Юмористические приключения мистера Фосдика

Эдгар Франклин, 2023

Эти истории рассказывает несчастный мистер Григгс, сосед высокомерного и очень богатого изобретателя по имени Герберт Хокинс. Григгс говорит нам в начале первого рассказа: “Хокинс наполовину изобретатель, наполовину идиот”. По мере развития каждой истории мы обнаруживаем, что Григгс невольно оказывается втянутым в демонстрацию последнего изобретения Хокинса. Хокинс уверяет его, что они совершенно безопасны, но демонстрации неизменно заканчиваются катастрофой. Как выразился Григгс: “Когда одно из изобретений Хокинса заманивает вас в свои сети, вам приходится быстро принимать решения относительно способа смерти, который вы предпочли бы”.В этой книге пятнадцать великолепных рассказов американского писателя Эдгарда Франклина, который славился своим юмором и сатирой! Не пропустите несколько часов счастливой жизни!

П.В. двигатель Хокинса

Моя жена не желает вдовства. Недавно она потребовала от меня торжественного обещания не помогать Хокинсу больше ни в каких его дьявольских изобретениях.

По той же причине его благоверная несколько вечеров назад отозвала меня в сторону и настояла на том, чтобы я пообещал использовать все средства, включая физическую силу, которые могли бы помешать ее"Герберту"продолжать эксперименты с его мотором.

Хокинс не посвящал меня ни в какие подробности о моторе, и при первой же возможности я с жестокой прямотой заявил, что не желаю этого.

Хокинс с ледяной ясностью поинтересовался, что я имею в виду; но сама ледяность его манеры убедила меня в том, что он все прекрасно понял, и, полагая, что он достаточно обижен, чтобы держать в тайне все подробности о своей установке, какой бы она ни была, я вздохнул спокойнее.

На днях одно из изобретений Хокинса отправится с ним на экскурсию в тихую могилу, и у меня нет ни малейшего желания узнавать маршрут заранее.

Горький опыт научил меня, что постоянная бдительность — это цена свободы от соучастия в механических выдумках Хокинса, и мне следовало бы насторожиться. И все же, когда Хокинс появился в воскресенье утром и предложил мне совершить небольшую прогулку по Гудзону на его катере, я с бесхитростной доброжелательностью согласился.

Его катер был (а может быть, и сейчас остается) самым изящным из маленьких прогулочных катеров, и когда мы вышли из дома, я предвкушал несколько часов истинного наслаждения.

Когда мы пересекали Риверсайд-драйв, мне показалось, что Хокинс спешит, но приятный воздух, солнечный свет и прекрасная гладь реки наполнили мой разум бесконечным спокойствием, и только когда мы спустились к небольшому причалу, я почувствовал что-то похожее на запашок крысы.

Хокинс забрался в катер, и я благосклонно улыбнулся ему, передавая обед и наши пальто. Я как раз закончил передавать их, когда перестал улыбаться так внезапно, что у меня дрогнули мышцы лица.

— Куда делся двигатель? — спросил я.

— Этот двигатель, Григгс, — приятно ответил Хокинс, — отправился туда, куда отправятся все остальные паровые двигатели в течение ближайших двух лет — на свалку.

— Это очень радостное пророчество означает…

— Это значит, мой дорогой мальчик, что перед тобой стоит первая полноразмерная рабочая модель П.В. двигателя Хокинса, на которую подана заявка на патент!

Изобретатель откинул водонепроницаемую крышку и открыл в кормовой части судна то, что выглядело как перевернутый кипятильник. На первый взгляд это был просто купол из толстой стали, прикрученный к массивной плите, но я не стал долго разглядывать эту штуку.

— Вот, Григгс, — торжествующе начал Хокинс, — в этом маленьком…

— Хокинс, — отчаянно воскликнул я, — выходите из лодки! Убирайся из нее, я говорю! Немедленно возвращайся со мной домой. Я не собираюсь больше участвовать в твоих дурацких испытаниях. Пошли, или я тебя вытащу!

