Мутанты. Взламывая генетический код человечества

Эбен Киркси, 2020

В ноябре 2018 года по всему миру прогремела новость: на конференции в Гонконге доктор Хэ Цзянькуй объявил, что создал двух детей с отредактированными генами – близняшек по имени Лулу и Нана. Ученые по всему миру стремятся догнать Китай в сфере генетических исследований. Редактирование гена двигает инновационную экономику, а она может усугубить экономическое и расовое неравенство. На кону фундаментальные вопросы науки, здравоохранения и социальной справедливости: кто получит доступ к технологии редактирования гена? Эбен Киркси познакомит вас с крупнейшими учеными, популяризаторами и предпринимателями, благодаря которым передовые технологии генной инженерии, такие как CRISPR, появляются в больницах ваших городов. Эта книга написана не в «башне из слоновой кости» – автор обсуждал насущные проблемы с врачами, людьми с хроническими заболеваниями, активистами, которые имеют иной взгляд на генетически модифицированное будущее человечества. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Оглавление

Из серии: Научный подход

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Мутанты. Взламывая генетический код человечества предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Пролог

Заявить на весь мир

Сюрреалистическая картина в холле отеля — из очищенного апельсина выглядывает горилла с сигаретой, астронавт едет верхом на киборге-жирафе — была прекрасной заставкой для сенсации, которая потрясла мир. В ноябре 2018 года отель Le Méridien Cyberport в Гонконге оказался в эпицентре скандала, связанного с Хэ Цзянькуем. Тогда журналист сообщил всему миру, что Цзянькуй, остановившийся в этом отеле, создал первых в мире «отредактированных» младенцев. В Le Méridien Cyberport приехали многие мировые эксперты на Второй международный саммит по редактированию генома человека, встречу, созванную для обсуждения будущего человеческого вида. И пока CNN обзывало эксперимент «чудовищным», а в лабораториях и домах по всему миру жарко обсуждали содеянное, доктор Хэ сконфуженно сидел на диване в холле.

Хэ Цзянькуй пытался объяснить ситуацию Дженнифер Дудне — химику из Калифорнийского университета в Беркли, стоявшим у истоков нового инструмента генной инженерии — CRISPR. Дудна предсказывала, что CRISPR начнут использовать для управления эволюцией нашего вида. Она писала: «Мы обладаем способностью редактировать не только ДНК каждого живого человека, но и ДНК будущих поколений». И пока Хэ рассказывал о лабораторном регламенте и описывал свои манипуляции с генами свежеоплодотворенных человеческих яйцеклеток с помощью CRISPR, Дудна качала головой. Она понимала, что этот момент когда-то настанет. Но Дудна полагала, что это произойдет в далеком будущем. Вот так, в отельной суматохе, научная фантастика начала превращаться в доказанный факт.

Когда разразилась шумиха, я как раз заселялся в Le Méridien. А впервые я столкнулся со слухами о ГМО-детях Хэ, беседуя в лифте с другими участниками саммита. Мы приехали в Гонконг, чтобы обсудить науку, этику и управление CRISPR, а также ряд менее известных инструментов для работы с ДНК. Пытаясь преодолеть ощутимый джетлаг (участники прибыли самолетами из Европы, США и разных частей Азии), мы прислушивались к разговорам в холлах отеля, находясь на границе реальности, между сном и бодрствованием.

Открыв дверь своего гостиничного номера — роскошного люкса, предоставленного Национальной академией наук США, — я начал искать надежные источники информации в Интернете. Меня пригласили выступить на панели по этике исследований сразу после Хэ Цзянькуя, поэтому нужно было быстро наверстать упущенное. Я нашел на YouTube видео с подробностями эксперимента, которые лаборатория Хэ опубликовала буквально за пару часов. Позируя на фоне своего лабораторного оборудования, Хэ с лучезарной улыбкой объявил миру: «Несколько недель назад две красивые китайские малышки по имени Лулу и Нана пришли с криком в этот мир — такие же здоровые, как и любые другие младенцы». Эксперимент был направлен на удаление одного гена с помощью CRISPR. Хэ утверждал, что этот новый метод генетической хирургии позволяет рожать ВИЧ-устойчивых детей.

