Обратная сторона приворота. Сколь безрассудно, беззаветно я любила, настолько стала моя ненависть сильна…

Эвелина Андерсон

Продолжение автобиографического романа со стихотворным дневником о первой любви. Ксения пытается забыть Егора и бросается в новые отношения. Но шуточный приворот имеет последствия. Егор снова появляется в ее жизни, принося счастье и слезы. Словно слепая, Ксения растворяется в любви и не замечает страшных перемен. Пьянство, побои, страсть, прощение, наркотики… Нужно ли бороться за призрачное счастье, давать шансы и верить солгавшим? И где та грань, за которой самые сильные чувства умирают…

VII

На дворе стоял снежный декабрь. Близилась предполагаемая дата родов, и аккурат первого января, переварив новогодние салаты, я легла на дородовое отделение. Каждый день брали кровь на клинический анализ, и через какое-то время я уже плакала, потому что элементарно не могла держать ложку в руках — настолько мне искололи все пальцы. Я умоляла кроху родиться как можно скорее и прекратить мои мучения.

Безудержно скучая по мужу, я писала ему письма и стихи. Игорь приезжал почти каждый день, привозил мне домашние вкусности, да и родители частенько проведывали. Но мне нестерпимо хотелось быстрее убраться отсюда с милым сердцу свертком в руках.

К счастью, мои мольбы были услышаны и на неделю раньше поставленного по УЗИ срока, я начала рожать. Тупые схватки, начавшиеся в час ночи, длились до одиннадцати утра. Пришедший начальник отделения проколол плодный пузырь и тут начался настоящий ад. Я выла, кричала, материла, на чем свет стоит, своего супруга и весь мужской род. Молодой интерн, сидевший на стуле в углу, носом утыкался в свои записи, потому как стоило ему на меня взглянуть, я моментально заводилась:

— Чего вылупился? Не видишь — я подыхаю!

Предприняв две попытки прослушать медицинской трубкой сердцебиение плода, и будучи посланным ко всем родителям и прародителям, он больше ко мне не приближался. В какой-то момент мне стало его жаль — надо же парню на ком-то учиться, иначе, как он станет врачом? Поэтому, отдышавшись после очередного спазма, я снисходительно сказала:

— Подходи и слушай сердечко между схватками, потому что когда ты лезешь во время этих пыток и тычешь в меня своей трубкой, мне хочется разорвать тебя на куски.

Наконец, когда солнце давно село за горизонт, а время приблизилось к восьми вечера, акушерка повела меня в род зал. Сколько фильмов я пересмотрела, где рожениц аккуратно на кресле или на каталке везут рожать. Какое там! Я шла сама! Да, это было всего пять метров, но когда у тебя уже показалась головка и ты реально чувствуешь ее при ходьбе, это не «всего пять метров», это «целых пять метров» — огромный путь, наполненный страхом родить малыша головой в кафельный пол.

Тринадцать часов мучений, четыре мужчины в белых халатах перед семнадцатилетней девчонкой, едва прикрытой куцей казенной сорочкой и, наконец, раздался долгожданный крик. Врач поднял надо мной маленького чумазика:

— Поздравляю! Вот ваш мальчик — 3500, пятьдесят один сантиметр, 9/10 баллов по шкале АПГАР.

— Мальчик? — удивленно спрашиваю я.

— А вы не знали? — доктор смотрит на меня улыбающимися глазами.

— Не знала.

Я смотрю в глаза своего сына, а они синие-синие, как море… Этот взгляд проникает мне в душу, затрагивая ее тончайшие струны. В голове вдруг начинает звучать волшебная мелодия, и счастливая улыбка ложится на мокрое от струящегося пота лицо. Внезапно все, что до этой секунды было важным и значимым, кажется таким ничтожным по сравнению с волной эмоций, накрывающей от макушки до кончиков ногтей. Я словно встречаю рассвет на безлюдном пляже, зарываясь ступнями в едва теплый песок. А передо мной простирается бескрайняя водная гладь, сливаясь на горизонте с зардевшимся небом. И мягкие лучи просыпающегося солнца целуют мирное полотно океана, скользя по его поверхности. Впереди новая жизнь, а в моих руках — счастье — настоящее, безоговорочное, совершенное…

Сына приложили к груди, а мне вдруг невыносимо захотелось спать. Последняя мысль абсолютно неожиданная: «Жаль, нельзя дать имя моей первой любви — муж не позволит…» Будто сквозь вату в ушах доносился громкий голос доктора:

— Не смей спать! Не засыпай! Потерпи! Нельзя сейчас, я должен видеть твои глаза. Надо немного зашить.

Я вспомнила, что в процессе родов не послушалась акушерку, и раздался возглас врача: «Ну, что ж ты наделала?!» Наверное, я порвалась до самых ушей, но мне, честно говоря, было совершенно все равно. В тот миг хотелось только одного — чтобы все поскорее закончилось. И, вот, роды позади, а мне не разрешили спать. С трудом я разлепила веки и дождалась окончания всех манипуляций, чтобы с чистой совестью забыться сном. Спать — какое же сладкое слово…

Спустя некоторое время меня завезли в одноместную палату, о которой заблаговременно позаботились мама с папой. Санитарка переложила измученное родами тело с каталки на кровать и ушла. На часах десять вечера, я провалилась в сон.