Нью-Йорк
Город, основанный голландцами в 1626 году и получивший название Новый Амстердам. Город, через полстолетия захваченный англичанами. Город, в конце XVIII века ставший временной столицей США. Нью-Йорк. Сердце Америки. Крупнейший порт, подплывая к которому вы видите символ этой страны – Статую Свободы. Захватывающий рассказ об индейских племенах, живших на территории, где голландцы начнут строить город, который станет потом одной из финансовых столиц мира. Увлекательная история нескольких семей, живших в этом городе на протяжении нескольких столетий. Первые поселенцы, участники Войны за независимость, Гражданской войны, африканские рабы, женщины из высшего общества, строители небоскребов и итальянские мафиози… В романе великолепно сочетаются романтика, семейные драмы и личные победы, в нем блестяще отражены поиск свободы и процветания в самом сердце Америки. Это роман для всех тех, кто побывал в Нью-Йорке и полюбил этот город. Эта книга для всех тех, кому еще предстоит там побывать. Впервые на русском языке!
Оглавление
- Предисловие
- Новый Амстердам
- Нью-Йорк
- Девушка из Бостона
- Девушка из Филадельфии
- Таверна Монтейна
- Лондон
- Абигейл
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Нью-Йорк предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Лондон
Побывать в Англии — чистый восторг! И вот она здесь. На самой Темзе, в сердце Британской империи.
Под ясным небом громоздились корабли, башни, купола и церковные шпили. На берегу дышал стариной серый лондонский Тауэр. На гребне высился купол протестантского собора Святого Павла — такой могучий, надежный и величественный! Мерси радостно и взволнованно приготовилась ступить наконец на твердую землю.
А Лондон блистал, невзирая на все свои изъяны — удушливые туманы, порожденные пятью веками сжигания угля, пристрастие низшего класса к дешевому джину и пропасть между богатыми и бедными. Кривые улочки средневекового города, полные крыс, почти напрочь сгинули в огне Великого пожара минувшего столетия, хотя роскошные готические здания и церкви сохранились. Те улочки сменились великолепными проспектами и площадями с георгианскими особняками, образовавшими огромную дугу от Сити до Вестминстера. Подумать только — все это было ее на долгие месяцы! И можно ни о чем не тревожиться!
За исключением юного Джеймса.
Договоренности Джона Мастера перед отплытием из Нью-Йорка были просты. Он перепоручил дела на складе клерку, которому доверял. Хорошим малым был и старший мастер на перегонном заводе по производству рома. Участок в графстве Датчесс находился под строгим надзором агента, который также собирал многочисленную ренту с городской собственности. Что касалось дома, то с ним и вовсе не было хлопот. Гудзон присмотрит. Но тем не менее Джон нуждался в человеке, который бы ведал делами в целом и следил за поступлением прибыли от ряда уважаемых и доходных городских предприятий. В Нью-Йорке, в отличие от Лондона, еще не было банков, и Мастер и такие же, как он, купцы договаривались о ссудах на местах.
Поэтому его отец Дирк согласился вернуться в город и поселиться в доме на время отсутствия Джона. Джон сомневался, что тот горел желанием этим заняться, но отец любезно согласился, и более подходящего человека было, конечно, не найти.
Это решило и другую проблему.
Мерси расстроилась, когда Сьюзен отказалась ехать с ними в Лондон, но отнеслась к этому с пониманием. Дело было не в том, что Сьюзен не любила родителей или не интересовалась миром. Но все, чего она хотела, уже находилось в нью-йоркской колонии — друзья и мужчина, кем бы он ни был, за которого она когда-нибудь выйдет замуж. Пересечь океан и добраться до Лондона не пустячное дело, и дома она, может быть, окажется через год. Для девушки в возрасте Сьюзен это казалось долгим сроком — целый год жизни без прицела на будущее, который можно с большей пользой провести в Америке. Спорить с ней было бессмысленно. Можно заставить, но зачем? Она не собиралась передумывать. А присутствие в доме деда означало, что ее можно спокойно оставить на его попечение.
Но Джеймс был другое дело. Когда он признался матери, что не испытывает ни малейшего желания отправиться в Лондон, она откровенно сказала ему: «Отец настроен решительно, Джеймс, и тебе придется поехать». И, видя его досаду, добавила: «Ты разобьешь ему сердце, если откажешься».
Она не удивлялась. Мальчики в этом возрасте норовисты и ершисты. Дело усугублялось тем, что он был единственным сыном и все надежды отец возлагал на него. Вполне естественно, что Джон постоянно решал за него, и столь же естественно Джеймс чувствовал себя пораженным в правах. «Отец любит тебя и желает только добра», — напоминала ему Мерси. И она полагала, что муж прав. Джеймс просто обязан поехать в Лондон — так она ему и сказала.
Но путешествие стало испытанием.
