Мой любимый негодяй

Эви Данмор, 2020

Харизматичные героини Эви Данмор возвращаются! Роман года по версии Publishers Weekly. Эви Данмор создала свой дебютный роман «Мой любимый герцог», вдохновленная волшебными пейзажами Оксфорда и страстью к романтике, интересом к судьбам женщинам с передовыми взглядами и викторианской эпохе. В обычной жизни она консультант в сфере дипломатии, имеет степень магистра, которую получила в Оксфорде. Эви Данмор является членом Британской ассоциации романтических прозаиков (RNA). Писательница живет в Берлине и свое увлечение Англией XIX века отражает в своих произведениях. Есть вещи, которые женщине свойственно делать лишь потому, что она женщина. Например, падать в обморок по любому ничтожному поводу. И есть вещи, которые делать женщине несвойственно лишь потому, что она женщина. Вероятно, женщина не может просто так взять и купить пятьдесят процентов акций издательского дома. Или может? Люси Тедбери – лидер суфражистского движения. Она давно поставила крест на личной жизни, а в лучшие подруги выбрала кошку Боудикку. Чтобы пролить свет на бесправное положение женщин, Люси с соратницами решаются взять под контроль работу крупнейшего лондонского издательства. Но идеальный план рушится, когда на их пути встает известный плут и ловелас, красавец лорд Баллентайн. Он готов отойти в сторону, если Люси проведет ночь (как не стыдно?) в его постели. Люси принимает предложение лорда, и в разгорающемся пламени страсти Тристан очень скоро понимает, что рискует попасть в свою же любовную ловушку. «Современный любовный роман в викторианском платье без корсета». – Эми Э. Райхерт «Эви Данмор – литературная сила, с которой нужно считаться». – Рэйчел Ван Дайкен

Глава 4

Днем позже в замке Эшдаун

Мрачный, холодный, гасящий все звуки кабинет отца напоминал крипту, подземную усыпальницу. Такое впечатление отчасти создавалось благодаря массивной мебели из эбенового дерева и плотным, в палец толщиной, шторам, однако в большей степени самому хранителю крипты: везде, куда ступала нога графа Рочестера, окружающие предметы теряли яркость, а звуки гасли.

Когда Тристан вошел, граф восседал за столом на фоне своего самого драгоценного сокровища: огромного гобелена с изображением генеалогического древа Баллентайнов, берущего начало с 1066 года. Гобелен был дарован дому Рочестеров лично Генрихом Восьмым. Традиции, родовое имя, покровительство королевской семьи — все, что Рочестер ценил больше всего, олицетворял покрытый плесенью отрез вышитого шелка. Если бы графу пришлось выбирать, что спасать при пожаре — беспомощного младенца или кусок ткани, — он не задумываясь позволил бы погибнуть ребенку. И когда Рочестер сидел за столом, ветви генеалогического древа тянулись прямо из его головы; создавалось впечатление, что у графа выросли ветвистые рога. Впервые Тристан заметил это в восемь лет и не смог удержаться от смеха. Секундой позже из его разбитой губы шла кровь, а Рочестер как ни в чем не бывало опять сидел в своем кресле.

— Твоей матери нездоровится, — сказал Рочестер. В голосе прозвучало недовольство, но не озабоченность.

— Я очень огорчен, — таким же тоном отреагировал Тристан.

— Будь это так, ты бы навестил ее. А ты после возвращения вообще не удосужился заехать в дом.

Тристан кивнул. Разумеется, именно граф решил записать сына в армию Ее Величества и отправить подальше — например в Гиндукуш. Отец с удовольствием его там бы и оставил — да вот только Маркус, непогрешимый Маркус, сломал шею.

— Я проведаю маму после нашего разговора.

Независимо от его содержания. Отец до сих пор не раскрыл цель их встречи.

Рочестер вытянул вперед длинные бледные пальцы — так он делал всегда, когда переходил к сути вопроса, — и устремил на сына холодный взгляд:

— Ты должен жениться.

Жениться.

Тристан покрутил слово в голове так и этак, словно заковыристую фразу на пушту или дари, понять истинное значение которой требовало определенных усилий.

— Жениться, — повторил он. Собственный голос доносился словно издалека.

— Да, Тристан. Ты должен взять себе жену.

— Прямо сейчас?

— Не изощряйся в остроумии. Я даю тебе три месяца. Через три месяца ты объявишь о помолвке с женщиной, достойной нашего титула.

Первая волна холодного возмущения схлынула. Жена. Тристан был не в том положении, чтобы связывать себя подобными обязательствами. Разумеется, с тех пор как титул наследника перешел к нему, на горизонте замаячили матримониальные проблемы. Однако стоило ему лишь чуть приблизиться, они исчезали вдалеке. Как бы Тристан ни любил женщин — их мягкость, их аромат, их остроумие, — всякая женщина в роли жены станет другим существом. Сразу появятся запросы и обязанности. Появятся… маленькие отпрыски. Появятся… ожидания.

По спине Тристана пробежал холодок.

