Разведчик Петра Великого

Эдгар Крейс, 2020

Оперативник МУРа Николай Бельский в центре бурных событий семнадцатого столетия. По тайному приказу царя Петра Алексеевича бывший сыскарь вместе с друзьями прибывают во Францию ко двору Людовика XIV. Николай изящно плетет интриги, чтобы получить «допуск к телу» «Короля-солнце». Но Париж – всего лишь промежуточный этап операции по проникновению в самое сердце враждебной Османской империи. Грядёт очередная война и новый раздел Европы, и Бельскому нужно, чтобы его страна стала победительницей в этой кровавой бойне, вышла к морю и закрепилась в статусе Великой державы. Никто и ничто не сможет остановить лучшего разведчика Петра Великого на пути к этой цели!

Глава 2

Монастырь бенедиктинцев

Почти целых два месяца понадобилось нашим героям, чтобы, минуя территорию королевства Польши, владения Австрийских Габсбургов и земли Швейцарского союза, выйти на границу Франции. Перед их взором возникли великолепные виды гор. Будь они простыми туристами, то непременно бы оценили их красоту и величие природы. Но друзья больше были увлечены собственной безопасностью и тем, чтобы держать верный курс. Петляя по узкой дороге, ведущей через покатые склоны Юрских гор, они поднимались то вверх, то спускались вниз, где уже приходилось проходить по узким и тёмным ущельям, внимательно поглядывая по сторонам. Узкое ущелье — это удобное место для охоты на одиноких путников. Но беда миновала наших путников, и наконец друзья достигли того ущелья, которое им было необходимо. По правую руку над их головами на крутом склоне возвышался замок Жю. Там, за его прочными высокими стенами, находилась пара сотен французских солдат. Их обязанность — тщательно приглядывать за горной дорогой, которую в народе именовали переходом монахов и торговцев солью. Для наших путников оставалась всего какая-то неделя-другая пути, а там — Париж и новые заботы. А пока первичная цель путешествия — граница французского королевства — была ими достигнута. Теперь нужно было её мирно и тихо преодолеть.

С каменными, совершенно непроницаемыми лицами и абсолютно не обращая никакого внимания на столпившуюся толпу крестьян с телегами, Николай и его товарищи проехали мимо столпотворения людей к сторожевой будке французской пограничной стражи. Появление трёх монахов в этих местах было вполне естественным делом. Иезуиты часто пользовались переходом у замка Жю по пути на восток и обратно. Крестьяне и купцы лишь искоса поглядывали на угрюмые, словно каменные изваяния, лица монахов и даже не пытались оспаривать с ними первенство прохождения границы. Николай в сопровождении друзей чинно и не торопясь подъехал к французскому служивому, который в это время принимал деньги за проезд границы у торговца солью. Бывший опер широким жестом перекрестил народ вокруг себя. Затем прочёл короткую молитву на латыни и доброжелательным тоном обратился к сержанту на французском языке. Тот радостно заулыбался и метнулся целовать протянутую ему руку «святого отца». Облобызав руку и посчитав, что выполнил перед церковью свой долг, сержант ещё раз с почтением поклонился и спросил:

— Куда путь держите, святые отцы? Верно, в Рим?

Для служивого поговорить с путешествующим иезуитом было интересно. Все знали, что пути монахов лежат в дальние страны, где простому человеку никогда не побывать. А узнать, как и где живут люди, весьма любопытно. Знал служивый и о благородной и тяжёлой миссии братьев иезуитов — нести Слово Господне тёмным, далёким и непросвещённым племенам, живущим где-то там, далеко на востоке и севере, где вечная ночь, холод и бескрайние снега. Так отчего же не совместить службу королю с праздным любопытством?

— Совершенно верно, сын мой, — смиренным тоном произнёс Николай. — Возвращаемся с чувством выполненного долга перед Господом нашим. В меру своих человеческих сил мы старались в дальних странах просветить заблудшие души и направить их на путь истинный, а теперь наш путь лежит обратно в Святой город Рим, к нашему наставнику, с рассказом о проделанной нами работе.

— Тяжёлая и опасная у вас служба, досточтимые святые отцы! — с почтением произнёс французский сержант.

— Истинно так, сын мой! Вера в Господа требует от его слуг беззаветной преданности праведному делу. Будь и ты, сын мой, непоколебим в вере в Господа нашего и не поддавайся искушениям и соблазнам, которым подвергают неокрепшие души слуги Ада! Да пребудет душа твоя в покое и радости от честной и верной службы королю вашему!

— Слава Луи XIV, нашему великому солнцу, несущему тепло и радость своему народу! — громко рявкнул сержант.

— Да услышит наш Господь слова твои искренние, сын мой! — перекрестил Николай служивого.

— С вас троих, уважаемые святые отцы, — сержант на миг задумался, пересчитывая в уме величину пошлины, чтобы и королю угодить, но и себя ничем не обидеть, — это, значит, вместе с поклажей и плюс ещё за три ваши лошади! Значит, всего это будет, э… три ливра!

— А чего так, сын мой? — раскусил Николай нехитрый манёвр, — Вроде как в прошлый раз с нас брали за переход границы почтенного французского королевства поменьше, чем ноне ты назвал свою цифирь?

— Так то же было в прошлый раз, уважаемый святой отец, а в нынешнем месяце уже новый королевский указ вышел! — прямо даже как-то сочувственно вздохнул стражник и уже более тихим голосом добавил: — Вот если бы вы прибыли на месяц раньше, то проход через наш участок вам бы обошёлся в два ливра, а теперь уже ничего не поделаешь — три и никак не меньше. Честно говоря, я бы, как истинный католик, вас и безо всякой подати пропустил через свой пост, но, извините, святые отцы, служба! Я должен быть честным перед своим королём. Так что, пожалуйста, не обессудьте, не обижайтесь на меня и поймите создавшееся положение правильно!