Лето уже началось, когда они ступили на борт пакетбота, направлявшегося через Атлантику в Лондон вместе с несколькими другими кораблями и военным эскортом для защиты от французских приватиров. Ее муж был замечательным моряком. Недели плавания совершенно не отразились на нем. Пил ли он в величественной ночной тишине или выдерживал натиск бури, когда корабль швыряло, — разницы никакой, она никогда не видела его таким счастливым. Напротив, Джеймс часами просиживал на палубе и мрачно глазел на Атлантический океан, словно на личного врага. Когда же случался шторм и отец бодро оставался на палубе, Джеймс жалко ютился внизу и горько думал, что если утонет, то виноват будет отец, который без надобности потащил его в странствие к совершенно чужим местам. Когда муж посетовал на упорное молчание сына, Мерси сказала:
— Джон, это просто возраст, да еще заточение на корабле.
— По-моему, он меня проклинает, — печально заметил Джон.
— Вовсе нет, — солгала она. Но ей очень хотелось верить, что Джеймс воспрянет духом в Лондоне.
Не успели они ступить на берег, как к ним с протянутой рукой шагнул приятный человек средних лет с глазами невиданной синевы.
— Мистер Мастер? Я Артур Альбион, сэр, к вашим услугам. — И он в мгновение ока подвел их к своему экипажу, а два мальчика погрузили багаж в отдельную повозку. — Я взял на себя смелость подыскать вам жилье, — объявил он, — неподалеку от места, где поселился еще один почтенный джентльмен из американских колоний, хотя сейчас его нет в Лондоне.
— В самом деле? — ответил Джон Мастер. — И кто же он?
— Мистер Бенджамин Франклин, сэр. Смею предположить, что он скоро вернется.
Но пусть бы он и вовсе не появлялся все последующие недели, потому что Лондон превзошел все ожидания Мерси.
В скором времени Джон сообщил ей, что доволен Альбионами, которым принадлежал один из лучших торговых домов Лондона. Они были солидными людьми с хорошей репутацией. Артур Альбион был членом одной из лучших городских гильдий.
— Что касается нашего друга Альбиона, — со смехом заявил Джон, — он джентльмен до мозга костей. Но если можно заработать круглую сумму, то я в жизни не видел субъекта проворнее.
Альбион оказался превосходным гидом. Будучи купцом и человеком городским, он в то же время принадлежал к старинному роду поместных дворян из Нью-Фореста. Благодаря семейным связям и куртуазным манерам он был вхож во многие лондонские аристократические дома. Его жена была из старого рода французских гугенотов. «Торговцев шелком и ювелиров», — охотно поделилась она с Мерси. Кому же, как не ей, водить ее по модным магазинам? Не прошло и недели, как они преотлично сдружились. Шляпки и ленты, шелковые платья и туфли, не говоря о деликатесах из магазина «Фортнум энд Мейсон» — они перебрали все. И пока слуги ждали своих хозяек в их роскошных апартаментах, две леди беспечно болтали обо всем на свете.
Лучше всего было то, что Мерси могла покупать вещи для мужа.
Она мгновенно поняла, что у мистера Альбиона отменный вкус, хотя одевался он скромно. Джон был одет хорошо. И лондонские моды очень быстро достигали Нью-Йорка. Но лондонские портные выдерживали известный стиль — его было трудно определить, но он безошибочно узнавался. Мерси еще и недели не пробыла в Лондоне, а уже упросила мистера Альбиона свести Джона к своему портному и постижеру[25].
Они с миссис Альбион смогли порадовать его и другими обновами: серебряными пряжками на туфли, красивыми часами, шпагой, темляком, льняной тканью на рубашки. Мерси купила ему даже серебряную табакерку. Мода нюхать табак проникла, конечно же, и в Нью-Йорк, так что американские торговцы табаком уже наладили его производство. Джон Мастер вовсю дымил трубкой, но табакерку счел излишеством. «Если я начну нюхать, то буду чихать на тебя целый день — и ночь заодно», — посулил он весело.
Джону Мастеру очень нравилось в Лондоне. Альбион подобрал жилье с толком — возле самого Стрэнда, в гуще событий. Очень скоро Джон сделался завсегдатаем лучших кофеен, где были наготове газеты и «Журнал джентльмена», и там заводил беседы со множеством интересных людей. В театрах давали комедии по его вкусу. Желая порадовать Мерси, он даже высидел концерт музыки Генделя — и остался вполне доволен.
Но главное облечение принес Джеймс.
Джон Мастер отлично помнил собственную юность и то, каким разочарованием бывал для отца. И если он часто решал за Джеймса, то только в надежде, что из того выйдет больший толк. В Нью-Йорке он думал, что Джеймсу пойдет на пользу знакомство с людьми вроде Чарли Уайта, а в Лондоне нарисовались совсем другие возможности. Здесь, у истоков империи, тот мог усвоить всю историю, познать все правила и манеры, приличествующие настоящему джентльмену. Перед отплытием он написал Альбиону письмо с просьбой найти для Джеймса наставника и понадеялся, что Джеймс не озлится вконец. Но к его великому облегчению, вскоре стало ясно, что Альбион сделал удачный выбор: он подыскал сметливого юношу, недавнего выпускника Оксфорда, который еще и составил Джеймсу компанию.