— Почему сейчас? — спросил он тоном, который испугал бы любого другого мужчину.

Рочестер прищурил глаза:

— Как я вижу, даже военная служба не смогла побороть твою умственную ограниченность. Придется объяснять на пальцах: тебе двадцать семь лет. Ты наследник титула и, поскольку Маркус оставил свою вдову бездетной, последний прямой наследник по линии Баллентайнов. Твоя главная задача на сегодня — произвести на свет наследника. Если ты этого не сделаешь, четыреста лет господства Баллентайнов завершатся и право носить титул Рочестеров перейдет к Уинтерборнам. А ты уже почти год увиливаешь от своих обязанностей.

— Вообще-то я вынужден был задержаться в Индии, чтобы оправиться от пулевых ранений, потенциально смертельных.

Рочестер покачал головой:

— Ты вернулся полгода назад. И что же, усердно добивался расположения потенциальных невест? Нет, попадал на первые полосы газет, превращая пэров в рогоносцев. К тому же ходят слухи о твоих… заслуживающих наказания проступках.

— Неужели? — искренне удивился Тристан.

Рочестер поджал губы и на миг стал похож на себя более молодого, занятого поиском инструмента для очередного наказания. За то, что сын доставлял одни неприятности. За любовь к поэзии и красивым вещам, за «девчоночью» привязанность к домашним животным. Должно быть, Рочестера злило, что единственным доступным ему инструментом контроля оставалась лишь финансовая удавка, на которой он держал сына. И она не приносила немедленного удовлетворения.

— Не имею привычки читать всякие сплетни. Полагаю, лучше находиться в блаженном неведении относительно слухов, касающихся моей персоны.

Граф медленно подался вперед:

— Тебя видели в одном заведении.

— Вполне возможно.

— С младшим сыном маркиза Донкастера.

Вот так сюрприз! Тристан усмехнулся про себя.

— Значит, слухи касаются лорда Артура?

Небрежность, с которой он произнес эти слова, заставила Рочестера побледнеть. Занятно.

Не беспокойтесь по поводу лорда Артура Сеймура, отец. Я кое-кому вставил и позволил ему смотреть, однако на острие был не он.

Эти слова едва не сорвались у Тристана с языка. Вместо этого он сказал:

— Общество, как всегда, фабрикует сенсацию из ничего. Вряд ли газеты отважатся обнародовать что-либо конкретное.

Под левым глазом отца дернулся мускул.

— Фактов хватит, чтобы Донкастер быстренько состряпал иск по обвинению в клевете.

— Против кого?.. Глупейшая затея! Так каждый на британских островах узнает о любовных предпочтениях Артура.

— И вполне возможно, о твоих, — пробурчал Рочестер. — Малейший намек на подобные вещи сделает твое положение в свете весьма шатким. Союз с женщиной, репутация которой безупречна, может поправить дело; однако, само собой, отцы девушек в настоящее время не расположены отдать их такому, как ты, — разве что я выложу кругленькую сумму.

Тристан стиснул зубы:

— Не тратьте деньги. Я не нуждаюсь в жене.

Существовала лишь одна женщина, с которой он в перспективе мог надеяться на нечто большее, чем мимолетные отношения, однако на ярмарке невест она не присутствовала.

— Учитывая сложившиеся обстоятельства, мы должны действовать быстро.

Тристан пожал плечами:

— Откровенно говоря, я не возражаю против кузена Уинтерборна. Добро пожаловать! — Он беспечно махнул рукой, словно обводя круг, включающий в себя весь дом Рочестеров: такое легкомыслие непременно разозлит отца.

Глаза Рочестера потемнели:

— Тристан, я не шучу.

— Сэр, вы предположили, что я, вследствие своей ужасной репутации, не смогу найти за три месяца достойную и не возражающую против брака со мной женщину. Поэтому, — Тристана вдруг осенило, — вы, вероятно, уже выбрали для меня подходящую невесту?

— Само собой, выбрал. Тем не менее возможный скандал вынудил ее опекуна отложить на время заключение контракта.

— Скажите мне, кто эта счастливица?

Рочестер покачал головой:

— Зачем? Чтобы подтолкнуть тебя к очередным шутовским проделкам, в то время как дело не улажено? Нет. Сейчас перед тобой стоит простая задача: завоевать симпатии уважаемых в обществе матрон, а еще одеваться и вести себя, как подобает мужчине твоего круга. Для начала сними с себя… это.

Граф щелкнул пальцами у правого уха сына. Тристан проколол ухо и вставил бриллиантовую сережку-гвоздик.

Он холодно взглянул на отца и встал:

— Я пережил осаду Шерпура. Я добрался до Кандагара, неся на себе полумертвого капитана. Я повидал множество смертей, крови и мерзостей — больше, чем в состоянии запомнить. Так что простите, если проблема выбора идеальной жены и газетные сплетни кажутся мне ничтожными.

Он был уже у дверей, когда граф бросил вдогонку:

— Если ты хочешь, чтобы твоя мать осталась в Эшдауне, предлагаю задуматься, насколько серьезны эти проблемы.