Хокинс с минуту смотрел на меня холодным взглядом, посоветовал не быть ослом и продолжил отвязывать шлюпку.

Он сильнее и тяжелее меня. Честно говоря, если бы я всерьез задумался о таком варианте, то не смог бы вытащить его из лодки.

Если бы я изучал медицину, то, наверное, знал бы, как оглушить Хокинса сверху, не убив его, но я никогда не видел даже внутренностей больницы.

Опять же, если бы я мог придумать какое-нибудь правдоподобное обвинение, я мог бы вызвать полицейского и попросить его заключить Хокинса под стражу; в данный момент, однако, я был слишком взволнован для такой изысканной стратегии.

Разумеется, я не мог помешать Хокинсу испытать свой мотор, но мое сердце дрогнуло при мысли о том, что мне придется сопровождать его.

С другой стороны, оно так же сильно трепетало перед перспективой вернуться к жене и признаться, что я позволил Хокинсу уплыть одному с его проклятым мотором.

Если я отправлюсь с ним, то меня ожидает относительно легкая смерть от утопления. Если нет, то его жена…

Я спустился в шлюпку.

— Вы плывете? — заметил Хокинс. — Вполне разумный поступок, Григгс. Вы никогда не пожалеете об этом.

— Видит Бог, надеюсь, что нет, — вздохнул я.

— Прежде всего, я хотел бы еще раз обратить ваше внимание на мотор. П. В. означает"почти вечный" — хорошее название, не правда ли? Вы плохо разбираетесь в химии, Григгс, а то бы я вам все объяснил.

— Однако главное в моем двигателе то, что он работает на жидкости, похожей на бензин — еще один продукт перегонки нефти, — которая, взорвавшись, попадает в мои новые и абсолютно уникальные каталитические конденсаторы, где возвращается к своей первоначальной молекулярной структуре и снова попадает в резервуар.

— Таким образом, — торжественно закончил Хокинс, — топливо сохраняет свою химическую целостность неограниченно долго, и, поскольку оно автоматически циркулирует через двигатель, маленький моторчик будет работать месяцами, не привлекая к себе ни малейшего внимания. Все понятно?

— Совершенно, — соврал я.

— Хорошо. Сейчас я покажу вам, как она заводится, — улыбнулся изобретатель, открывая ключом маленькую дверцу в промывочном котле и зажигая спичку.

— Осторожно, Хокинс, осторожно, — рискнул сказать я, отступая к кабине.

— Мой дорогой друг, — усмехнулся он, — неужели вы не понимаете, что в двигателе такой конструкции нет абсолютно никакой опасности…

В этот момент из промывочного котла донесся резкий звук. Из маленького отверстия показалась струя пламени, и Хокинс упал в мои объятия.

Во всяком случае, он приземлился туда от сильного толчка, и я крепко сжал его в руках, пытаясь выровнять шлюпку.

— Нога! Ногу! — закричал он. — Отпусти меня, идиот! Он всегда так делает! Теперь все работает.

Он был прав. Катер взбивал за собой необычный змеевидный след, а мотор яростно жужжал.

Хокинс нырнул к своему механизму, немного повозился с ним с излишней нервозностью и, наконец, сумел направить лодку вниз по течению как раз в тот момент, когда столкновение с Палисадами казалось неизбежным.

— На самом деле, Григгс, — заметил он, приглаживая взъерошенные волосы, — не стоит больше так вмешиваться. В прошлый раз мы, возможно, что-то задели.

— Мы действительно чуть не выкорчевали этот утес, — признал я.

После этого Хокинс игнорировал меня в течение трех минут. Затем его самообладание вернулось, и он начал рассуждать о достоинствах своего мотора.

Рассуждения были долгими, увлекательными и совершенно непонятными, как мне кажется, для всех, кроме Хокинса. Это продолжалось до тех пор, пока мы не миновали Батарею и не оказались в тени Губернаторского острова.