— В первые дни, — объявил юноша, — я собираюсь показать Джеймсу город. А по ходу дам несколько уроков истории.
И это, похоже, сработало. Через неделю, когда Мастер отправился с сыном в Вестминстер, он был потрясен знаниями Джеймса о британском парламенте. Спустя несколько дней Джеймс даже вежливо, но твердо поправил его в грамматике.
— Вот наглец! — воскликнул родитель, но ничуть не обиделся.
Джеймс превосходно ладил со своим молодым наставником. Когда Альбионы представили его богатым лондонским сверстникам, он не нашел между ними и собой большой разницы. Нью-йоркская молодежь уже переняла гнусавое, медлительное произношение лондонского света, и Джеймс вполне им овладел. Приятно было, что эти английские ребята приняли его как своего. Сын Альбиона Грей, который был на три года моложе Джеймса, буквально смотрел ему в рот, а Джеймс воодушевился еще сильнее, и вскоре особняк Альбионов у Линкольнс-Инн стал ему вторым домом.
И Джеймс, воодушевленный этой новой уверенностью, потянулся к отцу.
Джон Мастер знал, что мальчики его лет нуждаются в отцовском обществе, и ждал случая поводить сына по Лондону. Чего он не предвидел, так это того, что Джеймс поведет его сам.
Каждый день или два они покидали свое жилище у Стрэнда и шли знакомиться с лондонскими чудесами. Короткая прогулка на восток приводила к старому Темплу — очаровательному месту, где ныне расположились юристы. Дальше, под сенью собора Святого Павла на древнем холме, трудились печатники и газетчики Флит-стрит. Затем отец и сын шли к Тауэру. Альбион же, прихватив Грея, сводил их на Королевскую биржу и в порт.
Или, свернув по Стрэнду на запад, они неторопливо доходили через Уайтхолл до Вестминстера или устремлялись по Мэлл к королевскому дворцу Сент-Джеймс, после чего добирались до Пикадилли. Как минимум раз в неделю Джеймс приступал к отцу с каким-нибудь предложением. Не хочет ли он дойти до Тайберна, где на минувшей неделе повесили разбойника? Или в Ранела-Гарденз, или на лодке в Гринвич, или в Челси?
Джон был донельзя растроган желанием сына разделить впечатления и, хотя не говорил этого, считал эти дни счастливейшими в своей жизни.
Странно, но первой почувствовала себя неуютно Мерси.
Артур Альбион пригласил Мастеров на обед, где присутствовали купцы, юристы и духовенство. Он также знался с учеными, писателями и художниками, но правильно рассудил, что Джон Мастер не горел желанием обсуждать достоинства ни поэта Поупа, ни даже романиста Филдинга; тот не стремился к знакомству с солидным доктором Джонсоном, который по соседству на Стрэнде работал над своим великим словарем. Правда, он свел гостей с несколькими членами парламента, и до начала сентября они успели побывать на обедах и небольших приемах в ряде великосветских домов. Однако существовал еще один круг лиц, с которыми они пока не встречались. Это предстояло исправить в первую неделю октября.
— Дорогая, — обратился Джон к Мерси в один прекрасный день, — нас пригласили в Берлингтон-Хаус.
Снаружи Мерси уже видела знаменитые лондонские дома. Она ежедневно проходила мимо огромного фасада Нортумберленд-Хауса, что на Стрэнде, и ей показали еще не меньше десятка других. Она знала, что эти величественные анклавы, укрывшиеся за воротами и стенами, принадлежат высшей лондонской знати. Но поскольку эти строения растягивались на сотни ярдов, она предположила, что во внутренних дворах располагаются всевозможные присутственные места или, может быть, правительственные конторы.
Когда экипаж повез их на вечерний прием, Альбион объяснил дальнейшее.
— Это не совсем частное мероприятие, — сказал он с улыбкой. — Думаю, в Нью-Йорке на него больше всего похож прием у губернатора. Там будет огромная толпа. Мы можем удостоиться, а можем и не удостоиться чести встретиться с нашим хозяином. Но у вас будет возможность увидеть величайших людей Англии.
Берлингтон-Хаус находился на Пикадилли неподалеку от магазина «Фортнум энд Мейсон». Мерси и миссис Альбион воспользовались услугами одной и той же портнихи и одного же парикмахера. Быстрый осмотр показал, что Джон имел такой же безукоризненный вид, как и Альбион. Но Мерси невольно занервничала при виде огромного двора, массивных колонн и широкой дуги ступеней. Фасад палладианского особняка разительно напоминал римские палаццо. По бокам внушительного входного портала стояли ливрейные лакеи. Она услышала, как муж задает разумнейший вопрос:
— Для чего нужно такое огромное здание — я имею в виду, ежедневно?
— Вы не понимаете, мой друг, — улыбнулся Альбион. — Это частные владения.