— Да, воистину все мы ходим по земле лишь только по воле нашего Господа, который на радость французского народа сподобился ниспослать им такого благородного и умного короля, как Луи-солнце! — со смиренным видом тяжело вздохнул Николай и протянул стражнику аккурат три ливра. — Получай, сын божий, монеты, и да ниспошлёт наш Господь здоровья, благодати и долгих лет жизни королю Франции и страждущему лучшей жизни народу этих благодатных земель.

— Да здравствует наш самый благородный и умный король Луи XIV! — вновь вытянувшись во фрунт, отчаянно рявкнул сержант, после чего приказал постовому, дежурившему у шлагбаума, незамедлительно открывать его и пропустить братьев иезуитов. — Доброго вам пути, святые отцы!

— Храни тебя Господь, сын мой! — смиренным тоном произнёс Николай и слегка прижал каблуками бока лошади. Та, не торопясь, потрусила вперёд, а следом за ней с равнодушным видом двинулись в путь Алексей Никифорович и Андрей Яковлевич.

Так «святая троица» наконец-то пересекла границу королевства Франции. Впереди ещё была целая неделя пути до столицы. Без особых приключений пересекли графство Франш-Конте и после уплаты очередной пошлины ступили на землю герцогства с многозначительным названием Шампань. Через полдня пути увидели главный путевой ориентир Франции — реку Сену. Наших же путешественников интересовал именно правый приток реки Сены. В конце дня переночевали в небольшом городке Лангр, а по утру — вновь бесконечная лента дороги, укатанная множеством колёс и утоптанная многочисленными копытами лошадей и людских ног. Теперь путь до самого Парижа лежал уже вдоль правого берега реки Марны, притока Сены. Время от времени на пути попадались телеги крестьян со скарбом или товаром, который те везли на местный рынок. Богатые и не очень кареты вельмож, запряжённые двойками и четвёрками, под равнодушное гиканье кучеров неслись мимо неспешно едущих монахов. Некоторые, самые богатые, повозки были запряжены шестёрками лошадей. У таких экипажей на первой лошади сидел верхом форейтор. На запятках в богатых ливреях стояли слуги, а позади конная охрана. Такие проносились мимо с громкими криками форейторов, требующих ото всех освободить дорогу Его Сиятельству.

— Ничего в нашем мире не меняется! — усмехнулся Николай, глядя вслед богатому экипажу, оставившему после себя на дороге тучу пыли. — Проблесковые маячки и сирены ещё не придумали, но суть та же самая — уступи, несчастный смерд, дорогу богатому владыке!

— Кому кочан, а кому кочерыжка! Всё во власти Господа нашего! — смиренно сложив руки на груди и посмотрев на синее, безоблачное небо, покорно произнёс Андрей Яковлевич.

— Не юродствуй! В своей алчности и заносчивости люди сами виноваты! — возразил Алексей Никифорович. — Против одного богатого — тысяча бедных.

— А у этого одного богатого есть пулемёт для тысячи бедных! — ответил Андрей Яковлевич и оглянулся на верхового с большой кожаной сумкой на плече.

Тот быстро нагонял их, но вскоре уже скрылся из виду. Вестовой даже не обратил внимания на трёх степенно едущих монахов. Для него было важно как можно быстрее выполнить поручение своих господ. Но чаще всего на дороге встречались пешие путники. Нередко среди них встречались и нищие. За их плечами были лишь тощие котомки, а измождённое тело прикрывала ветхая одежда. Пустой взгляд провалившихся глаз сопроводил Николая и его друзей. Оборванцы даже не перекрестились и не поклонились монахам в чёрных рясах. Кто-то из них смирился со своей долей, а кто-то был зол на весь мир. Бесконечные войны, как и непомерная гордыня, и тщеславие короля, его неутолимое стремление к роскоши, постепенно толкали страну и простой народ в безысходность обнищания. Один лишь великолепный Версаль короля сжирал чуть ли не пятую часть его казны.

После ночёвки в Реймсе друзья решили сделать небольшой крюк и посетить Сен-Пьер д’Овиллер.

Они намеревались увидеть своими глазами то, что их современникам уже лицезреть не суждено, а именно монастырь, в котором родилось самое знаменитое игристое вино под звучным названием — шампанское. А вылетающая из бутылки с оглушительным хлопком пробка — как напоминание о выстреле из старинного мушкета. Друзья никак не могли себе позволить упустить такую возможность.

Близился вечер. Хорошо накатанная многочисленными повозками дорога опустела. Отпала необходимость съезжать в густую траву и уступать её несущимся во весь опор каретам влиятельных господ и вестовым. Оттого теперь и ехать стало привольнее и гораздо проще, чем днём. До монастыря уже оставалось совсем немного. Дорога хоть и шла сквозь лес, но была сухой и достаточно ровной. Скоро лес закончится и на вершине холма, среди многочисленных виноградников, покажутся стены монастыря бенедиктинцев. Эту дорогу из Сен-Пьер д’Овиллер в Реймс можно было назвать «винная дорога». Отсюда белое вино из богатых монастырских подвалов начинало свой путь к королевскому дворцу. Бесчисленные праздники с богатыми столами были обыденным делом для скучающей во дворце короля богатой публики. Луи любил проводить для своих вельмож в Версале грандиозные театрализованные праздники. Однажды для этих нужд была построена целая флотилия уменьшенных копий самых знаменитых французских кораблей. На этих кораблях под музыку придворного оркестра по водным каналам сада Версальского дворца плыл король со своей свитой, а на берегу специально для этого спектакля была отстроена мини-деревня, жители которой радостно встречали своего повелителя. Деньги и вино в королевском дворце лились рекой. Чем-то ведь нужно было ублажать три тысячи «добровольных заключённых» великолепного дворца. Французский король придумал самый простой и хитрый способ исключить саму возможность возникновения заговора против себя любимого — держать возможных заговорщиков поблизости подле себя, под бдительным оком верных короне людей тайной королевской Охранки.