Склонившись над ярким экраном ноутбука, я внимательно изучал мнения, которые только начинали формироваться. Китайские обозреватели видели на горизонте возможную Нобелевскую премию и заявляли, что Хэ пошел по стопам неоднозначных ученых — создателей первого «ребенка из пробирки» в 1978 году. На Weibo — крупнейшей китайской соцсети — шли бурные дебаты, хештег #首例免 疫艾滋病基因 编辑婴儿# (#FirstGeneEditedHIVImmuneBabies; «первые генно-измененные дети с иммунитетом к ВИЧ») просмотрели 1,9 миллиарда человек. Некоторые китайские лидеры мнений восхваляли Хэ Цзянькуя как национального героя от науки. Другие осуждали его, говоря, что постыдно обращаться с детьми, как с морскими свинками. Журналисты обнаружили связи доктора Хэ с биотехническими компаниями (как сообщалось, стоимость одной из них составляла 312 миллионов долларов США) и утверждали, что у ученого был серьезный финансовый конфликт интересов.

Все, кто следил за новостями, знает, что было дальше. За последующие несколько дней Цзянькуй Хэ пережил свой звездный час, после чего впал в немилость. В конце концов он лишился работы в университете и оказался на тюремной скамье. Окружной суд Китая приговорил его к трем годам тюремного заключения за ведение медицинской практики без лицензии, обвинив ученого в погоне за «личной славой и выгодой».

После бессонной ночи на гала-приеме, устроенном гонконгским миллиардером, я встретился с Дженнифер Дудной. Общаясь с международными финансистами и научной элитой, я чувствовал себя слегка не в своей тарелке. На мне все еще сказывалась усталость от долго перелета из Сан-Франциско, где несколько дней назад я встречался с активистами ВИЧ-положительного сообщества. Попивая бокал шампанского в кулуарах с Дудной, я взял у нее интервью. Я включил цифровой диктофон и предложил ей поразмышлять над экспериментом Хэ Цзянькуя.

Дженнифер Дудна призналась, что манипуляция с генной устойчивостью к ВИЧ — еще «не самое худшее, что он мог выбрать», поскольку ранние эксперименты в США уже демонстрировали многообещающие результаты. Но тут же добавила: «Я ни в коем случае не одобряю это исследование». Несмотря на это Дудна предположила, что в ближайшем будущем с Хэ могут снять обвинения. «Давайте перенесемся на какое-то время вперед, — продолжила она. — Допустим, на два года. Теперь это здоровые двухлетние девочки, и кажется, что все прошло хорошо… Тогда люди оглянутся назад и скажут: “Может, сам процесс и не был правильным, но результат оказался достойным”». Дудна критиковала «процесс», поскольку считала его тщательно спланированным рекламным ходом. Результаты исследования были представлены в видеороликах на YouTube, а не в рецензируемой научной публикации. «Заявление вбросили как неожиданный релиз альбом Бейонсе», — сообщали STAT News.

Позже я узнал, что всего за несколько недель до публичного объявления доктор Хэ отправил свое исследование редактирования эмбрионов в престижный журнал Nature. Он планировал сохранять эксперимент в тайне, пока авторитетный журнал не примет статью к публикации. Но Антонио Регаладо, журналист-расследователь из MIT Technology Review, разузнал ключевые факты и обнародовал историю еще перед началом саммита. Заранее записанные видео публиковались на YouTube по мере нарастания споров. На фоне этой шумихи Nature отклонил статью.

История докторе Хэ должна была стать неким переходом к более масштабной области — рассказу о CRISPR и открытию генетической медицины. На мероприятии неоднократно звучали новости о других попытках генетически модифицировать человека. В Англии, США и многих других лабораториях континентального Китая уже проводились эксперименты. И так как миллиардеры и инвесторы с Уолл-стрит активно подключались к процессу, а врачи и ученые делали карьеру в сфере CRISPR, я невольно задавался вопросом: кого же считать провидцем, а кому суждено стать изгоем?

