Вся правда о её муже

Шпилька С.В., 2021

Спокойная жизнь закончилась со смертью мужа. Его работа хранила гораздо больше тайн, чем казалось. Главная героиня не успевает приспособиться к новым условиям и попадает в сеть событий, которые разрушают ее жизнь. Реабилитация кажется невозможной, помощи ждать не от кого. Она растеряла всех друзей. Разве что пора вспомнить о Ричарде? Женский остросюжетный роман.Содержит нецензурную брань.

Глава 1

1

На голову наброшен капюшон, концы светлых волос выбиваются на плечи. Испуганный взгляд прячется в сером асфальте, лужах, ногах прохожих. Она почти бежит, но окружающие не замечают. И правильно, у всех своя жизнь, собственные проблемы, сложные обстоятельства. В больших городах это выражается особенно резко.

Останавливается, всматривается в мокрое облако перед собой. Белый туман пришел с закатом и повис вязкой стеной. Может он её не пускает? Женщина задумывается, но не находит сомнений, ехать все-таки нужно, вспоминает, с чего началось её безумие. «Безумие?» — спрашивает саму себя и без промедления отвечает. — «Да, Кать, это оно. Ты осталась одна, идешь сама не понимаешь куда, в душе лёд, на дворе глубокая ночь». Аргументы более чем убедительные, она соглашается с собой и ступает сквозь туман. Считает свои шаги.

Все началось сегодня, спустя год после его похорон.

В детстве она спала сладко, беспробудно, закрывала глаза и проваливалась в длинную теплую уютную темноту. Когда поступила учиться в Москву ночи стали рваными, с гулянками, весельем, алкоголем, мальчишками, местами было стыдно, но больше смешно. Потом Катя встретила Рому, и её ночи наполнились любовью, поцелуями, словами о верности. А потом муж умер, и они снова стали просто ночами.

Просто ночи…

Эту ей сравнить не с чем. В ней была только половина сна, половина луны зависла между высотками, полмира осталось в прошлом. Понятная жизнь поломалась на отрезки «до» и «после». Вот была она, Катя Финская, самая обычная девчонка, в прошлом провинциалка, если честно глухая деревенщина. Потом была вдова, слепая от горя, глухая в собственной жалости. И вот уже совсем другая Катя, больше не человек, кусок картона, расчерченный на черные и белые круги, прибитый к гниющему срубу где-то посреди заброшенного песочного карьера. Вокруг пустота, помощи ждать не от кого.

Почему она стала целью и чьей? Пока сказать сложно, нужно вспоминать. Все по порядку.

Ну а прямо сейчас, в эту самую секунду она представляла себя бездомным котом. В Москве таких полно, они прячут глаза, они нагло смотрят в глаза. Одна. Оставлена. Ладно, оставлена, это не самое страшное! Подумаешь вдова, есть же родственники в Нижнем, тетка в Клину, знакомые, подруги, а еще Артем. Думать о нем тепло, он лучший друг, надежда на спасение, у него полезные связи, большие деньги. Но не все так однозначно, она еще не знает, можно ли довериться этому человеку, не предаст ли? А разве он может, после всего того, что между ними было? Совсем скоро предстоит это узнать, вот к кому она собралась, не ошиблась ли?

Сама позвонила. Она все понимает, ночью люди спят, но у неё срочное! Впрочем, Ричард упрекать не стал. Вывалила на него обломки мыслей и сомнений, плакала. Артем не возражал. «Приезжай, Кать, или может, лучше я к тебе, а? Куда ты в таком состоянии за руль? Подышать хочешь? Понимаю, буду ждать, не гони, пожалуйста!».

Прекрасный человек. Нет чудесный, самый лучший друг в мире! Её Артем Ричард. Настоящее чудо, что они тогда подошли к одной палатке, оба схватились за чай с чебрецом — последнюю пачку. Она никогда не забудет этот день. Многое пролетает мимо, дни рождения, выходы в кино, рестораны, пешие походы в горы, даже поездки на море. А бывает, случается с тобой такое, что как ни старайся из головы не выкинешь. День их знакомства именно такой.

Оставалось шагов триста. Триста шагов, только подумать! Мужа это всегда забавляло. Почему не метров, кварталов, поворотов, в конце концов? Нет. У неё все измерялось в шагах. «Сколько ты прожила?», — «Точно не скажу — миллионы или миллиарды!». Это звучит невероятно. Не то, что число «тридцать», оно бедное. «Что ты смогла успеть за эти годы, что увидела, испытала?». Жалкая цифра.

Добралась до машины, села, заблокировала двери. Как-то быстро это вышло, будто и не было всей этой прогулки по ночной Москве, а ведь ей хотелось дать ногам еще походить. Завела мотор. В лицо поплыл сухой холодный воздух. Теперь нужно немного подождать, машина должна прогреться, так научил муж. Надо же, Рома мертв, а она все еще продолжает его слушаться! Похоже покойники не такие уж и безобидные. На время дороги надо постараться забыться, сил думать больше нет. Скоро она встретится с Ричардом, их взгляды соединятся после долгой разлуки. Надо как-то выдержать этот момент, будет не просто, действовать нужно аккуратно. Работа с людьми требует осторожности и времени.

Прикрыла веки и вспомнила эту ночь. Полночи.

Вчера легла в обычное время. Вчера? Это было гораздо раньше, в прошлой жизни, в другой вселенной, на чужой, но когда-то понятной и родной планете. Снилось спокойное, обыденное, работа, её дети и вечно недовольные ими родители. Дальше сон стал портиться, рушиться, так часто бывает. Появился Ромка, он выглядел как живой. Они сидели на их кухне, на плите подходил ужин, муж долго рассказывал.

За месяц до смерти он многое болтал о работе, даже странно это вспоминать. Его исследования в лаборатории никогда не предназначались для её ушей, он сам так учил, а тут как понесло. Новое задание, государственной важности и безопасности. Ты, Кать пойми и не обижайся, что меня дома не бывает, все потом. Еще наверстаем, поживем в свое удовольствие, мы молодые, все успеем. Когда-нибудь за границу, когда-нибудь в кинотеатры, рестораны. Впрочем, можешь пойти с подругами, я тебя не держу, да ты и сама это прекрасно знаешь.

Она знала, это правда, но протестовала. Истинная причина разладов скрывалась в другом. «Послушай хоть раз, Ромк, не закрывайся от меня! Тебя мне мало, отрицать глупо, я одиночка, холостячка при живом муже. Не могу, больно смотреть, как другие вместе. Гуляют, смеются, держатся за руки, прижимаются щеками… Все время сижу на телефоне, ищу к кому бы прибиться, но все, Ромк, уже заняты, им и без меня весело, у них свои планы, выезды с семьей!».

Достало!

Разорвала веки, вперилась в потеющее лобовое, утопила ручник, тронулась. Картинка за стеклом зашевелилась, а в голове по-прежнему спорили голоса, горячилась обида за себя.

Вечно одна. Молодая, здоровая, гордая своей красотой, гривой песочных волос, спортивными ногами, кукольными глазами, ресницами. Отец шутливо вздыхал — «модель!». Да какая она модель! Катя никогда не хотела карьеры манекенщицы, считала, что эта новомодная профессия для других, для таких, как Алка Пирогова с последней парты. Она же всегда была другой. Белой вороной, ведь у неё мозги, правильные ценности и далеко идущие планы. Как же она заблуждалась… Вороне нужно больше всех, но только не черной, а белой очень нужно. Поступить на высшее, жить в столице, там есть все, там точно лучше, чем здесь, не так тесно. Белая птица гордится своей целеустремленностью.

Разве её одноклассницы думали о завтрашнем дне? Что делать после выпускного? В техникум? А после? Жизнь ведь одна, так? Или нет? Она не знала ответы и ее мама тоже. Это было и не важно, вороне нужно было лететь, крылья давно отросли, набрались силы и просились на волю. Ждать дальше, ждать еще было невыносимо, и Катя взяла билет на поезд «Нижний — Москва». Родителей не спрашивала, предупредила, конечно, и пошла собирать вещи. Уже тогда в одиннадцатом классе все для себя решила.

И вот она здесь, в этой самой точке, у нее все вышло. Все было хорошо до тех пор, пока картинка идеальной жизни не растрескалась. Она была из стекла, оно осыпалось прямо ей в сердце. Откуда взялся такой конец в ее истории? Ответа опять нет, надо вспоминать. Все по порядку.

2

В детстве бабушка рассказывала ей маленькой про ангелов. — «У одних он сильный и всегда держится рядом. Другим достался бракованный, он ослаб и не умеет близко к земле летать. То ли разучился, то ли небеса притягивают сильнее. Правду тебе никто не расскажет, ее никто не знает». — «Ба, а как проверить, какой у тебя ангел сильный или слабый?». Бабушка сердилась и строго выставляла палец. — «Проверять опасно, Катя! Даже не вздумай!».

На всю жизнь запомнился ее строгий палец, и в ангела Катя до сих пор верила. Иначе кто, если не он, ей во всем помог?

Сбылось все и сразу. Поступила в ГЦОЛИФК, будет пловчихой. А что совсем неплохо, поживет в столице, на людей посмотрит. Вышла замуж. По глупости думала, что нос родне урыла, а нет! Никого это не удивило. — «При такой-то внешности, Катюнь, а ты не поспешила?». Муж носил на руках, как и мечтала, жаль только недолго, на свадьбе носил, в квартиру внес. О том, что дальше было, Катя вспоминать не любит.

Ромка не был романтиком. Любил — да, обеспечивал, не изменял и не ревновал. Он был практичным. Жена давно не девочка, свои ноги имеются и вон какие крепкие, как у скаковой лошади. Подумать только, как у лошади! Вот и пусть сама ходит, сама кусок хлеба добывает. По хозяйству помогал, не отлынивал. Все было честно: пополам посуда, пополам полы и полки на антресоли. Хороший был муж, другая бы не жаловалась, не посмела.

Перед глазами горел зеленый свет светофора. Горел яростно, также яростно Катя не замечала его намеков. Её объезжали слева, с интересом выворачивали шеи и заглядывали в салон. Они видели бледное лицо и растерянный взгляд и двигали дальше. Ничего из ряда вон выходящего, вполне привычная картина для ночи в Москве. На следующий зеленый она тронулась. Поток мыслей-воспоминаний прервался лишь на пару секунд.