А между тем лошади медленно, но верно переносили путешественников к их цели — монастырю братьев бенедиктинцев. Погода, можно сказать, стояла отличная. Солнце хотя уже начало прятаться за кроны деревьев, но всё же ещё пригревало. Дождь на голову не капал, дорожная суета утихла. Всадникам представилась возможность немного расслабиться. Ещё чуть-чуть и покажется гостеприимный для путников монастырь, но вдруг друзья услышали впереди себя шум, крики и ругань. Троица прибавила ходу и уже через несколько минут за крутым поворотом они увидели на обочине дороги одиноко стоящую под деревьями конную упряжь. На телеге возвышалась большая бочка, а на ней верхом сидел монах в чёрной рясе. Капюшон откинут. Короткие, седые волосы на голове топорщатся. Сам монах гневно ругался и как умел отбивался то ногой, то посохом от наседавших на него вооружённых оборванцев. Те же, в свою очередь, не обращали никакого внимания на попытки монаха придать их шайку анафеме, как и не реагировали на угрозу, что они все будут отправлены в ад и сгорят там в чудовищном пламени. Разбойники всё наседали и наседали на одинокого монаха. Как Николай понял разбойников, тех интересовала именно сама бочка, а монах никак не хотел им её отдать. Главарю наконец удалось всё-таки схватить за ногу усердно брыкающегося монаха. Но тот отнюдь был не промах. Монах достаточно ловко извернулся и второй ногой заехал разбойнику прямо в глаз. Тот тут же отлетел в сторону, упал на спину, схватился рукой за покалеченный глаз и завопил благим матом.

— Ах ты, чёртов католик! Ещё брыкаться будешь! За какую-то поганую бочку вина честных людей в глаз бить! Ну теперь тебе живым от нас не уйти! Хватай его, ребята! — рассерженно заорал главарь, при этом вставая с земли и нервно потирая ушибленный глаз.

Главарь «маршальским» жестом указал своим подельникам на гордо восседающего на бочке монаха. Крикнул им что-то ободряющее и вновь с отчаянным визгом ринулся на штурм телеги. Толпа обиженных голодранцев истошным рёвом поддержала своего предводителя, и они подобно изголодавшейся стае набросились на повозку. На этот раз они действовали более слаженно. Несколько разбойников держали лошадь за уздцы, в то время как остальные пытались взобраться на телегу. Атакующих навалилось больше десятка, и теперь монаху стало труднее отбиваться от них. Вскоре его схватили и под дружное улюлюканье разбойников стащили на землю. При этом монах крепко приложился головой оземь и громко застонал. Главарь же победно заорал, быстро забрался верхом на поверженного монаха и с ходу влепил тому в отместку под глаз. После чего вытащил из-за пояса кривой нож и стал поигрывать им перед глазами захваченного в плен противника. Предводитель шайки с гордым видом оглядывался на стоящих вокруг него подельников.

— Господа разбойнички, что будем делать с этим христопродавцем? — громко закричал главарь с горящими от предвкушения мести глазами.

— Смерть всем католикам! — заорала вразнобой толпа. — Режь гада! Пусть он умоется своей кровушкой! Католики нас не жалели, когда врывались в наши дома, когда насиловали наших жён и убивали наших детей! Теперь и мы их жалеть не будем! Где поймаем — там и убьём! Всех до одного убьём!

— Я никогда не убивал гугенотов^[4]! — крикнул в своё оправдание поверженный наземь монах. — Моё дело — виноградники и вино! Я лишь мирный келарь^[5]!

— А нам всё одно — келарь ты или архиепископ католический! Вы там все одним миром мазаны! Все вы против нас! Даже сам король от нас отвернулся и издал свой богопротивный эдикт, по которому гугенотам хоть так, хоть эдак, а всё одно — смерть. Теперь нам остаётся только подохнуть подобно бесправным скотам! — гаркнул главарь и занёс нож над монахом.

— Режь гада! — тут же исступлённо заорала ликующая толпа, предвкушающая кровь и страдания своей жертвы. — А потом обмоем нашу победу! Вот гад. Целую бочку вина в свой монастырь тащил!

— Бочка пустая! Всё вино наши монахи-бенедиктинцы продали в городе! — попытался оправдаться келарь.

— Врёшь, скотина! — заорал главарь банды.

— Всем не двигаться или вы тут же умрёте на месте! — ещё не доезжая до места расправы, мощным басом заревел Николай на французском и пришпорил коня. В его руке уже блестел воронёной сталью «Макаров». — Оставьте в покое монаха, богохульники, и я не отниму вашей жизни!

