, и это вызывало недоумение.

— Как так получается, Хокинс, — спросил я, — что мы продолжаем двигаться вперед, когда касаемся земли не чаще, чем раз в сто футов?

— Это все пропеллер, — усмехнулся изобретатель. — Я поставил пропеллер сзади, так что машина стала почти дирижаблем. О, могу вам сказать, Григгс, что в автоаэромобиле Хокинса нет ничего недостающего.

Когда я оправился от первого нервного потрясения, конструкция действительно не показалась мне такой уж опасной.

Мы передвигались длинными, невысокими прыжками, машина редко поднималась более чем на фут от земли, и само движение было, конечно, неповторимым и довольно приятным.

Тем не менее я испытывал навязчивый страх перед всем, что было изобретено Хокинсом, и мой разум настойчиво возвращался к мыслям о доме.

— Вы ведь не собираетесь в город, Хокинс? — спросил я с той беспечностью, которую мог изобразить.

— Только на минуту. Я хочу купить сигары.

— Хокинс, — пробормотал я, — вы довольно тяжелый человек. Когда вы выйдете из этого дирижабля, он ведь не взлетит в небо вместе со мной?

— Если бы я вышел, то взлетел бы, — с приятной уверенностью ответил изобретатель. — Но я не собираюсь выходить. Лучше пусть сигарный мастер принесет нам товар.

Значит, она поднимется, если хоть один предмет покинет машину! Это была пища для размышлений.

А что, если Хокинс, управлявший машиной в соответствии с журнальными фотографиями шоферов-гонщиков, наклонившись далеко вперед, вывалится на дорогу? А может быть, шальной ветерок наклонит машину и выкинет какую-нибудь деталь?

Несомненно, мы должны были подняться вверх, и казалось, что там, наверху, открытое пространство, по которому мы можем ехать бесконечно долго, не задевая ничего, что могло бы помешать нашему небесному путешествию.

— Как вы выпускаете газ из воздушного шара, Хокинс? — спросил я.

— О, кран находится внизу, под аппаратом", — коротко ответил тот."Не волнуйтесь, Григгс. Ведь я здесь.

Вот, вкратце, то, что меня настораживало, но, похоже, сказать больше было нечего. Я снова погрузился в молчание.

Мы вкатились, или вплыли, или впрыгнули, или как это еще можно назвать, в город без происшествий и инцидентов. Люди с интересом наблюдали за кенгуриными выходками нашей машины, а у одной или двух лошадей после первого взгляда на нее тут же развился furor transitorius (скоропреходящее состояние возбуждения); но Хокинсу удалось остановиться перед своим сигарным магазином, который находился на окраине города, не вызвав никаких серьезных беспорядков.

Забрав на борт сигары, я рассчитывал повернуться в сторону дома. Но не тут-то было.

— Сейчас мы спустимся на площадь, — бодро кричал он, — сделаем поворот перед зданием суда, проплывем прямо над городом, а потом унесемся домой. Думаю, это заставит туземцев посудачить, а, Григгс?

— Ваши штучки обычно приводят именно к этому, Хокинс, — вздохнул я. — Но зачем демонстрировать что-то сегодня? Это только первая пробная поездка. Что-нибудь может пойти не так.

— Мой дорогой мальчик, — рассмеялся изобретатель, — это одна из тех пробных поездок, которые просто не могут пойти не так, потому что каждая деталь отработана до совершенства.

На этом все было решено, мы отправились на площадь.

Площадь, надо заметить, находится в центре города. С одной стороны располагается здание суда, с другой — почтовое отделение, а сама площадь представляет собой ухоженную лужайку.

Мы как раз находились на лужайке, когда мне показалось, что я услышал какой-то стук.

— Что это за шум, Хокинс? — спросил я.

— Отставить. Что-то в механизме. Ничего страшного.

— Но мне кажется, что я чувствую необычную вибрацию в машине, — продолжал я.

— Вы, похоже, чувствуете очень много несуществующих вещей, Григгс, — заметил Хокинс с оттенком презрения.