Сама Дженнифер Дудна не интересовалась эмбриональной инженерией; ее лаборатория занималась в основном фундаментальными науками. Но пару лет назад к ней обратился предприниматель из Сан-Франциско с вопросом, не хотела бы она присоединиться к венчурному стартапу по фертильности, «ориентированному на женщин — предположительно фертильных — в возрасте от 20 лет, которые какое-то время не хотели бы иметь детей». Бизнесмен намеревался собрать яйцеклетки у молодых женщин и сохранить их в замороженном состоянии до тех пор, пока сами женщины позже не захотят иметь детей. Нанимая передовых ученых в сфере CRISPR, предприниматель надеялся предоставить клиентам самые лучшие решения в области генной инженерии. «“Людям, которые возвращаются в 40 лет с намерением завести ребенка, я смогу предложить сразу несколько вариантов”, — вспоминает Дудна слова бизнесмена. — Звучит фантастически, но кто знает».

От этого коммерческого предложения Дудна отказалась, но поучаствовала в ряде других стартапов: Caribou Biosciences, Intellia Therapeutics и Mammoth Biosciences, призванных развивать медицинское применение генетической хирургии для взрослых. Кроме того, Дудна оказалась вовлечена в затянувшийся патентный спор, который, по некоторым данным, оценивается в миллиарды. Суть спора заключается в том, чьей интеллектуальной собственностью является CRISPR.

В погоне за славой и богатством доктор Хэ был не одинок. Казалось, на саммите не было ученых, не виновных в финансовых конфликтах интересов. Все эти предприимчивые биологи уже собрали от венчурных инвесторов, крупных фармацевтических компаний и фондового рынка сотни миллионов для экспериментов по генной инженерии на людях. Я подслушал оживленную беседу о новых инвестиционных возможностях. Недавно в США одобрили первую генную терапия для лечения рака — терапию стоимостью в 475 000 долларов. И пока ученые восторгались CRISPR-революцией, я спокойно размышлял, как генетическая медицина потрясает общество. Ориентированные на прибыль предприятия в области исследований и медицины открыли новую эру колоссального медицинского неравенства.

Поскольку рыночные силы продвигают CRISPR в клиническую практику, я решил ответить на основные вопросы о науке и справедливости: кто получает доступ к передовой генетической медицине? Есть ли творческие способы демократизировать эту область? Размышляя над этим, я параллельно исследовал и вопросы, которые могут серьезно повлиять на будущее нашего вида: можно ли дать родителям право выбирать генетические характеристики своих детей? До какой степени допустимо изменять состояние человека, вмешиваясь в ДНК?

Будучи культурным антропологом, я часто замечал, что во всех спорах о природе человека выступаю против биологов. С тех пор как в 1928 году Маргарет Мид написала «Взросление на Самоа»[1], антропологи стали утверждать, что жизнь человека определяется «социальным окружением, средой, где родился и был воспитан человек», а не одной наследственностью. Недавно антропологи присоединились к другим прогрессивным мыслителям в попытках выяснить, какие новые экспериментальные возможности открывает перед людьми наука12. Теперь мы изучаем, как нашу социальную среду формируют синтетическая химия, смартфоны, интернет и биотехнологии.

Вместо того чтобы ограничить свое исследование какой-то одной культурой, я преследовал цель картировать влияние генной инженерии на человечество. Я путешествовал по миру, следуя за CRISPR, — как он переходил от сообщений в СМИ в лаборатории, проходил через алгоритмы искусственного интеллекта в клетки эмбрионов и тела живых людей. Пока ученые, корпоративные лоббисты, врачи и предприниматели в сфере биотехнологий пытались реконструировать саму жизнь, я изучал через призму антропологии новые формы власти.