Разбойники в азарте религиозной мести, густо замешанной на примитивном инстинкте, не сразу заметили, что они на дороге не одни, а когда увидели, что на помощь поверженному и обречённому на заклание монаху-католику скачут на подмогу ещё трое, их одолела ещё бо́льшая злоба. Они громко заорали, ощерились и неорганизованной толпой ринулись на новых врагов. Главарь оказался быстрым и хитрым. Он, не медля ни секунды, схватил за грудки тщедушного пожилого монаха-келаря, рывком поднял того на ноги и, прикрываясь им, стал отступать к лесу. Ему явно не хотелось рисковать своей жизнью и идти в атаку на скачущих во весь опор монахов. Такими же «умными» оказались и четверо разбойников. Они пытались по-быстрому втолковать упрямой монастырской лошади, что ей тоже следует идти с ними в лес, но та упёрлась и ни в какую не хотела тащить телегу с бочкой через бурьян в непролазную чащу.

Но нашлись и те разбойники, которые не побоялись и пошли в пешую атаку на конных. Они оказались не так уж и просты. Вооружённые длинными заострёнными палками, они быстро образовали две шеренги. Первый ряд воткнул их под углом в землю. Вторая шеренга приготовила большие ножи для кровавой жатвы. Похоже, что среди этих разбойников имелись бывшие копейщики. Они знали, как останавливать скачущих во весь опор всадников.

— Ну нет! Так дело не пойдёт! — крикнул несущийся рядом с Николаем Алексей Никифорович и вытащил из-под рясы пистолет.

Тут же прозвучал выстрел, и один из разбойников-копейщиков с диким воплем рухнул на землю. Второй выстрел последовал из пистолета Андрея Яковлевича, и ещё один «копейщик» с перекорёженным от боли лицом корчился на земле. Третий выстрел произвёл Николай. Ему удалось ранить в ногу главаря шайки. Тот озлобленно закричал от боли, но не отпустил монаха. Разбойники явно не ожидали, что монахи-католики окажутся вооружёнными огнестрельным оружием. Неожиданный гром выстрелов, стоны раненых и яростные крики нападавших монахов сделали своё дело. Разбойники дрогнули. Они видели, что главарь их бросил и пытается уйти в лес. Началась паника. Грабители с воплями бросились врассыпную, оставляя на земле своих покалеченных собратьев. Главарь же, держась рукой за рану на бедре, морщился от боли и, грязно ругаясь, поспешно ковылял в сторону леса. Проходя мимо озабоченных лошадью и телегой подельников, заорал на них:

— Чёрт с ней, с бочкой! Уходите в лес! Пусть эти богомерзкие католики утонут в своём провонявшем вине!

Но грабители были слишком жадными, чтобы расстаться с целой бочкой вина. А между тем лошадь испуганно ржала, всё пытаясь вырываться из их рук. Внезапно она изловчилась и ударила копытом держащего её за уздцы разбойника и неожиданно рванула в сторону монастыря. Грабители, видя такое дело, бросили валяться на земле своего орущего от боли подельника, а сами с дикими воплями скрылись в лесу.

Андрей Яковлевич поскакал вслед за обезумевшей от страха лошадью. Николай тем временем подъехал к лежащему на земле монаху и быстро спешился. Наклонился над ним. Пострадавший лежал на спине, без сознания, с бледным лицом. Одежда порезана, а левый бок влажный и липкий от сочившейся крови.

Пока Николай осматривал монаха, вернулся Андрей Яковлевич. Ему удалось остановить испуганную лошадь и возвратить её обратно вместе с телегой и бочкой. Алексей Никифорович приглядывал за лесом, но разбойников уже и след простыл. Осмотр монаха показал, что главарь разбойников, убегая прочь, всё-таки успел пырнуть его ножом. Но монаху несказанно повезло. Нож наткнулся на рёбра, соскользнул и лишь рассёк мышцы, не повредив лёгкое. Повезло и в том, что разбойник не успел нанести повторный удар ножом. Правда, монах потерял крови достаточно много. А от болевого шока он лишился чувств и пока не приходил в себя. Ряса и нательная рубашка насквозь пропитались кровью. Чтобы добраться до раны, пришлось разрезать одежду.

— Чистую ткань и флягу с водкой! — попросил товарищей Николай.

Сделал большой тампон из чистой ткани. Смочил его водкой и начал, не торопясь, тщательно обрабатывать рану. Водка жгла рану не хуже открытого пламени. Монах резко дёргался от каждого прикосновения тампоном и громко стонал.

— Тише, тише, брат! Потерпите, пожалуйста! Сейчас вам станет немного легче! — обратился Николай к монаху на французском, плотно стягивая на его грудине повязку.

Пострадавший медленно открыл глаза, но зрение отказывало ему. Лица стоящих перед ним людей выглядели лишь размазанными пятнами. Зрение у монаха и так было неважным, а пережитый стресс лишь ухудшил его. Некоторое время монах лежал с закрытыми глазами и на слух пытался понять, в чьих он руках. Но безуспешно. Вскоре он вновь потерял сознание. Прошло ещё некоторое время. Наконец пострадавший заново пришёл в себя. Он с трудом открыл глаза и ещё раз попытался рассмотреть говорившего с ним человека. С горем пополам ему это удалось. Он увидел, что незнакомец был в рясе монаха. «Значит, это не разбойники!» — обрадовался бенедиктинец. Напряжение, которое до того сковывало его тело, наконец отпустило. Он понял, что его жизни теперь уже ничего не угрожает.

— Братья, — слабым голосом простонал монах, — спасибо вам за помощь! А я уж было снова испугался, что нахожусь в руках жаждущих кровавой мести гугенотов. Если бы не вы, то чую, что сегодняшний день был бы последним в моей жизни! До конца оставшихся дней я буду благодарен вам за своё спасение, братья мои!

— Постарайтесь без особой нужды не ворочаться и по возможности лежать спокойно! — попросил пострадавшего бывший опер.