— Но…

— Эй, мистер! — крикнул маленький мальчик. — Эй! У вас отваливается заднее сиденье!

— Что он сказал? — пробормотал Хокинс, слишком увлеченный своим делом, чтобы повернуть голову.

— Эй! Эй! — закричал мальчик, преследуя нас. — Заднее сиденье отвалилось!

— Что! — вскричал Хокинс, крутясь на месте. — Боже правый! Так и есть! Лови, Григгс, лови быстрее!

Я повернулся. Мальчик был прав. Задние сиденья автомобиля успели отсоединиться.

Действительно, когда мы посмотрели на них, оказалось, что они висят на одном болте, головка которого отсутствовала.

— Григгс! Григгс! — кричал Хокинс, пытаясь заглушить двигатель. — Хватайся за сиденья, пока они не упали! Я не прикручивал их гаечным ключом, только руками, но я предполагал, что они держатся очень крепко. Боже! Если они упадут, мы улетим…

Как раз в этот момент резкий толчок отправил сиденья на дорогу.

Двести фунтов твердого материала покинули аэромобиль Хокинса!

Хокинсу не пришлось заканчивать фразу.

Стало до боли ясно, куда именно мы должны направиться.

Мы поднимались вверх!

Вверх, вверх, вверх! От неожиданности мне показалось, что мы летим прямо на полуденное солнце, что еще тридцать секунд — и мы будем жариться в солнечном пламени.

Схватившись за край подушки, я, кажется, вскрикнул от ужаса.

Но Хокинс, как ни был он напуган, не потерял голову. Машина не перевернулась. Она медленно поднималась в обычном положении, и, по правде говоря, мы поднялись не более чем на тридцать футов, когда Хокинс заметил, трясясь:

— Так, так, Григгс! Сиди спокойно! Все в порядке. Мы в безопасности!

— В безопасности! — прохрипел я, когда дыхание восстановилось. — Выглядит так, как будто мы в безопасности, а?

— Неважно, как это выглядит, Григгс. Мы в безопасности. Винт работает.

— И что это нам даст? — спросил я.

— Что ж! — воскликнул изобретатель, взяв себя в руки. — Мы просто долетим до крыши какого-нибудь дома и сядем.

— При условии, что эта проклятая штуковина не снесет нас раньше!

— О, это не так, — улыбнулся Хокинс, снова усаживаясь за свой механизм. — Дорогой мой, Григгс, посмотри, какая толпа!

Толпа действительно была. Они возникли мгновенно и мчались под нами по дороге, совершенно не обращая внимания на знаки"Не ходить по траве".

— Как они будут пялиться, когда мы ступим на крышу, не правда ли? — заметил Хокинс.

— Если мы не ступим им на голову! — буркнул я. — Держись подальше от телеграфных проводов, Хокинс.

— Да, да, конечно, — сказал изобретатель, нервно оглядывая тридцать или сорок проводов, протянутых прямо через наш путь. — Странно, что эта штука не реагирует более энергично!

— Ну так заставьте ее реагировать! — взволнованно воскликнул я, так как провода находились в опасной близости.

— Я делаю все возможное, Григгс, — ворчал изобретатель, крутя то одно, то другое колесо и дергая за рычаг. — Не волнуйся, мы проплывем над ними. Мы просто… черт!

Мягко покачиваясь, машина остановилась. Мы заземлились, так сказать, на телеграфные провода.

— Вот и конец этой пробной поездке! — едко заметил я. едко заметил я. — Эпилог будет состоять из картины, которую мы создадим, разбрасывая наши мозги по зеленой траве внизу.

— Ой, тьфу, тьфу! — сказал Хокинс. — Ничего серьезного. Я просто включу пропеллер на реверс, и мы поплывем назад.

— Ну, подожди минутку, прежде чем запустить его, — сказал я. — Они что-то кричат.

— Не прыгайте! Не прыгайте! — кричала толпа.

— Кто, черт возьми, собирается прыгать? — сердито ответил Хокинс, перегнувшись через борт.