Я предложу вам мозаичный портрет. Это история о людях и проблемах по обе стороны власти, которые появились вместе с CRISPR. Я вращался среди влиятельных людей, находясь в их родной среде обитания: на конференциях, в роскошных отелях, ресторанах, корпоративных офисах и оснащенных лабораториях. Чтобы лучше понять, как изменяется социальное неравенство в этом дивном новом мире, я брал интервью у хронических больных, ученых-инвалидов и хакеров. От центров власти к периферии — я шел туда, где мог найти ответы. В то время как новые технологии преобразовывали науку и медицину, вновь возникали старые конфликты.

Когда я задался целью встретиться с одними из первых генетически модифицированных людей, то вышел на активистов, которые вели борьбу со страховыми агентами и биотехнологическими компаниями за методы лечения, потенциально спасающие жизнь. За 10 лет до того, как Хэ Цзянькуй спровоцировал разногласия в Китае, небольшая группа ВИЧ-позитивных геев в США незаметно приняла участие в клиническом испытании, получившим название «Эксперимент по редактированию генов, впервые проводимый с участием человека». Исследователи планировали удалить у этих людей ген — ту же последовательность ДНК, которую позже выбрал доктор Хэ, намереваясь создать устойчивость к вирусу и восстановить поврежденную СПИДом иммунную систему. Мэтт Шарп, один из ветеранов-активистов по борьбе с ВИЧ и участник этого исследования, убедил меня, что изменение его личной ДНК не так уж важно, но в генной инженерии сокрыт действительно большой медицинский потенциал. Кроме того, Шарп подтвердил мои подозрения: биотехнологические компании ставят прибыль выше здоровья человека, поскольку ищут перспективные сферы применения генного редактирования в клинической практике.

«Редактирование» генов — не самая подходящая метафора для объяснения научной стороны CRISPR. На компьютере я могу без труда вырезать и вставлять текст из одного приложения в другое или удалять части — буква за буквой, строка за строкой. Но у CRISPR отсутствуют эти точные методы редактирования. CRISPR скорее похож на крошечный дрон Reaper, умеющий адресно повреждать ДНК. Иногда он наносит высокоточный ракетный удар, уничтожая цель. Но в то же время он способен нанести и серьезный опосредованный урон — например, если вместо намеченной цели дрон атакует свадебную вечеринку. Зачастую в своих попытках улучшить код жизни ученые случайно разрушают большие куски ДНК. CRISPR также может «сбиться с пути», если запрограммированные координаты окажутся неоднозначными, как беспилотник, который автоматически поражает друзей, соседей и родственников подозреваемых в терроризме. CRISPR может сохраняться в клетках неделями, перескакивая по хромосомам и вызывая новые повреждения ДНК всякий раз, когда будет находить близкое совпадение с намеченной целью.

Для изменения идей «редактирования» предлагались и другие метафоры: генетическая «хирургия» или «взлом» ДНК. Крайне важно указать на возможный риск и необходимость проявлять осторожности, используя CRISPR. Идея генетической хирургии предполагает, что нож хирурга может дрогнуть, и это приведет к непреднамеренной травме3. Каждая из представленных аналогий — запрограммированный беспилотник, скальпель хирурга, хакерский код — дает свой ракурс на то, как работает CRISPR, хотя и скрывает беспорядок внутри клеток. На мой взгляд, пока не появилась идеальная метафора, мы можем использовать технический язык: CRISPR — это фермент, который производит направленный мутагенез.

Иными словами, CRISPR создает мутантов.

Строго говоря, мы все — мутанты. На молекулярном уровне каждый из нас уникален. Жизнь любого из нас начинается с 40–80 новых мутаций, которых нет у наших родителей. С самого рождения у всех нас присутствует около 20 неактивных генов из-за мутаций, утративших функцию. Среднестатистический человек всю жизнь накапливает мутации внутри тела и даже в мозге. Согласно исследованию, опубликованному в Proceedings of the National Academy of Sciences, к 60 годам в одиночной клетке кожи будет 4000–40 000 мутаций. Эти генетические изменения являются результатом ошибок, которые возникают при каждой репликации ДНК в процессе деления клеток, либо при повреждении клетки радиацией, ультрафиолетовыми лучами или токсичными химическими веществами. По сути, мутации — это не плохо и не хорошо, просто по-другому.