Тогда мне показалось, что настало время сказать:

— Мы ведь скоро повернем назад, не так ли, Хокинс?

— Повернем назад? Зачем?

— Ну, если мы идем вверх по Гудзону, то дальше в этом направлении нам не продвинуться.

— По Гудзону! — улыбнулся изобретатель. — Мы пройдем вокруг Сэнди-Хука, пообедаем и вернемся в город ровно в два. Григгс, это вам не просто лодка. Как ты думаешь, какую скорость может развить этот двигатель?

— Я сдаюсь.

— Сто узлов в час!

— В самом деле?

— Невероятно! Вы не верите, не так ли? — выпалил Хокинс, который, видимо, прочитал мои мысли. — Ну, она может сделать это легко. Я просто разгоню ее, чтобы показать вам.

Спорить с Хокинсом бесполезно. Я приберег дыхание на случай, если позже найду ему лучшее применение.

Хокинс отпер свою маленькую дверцу, поковырялся в механизмах и со спокойной улыбкой снова запер дверь.

Одновременно с этим катер словно выпрыгнул из воды, стремясь вырваться вперед. Несколько секунд катер трепыхался из стороны в сторону. Затем он успокоился и пошел таким аллюром, что я даже задохнулся.

Я не уверен, что мы делали сто узлов в час, но знаю, что никогда не ездил в экспрессе, который бы так спешил, как этот бедный катер, когда П.В. мотор Хокинса начал гнать его по воде.

Рассказ о нашем путешествии по Нарроузу и Нижнему заливу был бы интересен, но излишен. Хокинс сидел рядом со своей адской машиной, похожий на кавалериста, идущего в атаку. Я сидел на корточках в кабине и смотрел, как все проносится мимо.

Главное, что мы добрались до открытой воды, ничего не разбив и ни во что не врезавшись.

— Ну что ж, думаю, можно и развернуться, — сказал Хокинс, взглянув на часы. — Просто замечательно, как я теперь контролирую процесс управления. Все рулевое устройство находится в этом стальном куполе, вместе с двигателем, Григгс. Нет ничего, кроме этого маленького штурвала.

— Вы, наверное, заметили, что я установил его несколько минут назад, чтобы нас не сносило ветром, и с тех пор не трогал его. Теперь обратите внимание, как мы будем поворачивать назад.

Хокинс схватил свое маленькое колесико, выпятил грудь и сильно крутанул.

И штурвал выскочил, оставшись в руках Хокинса!

— Как же так… как же так…, — заикаясь от изумления, пролепетал он.

— Да, ты все же это сделал! — прорычал я. — Как, черт возьми, нам теперь вернуться?

— Ну-ка, Григгс, ну-ка, — сказал Хокинс, — не будьте таким по-детски нетерпеливым. Я просто снова открою этот ящик и буду управлять рулевым механизмом изнутри. Конечно, даже вы должны быть в состоянии понять это.

Спокойное высокомерие его голоса сводило с ума.

Пара моих чувств не поддавалась контролю.

Видит Бог, я не предполагал, что Хокинс будет нервничать, услышав их, но это случилось. Его руки тряслись, когда он возился с ключом от своего стального ящика, а при особо злобном моем замечании он выпрямился.

— Ну, Григгс, на этот раз именно ты загнал нас в яму! — простонал он.

— Каким образом?

— Ты заставил меня так нервничать, что я сорвал ключ в замке!

— Что! — вскричал я.

— Да, сэр. Мотор заблокирован, а топлива хватит на три месяца. Я не могу остановить его или переложить руль, не забравшись в корпус, и ничто, кроме динамита, не сможет пробить этот корпус!

— Значит, Хокинс, — сказал я, и на меня снизошло жуткое спокойствие, — нам придется идти прямо вперед, пока мы не врежемся во что-нибудь или нас не взорвут. Я прав?