И тут, впервые за все время, Мерси стало страшно.
Она никогда не видела ничего подобного. Громадные комнаты и залы с кессонными потолками были столь необъятны, что в них поместился бы даже самый большой нью-йоркский особняк. Ничтожной показалась бы даже церковь Троицы. В Америке не было ничего похожего, а если бы и имелось, никто бы не знал, что с этим делать. Какими же скромными, невзрачными, провинциальными должны были казаться живущим здесь даже лучшие нью-йоркские здания! И целый класс жил так по всей Европе — класс, о существовании которого, как вдруг поняла Мерси, она даже не подозревала.
— Такое богатство, — услышала она обращенные к Альбиону слова мужа, — должно сочетаться с огромной властью.
— Так и есть. Взять герцога Нортумберлендского — его лондонский дом еще больше этого: он из рода феодалов, который веками правил на севере, как короли. Сейчас у герцога есть десятки парламентариев, которые голосуют по его указке. Так поступают и другие могущественные магнаты.
— У нас в колонии нет таких семейств.
— Хозяева Мэриленда и Пенсильвании еще владеют земельными наделами, которые обеспечивают им феодальную власть, — заметил Альбион.
Это была чистая правда, ибо те земельные наделы, которых удостоился ряд семейств вроде Пеннов, и те фактически, что были выделены крупным патронам[26] на реке Гудзон — предоставленные им для развития не заселенной тогда территории, — вооружили этих магнатов почти феодальным могуществом.
— Дворцов-то они не строят, — сказал Джон.
Тем временем миссис Альбион шептала на ухо Мерси:
— Вон герцогиня Девонширская. У нее похожий дом дальше по улице. Это лорд Гренвиль. О, леди Саффолк! Ее не часто увидишь…
— Кто такая леди Саффолк?
— Ну как же, она бывшая королевская любовница. Очень любезная леди, весьма уважаемая. А вон туда посмотрите! — Она указала на красивую леди, перед которой все склоняли голову. — Это леди Ярмут, нынешняя фаворитка короля. Самая важная особа при дворе.
— Любовница короля — важная особа?
— Конечно. После кончины королевы она стала, можно сказать, супругой без права правления.
— А что же думала королева о любовнице мужа, когда была жива? — Мерси даже перекосило.
— О, они были большие подруги. Говорят, король даже выспрашивал королеву, как завоевать леди Ярмут. Посмотрите налево, это лорд Мэнсфилд, очень влиятельная фигура.
Но Мерси не взглянула на лорда Мэнсфилда. Она все еще пыталась разобраться с понятием «королевская любовница». Как могло быть, чтобы правитель страны, глава государственной Церкви, не только завел любовницу, но женщин ее сорта почитал, как честных жен? Бог свидетель — в Нью-Йорке было много безнравственного, но ее квакерская душа оскорбилась официальным признанием показного порока.
— Неужели у всех придворных есть любовницы? — спросила она.
— Вовсе нет. Лорд Бьют, ближайший советник короля, — набожный человек безукоризненной нравственности.
— Рада слышать. А разве личная порочность не делает человека недостойным государственного поста?
Тут добрая миссис Альбион взглянула на Мерси с неподдельным изумлением.
— Ну, коли так, — рассмеялась она, — то некому будет править страной!
Мерси промолчала.
И вот у двери возникло волнение. Объявили имя, и толпа начала расступаться. Она присмотрелась, кто там такой.
Молодому человеку было около двадцати. Крупный, нескладный юноша с выпученными глазами и маленькой головой. Он будто слегка робел. Но когда ему поклонились, Мерси поняла, кто это.
Принц Георг был внуком короля, но наследовал трон из-за безвременной кончины отца. Мерси слышала, что он питал нешуточный интерес к сельскому хозяйству и имел добрые намерения. Судя по улыбкам, которыми сопровождались поклоны и реверансы, его любили. Значит, вот он какой, принц Уэльский.
Наблюдая за ним по ходу вечера и отмечая простоту его манер, она задумалась, внесет ли он, сделавшись королем, какие-нибудь изменения в этот мир аристократических излишеств и безнравственности. У нее почему-то возникли сомнения.
Десять дней спустя Альбионы повезли их на запад. Поехали и Джеймс, и маленький Грей. Выезд получился приятный, тем более что Мерси удалось понаблюдать за сыном и отпрыском Альбиона. Грей был прелестным ребенком, и было очевидно, что Джеймсу нравится изображать из себя старшего брата. Они миновали Нью-Форест, откуда были родом Альбионы, и покатили к Саруму и Стоунхенджу. Они насладились древней глушью леса и восхитились огромными сельскохозяйственными имениями вокруг Сарума. Альбион много рассказывал о новых методах фермерства и машинах, которые вели Англию к еще большему процветанию. Из Стоунхенджа они отправились в Бат и замечательно провели несколько дней в модных римских термах.