— Хорошо, постараюсь исполнить вашу просьбу, брат мой, но жутко нестерпимо саднит бок, — сквозь зубы, стараясь не стонать, произнёс монах, но тут же вновь заволновался, но уже совершенно по другому поводу. — А где брат Винцент? Я что-то его здесь не вижу! А вы его не видели, он не пострадал от разбойников?

— С вами был ещё кто-то? — уточнил Николай.

— Да, я вместе с братом Винцентом ездил в Реймс. Мы вдвоём отвозили несколько бочек монастырского вина для двора Его королевского Величества и заодно небольшую бочку для свадьбы уважаемых людей города. Мы родителям молодожёнов продали вино с хорошей скидкой, как подарок от монастыря молодой семье. Пусть в столь торжественный для молодожёнов день наше вино доставит уважаемым людям хоть малую, но всё-таки радость. В нашей грешной жизни не столь и много нам предоставлено радоваться, а если люди искренне любят друг друга — это уже радость!

Престарелый монах, несмотря на боль, счастливо улыбнулся. Потом машинально провёл рукой по кушаку, и улыбка с его лица мгновенно исчезла. Он ещё раз торопливо ощупал кушак и, чуть не плача, спросил:

— А где мой кошель? Братья, вы не видели мой кошель? Там у меня были монастырские деньги за всё проданное в Реймсе вино!

— Нет, уважаемый брат наш, к сожалению, мы были ещё слишком далеко от места, где вам повстречались разбойники, и мы не смогли во всех подробностях что-либо разглядеть! Мы с братьями только видели, что разбойники намеревались вас убить, и тут же поспешили к вам на помощь!

— Как сейчас помню: главарь разбойников стащил меня с бочки, завалил на землю и стал угрожать своим огромным ножом! Так это, верно, он и ограбил меня! Когда удирал в лес, сорвал у меня с кушака мой кошель, а затем ударил ножом. Ой, боже! Там были все деньги монастыря за всё проданное нами с Винцентом вино! Какой позор на мою седую голову! Я не смог сохранить деньги братьев своих, а они столько сил отдали, чтобы королевское вино созрело и было вовремя подано к столу Его Величества! Что я теперь скажу нашему наставнику? Как оправдаюсь перед братьями, архиепископом?!

На глаза монаха навернулись слёзы, и он отвернулся от сочувственного взгляда Николая. Пока пострадавший не видел, бывший опер оглянулся на товарищей. Те согласно кивнули.

— Не расстраивайся, брат наш! Возможно, ваш кошель спас вам жизнь. Если бы не он, то у разбойника было бы больше времени, чтобы изловчиться и нанести вам повторный, смертельный удар. Кстати, сколько было денег в вашем кошеле?

Престарелый монах с безразличием пропустил мимо ушей объяснение Николая. Его не волновало, что украденный кошель спас ему жизнь. Значительно больше волновало престарелого монаха именно то, как он будет выглядеть в глазах своих братьев, вернувшись без денег за проданное вино. Бенедиктинец тяжело вздохнул и начал тоном истинного педанта перечислять убытки:

— Сами считайте, уважаемые братья мои, насколько велики потери нашего ордена. Три бочки по двадцать шесть вёдер для королевского двора. Это шесть луидоров и два экю. Для свадьбы мы продали одну бочку на тринадцать вёдер. А это ещё один луидор. Мы ведь скидку молодожёнам сделали. Значит, всего разбойниками было украдено семь луидоров и два экю. Обратно мы с братом Винцентом уже везли пустую бочку. Главарь шайки разбойников, видимо, подумал, что бочка ещё полна монастырского вина! Ха! Как же! Запах-то от неё шёл такой пьянящий! Будто и впрямь бочка полна-полнёхонька. Вот несчастные разбойные люди и озверели до беспамятства. Грех-то какой великий, когда человек человека убивает из-за алчности и жажды наживы. Трудись, и Господь не забудет тебя! Терпеливому всегда воздастся!

— Народ в тех далёких краях, где нам с братьями удалось побывать, обычно в подобных случаях говорит: «На Бога надейся, да сам не плошай!» — с улыбкой произнёс Николай и достал из своего кошеля восемь золотых луидоров. — А ещё говорят: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей!». Так что вот, держите, брат наш, восемь луидоров от ваших новых друзей!

Бывший опер подал монаху деньги и осторожно поправил на ране немного съехавшую повязку. Пожилой монах зажал бесценные для него монеты в сухонькую ладошку и с глазами, полными благодарности, медленно оглядел стоявших рядом с ним новых знакомых. Затем вздохнул и перекрестился, вознося хвалу Господу за чудесное избавление от лихих людей и позора перед братьями ордена.

— Деньги я вам непременно сполна все верну, дорогие братья мои! Причём сразу, как только у меня появится такая возможность! — воскликнул монах, благодарно сжимая ладонь Николая. А вот за Винцента я действительно сильно беспокоюсь. К старости я стал слабеть зрением и плохо вижу! Может, он всё-таки где-то рядом лежит и с нетерпением ждёт нашей помощи.

Монах попытался привстать, но болезненно поморщился и снова опустился на своё импровизированное ложе. Он беспомощно оглянулся по сторонам, пытаясь в надвигающихся сумерках что-либо разглядеть. Друзья тоже ещё раз внимательно осмотрелись, но вокруг никого не было. Раненые разбойники каким-то чудом сумели уползти прочь. В окружающем их лесу было совершенно тихо. Как будто вовсе и не было никаких разбойников. Ни голоса потревоженной птицы, ни хруста сухой ветки.