Ученые только начинают понимать всю сложность последовательностей ДНК, которые делают нас людьми. Пока что относительно хорошо изучены гены, отвечающие за основные внешние признаки человека: цвет волос, глаз и кожи. С помощью простого генетического теста можно выявить определенные заболевания, такие как серповидно-клеточная анемия и гемофилия. По мере развития науки становится ясно, что гены — это крошечные кусочки очень сложной головоломки. Некоторые признаки, которые кажутся нам простыми (например рост), могут определяться не столько генетикой, сколько нашим рационом. В одном исследовании, опубликованном в журнале Nature, обнаружили, что гены объясняют только «10 % фенотипических вариаций роста». По мере публикации все большего количества доказательств мы сможем ответить на извечные вопросы о природе человека, например, чем обусловлено то или иное поведение — природой или скорее воспитанием.

Ген гомосексуальности исследователям найти не удалось. В то время как психиатры с уклоном в биопсихологию продолжают твердить, что в психических заболеваниях играют роль гены, ученые так и не смогли разработать надежные тесты ДНК, позволяющие выявлять такие состояния, как шизофрения, депрессия и биполярное расстройство. Сложные признаки (интеллект и так далее) будоражат умы ученых-генетиков. И все-таки незначительные мутации ДНК могут привести к катастрофическим последствиям.

В самых отдаленных уголках мира уже появляются мутанты с особыми способностями. В 1932 году в малоизвестном медицинском журнале появилась информация об «искреннем и простодушном» чехе из Праги, который был не способен испытывать боль. Он работал швейцаром и шофером, а на сцене водевиля превращался в человека-игольницу. Из материалов первичного врачебного заключения следовало, что на своих шоу он просил зрителей «выйти на сцену и вонзить булавки в любую часть тела, кроме живота и паха». Чех стал известен благодаря своему коронному номеру: распятию на кресте четырьмя позолоченными шипами. Научное сообщество того времени изо всех сил пыталось объяснить этот странный феномен4.

Позднее ученые обнаружили редкую мутацию в SCN9A — гене, который встречался у людей по всему миру и позволял обладателям не испытывать боли. Один мальчик из клана Куреши на севере Пакистана стал местной знаменитостью за свои уличные шоу: он протыкал руки ножами и ходил по горящим углям, но не испытывал при этом ни малейшего дискомфорта. Мальчик умер незадолго до своего четырнадцатилетия, спрыгнув с крыши дома. Люди, не испытывающие болевых ощущений, рождались в Аргентине, Италии и отдаленной канадской провинции Ньюфаундленд. Те, у кого отсутствовала функциональная копия SCN9A, накопили изрядную долю синяков, порезов и ожогов. В младенчестве некоторые такие мутанты откусывали себе языки. Но, как нам часто напоминает Голливуд, особая способность может стать проклятием.

Наличие мутантов в массовой культуре играет важную роль в создании мифов о высоких технологиях. Некоторые мультфильмы воспевают мутации как фантастические способности. Известные любители пиццы Черепашки-ниндзя знамениты своей борьбой с преступностью во имя закона и порядка. В более мрачной научно-фантастической литературе мутантов используют, чтобы проиллюстрировать лицемерие и бесчеловечность научных институтов. Жестокие эксперименты над детьми, рожденными с особыми способностями, показаны и в современных сериалах на Netflix (например «Очень странные дела»). Фильмы ужасов и видеоигры о безмозглых зомби и плотоядных мутантах объединяет общая тема: наука может создать монстров, которыми нельзя управлять.

Репортеры, которые забили тревогу из-за рождения Лулу и Наны, называя их причудливыми CRISPR-«франкенкрошками», с литературным первоисточником явно не были знакомы. Сейчас монстра Франкенштейна представляют в виде тупоголового гиганта с электродами на шее — этот образ прочно закрепился в нашем сознании после выхода в 1931 году первого черно-белого фильма студии Universal Pictures. В оригинальном же готическом романе «Франкенштейн», который в 1818 году создала Мэри Шелли, монстр описывался как сверхъестественное существо, движимое желанием быть любимым. Очень умное, благородное существо, четко излагающее свои мысли, стало агрессивным, только когда человеческое общество отвернулось от него. На фоне споров об эксперименте доктора Хэ политолог и литературовед Эйлин Хант Боттинг защищала права генетически модифицированных детей на жизнь, любовь и процветание. Переосмыслив популярный сценарий, она написала эссе для Washington Post, в котором высказала предположение, что Франкенштейн является поучительной историей о возможной «вопиющей дискриминации в отношении биоинженерного ребенка»5.