Именно там как-то раз, в зале для питья минеральных вод, Альбион встретил друга. Капитан Стэнтон Риверс был родом из знатного семейства — стройный, обходительный человек далеко за тридцать, сын лорда. Но титул и поместье наследовал старший брат, а потому капитан самостоятельно завоевывал место под солнцем.
— В британском флоте каждый офицер томится по войне, — сказал он с милой улыбкой, — поскольку она внушает надежду на призовые деньги[27]. А здесь, в Бате, — добавил он откровенно, — всегда полно офицеров вроде меня, охотящихся за богатой наследницей или вдовушкой. Но у меня на уме другое. Я подумываю податься в Америку.
— А что ты собираешься там делать? — не без иронии спросил Альбион.
— Мой друг из Каролины дал мне знать, Артур, что там живет вдова без детей, но детородного возраста, которая владеет двумя превосходными плантациями и снова хочет замуж. Ей нужен джентльмен из хорошей семьи. Друг прислал мне ее миниатюрный портрет и уверяет, что рассказал ей обо всех моих изъянах, какие припомнил, но так и не отбил у леди охоту положить на меня глаз.
— Ты собираешься в Каролину?
— Я уже узнал о плантациях все, что мог. Думаю, справлюсь. Я намереваюсь проехаться по колониям и заодно побывать в Нью-Йорке. Вдова не вдова, а мне придется познакомиться с ними как можно ближе.
Взгляд Альбиона подсказал Джону Мастеру, что его хозяин просит пособить товарищу. Дважды намекать не пришлось.
— В таком случае я надеюсь, что вы окажете мне честь и остановитесь в Нью-Йорке у нас, — сказал он. — С восторгом буду к вашим услугам.
Из Бата они поехали в Оксфорд. Путь вывел их на ровные платные дороги, разительно, как поневоле признала Мерси, отличавшиеся от разбитых дорог Новой Англии, и все путешествие длиною в семьдесят миль заняло всего один день. Оксфорд, с его закрытыми колледжами и дремлющими шпилями[28], очаровал Мерси. Но перед возвращением в Лондон Альбион показал им загородный дом семейства Черчилль в расположенном по соседству Бленхеймском дворце.
И там, как в Берлингтон-Хаусе, Мерси испытала очередное потрясение. Те загородные виллы, которые она знала на родине, были красивы, но к такому она не была готова. Парк простирался, сколько хватало глаз. Огромный особняк с каменными крыльями растянулся на полмили. Четверть же мили было от кухни до столовой. Библиотека, которую она представляла себе уютным уголком, имела шестьдесят ярдов в длину. Холодное величие особняка в стиле барокко ошеломляло. И пока Альбион с гордостью водил их, а муж с мальчишками благоговейно глазели на все подряд, ее спокойный квакерский рассудок постиг назначение этого великолепия. Здесь не кичились богатством, здесь не было державного высокомерия. Послание Черчиллей было столь же просто, сколь и возмутительно: «Мы никакие не смертные. Мы боги. Склонитесь перед нами». Преступление Люцифера. И у Мерси екнуло в груди.
— Я думаю, — сказал ей тем же вечером Джон, — что английскому лорду Америка кажется примерно тем же, чем провинциальная Британия — сенатору имперского Рима.
Такая мысль не могла ее утешить. С этого дня Мерси, не признаваясь в том мужу, ощутила в себе готовность вернуться в Америку.
С Беном Франклином они встретились в декабре. Он жил совсем рядом, на Крейвен-стрит возле Стрэнда. Франклин скромно, но с удобствами расположился в приятном георгианском доме, где занял лучший этаж под присмотром преданной домовладелицы и пары нанятых слуг. Джону очень хотелось, чтобы юный Джеймс взглянул на великого человека, и он заклинал его досконально запомнить все, что скажет Франклин.
Была взволнована и Мерси. Хотя она знала, что мировую известность Бену Франклину принесли опыты с электричеством и другие изобретения, по Филадельфии она помнила его автором «Альманаха Бедного Ричарда» — веселым дружком, сопровождавшим ее на проповеди. Человеком с круглым лицом, в очках, похожим на доброго лавочника; редкие каштановые волосы ниспадают на плечи, в глазах пляшут чертики.
Когда чету Мастер с сыном пригласили войти, навстречу им приветственно поднялся тот самый человек, которого она знала. И все-таки другой.
Мистеру Бенджамину Франклину недавно перевалило за пятьдесят. Он был модно одет в дорогой синий камзол с большими золочеными пуговицами. На шее красовался белоснежный галстук, на голове — напудренный парик. Чертиков не было. Глаза умны и внимательны. Он мог бы быть преуспевающим адвокатом. В его манерах сквозил легчайший намек на то, что времени у него мало, хотя он рад приветствовать соотечественников-колонистов.
«Не забудь, что Франклин сначала сколотил состояние в бизнесе, а уж потом занялся общественной деятельностью, — заметил Джон Мерси накануне. — И ничего не делает бесплатно. Британское правительство выплачивает ему крупное жалованье как почтмейстеру колоний, хотя он находится за три тысячи миль от своего рабочего места. А жители Пенсильвании платят второе за то, что он представляет их интересы здесь, в Лондоне. — Он усмехнулся. — И хитрый же малый этот твой друг мистер Франклин!»