Её семейная жизнь была как потерянный мужской носок. Один постиран, выглажен, лежит в ящике, ждет свою пару, а она где? Прижата диваном, дышит пылью, света не видит. Тоскливо было года полтора, а потом как-то само свыклось. Не умела она страдать долго, а надо? Видели этих великомучениц. Темные круги под глазами, ранние морщины, опавшая грудь, щеки и все это она сама с собой сделала, своими же руками. Нет уж, спасибо. Катя старалась не усложнять себе жизнь. Нагнетала мама:

«Работу твой муж любит больше, чем свою жену. Когда в последний раз вы хоть куда-то выбирались, а разговаривали по душам?». — «По душам, ма, ну, ты насмешила. Ха-ха! Любит работу, и замечательно. На этот случай Бог ему судья, проехали! Катя Финская не такая, не из тех баб… не скулит часы напролет в телефонную трубку, не плакса я, а на хандрить страшный аллергик. Ну, задержался или, скажем, явился запоздно, да разве это смертельно? Даже наоборот, полезно, полно плюсов. Хочешь — готовь ужин, хочешь — не готовь, никто ведь не спросит и слова не скажет!

Сколько раз такое было? Ромка поужинает в институтской столовке, а я как дура жду мужа и без конца грею его любимые стейки из лосося? И говорю себе, повторяю, «Да, успокойся ты, Катька, еще час назад рыба развалилась, опомнись, милая!». Вспоминать противно. За себя, конечно стыдно, за то, какая наивная чукотская школьница, как будто жизни не видела. Ей богу, с крайнего севера сбежала в столицу. Опять же телевизор в моем полном распоряжении. Телефон, о! Час другой потрещать с любимой подружкой, и никто, мам, над ухом не бурчит, мол, «Потом посудачите. Все равно никогда ничего умного не скажете, так зачем зря воздух в квартире сотрясать?». Какой же он иногда нудный, мой Ромка».

Был…

Ее глаза наполнились водой, защекотало в уголках. Стало хуже видно дорогу. Она обтерла лобовое стекло неровной тряпкой, которую хранила в щели под креслом водителя. Очень удобно, жаль с глазами того же не проделаешь, слезы нужно выдавить, как-то выгнать из себя. Она проморгалась. Две пузатые капли оттолкнулись от щек и обрушились под воротник. Там и впитались. Катя обтерла лицо ладонью. Надо все-таки попробовать не думать, больше не вспоминать. Это оказалось непосильным, лунная ночь была упрямой как ослица.

Потом, Кать…

Сама всё прекрасно знаешь, зарплата у меня чуть больше, чем у студента. Институту не хватает финансирования, мы и так, что можем, из дома тащим, туалетную бумагу, мыло, ну ты и сама это видишь. Деньги будут, обещаю, но только, потом. Когда моя группа закроет все разработки, а это еще месяцы исследований, когда пятый отдел допишет инструкции. Потом разработка уйдет в промышленность или, если совсем фортанет, в народное потребление. Представь, котенок, что каждая семья пользуется нашим продуктом. Катюнь, милая, да если такое случится, знаешь, как мы с тобой заживем, высоко поднимемся. Деньги будем грести лопатой! Только нужно немного потерпеть, осталось совсем чуть-чуть, я тебе обещаю».

Споры с матерью забирали много её сил, но не они делали жизнь невозможной. Она верила своему мужу и ждала. Время шло, перемалывало Катю, давило шестеренками. К девятому году брака стало понятно, что это его «чуть-чуть» ближе не становится. Там впереди лежал обвал, глубокий, с сыплющимися краями, страшно оставаться вместе, не видно будущего. Это пришлось признать, исповедаться перед собой, принять и поставить точку.

Точкой мысленно она называла развод. Тут было нечем гордиться, сложный период. Сходила в юридическую консультацию, узнала, что ей кругом повезло. Детей в браке нет, развести их можно быстро и без суда, квартира пойдет пополам. Не просто будет поделить однушку, но они уж как-нибудь разберутся. Тогда ей казалось, что вся её жизнь разошлась как молния на сумке.

Машина останется ей, это подарок Ромы, он сделал его до свадьбы. Те годы её жизни были другими, они оба учились, были счастливы. Тогда между ними не стояло НИИ, четыре этажа из красного кирпича за бетонной стеной с колючей проволокой поверху. За КПП. Солидно для идущих мимо, но она знала, что внутри все давно прогнило. Всего один месяц, и все было решено. Она собиралась поговорить с Ромой. Их паспорта, свидетельство о браке, документы на собственность и машину: всё лежало в бумажной папке на полке в прихожей.

Она прибралась в квартире. Натерла зеркало в ванной, чтобы до блеска, мужа всегда это беспокоило. Еще раковины пемолюксом — для него же, для Ромки. Приготовила ужин, чай с мятой, включила телевизор на кухне и ждала. Еще утром договорились, что он будет не поздно, приманила его серьезным разговором, таких у них еще не было ни одного. До этого дня все мужу прощала, принимала его любого, с любимыми ведь так надо?

Был поздний вечер. Она сидела, глотала пустой чай, мята обволакивала голову. Храбрилась мысленно, пока нога в тапке трусливо постукивала о паркет. Паркет Рома сам укладывал, еще тогда, девять лет назад, когда только купили эту квартиру в хрущевке. Руки у него были что надо, настоящие, мужские.

Она смотрела сквозь пыль оконного стекла в смеркающееся никуда. Про себя репетировала, как сообщает мужу о разводе, сначала накормит его, выслушает. Главное, спорить не надо, предано смотреть в глаза, ждать, пока задобрится сытной едой и спокойной хозяйкой. Только потом, как бы невзначай напомнить о серьезном разговоре, попросить выслушать, не перебивать.

Говорить с Ромой даже мысленно было тяжело. Он сердился, хмурился, быстро понимал, что его обманули. Накормила, усыпила бдительность — все это изнанка, а лицо — коварный план. Предательница! Муж срывался на крик.

Она смахивала скользкие слезы, глотала чай еще и представляла все заново. Подбирала другие слова, более мягкие, и аргументы — более тяжеловесные. В конце концов, отлично подготовилась, знала все ходы наперед, как поставить мужу шах и мат. Не ждала только одного — тем вечером он не пришел. К полуночи решила, что как всегда задерживается, а не предупредил, так, всё понятно — заработался, такое раньше бывало, хоть и нечасто. А ночью начались звонки. Первый сообщил Ромкин начальник, потом врач из «Скорой», за ним старший лейтенант полиции, и наконец, Анжела Ивановна, его мама. Повесился.

Хоронили на второй день. Она не плакала, не могла больше. Смотрела на его лицо и думала, какой он красивый. Наконец, его ничто не тревожит, молчит, упокоен, аккуратно причесан, выбрит. Кожа без изъянов, даже помолодел. Щеки были розовые, как китайские помидоры. С румянами они перебрали, так не одна Катя решила, многие шептались в тот день. Мало кто знает, при жизни кожа мужа солнцу не подчинялась. Все тридцать два года, отведенные кем-то, он проходил бледным. Вот глаза вечно красным напитывались от компьютера, она еще смеялась — «ты копия вашей белой крысы из лаборатории!». Сама она её никогда не видела. НИИ предприятие режимное, вход только по пропускам, для сотрудников. Да и Ромка о том, что внутри, за столько лет брака ни одним словом не обмолвился. Как же — страшный секрет! Но её в этом не переубедить было, подопытный зверек у них есть, а как иначе, это био — лаборатория или что? Даже представляла себе ее. Редкая шерстка, потому что лысеет, потому что опыты, хвост надломлен — сопротивлялась.

Она стояла над ним, и у нее не получалось смириться с этим. Человек вроде умер, а розовый, будто только что из бани вышел и прилег на воздухе понежиться. Не хотела долго смотреть, а взгляд сам прилипал. Спиной то понимала — там ждет очередь, люди хотят попрощаться, Анжела Ивановна вон не устает, подвывает. Сначала она этого не поняла, думала, собака скулит, выпрашивает сухари. Нужно было целовать мужа, они все ждали от нее этого. Поцеловать и сразу спрятаться. Хотелось раствориться, слиться с деревом, стать его стволом, шуршанием листьев.

Смотрела как на давно чужого человека. Вот и развелись, жизнь сама нашла способ, а кто она такая, чтобы с ней спорить? Получилось даже лучше, чем хотела, теперь квартира вся полностью останется ей. Прижалась губами совсем рядом с носом. Пусть люди думают, что целует мужа в губы. Отошла и оторопела.

Подплыл Ромкин начальник, двухэтажный увалень, если бы не знала, что он из интеллигенции, точно решила бы что бандит. Широкое лицо, строго по бокам оттопыриваются слишком маленькие уши, в правой мочке серьга, черный галстук стягивает ворот серой рубашки. Заговорил с ней о пенсии за мужа, обещал помогать, но не уточнил чем, что-то еще плел. Голос у него оказался неожиданно мягкий как у женщины. Ему нравилось тянуть гласные, он забавлялся с ними, почти мяукал, но она больше не слышала о чем, у нее случился шок.

Накрыло внезапно. На голову колпак упал, в ушах загудело, словно совсем рядом вентилятор или старый холодильник. Опустилось ниже — стало не выдохнуть, поползло к ногам — дернулось правое колено, там старая травма, еще с института. В тот день это случилось с ней впервые. Она видела всех отчетливо, хорошо слышала, а понять ничего не могла. Люди говорят с ней, говорят с другими, на пять часов всхлипы и женский рев, это опять свекровь. В метре от гроба старик с палкой. Покашлял, утер невидимую слезу, посмотрел вдаль и так остановился, превратился в статую. Вроде Ромкин дед, но она была не уверена, видела его всего раз и то в телефоне на общем снимке со дня рождения отца. Картинка реальности смылась, Катя от нее отъехала, еще не понятно куда, в другую параллель. Рассматривает их лица, как шлепают рты, крутятся белки глаз, волосы сопротивляются ветру, солнце играет с морщинами. И не лица даже — карикатуры, а человека за ними нет. Вот так её оглушил страх, он пришел, чтобы познакомиться. Тогда она этого не знала, это сейчас она такая умная.