На заре своих международных приключений в мире CRISPR-исследований я старался держать классику научной фантастики под рукой. Богатый архив научно-фантастических произведений помог мне осознать потенциал и опасности экспериментов по изменению человеческого вида.

Самыми каноническими мутантами в поп-культуре стали Люди Икс — герои со сверхъестественными суперсилами и серьезными физическими недостатками. Эту серию комиксов Marvel в 1963 году создали двое американских евреев как притчу о гражданских правах. Оригинальный фильм «Люди Икс» открывается сценой из Освенцима. Когда нацистские солдаты разлучают еврейского мальчика с родителями на входе в лагерь смерти, металлические заборы неестественно скручиваются и деформируются. В последствие этот мальчик становится могущественным суперзлодеем Магнето. Он видит будущее, в котором усовершенствованные мутанты будут властвовать на Земле. По словам Лоуренса Барона, специалиста по истории Холокоста, Магнето «испытывает обоснованный страх, что новая раса подобных ему мутантов может столкнуться с преследованием и, в конечном счете — истреблением, если не нанести превентивный удар по параноидальным людям»6. Люди Икс постоянно осуждали фанатизм и дискриминацию. Тем не менее настоящими героями первого поколения комиксов были белые люди. И все-таки Люди Икс пользовались большой популярностью, поскольку с «мутантами» могли отождествляться жертвы всех форм дискриминаций, а не только отдельной группы, подвергаемой гонениям7.

Сверхъестественные способности мутантов из серии «Люди Икс» (взять хотя Шторм, управляющую погодой, или Циклопа, стреляющего лазерами из глаз) — это чистой воды фантазия. Но другие признаки (например светящаяся зеленая кожа) с использованием уже существующих технологий вполне возможно «перенести» на людей. В 2020 году бразильский художник-модернист в сотрудничестве с французским генетиком создали генетически модифицированного кролика по кличке «ЗФБ-кролик». ЗФБ расшифровывается как «зеленый флуоресцирующий белок»; при добавлении ДНК медуз его без труда синтезирует большинство организмов. Поскольку базовая структура людей близка к кроликам, можно было бы сравнительно легко создать ЗФБ-людей с необычным зеленым свечением.

Ученые выявили ряд генов, которыми в принципе можно было бы управлять. Например, теми, которые связаны с цветом кожи и глаз. Федор Урнов, американо-русский эксперт по редактированию генов, заявил, что с точки зрения биологии возможно создать солдат или спортсменов с повышенной выносливостью, скоростью и мышечной массой. Генетические «улучшения» сопряжены с серьезным риском для здоровья, но военачальники давно пренебрегают здоровьем и благополучием своих солдат. Такая же дурная репутация и у клиник по лечению бесплодия: как у организаций, ориентированных на прибыль и готовых продавать парам дорогие и научно неподтвержденные методы лечения. Так, ЭКО-клиника New Hope Fertility Center на Манхэттене уже рекламирует новую методику: в скором времени будущие родители смогут создавать «дизайнерских детей» с помощью CRISPR8.

Пока ученые теоретизируют о страшных военных сценариях и будущем без расизма, а рыночные силы с головокружительной скоростью приносят клиникам новые генетические технологии, наступает момент, когда необходимо сбавить скорость и четко прописать правила дорожного движения. Необоснованные попытки улучшить человеческий вид уже приводили к зверствам. Вспомнить хотя быть нацистские лагеря смерти, которые систематически «очищали» общество от гомосексуалистов и евреев. Попади CRISPR в плохие руки, это может оказаться разрушительным для всего человечества.