Впрочем, Франклин приветил их хорошо, вспомнил Мерси, а Джеймса усадил рядом с собой. Извинившись за недостаток гостеприимства, он объяснил, что объезжал шотландские университеты, где встретился с Адамом Смитом и другими шотландскими гениями.
— Шесть недель величайшего наслаждения в моей жизни! — провозгласил он. Но, вернувшись, он обнаружил, что его ждет масса безотлагательных дел.
Он вел беседу исключительно дружелюбно. Но вскоре стало ясно, что Мастеры не знали никого из лондонских издателей, писателей и ученых, чье общество так нравилось Франклину, и Джон побоялся, что великий человек заскучает. Стремясь поддержать разговор, он отважился спросить о его миссии в Пенсильвании.
Пенсильванцы могли щедро платить Бену Франклину за представление их в Лондоне, но поручили ему нелегкое дело. Если Уильям Пенн горел страстным желанием основать в Америке квакерскую колонию, то это было в минувшем столетии. Ныне его потомки, проживавшие в Англии, стремились лишь к одному — извлечь беспошлинный доход из унаследованных огромных пенсильванских наделов. Жители Пенсильвании устали от них, с их имущественными правами, и хотели себе хартии по примеру других колоний.
Но у Пеннов, как объяснил теперь Франклин, были друзья при дворе. И если тронуть пенсильванские гранты, то могут быть оспорены мэрилендские и все остальные. Британское правительство не хотело разворошить муравейник — не оберешься хлопот.
— Очередной трудностью, которую я не предвидел, — продолжил он, — стало то, что многие государственные служащие рассматривают колониальную администрацию как особый департамент и думают, что можно не считаться с мнением колониальных ассамблей по тем вопросам, которые выходят за рамки сугубо местных. Они полагают, что править колониями следует либо посредством собственников вроде Пеннов, либо напрямую, путем прямого правления короля и его совета.
Тут-то и встрял юный Джеймс:
— Сэр, а разве колонии после этого не окажутся в том же положении, что и Англия при Карле Первом, когда король мог править, как ему вздумается?
— Ты знаешь историю, — улыбнулся мальчику Франклин, — но недостаточно, я думаю, потому что лондонский парламент присматривает за королем. — Он выдержал паузу. — Это правда, что некоторые, в том числе даже мои парламентские друзья, опасаются дня, когда американские колонисты захотят отделиться от родины, хотя я и заверил их в том, что ни разу не встречался в Америке с подобными настроениями.
— Надеюсь, что нет, — подхватил Джон Мастер.
Однако теперь заговорила Мерси:
— Хорошо, если они так и поступят. — Слова вырвались прежде, чем она спохватилась, и прозвучали страстно. Мужчины ошеломленно уставились на нее. — Я достаточно насмотрелась на наших правителей-англичан, — добавила она тише, но с не меньшим чувством.
Бен Франклин был удивлен, но призадумался. После недолгого молчания он продолжил речь.
— Что ж, я держусь противоположного мнения, — сказал он. — Откровенно говоря, миссис Мастер, я намерен пойти дальше. Я верю, что в будущем Америка сделается главным оплотом Британской империи. И я вам скажу почему. У нас есть английский язык, английское право. В отличие от французов, мы отказали в правлении королям-тиранам. И я весьма надеюсь, что молодой принц Уэльский будет отличным королем, когда придет его очередь. Наше правительство ни в коей мере не совершенно, но в общем и целом я благодарен Создателю за британские свободы.
— Согласен с каждым словом, — подал голос Джон.
— Но учтите и следующее, — напомнил Франклин. — Бескрайние просторы Америки находятся за океаном. Так что же она такое, как не западный форпост нашей свободолюбивой империи? — Он оглядел всех. В его глазах зажегся огонь. — Известно ли вам, Мастер, что в Америке мы раньше вступаем в брак и производим вдвое больше здоровых детей, чем народы Европы? Население американских колоний удваивается каждые двадцать лет, а земли еще хватит на многие века. Американские угодья обеспечат британской промышленности постоянно расширяющийся рынок. Британия и ее американские колонии могут расти многие поколения без оглядки на другие народы. Я верю, что это наша судьба.
Таков был рецепт Бена Франклина. Не приходилось сомневаться, что он страстно верил в свою правоту.
— Благородное воззрение, — сказал Джон.
— Вообще говоря, — усмехнулся Франклин, — для совершенства нашей англоязычной империи не хватает лишь одного.
— Чего же? — спросил Джон.
— Вытурить из Канады французов и забрать ее себе, — бодро ответствовал великий муж.
Он еще произносил эти слова, когда вошла горничная с подносом, уставленным закусками. Это стало сигналом покончить с серьезной частью беседы, благо настроение хозяина просветлело, и он настоял на чаепитии перед уходом гостей.