— По крайней мере, здесь мы не видим вашего брата, но, может, он нам по дороге в монастырь попадётся, — ободряющим тоном произнёс Николай. — Скорее всего, ваш Винцент просто убежал.

— Сбежать в трудной ситуации — это вы угадали, брат! Это больше всего на него похоже. Винцент от природы немного трусоват, но сам по себе вполне даже и ничего парень, достаточно исполнителен, старателен, трудолюбив. Он мне неплохо помогает в работе в винохранилище. Скорее всего, так и есть. Он действительно убежал в монастырь, если, конечно, ему удалось скрыться от разбойников! Хотя Винцент молод и зряч, а я стар и слеп. Ему гораздо легче было сбежать от разбойников, чем мне. К тому же я никак не мог себе позволить оставить в руках алчных разбойников монастырскую лошадь и телегу с бочкой! А после чудесного спасения моей жизни мне нужно своими трудами благодарить Господа за то, что он привёл вас, братья мои, в Сен-Пьер д’Овиллер именно этой дорогой, — уже оптимистическим тоном закончил монах.

— Надеемся, что Винценту всё-таки удалось убежать от разбойников, — выразил общую надежду Николай. — Ну а вы теперь наверняка сможете в своей жизни ещё много чего достичь!

Старый монах с благодарностью посмотрел на своих спасителей и вдруг спохватился и извиняющимся тоном произнёс:

— Простите меня, старика! Совершенно памяти лишился в этой суматохе. Забыл вам представиться. Меня зовут Пьер Периньон. Я являюсь келарем в монастыре бенедиктинцев в Сен-Пьер д’Овиллер.

Алексей Никифорович будто и ждал этой минуты. Он удовлетворённо кивнул и уже с нескрываемым интересом посмотрел на монаха, а затем произнёс на немецком:

— Братья мои, я так понимаю, что мы имеем честь лицезреть самого брата Пьера Периньона. Человека, которому мы обязаны принести слова благодарности за возможность наслаждаться прекрасным вкусом искрящихся шампанских вин! Если вы, уважаемый брат Периньон, хоть сколько-нибудь понимаете мой немецкий, то примите от меня слова искренней благодарности! Я думаю, что мои братья с неменьшей искренностью присоединятся к моим словам.

Хоть старый монах и не так хорошо понимал по-немецки, но главное он всё-таки сумел разобрать: незнакомец, прибывший из дальнего странствия, высказал своё восхищение его винами! Монах округлил от удивления глаза. У него даже выступили слёзы умиления. В этот момент казалось, что он совершенно забыл о своей совсем недавней ране и о той боли, что она ему ещё доставляла. Его впервые в жизни благодарили иностранцы — за дело, которому он посвятил свою душу и сердце.

— Благодарю вас, дорогой брат…

— Алекс, зовите меня просто брат Алекс, дорогой брат Периньон! — представился Алексей Никифорович. — А заодно разрешите вам представить моих братьев: Николя и Андре.

— Очень приятно слышать такие лестные слова в мой адрес, братья мои! Но я очень удивлён, что в дальних землях знают о моих винах и так высоко ценят их. К сожалению, в наших землях отношение многих людей к моим винам гораздо прохладнее, чем вы думаете, хотя в меру своих сил я стараюсь работать над улучшением их свойств, чтобы мои сорта вин действительно стали гордостью нашего монастыря. У меня есть мечта создать игристый пенный напиток. Я много работаю над этим. Но игристые вина весьма трудно хранить. Они отчего-то очень часто взрываются, а это вызывает сильное недовольство покупателей вин и нашего настоятеля. Мало кто хочет брать бочку вина, которая, словно подлый враг, в любой момент может взорваться и принести достаточно весомый материальный урон.

— А вы не пробовали, брат Пьер, хранить ваши игристые вина при низких температурах, в тёмных стеклянных бутылках и затыкать их дубовыми корковыми пробками? Не побрезгуйте подсказкой человека, который много моложе вас, и вы будете удивлены, что хранить ваше вино окажется гораздо легче! И конечно, очень важен терруар^[6]. Именно от него зависит, какой будет букет вкусовых ощущений у будущего вина. Так сказать, характер созданного вами напитка, — посоветовал Николай, припоминая свою экскурсии по закромам знаменитой крымской Массандры.

— А откуда вы, молодой человек, знаете, как хранить мои игристые вина, если я и сам толком не пойму, как это должным образом делать? — подозрительно прищурившись, поинтересовался монах.

— Химия, уважаемый брат Пьер, это всего лишь мои скромные познания в науке о природе жидких и твёрдых веществ, а также их взаимодействии, — отговорился Николай. — Вот вы, например, как храните своё вино и чем затыкаете горлышко сосудов?

— Ну я предпочитаю хранить своё вино в основном в дубовых бочках, а затыкаем их деревянной пробкой, обёрнутой тряпкой.

— Вот в этом-то и всё дело, дорогой брат мой. Я думаю, что нам с вами необходимо вместе поработать над проблемой хранения ваших вин! — Николай быстро обернулся и посмотрел на хитро улыбающихся друзей. Они хотя и не очень-то понимали по-французски, но прекрасно чувствовали, о чём сейчас договаривается их товарищ. Тёплый приём в монастыре с дегустацией монастырских вин им будет обеспечен. А между тем Николай продолжал развивать приятную тему: — Здесь весьма важен такой фактор, как температурный режим хранения ваших вин, а также надо тщательно подумать над пропорциями купажирования^[7] вин! Кроме того, необходим верно изготовленный ликёр, без которого правильное игристое вино просто не сможет долго храниться. Верные пропорции ликёра являются квинтэссенцией производства шампанского. Ну и, конечно, как же без строгого соблюдения самого процесса производства вина!