— Дураки! — заметил он обращаясь ко мне.

— Крюк и лестница уже на подходе! — продолжал задорный голос.

— Ну, что ж, они получат по заслугам, — огрызнулся Хокинс. — Мы будем на земле раньше, чем они сюда доберутся.

— Почему бы не подождать? — сказал я. — Так мы точно спустимся в целости и сохранности, и неизвестно, что можно натворить, запуская механизм. В нем запутались провода, и они могут оборваться и утащить нас вниз, или покалечить нас, Хокинс.

— Кряк! Кряк! Кряк! — кисло ответил Хокинс. — Продолжай крякать до самой смерти, Григгс. Если кто-нибудь когда-нибудь объявит конкурс на пессимистичного алармиста, послушайте моего совета и участвуйте в нем. Вы выиграете. Я собираюсь запустить двигатель и выбраться из этого места.

Он потянул за рычаг заднего хода, и двигатель весело зажужжал. Машина издала серию нездоровых судорожных содроганий, но не сдвинулась с места.

Из толпы донеслось:"Эй! Эй!".

— О, посмотрите, о чем они сейчас воют, — прорычал Хокинс.

Причина их воя стала очевидной.

Пинг! Пинг! Пин! Один за другим, перерезанные машиной на две части, телеграфные провода обрывались!

— Прекратите! Прекратите, Хокинс! — кричал я. — Вы портите провода!

— А что, если так и будет? Это позволит нам выбраться, не так ли?

— Видите ли, — сурово сказал я, — если вдруг мудрое Провидение убережет нас от того, чтобы нас сорвало вниз и разнесло на куски, подумайте о счете за ремонт, который вам придется оплатить. Остановите двигатель, Хокинс, или я сделаю это сам.

— Хорошо… — с сомнением произнес изобретатель. — Ну вот! Теперь будьте довольны. Я остановил его, и мы будем ждать, пока нас спустят по лестнице, как пару сбитых с толку итальянок во время пожара в доходном доме.

Хокинс сидел, угрюмо нахмурившись. Я с облегчением вздохнул и стал осматривать местность на предмет появления лестницы.

Однако ее долго не было. А пока мы висели в пространстве: над нами — резвящийся воздушный шар, а внизу — мотор Хокинса, предусмотрительно оставивший невредимым небольшую часть имущества телеграфной компании, шесть телеграфных проводов и бурлящая толпа.

Но лесница была уже не за горами, и мы казались в полной безопасности, пока…

— Что это шипит, Хокинс? — спросил я.

— Не знаю, — мрачно ответил он.

— Тогда почему бы вам не попытаться выяснить это? — резко сказал я. — Мне кажется, что мы очень сильно зависим от этих проводов.

— В самом деле?

— Да.

Я бросил взгляд на полог воздушного шара.

— Великий Скотт, Хокинс, шар пропускает воздух!

— А? Что? — вскричал он, внезапно воодушевившись. — Где, Григгс, где?

— Я не знаю. Но именно это и происходит. Посмотрите, как провисают провода — с каждой секундой все больше и больше.

— Призрак Великого Цезаря! Прислушайтесь. Да, провода, должно быть, задели аварийный клапан. Газ просто вытекает из баллона. И машина становится все тяжелее и тяжелее. А мы просто упираемся в эти шесть проводов, Григгс! О, Господи!

— А сейчас, Хокинс, мы порвем провода и упадем? — предположил я с вынужденным спокойствием.

— Да, да! — вскричал изобретатель. — Что же нам делать, Григгс, что же нам делать?

Как я ни был напуган, я не понимал, чего можно добиться истерикой.

— Я полагаю, — сказал я, — что самое лучшее — это сидеть тихо и ждать конца.

— Да, но подумай, парень, подумай об этом ужасном падении! На сорок футов, если в дюймах!

— Полно.

— Да нас просто разнесет в щепки!

— Возможно.

— Вот идиоты! Идиоты! — бушевал Хокинс, потрясая кулаками над толпой. — Почему они не взяли с собой пожарную сеть? Почему ни у кого из них не хватило ума достать ее? Тогда мы могли бы прыгнуть.