Страх рассказал о себе, приголубил. Ей даже понравилось его общество, не нужно ни о чем думать, слушать соболезнования этих людей, не надо решать. Он укрыл её, спрятал от них. Они брали её под руки, вели, усаживали в такси. Долго везли. Только в самом конце поняла, что в кафе. Принято же собраться помянуть покойника, деньги ведь сама переводила.

Стол был длинный, составлен из трех, белая скатерть без узора, салаты в круглых мисках, в каждой столовая ложка. Хлеб. Водка. Кагор. Горячего не было, так принято? Она не знала, и спрашивать не у кого не стала, страх шепнул «это не важно». Она легко согласилась с ним, сегодня он всюду был прав.

Они говорили длинные речи о муже, а она отмалчивалась, но смиренно пила за упокой, закусывала. Их слова пытались проникнуть в неё, забраться под кожу и дальше вглубь. Они искали сердце, но страх прятал его, прикрывал собой. Благодаря нему, она почти ничего не чувствовала и скоро успокоилась. Водка согревала, помогала дышать. Вот только слова Анжелы Ивановны… не молчалось ей.

«Ромка мой дачу любил. Приедет и сразу к печке бежит — топить. Натопит жарко и сядет с книжкой. У него целая библиотека на даче, классика на отдельной полке, фантастика на своей. Если читает, отвлекать нельзя. Он никогда не злился, нет, но разговаривать с ним, когда читает, без пользы. Уходил он в свои страницы с головой. Однажды воротилась я с работы, Ромке тогда шестнадцать годков было, рассказываю ему, что снегопад обещают, что засыплет, наверное, нас. А он кивает, ну я думаю, услышал, а когда на следующий день с самого утра кричит мне. «Мать, ты видела, как навалило? Хоть бы раз по телевизору передали, сволочи!».

Свекровь улыбается, в очередной раз сушит щеки платком. Ни на кого не смотрит, взгляд утоплен в стакане, водка ее приманила, в ней успокоение для всех здесь. Молодых хранить непросто. Она набирается еще мужества и продолжает речь, все молчат. Говорит, что часто вспоминает сына, так он оживает и как будто тут сидит, рядом с ней, улыбается матери. Обман разума. Так ей легче справляться с горем, понимают все за столом.

Анжела Ивановна заканчивает словами «Я все. Теперь давайте все вместе выпьем, чтобы земля ему была пухом». Улыбается совсем широко, почти неестественно и проглатывает спиртное. Все пьют ей вслед, кивают и закусывают. Лица у всех соболезнующие, Кате смотреть противно.

Рассказала Анжела Ивановна все, как было, ни одного слова не придумала. Но слова эти сочились из нее неразбавленной кислотой, разъедали Катю, бурили защиту, подгребали к сердцу, и она очнулась на малые секунды. Проморгалась — не дала слезам образоваться, поежилась — неуютно здесь. Не понравилось в реальности, слишком близко, слишком отчетливо больно. Люди смотрели на нее живыми глазами, воздух был переполнен мразотной скорбью, все легкие ею напитались, она собой кислород подменила.

Катя стала мерзнуть и задыхаться, почувствовала пульс в висках. Сердце не успевало проворачивать через себя кровь, захлебывалось ею. Стало понятно, что глубже пробуждаться нельзя, сгинет. Нужно было как-то грести обратно под свой купол, в объятия к нему, страху. Водка тут не поможет, от нее только хуже, теперь она мешает, оголяет чувства. Нужен был свежий воздух.

Катя встала и, не оглядываясь ни на кого, вышла из кафе. Злой ноябрьский ветер ударил в неприкрытую грудь, обнял, и сразу отлегло. Нет, не ветер это обнимал, поняла она, а страх. Он уже успел соскучиться по ней, с охотой принял, обхватил собой. Кровь угомонилась, и сердце успокоилось.

Она не могла вспомнить, кто помог добраться домой. Кто снял сапоги, пальто, уложил в постель, поставил стакан с водой, который нашла следующим утром. Предчувствие подсказывало, что это был Артем, а кто еще мог? Лена? Тогда она была беременная, живот сильно выпирал. Уже родила ведь, срок то какой был? Стыдно было это вспоминать, с Ленкой она так и не связалась, а они когда-то были лучшими подругами. Даже не поздравила ее, не навещала в роддоме, ребенка ее ни разу не видела. Мальчик или девочка не помнит.

Стыд тоже стал приглушенным, страх и о нем позаботился. Вроде колется за сердцем, но так, не остро, вроде иголка затупилась. Там душа. Катя ляжет на диван, свернется калачиком, уткнет нос в подушку, пострадает минут десять, и хватит с неё. Всё, что беспокоило, забылось.

Так со временем она забыла о многих. О родных, подругах, просто знакомых. Остались только коллеги, но это и понятно, работу ведь никто не отменял, на нее ходить надо, а там не общаться — поддерживать разговоры. Да, именно так.

Ничего не хотелось. Внутри поселилась пустота, слабость, страх. Много страха. Бывало, идет на работу или с работы — понять не может. Бывало, просыпается, открывает глаза и забывает кто она.

«Кто я? Девочка из маленького, такого понятного городка, даже не городка, села. Глупышка, зачем-то придумавшая изменить все-все в своем привычном и уютном мире. Уехать в столицу. Зачем? За яркой жизнью, за чем-то таким, сама не знает чем. И что получила? А ни-че-го!».

Впервые в жизни у нее не было планов и целей. Это самое страшное. Уговаривала себя жить дальше, ради будущих детей. От кого? От кого угодно. Да хоть от Артема! А что отличный вариант. Богатый, известный, любит её, точнее любил в студенческие годы. А она взяла и вышла за его лучшего друга. Но он парень порядочный и главное умный, простил. Даже не разорвал общение, не съязвил, просто отпустил, молча, по-мужски. Отличный кандидат, и дети у них получатся в него умные, в нее красивые. Подобные мысли утешали, но ненадолго.

И зачем она страдала, терзала себя весь этот год? Сама ведь собиралась с Ромой развестись, все подготовила, даже ждала с работы, чтобы все ему рассказать. Значит, разлюбила мужа еще до его гибели, до похорон. Да и не плакала о нем, ни одной слезы не было.

Этой ночью ответ пришел. Вот как бывает, столько времени не знала, вся измучилась, серая стала, худая, нелюдимая. И наконец, нате, возьмите, распишитесь, письмо прямо в голову. А сможешь ты пережить новую правду или нет, никого не волнует. И что с ней, этой правдой делать теперь, когда она жива, а он нет, неизвестно.

3

Случилось это сегодня, в день без начала и конца.

Катя открыла глаза, часы показывали ровно три ночи. Час демона. Это страх разбудил её, толкнул в бок. Они прожили с ним ровно год, рука об руку, как муж и жена. Боковым зрением она отметила, как голая ветка бьется в окно, там скулил ветер. В остальном всё было спокойно, дом спал. Странная штука мозг, разве человек в состоянии шока может замечать такие незначительные детали? Но оно живет в Кате даже сейчас, может, она так и будет теперь помнить до самой смерти. Как та кривая береза просится в дом; как совсем близко надрывается стужа, вот она за этой стеной в обоях в елочку, только руку протяни; на кухне устало вздрагивает холодильник.

Надо бы встать, подумала она, закутать себя в одеяло, приготовить успокоительное с чаем и попробовать уснуть. Но как это сделать, если тебе в ухо нашептывают такие вещи? А какие они? Безумные или логичные? Весь этот год грел её, берег, пылинки сдувал, а сегодня ночью, что на него нашло? Шарахнул по самому живому, шепнул правду матку, разодрал окаменевшее сердце. Оно закапало, закровило, училось заново, как болеть. Твой муж, говорит, не кончал с собой, как ты вообще могла в такое поверить?

«Кто? Я поверила?».

Ошарашенными от правды глазами она пялилась в пустоту. От размазанных по темноте серых стен эхом вернулось — «ты!».

«Сама что ли?». — «Сама».

«Не правда!». — «Нет. Правда!».

Ровно двенадцать месяцев и не днем меньше с его похорон. Свекровь вчера звонила, звала вместе съездить, но Катя соврала, что у нее смена, обещалась навестить Рому завтра. Теперь уже сегодня. Весь этот год муж был ей предателем, трусом, жалким человеком. А что еще оставалось думать? Это они ей сказали, они! — «Роман Алексеевич Финский, муж ваш, Катерина, покончил с собой». Сам, значит, своими ручонками надел на шею петлю, собственными намерениями прыгнул с институтской табуретки. По телефону они ей сообщили. Можно подумать, подождать не могли, поступить по-человечески, приехать, посмотреть в лицо и сказать. Ссыклом оказался товарищ старший лейтенант полиции и его опер не лучше.

Покончил с собой. Самоубийца, слабак! И все это на нее упало бодрым голосом из телефонной трубки. Обидно. Ну, ничего, пережила, не повесилась, а он — да. Как смог так поступить с ней?

Табуретка была без одной ножки, улеглась на рыжий лакированный паркет. Рядом размазалось пятно света в форме вытянутого окна с форточкой. Других деталей не было, ничего для воображения не оставили. Это фото из отчета с места самоубийства. Все кадры строго для внутреннего пользования, но жене, скрипя зубами, показали, сама настояла, не могла поверить, что муж повесился. Были еще фотографии, Катя не хотела их смотреть, но глаза сами вцепились в монитор. Карусель крутилась. Сначала пустая комната с разных ракурсов, обои в мелкую рябь, высокое окно без штор и жалюзи, в углу вентилятор на ноге, в кадре застряло, как он разгоняет воздух. Проверила свою догадку — да, все верно, пачканный провод от него оканчивается в розетке, сосет электричество. Дальше с разных ракурсов разложенный диван и у изголовья плед или тряпка, скорее все-таки плед. Не кабинет, это понятно сразу, и не лаборатория. Может, они там отдыхают, ночуют, когда работа идет особенно хорошо?