Седой монах со смешанными чувствами радости и умиления смотрел на посланного ему каким-то чудом молодого человека. Он радовался тому, что у него наконец-то появился увлечённый виноделием соратник, который будет ему помогать не по принуждению, как Винцент, а по искреннему зову сердца.

— Видимо, мне сам Бог послал вас — с такими чудесными идеями и познаниями в виноделии! Вы случайно родом не из Венеции? Что-то ваше произношение французского напоминает мне о моих знакомых братьях из тех мест!

— Наш путь лежит обратно в Рим, а Венеция не так и далека от божественного города, куда мы должны привезти свои познания о тех местах, в которых нам с братьями удалось побывать, — уклончиво ответил Николай.

— Понимаю-понимаю вас, брат мой! Ваша миссия полна секретов, которых простому монаху вроде меня лучше и не касаться. Но я полагаю, что мои братья в монастыре с радостью приютят вас. Предоставят вам кров и еду. А наш уважаемый архиепископ Реймский Шарль Морис Ле Телье будет безмерно рад вас всех видеть в Реймсе и поговорить с такими умными людьми. Не всякий монах имеет возможность побывать в дальних странствиях, да ещё и в загадочных северных землях. Тем более что вы имеете достойные познания в виноделии и в науках! — радостно воскликнул Пьер, увидев в лице Николая не только своего спасителя, но нового соратника в постижения чуда процесса рождения вкусного и красивого игристого напитка. Ведь сколько много бракованных бутылок вина остаётся в подземельях монастыря. Ведь, как великий энтузиаст виноделия, уважаемый Пьер Периньон не пытался понять секрет игристого вина, но по-настоящему вкусный напиток у него получался лишь в очень редких случаях и то совершенно случайно.

— Как вы себя чувствуете, брат Пьер? Мы бы вас ещё бы некоторое время не потревожили. Для скорейшего заживления раны было бы даже лучше, если бы вы более длительное время находились в малоподвижном положении, но уже смеркается, скоро наступит ночь, а кругом лишь дикий лес. Так что нам бы поскорее отправиться в путь. Холод и сырость вам сейчас крайне нежелательны, но мы с братьями беспокоимся: сможете ли вы перенести дорогу до монастыря? — поинтересовался у монаха Николай.

Старый служитель ордена бенедиктинцев поблагодарил Николая за проявленную о нём заботу и на некоторое время затих. Он прислушивался к своим внутренним ощущениям. Потом светло улыбнулся и произнёс:

— Вашими молитвами и усердием, добрые братья мои, я сейчас живу, радуюсь и надеюсь, что буду жить и дальше! И, знаете, боль в грудине стала терпима. Надеюсь, что с божьей помощью я вынесу обратную дорогу до монастыря.

— Вот и хорошо! — удовлетворённо произнёс Николай и попросил друзей помочь ему осторожно перенести монаха на телегу, а сам пристроился на повозке за кучера.

Алексей Никифорович привязал лошадь зятя к своему седлу, и так они все вместе тронулись в путь к монастырю братьев-бенедиктинцев. До аббатства Сен-Пьер д’Овиллер оставалось всего одно льё^[8].

Где-то через час телега брата Пьера под управлением Николая, то есть брата Николя, в сопровождении конного эскорта «братьев-иезуитов» Алекса и Андре подъезжала к воротам монастыря братьев-бенедиктинцев. Было уже темно. Громким стуком припозднившиеся путники оповестили обитателей монастыря о своём запоздалом прибытии. Ждать пришлось недолго. Вскоре открылось слуховое окошко на воротах, и в нём показалось худощавое лицо монаха. Он уже было открыл рот, чтобы узнать имена и обстоятельства, которые привели ночных путников к монастырю, но сумел узнать силуэт телеги с бочкой, на которой уехал брат Пьер. Молодой монашек обрадовался, засуетился и, обернувшись, крикнул кому-то:

— Там, за воротами, телега нашего брата Пьера!

И прежде чем Николай успел что-то объяснить, в слуховом окошке показался другой монах. В противоположность первому монаху у этого лицо выглядело огромным, решительным и властным.

— Кто вы такие и откуда у вас наша телега? — раздался рокочущий бас.

— Мы братья ордена иезуитов и находимся в странствии, выполняя волю нашего владыки и священный долг обращения к нашей вере язычников в дальних землях. На вашей телеге мы привезли раненого вашего собрата.

— Так он жив? — с сомнением спросил из-за ворот первый монах.

После чего этот же вопрос повторил монах с властным лицом. Он пытался получше разглядеть ночных гостей.

— Бог послал нас в помощь вашему брату Пьеру. Нам удалось отбить его у шайки разбойников, но ему требуется немедленная помощь лекаря, — принялся объяснять Николай.

— А где он сам? Что-то я его не вижу с вами, — засомневался бенедиктинец.

Он отнюдь не торопился открывать ворота монастыря. Услышав знакомые голоса, брат Пьер попытался привстать и заявить о своём присутствии, но значительная потеря крови вынудила его снова лечь. Его голос быстро осип, и дальше монах смог только громко шептать, но и этого оказалось вполне достаточно, чтобы дежурившие на воротах бенедиктинцы признали в приехавшем человеке своего брата. Вскоре бесшумно открылись тяжёлые ворота монастыря, и парочка монахов в тёмных рясах бросились к телеге. Полный бенедиктинец удостоверился, что на телеге находится именно их брат, и, не скрывая радости, трижды перекрестился. Затем укоризненно оглянулся на молоденького монаха, который стоял поодаль от них и боялся подойти поближе к телеге. Ему явно было стыдно за малодушие, которое он проявил при нападении разбойников.