По дороге домой Мастер с легким укором обратился к Мерси:
— Не знал, что ты испытываешь такое отвращение к англичанам. Я думал, ты довольна поездкой.
Ей сразу стало совестно. Она не хотела огорчить горячо любимого мужа, который из кожи вон лез, чтобы ее порадовать.
— Не знаю, что на меня нашло, — сказала она. — Наверное, мистер Франклин прав. Но мне, Джон, бывает трудно постичь английский образ мышления, потому что в душе я все еще квакер.
И она решила, что, пока они будут в Лондоне, сделает все, чтобы муж был доволен.
Удовлетворенный этой полуправдой, Джон Мастер поинтересовался мнением юного Джеймса.
— По-моему, отец, мистер Франклин — великий человек, — ответил тот.
— Тебе понравились его взгляды на предназначение Америки?
— О да!
— Вот и мне понравились. — И будущее показалось Джону Мастеру светлым, как только он подумал о любви своего сына к Лондону и о тех великих возможностях для Британской империи, которые обрисовал Франклин.
Тем же вечером за ужином, когда все находились в приподнятом настроении, Мерси отметила еще кое-что:
— Ты обратил внимание, что случилось, когда горничная подавала чай?
— Да нет, ничего такого, — ответил Джон.
— Мистер Франклин думал, что никто не видит. Он хлопнул ее по заду, когда она проходила мимо.
— Вот старый черт!
— Говорят же, что он совершенно неисправим, — улыбнулась она.
После этого Мерси держала при себе свое мнение о Британии, но недовольство ее сохранилось, а накануне Рождества — усилилось.
Любезное предложение, сделанное в Бате капитану Риверсу, не забылось, и в середине декабря они получили от его отца, лорда Ривердейла, приглашение отобедать на следующей же неделе.
Ривердейл-Хаус был не дворцом, но внушительным особняком неподалеку от Ганновер-сквер. Из холла высотой в два этажа они поднялись по парадной лестнице на piano nobile[29], где находился большой салон, занимавший практически всю переднюю часть дома. Компания была невелика. Его светлость — состаренная и более тучная версия сына — был вдовцом. За хозяйку была его сестра. Капитан Риверс пригласил пару армейских друзей. Мерси усадили справа от его светлости, и он оказал ей повышенное внимание, благодаря за любезное приглашение его сына и увлекательно рассказывая о столичных делах.
Поговорить было много о чем. С утра пришла новость о том, что за океаном в Квебеке британские войска нанесли поражение французам. Хотя отважный молодой британский генерал Вольф трагически погиб, казалось, что мечта Бена Франклина готова сбыться и французов вышвырнут с севера. Когда Мерси рассказала лорду Ривердейлу об их визите к Франклину и его взглядах на будущее империи, он пришел в восторг и упросил ее повторить это для всех собравшихся.
Но если старый аристократ был мил, то сидевший справа полковник понравился ей меньше. Он был военный человек, и поэтому ее не задела его гордость за британскую армию.
— Хорошо вышколенный «красный мундир» стоит отборных французских войск, миссис Мастер, — заявил он. — По-моему, мы это только что доказали. Что же касается братьев меньших…
— Братьев меньших, полковник? — переспросила она.
Он улыбнулся:
— Я, знаете ли, повидал сорок пятый.
Сорок пятый год. Еще не прошло пятнадцати лет с тех пор, как Красавчик принц Чарли высадился в Шотландии и попытался отвоевать старое королевство у лондонских правителей из рода Ганноверов. Это было безумное, романтическое предприятие. И предельно трагическое. «Красные мундиры» обрушились на плохо экипированных и необученных шотландцев и разгромили их.
— Необученные люди не могут противостоять регулярной армии, миссис Мастер, — хладнокровно продолжил полковник. — Это невозможно. А шотландские горцы… — Он улыбнулся. — Они, к вашему сведению, недалеко ушли от дикарей.
Мерси насмотрелась на шотландцев, прибывавших в Филадельфию и Нью-Йорк. Они не показались ей дикарями, но было ясно, что полковник уверен в своих словах, и она сочла неуместным с ним спорить.
Однако чуть позже разговор переключился на Ирландию.
— Коренные ирландцы, — категорично изрек полковник, — немногим лучше животных.
И хотя она понимала, что это не следует воспринимать буквально, ее квакерская душа сочла такие суждения возмутительными и непристойными. Однако она отметила, что никто за столом не выразил несогласия.
— Ирландией подобает править железной рукой, — спокойно высказался лорд Ривердейл. — Уверен, все со мной согласятся.
— Они определенно не способны к самоуправлению, — поддакнул полковник. — Даже те, которые протестанты.
— Но ведь у них существует ирландский парламент? — спросила Мерси.
— Вы совершенно правы, миссис Мастер, — с улыбкой ответил лорд Ривердейл. — Но дело в том, что мы-то уж позаботились, чтобы ирландский парламент не обладал никакой властью.