С помещением на этом покончено, едем дальше. Вместо люстры сверху вниз змеей тянется витая веревка. Крепко впилась в потолочный крючок надежным морским узлом. Это она убила моего мужа, вдруг поняла Катя. Та самая веревка, со стены его кабинета, намек на мореходство. Катя сразу ее узнала, это подарок Ричарда на их свадьбу. Артем желал им путешествий, хотел, чтобы его Катя не сидела дома, чтобы мир посмотрела. Он, Артем, показал бы ей какой круглый земной шар, а Ромка он другой. С ним она зависла в плоскости Москвы. Весь их мир замкнулся в три кольца — не разгуляешься.

Подарок лучшего друга муж решил забрать на работу. Он это сразу после свадьбы придумал. Повесил у себя в кабинете, любовался, наверное, мечтал, как поплывет с женой, как будут обниматься, дышать соленым ветром. «Титаник» он любил, только с Катей пересматривал четыре раза. А если задуматься, фильм то плохой, утонул в нем Ди Каприо, сгинул вместе со своими мечтами.

Точно, как её Ромка.

А ведь он реально в море хотел! Часто говорил о пространствах без берегов, мечтал, чтобы чайки будили, и все дни на ужин рыба.

«Вот именно!», — шептал голос, — «Он не мог, сама знаешь, сама все поняла! Тебя, Катька, провели. Да, что тебя! О как ловко крутанули историю с самоубийством, надрали задницу всем. Докторам, ментам, родной матери, тебе, Кать. Черти! Но ты, девочка, не реви, не реви, слышь! Разберись, что как, выведи их на чистую воду. Это твой муж, ты клятву ему давала, разве теперь откажешься от своих слов?».

Пока смерть не разлучит нас…

Все было живо в ее памяти. Как шептала ему на ухо, как в ту секунду останавливалось сердце. Но ведь все закончилось год назад — разлучила. Или как? Или как. А Ромка смог бы все так оставить? Запятнанное имя жены, слухи, сплетни. Вот оно то — что давило весь этот год.

Если сам не вешался, получается, ему помогли. Но кто мог? Зачем вообще убивать мужа, кому он помешал? Самый обычный биолог, никогда не был выскочкой. Совсем молодой ушел, жизнь посмотреть не успел.

Сон больше не шел. С такими мыслями делить кровать, уж проще застрелиться. Катя решила прогуляться, продышаться. Облачилась в самое простое и удобное: бомбер на молнии, джинсы, кроссовки и серое пальто. Она знала, что в кармане лежат ключи от машины, а в сумке на карте все её деньги. В маленьком кармашке блеск для губ, без него никак, шариковая ручка для случая, права и документы на поло — вот это важно.

Выходя, вспомнила о полном пакете с мусором, да и черт с ним, потом вынесет. Захлопнула дверь, сбежала по лестнице. На улице стало легче. Заморозкам она обрадовалась, холод щипал лицо, трезвил, выгонял из головы навязчивые картинки. Тяжелое небо тянулось к земле, сыпало мокрой овсянкой. Родная улица и двор молчали, жизнь затаилась дальше — вдоль больших проспектов.

Шла, сколько дорога позволяла, потом сворачивала. Хотелось шататься бесцельно, надо было дать ногам набегаться, легким продышаться, глазам остыть. Дождется семи часов или, когда там просыпаются первые городские жаворонки? Нарисуется ранним гостем. Кто открывает московские кофехаузы? Полусонные люди? Бросают ключи на то же место, что и вчера, зажигают вывески, лампочки, ставят вариться первый кофе — это себе. Эспрессо разных и латте сегодня будет еще много, но это для других, а первый обязательно себе. Напитываются кофеином, заводят сердечный ритм. Шевелиться с допингом гораздо легче, игру под названием «Жизнь» будто переключают на вторую сложность. Здесь совсем другая скорость и именно тут начинается работа. Теперь они месят, катают, режут, пекут шедевры и пританцовывают.

В этот самый момент первым гостем подоспевает Катя. Теперь она жаворонок для них. Откуда нарисовалась, они не замарачиваются, это Москва, тут таких, как Катя тучи — стрелять можно. Главное другое, главное не забывать одаривать клиента лучезарным взглядом, бодрым приветствием, отдавать частичку своего тепла, чтобы к вечеру на издыхании ворочать себя домой, радоваться, что премия за клиентоориентированность почти у тебя в кармане. Скорее-скорее в горячий душ, в поздний чай — заряжать батарейку.

С выбором Катя определилась заранее, она возьмет обязательно большой кофе и десерт. Углеводы это необходимость. Там же у витрины она снимет пробу, а потом отойдет к стойке, сядет спиной, чтобы не смотреть и планомерно закатает все в желудок. Так постепенно она придет в себя, от живота начнет расходиться тепло, станет легче думать. Первые мысли потекут речушками, а когда водопадом, вот тогда можно будет крутить обратно. Домой. С одной верной целью — чтобы отрубиться.

Первоначальный план был такой, а Ричарда она придумала себе позже.

4

Шла по бульвару Рокоссовского. Справа и слева пустые скамейки, деревья гнутся под ветром, почерневшая листва собирается в кучки, но снега все равно больше. Ранние заморозки принес сентябрь, тогда упал первый снег и потом неделю таял. После выпадал еще несколько раз, но безнадежно, солнце все расплавило.

Сегодня под ногами все также чавкало перемолотой со снегом грязью, погода дразнила. Воздух пощипывал, доказывал, что послаблений ждать не стоит, зима пришла и задержится надолго. Ну и пусть, так даже лучше, летом одной плохо, а весной вообще невозможно, жить не хочется. Пусть будет зима, одинокие люди любят зиму. Можно ведь кататься на санках одной и на лыжах тоже замечательно, а на коньках хорошо вдвоем. Вспомнилось свидание с Ричардом. Он позвал на закрытый каток, они оба боялись мерзнуть, трусишки. Укутались в одинаковые шарфы, это он подарил перед катанием, и веселились почти три часа. Потом долго пили какао с бутербродами, рассматривали друг друга.

Её Ричард, её Артем. Смешной, с какой стороны ни посмотри. Ну, что за фамилия Ричард? А его длинные руки, ну никуда не годятся, он сам признался, что ничего не умеет, совсем не хозяйственный. А зачем такой худой? Мужчина должен быть широким, за ним нужно прятаться, а этого самого запросто ветром сдует. Но какой умный интеллигентный парень и во всем положительный. Из хорошей семьи, москвичи в четвертом поколении, о-го-го! Воспитание и образование видно за версту. Только глаза у него всегда грустные, говорит, деньги его грузят, а их в его семье всегда водилось немало.

Забавный! Катя улыбнулась, одновременно морщась от ледяного ветра. Как деньги могут испортить настроение? Все совсем наоборот, они жизнь облегчают! Но это спор на целый час и все равно никто из них не окажется прав, каждый останется при своем мнении. Да они и не спорили, не было о чем.

Ночью город не пустой. Улицы Москвы никогда не остаются наедине с собой, все время кто-то гуляет. Навстречу шла запоздавшая парочка. Оба слишком юные для этого времени и сразу видно влюбленные. Слегка пьяные, уставшие, но все еще шутят и смеются, в общем, играют свои роли друг для друга. Еще бы, имидж в этом возрасте самое главное, Катя сама не так давно была такой же.

В голову полезли воспоминания о Ричарде. Те их свидания. Если сильно стараться не думать о Ромке, то в мыслях обязательно появится Артем. Вот так Катя устроена. А ведь он был у неё первым. В смысле в Москве. Единственным мужчиной в её жизни был и остается муж, но с ним не было того романтизма, обветренных под утро губ, бесконечных разговоров, чая с вареньем. Ромка совсем другой, полная противоположность. Всегда удивляла их дружба, как такие разные люди могли сойтись и так крепко?

Они действительно никогда не расставались. С первого курса вместе, закадычные одногруппники. Один светловолосый, сероглазый, длинный и худой — смотреть не на что, а второй красавчик, её Ромка, звезда института. Сколько девчонок по нему сохло, вспоминать страшно. В их первую встречу и у Кати тоже от него вскружило голову.

Придумал это Ричард. Они сидели у него на балконе, провожали солнце, был август. Родители каждое лето мигрировали на дачу, выращивать, собирать и закатывать в компоты то ли яблоки, то ли сливы. Очень удобно, думала про себя Катя. Коленки медленно подмерзали, Ричард старался компенсировать утраченное тепло собой. Грабастал её в объятия, дышал в шею. Видел ли он, какой прекрасный закат был в тот день? Разве что в отражении Катиных зрачков.

Их губы, за целый день нацеловавшись, бесстыдно краснели. Вот-вот горизонт вберет в себя весь свет, и тогда можно будет уходить в кухню, опять греть чай и резать бутерброды. Наедятся, наговорятся и начнут собираться на улицу. Общежитие летом закрывается в одиннадцать, впрочем, как и всегда. Она уже опоздала. Но какая разница, когда еще жить подросткам, если не по ночам? Что-нибудь придумают, Тема купит бутылку вина или коробку конфет, они как-нибудь разберутся.

— А может, притащим Марковичу диск Сплина? — почти серьезно предложила Катя.

Артем пожал плечами и ответил:

— А не пора бы тебя познакомить с самым главным человеком в моей жизни?

Смешно вышло. Она представила себе маму Ричарда, ну или бабушку, но точно не лучшего друга. Лучший друг был в отъезде, он не местный. Вернется только к учебе, вот тогда-то её с ним и познакомят. Катя легко согласилась и выбросила этот разговор из головы. После него было еще много прохладных ночей и разного трепа.

Этот август, как и все другие августы в её жизни, пролетел незаметно. Наступил сентябрь. Студенты вернулись в город, жизнь снова кипела. Артем важно вел Катю за руку. На ней легкий сарафан, цветы на юбке разлетаются от талии к ногам, голубые туфли, на плечи наброшен пиджак Ричарда. Они с Темой встречаются уже два месяца, часто обжимаются и целуются за углом. Они любят от всех прятаться, никто не должен видеть их тихого счастья, у людей языки злые, не нужно, чтобы кто-то о них знал.

Место для знакомства с самым главным человеком в жизни ее парня выбрали заранее, знакомство будет в ресторане. Тогда они считали себя очень взрослыми. Это она то в свои восемнадцать и её будущие самые близкие мальчишки, обоим по двадцать. Заведение солидное, на Арбате, цены там даже представить страшно, но она будет с Ричардом, а он на нее денег не жалеет.