В водовороте незатихающих споров все гадали: явится ли доктор Хэ Цзянькуй на свою публичную казнь на саммите. В назначенный час мы собрались в переполненном зале Гонконгского университета, и еще 1,8 миллиона человек смотрели веб-трансляцию в режиме реального времени. Помещение наводнили репортеры. Ведущий саммита строго предупредил их о правилах поведения. Затем на сцене поприветствовали Хэ. Человек, к которому было приковано все внимание, не появился. Секунды превращались в минуты. Внезапно из черного хода показался Хэ. Его сопровождала служба охраны с проводами наушников, свисающими с ушей. Показав 58 слайдов PowerPoint, изобилующих технической информаций, Хэ ошарашил нас новой сенсацией. Отвечая на вопросы после доклада, ученый заявил, что в ходе его эксперимента CRISPR-ребенком забеременела еще одна женщина.

Как только Хэ закончил речь, на трибуну поднялся старейшина научного сообщества. Дэвид Балтимор получил Нобелевскую премию в 1975 году за новаторскую работу о вирусах. С тех пор он стал ведущей фигурой, призывающей ученых упражняться в самообладании с новыми, мощными технологиями генной инженерии. Как главный организатор и председатель Международного саммита по редактированию человеческого генома, Балтимор надеялся установить международные правила ответственного использования CRISPR. В тот день, на глазах у всего мира, он признал, что ученые больше не смогут сдерживать себя. Нобелевский лауреат заявил: «Научное сообщество с треском провалилось в саморегуляции». Позже той же ночью, в счастливые часы Le Méridien Cyberport, Дэвид Балтимор и 13 членов оргкомитета саммита слонялись вокруг бара. Бесплатные еда и напитки (оливки, сыры, орешки и начос) лишь подогревали обсуждения доктора Хэ и их личной ответственности за будущее человечества. Эта группа международных биологов и специалистов по этике — научных умов из Японии, Южной Кореи, Индии, Франции, США и Китая — пыталась решить, стоит ли научному сообществу продолжать эксперименты, провоцирующие мутагенез в эмбрионах человека. Другие участники — 46 делегатов саммита, остановившиеся в отеле, — остались наедине со своими мыслями.

Когда над грузовыми судами в Телеграф-Бей садилось солнце, я сидел в баре с Уильямом Херлбатом, профессором нейробиологии в Стэнфорде и членом Президентского совета по биоэтике Джорджа Буша. Херлбат разделял мои сомнения о создании генетически спроектированных детей, но совсем по другим причинам. Будучи христианином, глубоко убежденным в святости человеческих эмбрионов, Херлбат стоял на саммите неким особняком. Но он представлял важный избирательный блок в Америке, поскольку по религиозным причинам многие люди выступали категорически против исследований стволовых клеток и эмбрионов человека. Несмотря на то что я не разделяю христианских убеждений, его труды кажутся мне весьма убедительными. В эссе под названием «Создавая будущее» (Framing the Future) Херлбат указывает, что «преувеличенные ожидания и представления о человеческом совершенстве» привели к стремительному и неосмотрительному выходу на арену улучшения человека9.

Оргкомитет саммита собирался в закрытом режиме в нескольких футах от нас. Херлбат переживал о том, что обсуждали за закрытыми дверьми — отчасти потому что являлся близким другом доктора Хэ. Еще до того, как новости о CRISPR-близнецах приковали внимание к Хэ, оба ученых часами обсуждали этичность экспериментов с человеческими эмбрионами. Херлбат выступал категорически против испытаний доктора Хэ на людях, хотя и знал, что многие другие исследовательские инициативы движутся в том же направлении. «Похоже, что Хэ сделали козлом отпущения, — сказал Херлбат, — чтобы защитить другие проекты по редактированию эмбрионов в США и Европе от нападок общественности».