Тристан застыл на месте. На него навалилось все сразу: жар и холод, бешеный пульс, гул крови в ушах. Часть мозга лихорадочно размышляла; другая же часть пребывала в оцепенении.

Он обернулся, нарочито медленно. Тело было по-прежнему готово к бою — что полезно на вражеской территории, но не там, где территория ужалась до кабинета знатного дворянина. «Убить или быть убитым». Или в британских родовых владениях это всего лишь фигура речи?

— Какое отношение все это имеет к маме?

Лицо Рочестера состояло из одних только теней и острых углов.

— Как я уже сказал, она нездорова. Возможно, ей обеспечат лучший уход в другом месте.

Тристан сжал трость так, что пальцы побелели.

— А точнее?

— Есть места, более подходящие для людей с ее странностями…

— Мы говорим о Бедламе?

Граф наклонил голову:

— Бедлам? Нет. Есть специализированные частные заведения, более приспособленные для ухода…

Частные заведения. Места, куда находящихся в здравом рассудке, однако причиняющих неудобства жен и дочерей до сих пор отправляют умирать.

Когда Тристан вернулся к столу, в глазах Рочестера мелькнула тревога — он зашел слишком далеко. Однако же граф решился; а значит, черт возьми, что-то его на это подвигло?

— Мама очень переживает. — Тристан сверлил отца взглядом. — Ее сын погиб.

— Мой тоже, — отрывисто бросил граф. Еще один проблеск эмоций.

В другой день и в другой жизни Тристан мог бы выразить сочувствие.

— Маме не место в лечебнице для душевнобольных. Там она не выживет, и вам это известно.

— Тристан, я могу терпеть лишь определенное количество странностей в своем доме. Тебе решать, чьи это будут странности — либо твои, либо ее.

Это был шантаж, и такой, которому придется подчиниться. Все жилы в теле Тристана напряглись в порыве немедленно устранить угрозу свободе. Он сделал глубокий вдох, затем второй. Наконец пламя гнева в крови утихло.

Рочестер кивнул и добавил почти дружелюбно:

— Я призываю тебя выполнить свой долг. Женись, роди наследника, роди еще нескольких отпрысков. У тебя есть три месяца на восстановление достаточно приемлемой репутации. Докажи, что ты не полностью бесполезен.

Бесполезен. Еще один глубокий вдох. «Бесполезен» — любимое оскорбление Рочестера. Всякий, кто в должной мере не удовлетворял запросам графа, попадал в эту категорию, и даже когда Тристан повзрослел, это слово наносило ему глубочайшую рану.

С него хватит. Визит к матери в западное крыло дома придется отложить.

Когда Тристан сел в карету и свернул на подъездную аллею, он сформулировал для себя ответ, почему Рочестер использовал для давления на сына графиню, а не свой банковский счет, как бывало обычно. Во-первых, отец осознал, что Тристан близок к достижению минимально необходимой финансовой независимости. Во-вторых, женитьба — дело серьезное, и Рочестер справедливо допускал, что очередное урезание денежного содержания сына может не принести результатов. Чтобы тот взял в жены выбранную Рочестером девушку и пусть рожденные в браке дети до конца дней напоминают о графе? Ну уж нет. Отсюда и шантаж: жизнь за жизнь. Либо собственная жизнь, либо жизнь матери.

Если Тристан уступит, Рочестер сделает маму петлей на шее сына. А значит, нужно что-то придумать. Что, если послать письмо в Дели, генералу Фостеру — возможно, тот согласится приютить ненадолго двоих гостей из Англии, не задавая лишних вопросов? Конечно, это потребует времени. Проклятие! Письма на такие расстояния идут неделями! Или попробовать отправить сообщение в Бомбей телеграфом, по подводному кабелю? Вот только соединяющие Англию и Нью-Дели кабели часто повреждаются. Тристан немного поиграл с идеей пуститься в дорогу с больной матерью, увезти ее в никуда; к черту планы и к черту Фостера. Увы, подобная импульсивность обычно ни к чему хорошему не приводит.

Ясно одно: нужно увеличить и обезопасить свои финансы, и как можно скорее. Перед мысленным взором вспыхнуло лицо Люси, и Тристана захлестнула новая волна негодования. Эта женщина невольно оказалась на грани того, чтобы сломать планы, которые он строил, — планы на новую, оседлую жизнь в Англии. И как четверть часа назад, препятствие в ее лице означало угрозу свободе.

Тристан смотрел в окно кареты, однако ничего не видел — Люси заняла все его мысли. Добравшись до станции, он задумался: стремилась ли та часть сознания, которая порой заполняла долгие восточные ночи воспоминаниями о Люси и летних днях в Англии, снова оказаться в одной стране с ней?

Он сидел в пустом вагоне; тишина казалась оглушающей. Тристан выудил из нагрудного кармана фляжку виски. Пока придется делать вид, что он принял игру Рочестера, — чтобы выиграть время. Но сначала он напьется.