Как только зашли, сразу выяснилось, что они опоздали. Зато Рома — «Умница!» — он сам себя нахваливает, — «Пришел заранее, как и полагается нормальным людям!». Занял лучший столик, даже припер букет цветов, о чем влюбленные узнают незамедлительно. Катя окунает лицо в нежнейшие чайные розы и с того момента себя больше не помнит.

Ромка много говорит, Ричард больше молчит. О семье, про учебу, про родной город, да про все-все на свете. Откуда он приехал, есть ли у него сестра, брат или хотя бы собака, какие успехи в университете — все пролетает мимо Кати. Стыдно ли ей за это? Еще как. Показала ли? Еще чего! Сидела белым лебедем, держала осанку, и как бы ни старалась, вникнуть в суть разговора не получалось. Слова проваливались под стол, тонули в пузырьках игристого вина.

… — в этом году в расписании новые предметы, видел?… — А помнишь, препода с той кафедры?…

Как понять смысл сказанного, если забыла значение слов? Голос лучшего друга тёк одной нескончаемой мелодией, тихой речушкой, ровно и неспешно. Иногда совершенно невпопад водица звонко перепрыгивала уступистые камни. Катя не знала, откуда брались эти преграды, но в тот момент мальчишки взрывались от смеха, и она улыбалась.

Какая потрясающая шевелюра, думала она, просто львиная грива, и цвет богатый. Не полностью брюнет, с каштановыми и ореховыми переливами. В возрасте седина будет не так заметна. Разлет плеч как у пловца, красивая грудь, руки. Всё, что ниже, скрывалось под столом, но рост точно был хороший, выше Ричарда, но не дылда. Про лицо можно не говорить ни слова, просто идеальное. Таких мальчишек в детстве особенно долго тискают за румяные щечки, хотя избалованности в поведении она не заметила.

Удивительно, как этот человек действовал на нее. Просто Анатолий Кашпировский какой-то! Когда его глаза оказывались на Кате, её тело собиралось в пружину, внутренности скукоживались, сердцу и легким в эти секунды строго запрещалось работать. Всю встречу Катя чувствовала себя неважно, её бросало в жар, знобило, пульс без конца бился в тревоге.

Незаметно вечер закончился. Рома проводил парочку до общежития, что-то сказал, крепко прижал к себе друга и растворился, как сон. Надо ли говорить, что это было Катино общежитие? Артем сразу уволок свою девушку вглубь заросшего сквера, к памятнику и сказал, что сильно соскучился. Жадно прилип к её губам, будто уже тогда понимал свою ошибку. Потом он спросил про Романа.

Понравился ли он ей? Что еще более глупое можно было спросить?! — «Кать, ну разве он не чудо? Всегда поддерживал, с первого курса, с первого сентября. Представляешь, защищал меня от нападок ребят. Ты же видишь, какой я, сам за себя постоять не умею и даже если захочу, то не смогу, силы у меня не те. Знаешь, он очень ответственный человек и талантливый ученый! Катюш, мы лучшие на курсе!».

Ричард принялся активно убеждать её в том, в чем она сама взялась бы его уговаривать. Но он не упомянул какой Роман… Да какой он Роман! Ромочка. Какой Ромочка уютный человек, ей захотелось оказаться на той стороне стола — рядом с ним. С радостью и без зазрений совести она променяла бы руку Артема, которая все это время не отпускала её талию, на одно дыхание его друга. И про глаза забыл. Это вовсе не глаза, а два огонька, два солнышка, реснички — лучики. И кое-что еще, о чем её парень даже не подозревал. Что кажется, что точно она влюбилась!

Катя согласилась с Ричардом и сказала, что ей пора, соседки будут ругать, уже так поздно, они всегда за нее переживают. И сбежала от него, точно зная, что этот прощальный смазанный поцелуй в щеку будет их последним.

В блоке было пусто. Раньше Катя обрадовалась бы внеплановому уединению, не часто в общежитии ей удается побыть наедине с собой. Но сейчас это мучило. Слишком было тихо, слишком молчаливо для переполненного чувствами сердца. Она маялась, не знала, куда себя деть, не хотелось ни под душ, ни в постель на боковую. Даже, чтобы просто выпить чай, нужна компания. Поэтому появлению соседки она обрадовалась.

Первым делом Оля включила свет. Потом сбросила босоножки, прошла на кухню и клацнула чайник. Вода медленно грелась.

— Кто-нибудь есть дома?! — крикнула она.

— Да! — ответила Катя.

Оля двинулась в Катину комнату. По пути вставила штекер в розетку — заиграло Лав радио.

— Почему в темноте сидишь? — Клацнул еще один выключатель.

— Да просто так. — Вспыхнувший свет ослеплял.

Девочки посмотрели друг на друга. Они слишком хорошо друг друга знали, слишком близко, выучили за минувший год. Оля сразу все поняла, она всегда была сообразительной девочкой, в отличие от Кати. Тактично было бы промолчать о своих догадках, что она и сделала.

— Ты почему такая красная? — спросила Оля и, не дожидаясь ответа, села. Потрогала Катины ладони и объявила, что они холодные, как сосиски у них в холодильнике. — Совсем странно. — Заявила она. — Тебя вроде знобит, а щеки горячие! — И поставила диагноз. — С тобой что-то не так, подруга!

Олина ладонь накрыла лоб исследуемого объекта.

— Катька, ты заболела что ли?! — Внимательный Олин прищур и вердикт. — Ложись в кровать, чай тебе принесу, сама знаешь, о своих нужно заботиться.

Катя послушно опустила голову на подушку и задумалась. Что бы она делала без них, без своих девчонок? Ленка нарисовалась позже, после полуночи. Все это время она зависала в блоке у парней. Лена пришла, увидела, какую бурную деятельность развела Ольга, и принялась ей помогать. К ночи у Кати была измерена температура, в носках лежали горчичники, девчонки даже оббежали корпус, чтобы достать ложку меда.

— Ты же знаешь, Ольк, я совсем не пью. — Без устали повторяла Катя. К ночи ее осенило, что причиной её странной влюбленности мог стать алкоголь.

— Да-да, естественно! Как и мы с Ленкой. Непьющие спортсменки. — Каких не бывает. Это девочки усвоили еще на первом курсе.

Ленка задорно хохотнула. Оля рассмеялась в унисон соседке, а на следующий день Катя и правда заболела. Температуру сбивали три раза в день. Катя пила антибиотики, но простуда, появившаяся внезапно и без причин, не уходила, начало учебного года она пропустила. Пыталась наверстать предметы, девочки делились конспектами, это помогало, но несильно. Зимнюю сессию Катя завалила почти по всем предметам.

Декан кафедры предложил остаться на второй год, но она протестовала. К тому времени здоровье окрепло, Катя продолжила тренировки и даже успела успешно выступить на соревновании факультетов. Она заняла второе место. На шею повесили медальку с изображением пловца, она пообещала, что подтянет предметы.

С учебой помогал Артем. После всех своих лекций он мчался на край Москвы, надеялся вернуть их отношения, которые закончились также внезапно, как и начались. Затяжная болезнь стала для Кати спасением и официальной причиной их разлада. «Прости, Тем, но я кое-что поняла… наша разлука, это время на расстоянии помогло мне увидеть правду. Я тебя не люблю, прости. Скучаю, но как по другу. Ты замечательный! Ты самый лучший на свете, но не мой».

— А чей, Кать? Я люблю тебя!

— Не знаю, какой то другой девушки, но точно не мой. Прошу, не мучай меня.

И он больше не начинал эту тему. Приезжал, терпеливо объяснял параграфы из биологии и химии, брал с нее слово, что зазубрит терминологию. После занятий всегда нахваливал, подбадривал, медленно нехотя одевался и вместо прощания кротко кивал. Ричард всегда что-то привозил с собой. Наполеон, пакет с халвой, еще горячие пирожки с мясом. «Вот держи блинчики, блюдо в следующий раз заберу, или знаешь, пусть останется у вас. Да не перекладывай ты! Мама напекла для меня, но я, ты знаешь, много не ем. Кушай сама и девчонок своих угощай, вы пловчихи такие худые!».

Вот такой он её Ричард.

А однажды совершенно случайно она встретила в городе Ромку. Шла середина весны, вокруг цвело и пахло, люди переоделись в легкое. Целей у Кати никаких не было. Она просто гуляла, лениво перебирала ногами по суетливому, вечно спешащему и вечно опаздывающему городу. Задрав подбородок, рассматривала птиц и гадала, как они называются, мечтала о лете, которое обязательно собиралась провести на море.

Вспоминала ли она его? Тысячи раз да! Перед сном и во сне, он мешал ей сосредоточиться на лекциях, однажды даже горела под ледяным душем.

— Эй, привет! Это же ты, — он задумался, имя совсем простое, русское, вроде Маша, но не то. Не Аня и не Варя. — Екатерина!

Ей никогда не нравилось Екатерина. Так еще в школе её называла училка по русскому, а грамотность у Кати была так себе. Но из его уст это вылетело как комплимент. Екатерина, так Екатерина, решила она. Зови меня, как тебе больше нравится, но при одном условии, больше не вздумай пропадать из моей жизни. Никогда-никогда, слышишь!

— Привет, Ромк. — Застенчивая улыбка. Глаза коснулись его профиля и сразу же отскочили, словно рука от раскаленной сковородки. Слишком живая была мимика у Кати, это частенько её подводило. Однажды девочки признались ей, что запросто по выражению лица могут прочитать все ее чувства. Неужели все-все, негодовала Катя? Неутешительно.

А с ним это сработает? — Задумалась она и попробовала прочитать его лицо. Роман выглядел растерянным. Это недоумение что ли? От того, что помню твое имя, гадаешь откуда? Да ты не парься! Не поверишь, повторяю его каждый день по многу раз. Нет, я не сумасшедшая, но ты абсолютно прав — провериться не помешало бы.

— Так как у тебя дела, Катя?

— У меня?! — Он еще спрашивает?! Просто отлично! Лучше всех, если честно. Ты совсем рядом, осталось только руку протянуть, смотришь прямо на меня. Знаешь, а сегодня я смелая, не скукоживаюсь в калачик, разве что немного озябла. Да, ты это забудь, как я неважно! Ты лучше рассказывай как сам, с кем-нибудь уже встречаешься?