— Совершенно верно, — вызывающе прорычал Хокинс."И это все ваша вина!"

Я впился в изобретателя злобным взглядом, пока он не оставил попытку бравады и не отвел глаза.

— Мы… мы можем вернуться назад, знаете ли, — сказал он неопределенно, обращаясь к бризу.

— Шансы на это особенно велики из-за того, что вы настроили свой жалкий руль в соответствии с нынешним ветром? — спросил я. — Разве мы не можем разобрать деревянную конструкцию и соорудить что-нибудь вроде руля?

— Могли бы, — признался Хокинс, — если бы все не было приклепано моими собственными запатентованными заклепками, которые невозможно снять, как только они установлены.

Заклепки Хокинса действительно являются тем, за что себя выдают. Только одно обстоятельство задерживает их повсеместное внедрение. Их изготовление и установка обходятся чуть меньше одного доллара за штуку.

Но они остаются там, где их ставят, и я знал, что если деревянная конструкция катера держится на них, то вряд ли она развалится до Судного дня.

— Отличный кавардак, не правда ли, Хокинс? — сказал я.

— Могло быть и хуже.

— Гораздо хуже, — согласился я. — Мы могли бы беспомощно барахтаться в этих бушующих волнах, или шторм мог бы изнурять себя в попытках захлестнуть нас. Но, как бы то ни было, мы просто несемся по освещенным солнцем волнам с небывалой скоростью. Через день или два, Хокинс, мы увидим французский пейзаж, если не произойдет никаких происшествий, сойдем на берег и…

— Боже мой, Григгс! — воскликнул изобретатель, мгновенно загоревшись. — Вы знаете, а я и не подумал об этом? Дай-ка сообразить. Да, мой мальчик, при такой скорости мы будем в Бискайском заливе в понедельник вечером или во вторник утром, самое позднее. Подумай об этом, Григгс! Подумай о славе! Подумай о…

Я не мог больше думать об этом. Я знал, что если подумаю об этом еще десять секунд, то брошу Хокинса в море и сойду в могилу с убийством на своих руках.

На носу шлюпки, как можно дальше от ее хозяина, я, раздобыв пальто, сигары и бутерброд, присел на корточки, по возможности держась подальше от страшного ветра, высматривая возможное судно и поглощая пищу с растущим сомнением, вернусь ли я когда-нибудь в тот счастливый дом, где она была приготовлена.

Так я просидел до заката, и это был самый поздний закат, который я когда-либо наблюдал. Когда над одиноким океаном спустились сумерки, я молча вернулся к Хокинсу.

Он был в прекрасном расположении духа. Он беспрестанно болтал о поездке, планировал лекционный тур — "Через Атлантику за сорок часов", — создал акционерную компанию для производства своего мотора, предложил мне работать в лондонском агентстве с невероятным окладом, а на вырученные деньги построил себе роскошный особняк неподалеку от Центрального парка.

Наговорившись вдоволь, Хокинс сообщил мне, что от соленого воздуха его неизменно клонит в сон, и забрался в каюту, чтобы уснуть.

И он заснул. Я перестал что-либо понимать, но этот человек был настолько уверен в себе и своем непреднамеренном путешествии, что мирно храпел всю ночь.

А я — нет. Мне казалось, что последние часы пребывания в стране живых должны пройти в сознании, и я провел это страшное время темноты в более или менее молитвенной задумчивости.

Через несколько веков наступил рассвет. Я зажег еще одну сигару, устало перебрался на нос лодки и осмотрел воду.

Там было судно! Далеко, конечно, но оно шло так, что через пятнадцать минут мы должны были пересечь его путь.

Я сорвал с себя пальто, вскарабкался на маленькую палубу, обхватил одной рукой мачту и стал бешено размахивать руками.