— Здравствуй, наш брат Пьер! Слава Господу нашему, что ниспослал тебе защитников. А то брат Винцент сегодня вечером принёс нам дурную весть про твою гибель. Но, слава Богу, он ошибся, и всё обошлось! — со счастливой улыбкой произнёс широкоплечий монах. Он ещё раз укоризненно оглянулся на молодого бенедиктинца и приказал ему: — Подойди сюда, брат Винцент, и попроси прощения у брата Пьера за неправедные слова свои и трусость, которую ты проявил при защите имущества монастыря и жизни брата нашего!

Молодой монах, виновник ложной тревоги, не смея посмотреть на кого-либо, семенящей походкой подбежал к телеге. Его лицо отражало смесь раскаяния и радости. Он приник к правой руке брата Пьера, которая плетнём свисала с борта телеги. Винцент некоторое время собирался со словами, но в конце концов лишь горестно заплакал, отпустил руку Пьера, упал на колени перед телегой и стал истово молиться во славу Господа. Рослый монах тоже трижды перекрестился, отступил в сторону и поклонился тихо подошедшему пожилому настоятелю монастыря. Тот мельком посмотрел на бледное лицо пострадавшего и обратился к гостям:

— Благодарим вас, благородные братья-иезуиты, за спасение нашего брата Пьера. Сегодня уже поздно. Вы, очевидно, устали с дальней дороги, оттого прошу вас разделить с нами кров и пищу, что сегодня ниспослал нам Господь наш! Я являюсь настоятелем сего монастыря братьев ордена бенедиктинцев. Зовите меня аббат Изидор. Брат Бастиан закроет ворота, а затем проводит вас до конюшни. Там оставьте ваших коней и приходите ко мне. Я буду в обеденном зале. За своих лошадей не беспокойтесь. За ними должным образом присмотрят наши братья. Брата Пьера к нашему брату-лекарю отвезёт брат Винцент. Пусть тот посмотрит, насколько тяжелы раны, и решит, как можно помочь, брату Пьеру. Как только поставите в конюшне ваших лошадей, брат Бастиан проводит вас ко мне. Там, за скромной трапезой, мы все вместе помолимся и поговорим о делах наших насущных.

Друзья представились аббату Изидору латинскими вариантами своих имён и поблагодарили его за возможность переночевать в монастыре. Настоятель ещё раз внимательно оглядел гостей, их лошадей и кинул быстрый, но острый взгляд на дорожные баулы. Хотел что-то спросить, но тут где-то вдали послышались приглушённые хлопки. Словно там давали праздничный салют. Беспорядочные выстрелы быстро переходили в сплошную канонаду взрывов различной громкости. Настоятель тяжело вздохнул, с горестным видом посмотрел на лежащего на телеге Пьера. Тот порывался встать и что-то объяснить аббату, но резкая боль в боку не давала ему это сделать. Раненый монах лишь горестно вздохнул, возвёл очи к небу, лёг на спину и стал тихо молиться. Настоятель монастыря, несмотря на свой преклонный возраст, быстрым шагом удалился, а брат Винцент подошёл к Николаю и тоненьким, ломающимся юношеским голосом произнёс:

— Не угодно ли брату Николя уступить мне место возницы?

— А что это у вас в монастыре за стрельба такая странная происходит? — удивлённо глядя на тщедушного монаха-подростка, спросил Николай.

— Это у нас, к сожалению, часто случается. Так в наших подвалах разрываются бочки и бутыли с кислыми сортами вин, над которыми ставит свои опыты брат Пьер. У нас в Шампани температура воздуха пониже будет, чем в Бургундии, поэтому сладкий виноград у нас никак не приживается. Вот и приходится нам довольствоваться только кислыми сортами винограда. Мы в этом году молодой урожай винограда уже собрали, а это прошлогодний изволит бродить. Вот и разрывает сосуды, в которых брат Пьер его пытается сохранить. Мне кажется, что всё это совершенно пустое занятие! Наш уважаемый келарь тщетно мечтает укротить эту сумасшедшую силу. Но пока его опыты приносят нашему монастырю одни большие убытки. Больше половины заложенных на вызревание вин теряем из-за вот таких взрывов! Наш настоятель, уважаемый Изидор, добрая душа, всё терпит бесполезные опыты брата Пьера. Надеется на помощь Господа, что в один прекрасный день тот сумеет всё-таки добыть не менее прекрасное шипучее вино. Скажу честно, оно иногда у нас получается, но это уже скорее вопреки, а не благодаря стараниям брата Пьера. Я начинаю сомневаться в успешности сего сомнительного предприятия.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

4

Гугеноты — французские протестанты. Преследовались католической церковью и государством. В 1572 году в канун дня святого Варфоломея в Париже было вырезано более 2000 протестантов. При Людовике XIV их насильно обращали в католиков. Из Франции в другие страны Европы бежало более 200 000 гугенотов.

5

Келарь — монах, заведующий монастырским столом и кладовой съестных припасов, а также распоряжающийся отпуском продовольствия для нужд кухни.

6

Терруар — совокупность почвенно-климатических факторов и особенностей местности, определяющая сортовые характеристики сельскохозяйственной продукции.

7

Купажирование — процесс смешивания различных сортов вин.

8

Льё — старинная французская единица измерения расстояния. Сухопутное льё равно 1/25 градуса земного меридиана — 4444,4 метра.