— Тут кроме нас больше никого. — Он улыбнулся. Катя решила, что сногсшибательно, но устояла.

— Хорошо всё… готовлюсь… А ты? — Мозг все-таки сшибло немного.

— Уже сдал, экстерном.

— Так рано?! — Сессия даже не началась, или у них в МГУ все по-другому?

— У меня обстоятельства, папа болеет, мне разрешили. Мама одна его больше не тянет, он у нас теперь лежачий, а она женщина хрупкая. Вот взял билет на поезд, отправляется только вечером. Пока есть время, решил прогуляться, не знаю, когда теперь сюда вернусь. А я влюбился в Москву, а ты?

— Я? Я тоже! Она… ни с чем не сравнить! Другая. Интереснее всего того, что было у меня за всю жизнь! А во сколько поезд, с Казанского? — Зачем она ляпнула про Казанский?

— С Ярославского, я сам из Архангельска.

Что в тот деь Катя знала об Архангельске? Что это север, совсем рядом Белое море, там наши военные корабли или флота давно нет, не важно. Главное это очень далеко от Москвы!

— А может, вместе погуляем? Я совсем не занята. — И когда она стала такой смелой? В школе такой не была, в детстве вообще всего стеснялась, застенчиво отводила глаза, молчала как рыба. Вот именно по этой причине подружек Катя выбирала бойких, громкоголосых, общительных. Они и тащили её на дни рождения, по клубам, за город на шашлыки. А без её Ленок и Оль так бы и сидела дома с книгой или еще чего хуже — у противня с пирогами.

— Почему бы и нет. — Быстро соглашается он и тут же исправляется. — Вообще-то я с удовольствием! — Глаза теперь у него горят большими дьяволятами, вся грусть по отцу улетучивается. И правильно, им молодым париться вредно.

Они выбирают направление и начинают поход. Идут довольно далеко друг от друга, стесняются. Ромка опять много рассказывает, она начинает бояться, что во всей этой тираде не найдется места её, Катиному, мнению. Зато она многое о нем узнаёт. Что он в семье единственный ребенок, живут они очень скромно, о чем сам Ромка узнает не сразу, а только, окунувшись в столичную жирную на богатства жизнь.

— Знаешь, а ведь раньше мне всего хватало. Завтрак из чая и бутерброда с молочной колбасой и бегом в школу. Все уроки на голодном желудке, после занятий гулять, а вечером мать кличет меня из окна пятиэтажки, ругает, угрожает гастритом. Перед сном налопаюсь ее котлет с картошкой. От хлеба всегда отказывался и от молока с печеньем, выпивал пакет кефира и уходил к себе. Уроки делал ночью и еще утром. Спал всегда мало, но мне хватало. Все праздники встречали дома, накрывали длинный стол, было весело, а народу приходило сколько! Казалось, полпоселка у нас сидит.

Ромка смеется. Катя смотрит на него и думает, что этот его смех знаком ей до боли в сердце. Да, это же Сашка Бегемот. Натуральный! — понимает она.

Сашка Бегемотов учился в параллельном классе. Мальчишкой он был крупным, приземистым, но толстяком или жиртресом его никто не называл. Тут уж никто ничего поделать не мог, фамилия все определила. Понятное дело, мальчишки его задирали, девчонки тоже пытались. Вот только ни у тех, ни у других ничего не вышло.

«Эй, толстый, беги сюда! Нет, лучше иди, лучше медленнее, еще плавнее. Смотреть на это не могу, жаль тебя! Чего молчишь, компота объелся?».

Сашка всегда ел больше остальных, а компот заглатывал вместе с ягодами. «Это витамины, — важно объяснял он, — ничего вы не понимаете, темнота!». И еще из его любимого: «Хлеб всему голова, а кефир, о нем даже говорить не стану, сами должны понимать!». Вот таким он был. Большой, нескладный, некрасивый. Глубокие ямочки на щеках, волосы вечно нависали на уши, мать забывала его вовремя постричь.

Но главное в Бегемоте было не это. Сашка ни разу за все десять лет школы ни на кого не обиделся. Любые уколы отскакивали от его располневшего тела, как горох от стены. Да и не стеснялся он себя, вот совсем! Эта способность детей пугала и обезоруживала.

В средних классах Сашку резко зауважала вся школа, включая директора. Это был его нокаут. Вот тогда-то дети стали к нему присматриваться. Выяснилось, что Бегемотов умел улыбаться лучше всех в школе, так же примирительно, как кот Леопольд. Кстати, Леопольдом его тоже потом прозвали, но эта кличка так к нему и не приклеилась.

Вот, что Катя поняла к окончанию школы — он отличался от всех них, был взрослее что ли. Мало таких людей ходит по Земле, а если тебе посчастливилось с одним таким столкнуться, считай, крупно повезло! Женился Сашка, кстати, позже всех. Сначала построил карьеру, купил квартиру, дом, машину, в общем, устроил свою жизнь. Она слышала, у него родилась двойня.

Рома задерживает на Кате взгляд, глаза широко распахнуты. Спрашивает, о чем задумалась, и улыбается тем самым Леопольдом. В этот самый момент она и понимает, что влипла крепко, влюбилась по самые уши. Они прошли пешком пол-Москвы. Говорили обо всем, вспоминали детство, делились опытом. Оказалось, что «гроза всех девчонок» ни с кем не встречается, за три года так и не влюбился.

— А без любви я не могу, понимаешь, это важно. Вот мои родители вместе тридцать лет, а твои?

— И мои около того, — отвечает Катя и жутко смущается, вспоминая частые ссоры дома. Спокойно у них было не часто, а все потому, что папа пил. Нет, опустившимся алкашом он не был никогда, но пил каждый день. Два пива, бутылку вина. Останавливаться умел, за это мать его и прощала, а прикладывался, Катя думала из-за нее же, из-за матери. Она вечно ныла, все ей было не то.

— Опять о чем-то задумалась?

— Да так…не важно.

Ромка не спрашивал её про Ричарда, и Катя была за это благодарна ему. Почему она рассталась с его лучшим другом? Если не любила по-настоящему, тогда зачем встречалась? Позорный позор! Слава богу, что Рома не спрашивал.

Часы до отправления его поезда превратились в минуты. С утра время тянулось резиной, чайник никак не хотел закипать, ванная была все время кем-то занята, даже солнце застряло в зефире облаков. От этой тягомотины Катя и сбежала в центр. На улице время шло иначе, люди запрыгивали в автобус, машины яростно сигналили. Ветер разогнал облака, и солнце вылезло в зенит. Когда ей повстречался Ромка, часовая стрелка и вовсе взбесилась, побежала по циферблату, заспешила.

Их время закончилось быстрее, чем хотелось. Они нашли нужный перрон, поезд уже стоял. Только здесь Катю осенило, она увидела, что у Ромки нет чемоданов, только один дохлый рюкзак за спиной. Все оставляет или ничего с собой не привозил? А как же еда в дорогу, сколько ехать до Архангельска?

Он словно прочитал её мысли.

— Поужинаю в вагоне-ресторане, и спать. А наутро меня мать встретит.

Ага, как же в вагоне-ресторане, уже поверила, там такие цены! Хотя, что она знала об этом парне? Одет точно не богато, обычно, как все. На это глаз у нее хорошо наметан, дружба с Ричардом помогла. Артем водил Катю только по самым дорогим местам столицы, где знаменитости отдыхают. Про цацки их объяснял, про бренды и машины. Так он не прихорашивался перед девушкой, нет, Ричард делал это исключительно ради развития девушки. Впрочем как и все остальное, себе ничего не оставлял. Возился с ней, как отец с дочерью.

— А может, сбегаем в ларек, а? Еще успеем! — Не верила она в его вагон-ресторан, с кульком горячих пирожков будет спокойнее.

— А давай! — Легко согласился Роман.

Ну и славно! — выдохнула она. Теперь мой любимый не умрет от голода.

Беляши и ватрушки разобрали еще с утра. С витрины на них грустно смотрели треугольники с рисом и кораблики с капустой. Ромка взял того, что осталось, по четыре каждого вида. Совсем непритязательный. Ричард точно сквасил бы мину, ни за что не купил бы тут даже беляши и Кате не позволил. Говорит, у него желудок слабый, а ей кажется, что избалованный, впрочем, это теперь неважно.

Ребята сразу съели по одному пирожку, пока горяченькие были, и вернулись к вагону. Проводница уже выходила из себя. Поезд отправляется меньше, чем через минуту, а ее вагон все еще разгуливает по перрону. Кто прощается, кто обнимается, а эти двое вообще смотрят друг на друга, перебирают ногами, в общем, опять стесняются!

Наконец, всё накрывает густым паровозным гудком. Уши точно оглохли, не понятно, когда теперь восстановятся, может до самого общежития будет так. Роман целует её в губы и орет в ухо, что будет сильно скучать. Прыгает в уже ползущий состав, подмигивает разъяренной проводнице, в ответ на ее маты громко нахваливает ее красоту, кланяется, улыбается Леопольдом.

5

Катя оказалась особой ветреной, мама была права. Прошел всего один учебный год, а она уже дважды успела влюбиться. Слава богу, мама этого не знает, и папа тоже. Ночью поняла, что не спросила его адреса. Записывать номер телефона даже не думала, звонки туда встанут ей «в копеечку», а стипендия у неё крошечная. Он тоже молодец, контактов не оставил, не хватило времени. Поезд только вначале еле тащился, а потом как постучал по шпалам.

Лето приближалось. Катя все еще планировала провести его на море, выбирала в Сочи или в Адлер. Адлер получится дешевле, а еще лучше в Кудепсту, море совсем близко и целый туристический городок отстроен, там ей точно будет не скучно. Лена собиралась ехать с ней, а от Ромы не было ни одной весточки.

Однажды вечером она набрала Артема.

— Привет, Тем, еще не спишь?

— Привет, Кать, полседьмого, але!

— Ну да, ступила.

— Ты что-то хотела?

Его голос был совсем холодный, безучастный. «Что ты хотела?». Непривычно как-то. Говорить сразу правду было стыдно, она начала издалека.

— Да ничего такого, Тем, просто спросить как дела.

— Нормально, а у тебя?

— Тоже. Как проводите время? Клубы, дачи или за учебой?