Дзынь! Первый из шести тросов оборвался.

Дзынь! Второй последовал его примеру.

Теперь автоаэромобиль Хокинса очень изящно балансировал на четырех тонких тросах, а воздушный шар уменьшался с душераздирающей быстротой. Снизу доносились звуки волнения, то тут, то там раздавались сдавленные стоны, а затем и крики ужаса, когда кто-то из вновь прибывших осознавал наше положение.

— Хокинс, — торжественно сказал я, — почему бы тебе прямо сейчас не дать клятву, что если мы когда-нибудь выберемся отсюда живыми…

Дзинь! — прозвучал третий сигнал. Машина на мгновение мягко покачнулась.

— Ты никогда не будешь ничего изобретать, пока жив?

— Григгс, — дрожащим тоном сказал Хокинс, — я почти верю, что ты совершенно прав. Где на земле может быть этот крюк и лестница? Да, вы правы. Я это сделаю… Ты их уже видишь, Григгс? Я сделаю это! Я клянусь…

Дзынь! Дзынь! Дзынь!

Все еще сидя на кресле, я почувствовал, как сердце буквально подскочило к горлу. Глаза закрылись от внезапного порыва ветра. Руки бешено задергались.

На одну бесконечно малую секунду я был поражен гробовой неподвижностью всего вокруг. Затем рев тысячи голосов почти оглушил меня, сиденье, казалось, с силой подбросило меня в воздух, и еще одно короткое мгновение я летел сквозь пространство. Потом мои руки вцепились в чьи-то волосы, и я рухнул на землю, а под мной оказался услужливый крепкий мужчина.

И я понял, что еще жив!

Ну, упал автомобиль — ничего не поделаешь. Добрые руки поставили меня на ноги. Смутно я осознавал, что доктор Бразертон, наш врач, быстро пробегает пальцами по моему телу.

Позже он обратился ко мне сквозь дымку сонного сознания и сказал, что ни одна кость не сломана. Я помню, как глупо улыбнулся и вежливо поблагодарил его.

В двадцати футах от меня Хокинс оживленно болтал с толпой любопытных граждан. Его лицо было в ссадинах практически до неузнаваемости, но он, очевидно, тоже находился по эту сторону реки Иордан, и я почувствовал слабое раздражение от того, что автоаэромобиль не покончил с ним.

Мои мозги, видимо, еще некоторое время оставались в воздухе, чтобы в последний раз осмотреть место, где закончился наш воздушный полет. Конечно, они не вернулись полностью, пока я не обнаружил себя сидящим рядом с Хокинсом в коляске Бразертона.

Мы как раз проезжали мимо груды красного металлолома, который когда-то был автомобилем, и изумленная толпа расступалась, чтобы пропустить нас.

— Ну, вот и конец твоему автоаэромобилю, Хокинс, — заметил я с чувством глубокого удовлетворения.

— О да, опыт стоит дорого, но он прекрасный учитель, — ответил изобретатель, убирая мокрую тряпку с сильно порезанной верхней губы, чтобы можно было говорить. — Когда я построю следующий…

— Перед тем как построить следующий, вам придется развестись, — добавил я с еще большим наслаждением, представляя в воображении оживленную домашнюю перепалку, которая ожидает Хокинса.

Если его прекрасная леди узнает о том, что творится в его"мастерской", Хокинс редко изобретает одно и то же дважды.

— Ну, тогда, если я буду строить еще один, — поправил Хокинс, внезапно отрезвившись, — я буду стараться вообще не использовать это нижнее расположение. Я расположу клапан воздушного шара так, чтобы до него было легче добраться. Я…

— Мистер Хокинс, — резко сказал Бразертон, — я, кажется, просил вас держать тряпку у рта, пока я не доставлю вас туда, где смогу зашить губу.

Помимо медицинского значения, мне показалось, что это замечание свидетельствует о здравом и разумном подходе Бразертона.