Мерси не сказала больше ни слова. Она вежливо улыбнулась, и вечер продолжился в приятнейшей атмосфере. Но она поняла, что увидела душу империи, и она ей не понравилась.
Юный Джеймс Мастер не знал, что делать. Он любил родителей. Когда начался новый год, он поговорил с отцом, но не с матерью.
Со времени прибытия в Лондон в нем прибавилось и уверенности, и роста. Он был уже на полтора дюйма выше, чем по приезде, и красивая новая куртка — подарок отца — стала изрядно коротка в рукавах.
— Пожалуй, ты вымахаешь выше меня! — рассмеялся отец.
Неудивительно, что Джеймс влюбился в Лондон. Бесспорно, это была столица англоязычного мира. Город настолько кипел, что можно было повторить за доктором Джонсоном: «Кто устал от Лондона, тот устал от жизни». В своем наставнике Джеймс приобрел гида, в маленьком Грее Альбионе — очаровательного младшего брата. Английские сверстники сочли его ровней. Чего еще желать в пятнадцать лет?
Только одного. Ему захотелось в Оксфорд. Он был еще слишком мал, но под умелым руководством наставника делал огромные успехи.
— Нет никакой причины, чтобы через несколько лет ему и впрямь не поступить в Оксфорд, — заявил наставник его отцу.
И правду сказать, Джон Мастер был восхищен этой мыслью.
— Ты куда больший молодец, чем я в свое время, — признался он Джеймсу с чрезвычайной откровенностью.
Он, что и говорить, не мог сдержать улыбку, вспоминая свое унижение перед бостонскими родственниками. Гарвард и Йель — прекрасно, но сын, который учится в Оксфорде! Да он заткнет за пояс этих бостонских Мастеров!
Имелось и другое соображение. Он знал людей из провинциальной ассамблеи, а также близких к губернатору ньюйоркцев, и среди них на удивление многие получили образование в Англии. Оксфордский диплом мог очень пригодиться их семейству в будущем.
Мастер переговорил с Альбионом, и лондонец согласился.
— Если Джеймс поступит в Оксфорд, — сказал он, — то пусть на каникулах живет у нас, в Лондоне. Мы и так уже почитаем его за родного.
Проблема была только одна.
В Новый год Мерси сообщила Джону неожиданную новость:
— Джон, я жду ребенка.
После стольких лет это явилось полным сюрпризом, однако сомнений не было. А за новостью последовала и просьба:
— Джон, я хочу вернуться в Нью-Йорк. Я хочу, чтобы ребенок родился дома, а не в Англии.
Джон выждал день, прежде чем обсудить желание Джеймса учиться в Оксфорде. Он был готов к неудовольствию жены, но не к смятению.
— Отдай его в Гарвард, Джон, но только не оставляй здесь! Я умоляю тебя! — А после того как он расписал преимущества обучения в Оксфорде, она расстроилась еще больше. — Я не вынесу, если брошу сына в этом проклятом месте!
Когда он сообщил мальчику о материнских чувствах, Джеймс промолчал. Но вид у него был такой несчастный, что Джон попросил несколько дней подождать, пока он будет думать.
И Джон Мастер со всей тщательностью обдумал ситуацию. Он понимал Мерси. Ему было так же больно при мысли, что их с сыном разделят три тысячи миль — весьма вероятно, на годы. Возможно, даже больнее после того, как славно они поладили в Лондоне. С другой стороны, Джеймсу явно понравился Оксфорд, и Мастер не сомневался в душе, что это удачный выбор.
На другой чаше весов лежало здоровье матери. Беременность всегда опасна, а с возрастом, по его мнению, угроза росла. Вправе ли они с Джеймсом нанести ей такой удар? Вдруг, боже упаси, дела обернутся скверно? Его умственному взору предстала картина: Мерси на смертном одре зовет сына, который находится за три тысячи миль. Ее молчаливый упрек. Муки совести несчастного Джеймса.
Он вновь осторожно коснулся этой темы, но Мерси была непоколебима. Тогда он заключил, что выход один.
— Ты вернешься в Америку и побудешь там несколько месяцев, — сказал он Джеймсу. — Но после этого, если не передумаешь, мы снова обсудим Оксфорд. Я ничего не обещаю, но мы подумаем. Пока же, мой мальчик, сделай веселое лицо и постарайся не расстраивать маму. Если же будешь ныть и огорчать ее, — зловеще добавил Джон, — то я закрою тему раз и навсегда.
Он не сказал сыну о своем твердом намерении вернуть его в Англию раньше, чем пройдет год.
Догадался ли Джеймс об этом или просто учел его слова, но Джон Мастер был очень доволен тем, что оставшиеся зимние месяцы он был настолько добр и предупредителен, что о большем не приходилось мечтать. Они продолжили наслаждаться Лондоном. И вот наконец в первый погожий весенний день трое Мастеров сердечно простились с Альбионами, взошли на корабль и отправились в долгий обратный путь до Нью-Йорка.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Нью-Йорк предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