— Проводите? Кать, давно мы перешли на «вы», или ты имела в виду кого-то конкретного?

С испугу она загоготала в трубку что-то невнятное, рассмеялась и продолжила, только когда смогла успокоиться.

— Ну, вы же с Ромкой твоим закадычные друзья, не расстаетесь или как? Он в городе или уже свинтил к своим?

— Свинтил. Это ты и сама знаешь. Звонил он мне, извинялся за тебя. Так вы теперь вместе?

— Мы вместе?! — повторила она севшим голосом, комната перед глазами качнулась маятником.

— Поздравляю! — Ричард ставит точку в разговоре и вешает трубку.

После этого звонка их связь с Артемом обрывается на долгие годы. Они больше не созваниваются, он не помогает Кате с учебой.

Две недели лета Катя проводит на Черном море вместе с Олей и ее бой-френдом. Они добираются поездом, прямо там находят и снимают частный домик, комнаты одна над другой. Хозяйка армянка по имени Наира живет с ними. Она все время что-то готовит, а по вечерам курит кальян на внутреннем дворике и травит байки. Молодежь не против ее историй, они дружно пьют местное вино на разлив, жарят мясо и баклажаны на мангале и смеются. Оля с Сашиком все время обжимаются, подолгу целуются, а Катя ходит особняком и сильно тоскует по Роме. Представляет, как хорошо ему было бы в Кудепсте.

Остаток лета проходит в Москве. Общежитие полупустое, все разъехались по домам, а Катю туда совсем не тянет. В детстве их квартира казалась просторной и светлой, обои с мамой не так давно переклеивали, папа подкрасил потолок и батареи. Мебель стоит все та же. Угловатая стенка с сервантом, квадратные советские шкафы, вместо нормальных кроватей у них раскладные диваны. На стене все еще висит ковер с ромбом, никак не заставить предков снять его, любые уговоры без толку. По правде, все это ей осточертело.

В Москве все по-другому, Модерн, Прованс, хай-тек. Но сколько не объясняй, родители Катю не понимают, для них она полная дура, что уехала. Но это не смертельно, они уверены, что когда-нибудь дочь поумнеет и всё поймет. Еще потянет домой. Что вряд ли. Кате в это верится слабо. Родителей она не слушает, от советов отплевывается и первая обрывает звонки.

Южный загар замечают прохожие. Он Кате очень идет, она посвежела и, как сказала бы её бабушка, полностью расцвела. Волосы выгорели и стали совсем светлыми, новое ярко-желтое платье, которое она притащила с моря, сидит идеально. Мужчины, даже женатые, сворачивают шеи. Дважды за эти недели прямо на улице к ней приставали фотографы и трижды менеджеры каких-то модельных агентств. Ну, неужели им больше нечем заняться?

Она скучала, лето заканчивалось. К сентябрю народ стал подтягиваться, вернулась и Ольга. Тренировки и учеба продолжились, Катя стала делать успехи. Зимнюю сессию сдала в срок. Были четыре тройки, мама сильно расстроилась, а папа её поддержал. «В кого ей иметь мозги, — справедливо перебил он маму, — в тебя продавщицу лифчиков или в меня слесаря?». С учебой родители от Кати отстали, тем более, что она исправно заваливала их медалями. То второе место займет, то первое. Она старалась, не пропускала ни одной тренировки, выкладывалась до последнего.

С деканом кафедры перешли на «ты». Еще бы, ведь институт теперь входит в тройку лидеров по региону! Раньше они отставал именно в плавании. Ромку Катя больше не видела и ничего о нем не слышала, а Ричарду звонить не хватало наглости.

А однажды, все круто изменилось. Это случилось ранней весной. Оля ввалилась в Катину комнату и завизжала как ненормальная. Кто-то ждал Катю в фойе общежития. — «Красавчик, глаз не оторвать! Нет, Катьк, я все понимаю, ты у нас тихушница и все такое, но про него то могла рассказать или как?! Я же обидеться могу. Ладно, времени все равно уже нет, ты давай греби к своему кавалеру, он такой букет тебе припер, вся общага завидует. Чайные розы, штук сто не меньше. Ты что прямо так собралась идти? Юбку покороче надо, хвост распусти, а он пусть еще минуту потопчется. Вообще, на будущее запомни подруга! Чем больше мужики нас ждут, тем сильнее любят, уяснила?!».

К Оле доверие было стопроцентное, у нее в отличие от них с Ленкой опыт был. Кто ждет внизу, Катя ни на секунду не сомневалась. Надела то желтое платье, на улице май, холодновато для него, но ради любимого она потерпит. Колготы в цвет кожи, голубые туфли на каблуке и сумочка Дюймовочки. Ленка на нее наорала, мол «С ума что ли сошла! Задницу продует!» и сунула свой безумно модный тогда кардиган с крупными деревянными пуговицами. Жутко дорогой, между прочим. Расцеловались с девчонками, а на следующий день Катя вывалила на стол коробку Коркунов.

Взгляд у Ромки был смущенный, ну, и плевать, зато у нее счастливый! Катя подбежала и обняла его. Какие приличия? Все потом. Она сильно соскучилась, она не видела этого человека почти год, она почти сошла с ума. Кстати, в букете было всего девять роз.

После нескольких минут молчания (они не могли насмотреться друг на друга, оба повзрослевшие за год), ребята выбрались на улицу. Время было послеобеденное, спокойное. Столица сбавила шаг, призадумалась, небо над городом расчистилось, засияло, в кустах зрели почки, вокруг зеленело. Май дурманил птичьим пением, запахами, влажной землей и торчащей из нее травой. Она взглянула на Ромку и поняла, что этой весной тоски не будет и авитаминоза тоже.

Спустились в метро. Не сговариваясь, поехали в центр гулять по Александровскому парку, посматривать друг на друга и много-много мечтать. Пока ты молод, мечтать можно бесконечно. Напились обжигающего чая из ларька, наелись крученых кренделей и сдобных пышек, на рестораны денег у них не было. Находились по Москве, намерзлись вдоль набережных, зато обсудили все-все темы и чуть не опоздали к закрытию общежития.

Всё свидание ждала поцелуя. Таяла от каждого легкого касания, то руку подаст, то ткнет пальцем в спину, то приобнимет. Все нежно, волнительно для обоих. У дверей в общежитие встали как вкопанные, молчали, будто целого дня не хватило, не успели насмотреться. Пять минут до закрытия. Комендант понимающим взглядом сверлит спины, вспоминает, наверное, своё. Из Кати давно все тепло выдуло сквозняком, но сейчас о холоде не думалось, это ушло на второй план. Откуда-то из нутра пошел жар, мысли застряли на поцелуе.

Рома теребит её ладонь и так и этак, взвешивает что ли? Потом коротко целует в щеку и прощается. Она повторяет за ним невозможное «Пока!» и не верит своим глазам. Там его спина, она от Кати удаляется, становится меньше, истончается и вовсе пропадает из зоны видимости. Комендант стучит с той стороны стекла, время давно вышло. Катя вздыхает, кричит ему «Спасибо, Иван Маркович!» и понимает, как сильно замерзла. Бежит к дверям. Ну вот, теперь всю ночь не спать, представлять их первый настоящий поцелуй, какой он будет.

Бессонница была страшная. Живот скручивало в спираль, бросало то в жар, то в холод. Боялась, опять разболеться, но на утро чувствовала себя чудесно, лучше всех! Порхала весенней бабочкой по блоку, девчонки над ней посмеивались «Наконец, наша дурочка влюбилась!». В общем, радовались за нее. Напекла горку блинов, сама съела только четвертинку от одного. Аппетит пропал напрочь. Тяга к учебе и тренировкам тоже. Каждую секунду думала об их втором свидании.

Ромка позвонил только вечером. Извинился, что так поздно, объяснил, нужно наверстать учебу. Он почти год пропустил, занимался дистанционно, поэтому сессию, по его мнению, провалил. У него одна четверка! Все остальные оценки, само собой, пятерки, но теперь он не лучший на курсе. Лучший теперь Артем Ричард. Но это не большая беда, он подтянет предметы, просто нужно усерднее учиться.

Следующие месяцы до сессии Катя делит своего обожаемого парня с его учебой. Скучает страшно, близка к помешательству, помногу пишет смс-ки и подолгу ждет ответа, понимает, что отвлекает, но ничего с собой поделать не может. Сама по всем предметам сильно отстает и в страшных снах представляет свою собственную сессию. Ей еще три года учиться, а у Ромки следующий год последний, если он не решит остаться в магистратуру, а туда его хотят с ногами и руками.

Экзамены в июне и часть в июле. Спорт она сдает на отлично, остальное еле вытягивает, но все-таки без двоек. Оля говорит, что с первого курса отчисляют многих, а со второго им не резон — вот откуда взялись тройки. Катя снова ей верит. Короче, отмучилась, возвращается домой и по пути звонит Роме, а у него плохие новости, очень плохие. Умер отец, надо ехать домой. Это лето он снова проведет в Архангельске с мамой. Надо устраивать похороны, потом думать, что делать с дачей, гаражом, нивой и квартирой. Мать одна точно не справится, он в этом даже не сомневается. Она всю жизнь прожила за спиной у отца, сама ни одного решения не приняла.

Катя ревет в трубку, нос течет, обтирается платком и гнусаво умоляет взять её с собой. Аргумент у нее железобетонный — без Ромки она помрет. Он отвечает, что подумает и обрывает разговор какими-то срочными делами. Телефон в её руке замолкает, она останавливается прямо посреди оживленной улицы и начинает плакать. Прохожие смотрят, но никто не интересуется, что случилось и чем могут помочь. Катя убирает трубку в карман, обтирает щеки и поворачивает назад. Надо сделать большой крюк, прямо сейчас в общагу нельзя, там тесно, нечем дышать.

Идет и боится, что Ромка её бросит, страшно до дрожи в коленях. Ну, точно променяет на другую, лето длинное. Злится на себя за несдержанность. Оля много раз учила, что мужчины терпеть не могут истеричек, бегут от них как от пожара. Короче, Катя понимает, что ей крышка и возвращается в общагу как в воду опущенная.