Старые опасения об упадке Запада и боязнь того, что Китай станет мировым лидером в области научных инноваций, снова всплыли на поверхность. Многие журналисты, особенно те, кто заклеймил доктора Хэ «чудовищем», невольно вдохнули новую жизнь в старые стереотипы из колониальной литературы. Доктор Фу Манчу, безумный ученый с Востока, впервые появился в британском романе 1913 года. Его образ олицетворял собой страхи перед «жестоким коварством народов Востока, собранном в одном гигантском интеллекте, со всеми богатствами научных знаний прошлых и нынешних времён»10. Первый фильм о Фу Манчу с участием белого актера с фальшивым китайским акцентом вышел в США в 1923 году, за год до того, как в Акт об исключении китайцев[2] были внесены поправки, запрещающие гражданам Китая иммигрировать в Соединенные Штаты. Теперь, почти столетие спустя, обновленный страх перед азиатскими учеными-злодеям отвлекал общественность и влиятельных ученых от главного.

«Мне кажется, в итоге он оказал человечеству как минимум одну услугу, — позже сказал журналисту Уильям Херлбат. — Хэ заявил на весь мир, что будущее наступило быстрее, чем мы планировали, а с мощью новых технологий пришли и новые серьезные трудности».

Уже в баре отеля Le Méridien, где, как гласила табличка на стене, «изысканное звуковое сопровождение и днем, и ночью», с легкостью сочетались классика пост-панка и фолк середины века, к нам присоединился младший из четы Херлбат. У Бенджамина Херлбата, историка науки из Университета штата Аризона, были собственные провокационные взгляды на силу и мощь технологий. Бенджамин твердо уверен, что генно-модифицированное будущее не является для человечества неизбежностью. Он утверждает, что мы не должны рассматривать технологии как «двигатель истории». Сам по себе CRISPR не имеет власти; эта молекула становится могущественной только в руках отдельных людей1112.

Пока мы с Херлбатами обсуждали взаимосвязь власти в науке и обществе, комитет до поздней ночи корпел над написанием коммюнике. Альта Чаро, один из ключевых членов оргкомитета, рассказала, что испытывала проблемы со сном: в 2:30 утра она проснулась одновременно из-за джетлага и восторга от собственной причастности к такому историческому моменту. Альта продолжала работать над заявлением из гостиничного номера, передавая черновики другим членам комитета, пока на рассвете итоговый документ не был готов к публикации. Рассказывая о своей бессонной ночи, Чаро вспомнила высказывание выдающегося профессора Э. Аллана Фарнсворта — своего преподавателя по договорному праву в Колумбийском университете: «Побеждает тот, кто первым зафиксирует это на бумаге».

Следующим утром оргкомитет саммита представил миру заявление, в котором резко осуждал Хэ Цзянькуя. В то же время своим заявлением они открыли дверь к «строгому и ответственному» созданию еще большего количества генно-модифицированных детей. Оргкомитет настаивал на том, чтобы клинические испытания на эмбрионах продолжались, но только при «строгом независимом контроле, веском медицинском обосновании, отсутствии разумных альтернатив, долгосрочном последующем наблюдении и внимании к социальным последствиям»13. Порицая Хэ за нарушение научных и социальных норм, комитет тем не мене настаивал, что разумное развитие в этой области все-таки возможно.

Коммюнике подчеркивало необходимость проявлять осмотрительность и осторожность. Но также гласило, что гонка за генетическое изменение человека снова началась. Небольшая группа элитных исследователей, в том числе с серьезным конфликтом интересов, решила вырваться вперед в тот самый момент, когда мировая общественность недвусмысленно просила их притормозить.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Мутанты. Взламывая генетический код человечества предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

1

Маргарет Мид. Культура и мир детства. Избранные произведения. — М.: Издательство «Наука». Главная редакция восточной литературы, 1988.

2

Первые китайцы появились в Америке, когда началась Калифорнийская золотая лихорадка 1848 года. К 1880-му году более 200 000 китайцев осели в Калифорнии, что составляло 10 % от ее населения. Это привело к усилению конкуренции на рынке, и на первый план вышел национальный вопрос. В 1882 году Конгресс издал акт, запрещающий китайцам въезд в страну, который действовал до 1943 года. — Прим. изд.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я