Мы все ближе и ближе подходили к пароходу. Я все больше и больше боялся, что сигнал может остаться незамеченным или быть замеченным слишком поздно. Но это было не так.

На своем веку я перевидал немало отрадных зрелищ, но никогда не видел ничего, что наполнило бы меня хотя бы половиной той радости, которую я испытал, поняв, что на пароходе спускают одну из лодок.

В том, что они это делают, сомнений не было. Через пять минут мы должны были быть достаточно близко к их катеру, чтобы доплыть до него.

Я нырнул на корму, чтобы разбудить Хокинса.

Он уже проснулся. Он стоял, взъерошенный и счастливый, вдыхая свежий воздух, и уже видел приближающуюся лодку.

— Уже готово? — спокойно спросил он.

— Что готово?

— Сообщение, — воскликнул Хокинс, изумленно открыв глаза. — Нам придется повозиться с ним, я полагаю.

— Хокинс, что это за новый идиотизм? — завопил я.

— Разумеется, мы собираемся передать на пароход несколько строк, чтобы рассказать всему миру о нашем путешествии, не так ли?

Прошло несколько секунд, прежде чем до моего мозга дошел весь ужасный смысл его слов.

— Вы хотите сказать, — прорычал я, — что не собираетесь перебраться на этот пароход?

— Разумеется, я хочу сказать именно это, — жестко ответил он. — Дайте мне вашу авторучку, Григгс.

Я бросил один взгляд на лодку. Другой — на Хокинса. Затем я обхватил его за талию и бросился со всей душой выполнять свою задачу — выбросить его за борт.

Хокинс, как я уже говорил, тяжелее меня. Он пыхтел и напрягался, тянул и тащил меня, ругаясь при этом как солдат. Но ни один из нас не сдвинулся ни на дюйм.

Корабль приближался и приближался, все ближе и ближе. Еще тридцать секунд, и мы пронесемся мимо него навсегда. Мысль о том, что мы можем потерять этот шанс на спасение, почти сводила меня с ума.

Я как раз собрал все свои силы для последнего рывка, когда в середине спины возникла самая мучительная боль, которую я когда-либо испытывал. Что-то словно подняло меня над катером с Хокинсом на руках, откуда-то послышался глухой звук, и мы вместе упали прямо на поверхность сверкающего Атлантического океана!

Хокинса подхватили первым. Когда я всплыл на поверхность, два темнокожих моряка тащили его, борясь и ругаясь, и неистово показывали на горизонт, куда со скоростью ветра уносилась его шлюпка.

Честь нашего спасения выпала французскому лайнеру"Ла Франс". В среду утром он доставил нас в Нью-Йорк.

За всем этим рассказом скрываются мучительные воспоминания. Я не боец, но могу с уверенностью сказать, что когда моя жена и миссис Хокинс высказали мне свое общее мнение по поводу невыполненных обещаний, только их пол спас их от личного оскорбления.

Вина, похоже, полностью лежала на мне. По крайней мере, Хокинс в тот момент оказался не при делах.

Как раз в момент этого эмоционального разговора Хокинс был занят в своей мастерской — что-то дорабатывал.

Похоже, что двигатель все-таки стал нашим спасением. Хокинс говорит, что часть энергии наверняка выплеснулась из самой машины и сорвала стальной купол с фундамента.

Уверен, что энергии было предостаточно, когда он ударил меня; в этой части моей анатомии у меня каждый промозглый день возникают боли.

О выходе судна в море ничего не сообщалось, что, вероятно, и хорошо.

Возможно, оно достигло Полярного моря и сейчас разбивается о льдины. Возможно, оно наводит ужас на племя каннибалов в южных океанах, нанося вмятины на береговую линию их острова.

Где бы ни находилась эта маленькая бедная лодка, в ней хранятся одиннадцать моих лучших сигар, большая часть сытного обеда и, что, на мой взгляд, не столь важно, единственный существующий образец того, что Хокинс все еще считает идеальным устройством для получения энергии.