Заходит в свой блок, падает на кровать лицом в подушку и долго протяжно всхлипывает. Девки знают, что сессию Катя закрыла, они её все вместе сдавали, поэтому дружно начинают гадать, что случилось. Катю от постели не отрывают — понимают, что лучше дать прореветься. Версии выдвигаются разные. От «прыща, который вскочил прямо на носу» до «родаки заставляют её искать работу на лето, а значит, Сочи отменяется». Через час слезы заканчиваются, и Катя начинает ржать как лошадь. Выдает им правду.

Разумная Лена, как всегда, ее успокаивает, говорит, никуда он не денется, вернется, потом еще поженитесь! Катя кивает, хотелось бы верить в ее правду и поворачивается к Ольге. У нее взгляд сухой, качает головой, не произносит ни слова и смывается на кухню. Катя снова начинает всхлипывать, прийти в себя не помогают даже уютные Ленкины объятия.

На следующий день Ромка уезжает в Архангельск без нее.

— Тебе, Катюнь, там делать нечего. Да и времени на тебя у меня не будет. Ты только намучаешься в квартире, в пыли, в одиночестве. Только представь, какая там будет обстановка, завешенные зеркала, поминки… Лучше езжай в Сочи, отдохни, накупайся, наешься персиков и инжира. Ни о чем не думай, не грусти, я сам со всем справлюсь!

На перроне она снова ведет себя как истеричка, виснет у него на шее, к поезду не подпускает. Проводница на нее орет, называет дурой. Она в целом права, мозгов у Кати тогда было совсем ничего. Лето ребята проводят в разлуке, но Ромка не пропадает, звонит регулярно, почти каждый день по вечерам. Успокаивает Катю, обещает, что совсем скоро закроет все дела. Она плачет и умоляет приехать как можно скорее.

Сто раз напоминает себе спросить у него про мать, как прошли похороны, тяжело ли ему, любил ли он отца? Ну, конечно любил, какая она глупая! Но как только слышит его голос, тут же обо всем забывает и без конца трещит только о себе. Что без него не может, скучает и мучается по ночам. По двести раз спрашивает, не разлюбил ли он её, и просит сказать сразу, если такое случится. Голос все время дрожит, в горле горечь. Обещает больше не устраивать истерик, Рома в это не верит, смеется, называет глупенькой, котенком, любимой. Он тоже скучает, мучается без нее, но она должна понять, дела сами себя не решат. Катя легко соглашается со всем, что он говорит. Какой же он умный, её Ромка, ей с ним повезло, просто удача! Целует свой телефон, и вымотанная отрубается, забыв почистить зубы.

Так проходит весь июль, а в начале августа они едут в Сочи с Олей и ее новым парнем, старого она уже разлюбила. Лена как всегда уматывает на дачу к родителям помогать с помидорами и огурцами. Ну, и пусть едет, девочки ее не уговаривают, огурчики у них с мамой получаются волшебные, хрустящие, в самый раз к коньячку и в оливье.

Сочинская жара мучает Катю все пятнадцать ночей. Олька говорит, что спит прекрасно, и что Катя жалуется только потому, что спит одна. По ее мнению подруге нужно завязать курортный роман, развеяться, на время забыть про своего «северного прынца». Катя горячо обижается, на повышенных, с нецензурщиной объясняет Оле, что она сошла с ума, и советует завести курортный роман ей самой. Они громко ссорятся, но уже к вечеру вместе пьют Кагор с сулугуни и виноградом.

Пока Катя в Сочи, родители ей не звонят — роуминг. А в Москве начинается ежегодный скулеж. — «Катенька, приезжай! Мы уже забыли, как ты выглядишь, соскучились сил нет, бросила нас, бессовестная дочь!». Ехать туда она точно не хочет. Это раньше в селе ей всегда было чем заняться, а теперь там для Кати грязно и скучно. Родню понимать совсем перестала, у них своя жизнь, маленькая, глупая и беззаботная.

Сами бы попробовали пожить в Москве. Это вам не село в три дома под Нижним, тут надо соображать, а иначе съедят. Люди тут злые и расчетливые, а потому каждый сам за себя, и ты, если не совсем деревенский дурак, то будь все время на чеку. В метро могут пройтись по карманам, и даже не заметишь, как остался без телефона и кошелька. На рынок ходить страшно — обвесят, если нужны продукты, то в магазин, а за шмотками в торговый зал. На фейки Катя больше не тратится, лучше будет ходить в старом и копить на бренды. По ночам теперь спит плохо, мучается, что будет дальше, после института? Квартиру снимать она не потянет, покупать тоже не вариант. Часть стипендии каждый месяц откладывает, открыла сберегательный счет в банке. Понимает, как это глупо и бесперспективно, таким улитковым темпом все равно не накопит даже на малометражную студию. Москва чужим не рада.

А родители еще наезжают на нее, лучше бы помогли чем-нибудь. Хотя, что с них взять, у самих ноль без дырочки, да она и не просит. Короче, к девятнадцати Катя меняется кардинально, считает себя самостоятельной, выпрыгнул птенец из гнезда. Родителей уважает, любит и, если честно, жутко скучает, но об этом им ни слова. От них, кстати, тоже ни слова о любви, зато густо сыплют претензиями к единственной, между прочим, дочери. Олька говорит, «у них все надежды на тебя, ты у них одна». Никак не получается взять в толк, почему у всех, кого знает Катя, с предками отношения клеятся, только у нее нет.

Остаток лета Катя сходит с ума. Спасают только Ромкины звонки, от них ей немного легче. У него в отличие от Кати полно новостей. Квартиру и гараж с мамой решили продать, к вырученным деньгам добавить накопления и купить сыну квартиру в Москве. Мама поживет на даче, она сама так хочет, говорит, что с возрастом тянет к земле. Ромка устроил ей парник, нарезал грядок, наколол дров на целую зиму. Дом ладный, теплый, с водопроводом. В свое время отец денег не пожалел, возводил по всем правилам и нормам. Перевезли на дачу всю технику, теперь не нужно застирывать в тазике, на кухне стоит посудомоечная машина, а в гостиной висит современная плазма. Даже тарелку повесил, ловит сто каналов кабельного. Но маме все это не важно, она все время трещит про свои крючки и спицы. Она рукодельница.

В общем, Ромка полностью доволен собой и мамой, понимает, что первое жилье будет маленькое и район, конечно, не центр. «Но это не криминально, надо же с чего то начинать, правда, котенок?».

Катю переполняют чувства, она радуется за Ромку, за его маму, нахваливает ее, где-то в глубине души завидует их отношениям.

— Ниву заберу в Москву. Не порше, конечно, но зато в метро толкаться больше не придется. Будем с тобой чаще выбираться на залив и на шашлыки.

В ответ Катя пищит от восторга, прыгает, хлопает в ладоши, телефон в это время падает на кровать. «Будем» — вместе значит!

Ромка возвращается в Москву к первому сентября.

Их отношения развиваются стремительно. Случается их первый раз, все происходит банально в общежитии в его комнате. С этого дня Катя вступает во взрослую жизнь, а он нет, у него уже было, но она так счастлива, что плюет на это. Теперь гроза университета принадлежит только ей! Его друзья одобрительно кивают — еще бы такая красавица, им и не снилось.

Они тщательно предохраняются, оба сознательные. Не хватало еще Кате залететь в девятнадцать лет, мама и папа сойдут с ума. Она почти полностью перебралась к Ромке. В блоке он остался один, соседи прошлогодние пятикурсники съехали, а новых еще не подселили. Да и не подселят уже, новичков стараются держать вместе. Ну и хорошо! Все это им на руку, есть возможность пожить вместе как настоящая семейная пара.

«У нас гражданский брак!» — Катя с гордостью объявляет родителям. Они, понятное дело, страшно не рады новостям, переглядываются, бабушка крестится, отец ей вслед тоже. Но в трубку ни слова упрека. «Решай, дочь, сама, ты уже не маленькая». Катя довольна, наконец, её не осудили. Молодые живут душа в душу, завтрак вместе, потом на учебу, каждый ныряет на свою ветку, а вечером сидят за учебниками. С Ромкой ей и учиться в кайф. Она стала лучше понимать предметы, неужели поумнела? Сама удивляется.

Новый год они празднуют в Архангельске с его мамой. Ее предки жутко обижаются, но деваться им некуда. Мама берет с Кати слово, что следующий год ребята встретят с ними. Катя с легкостью соглашается на компромисс, и все остаются довольны.

Мама у Ромы замечательная, общительная, гостеприимная, приняла Катю хорошо, хотя понятное дело, она не подарок. Катя в те года молчалива, жутко стеснительна, готовить толком не умеет, по хозяйству помогает, но неумело. С ней больше хлопот, каждый день её надо куда-то возить, показывать достопримечательности города, знакомить с родней, готовить её любимые супы и салаты. Невестка же пловчиха, вечно на диете.

Новогодние каникулы на севере проходят сказочно. В Москву Катя привозит море впечатлений и с охотой делится этим со своими девчонками. Оля закатывает глаза, она не понимает, чему Катя так радуется. «На красной площади такие фейерверки показывали, закачаешься!». И все это она променяла на деревню в каком-то зажопинске. Ромка по ее мнению, женишок так себе, что есть красавчик, но это даже минус, гулять будет. Самого главного — финансов у него нет. Уже в который раз Оля вспоминает Ричарда и вздыхает, — «Мне бы такого хахаля, просто денежный мешок!». Сама она в это время опять одна, старый парень надоел, а новый на горизонте еще не показался.

Ленка за Катю радуется, поддерживает, нахваливает. — «И правильно, Кать, что вы с мамой познакомились, теперь ты знаешь, какая у Романа семья. Приличные люди, не алкашня какая-нибудь. Это, знаешь, в жизни очень важно — знать за кого замуж идешь!».

Лена среди них самая приспособленная к жизни, это она научила Катю откладывать стипендию. У нее всюду полный порядок. С женихом они вместе с одиннадцатого класса. Они друг у друга первые и, разумеется, последние. Ждет его из армии, заваливают друг друга письмами. В следующем году будет свадьба, она уже пригласила всех, выбран ресторан, спланирована дальнейшая жизнь на двадцать лет вперед.

Зимнюю сессию Катя закрывает почти на все четверки и пятерки. Зато со спортом у нее не клеится. Тренер огорчен, но он понимает, ночная гимнастика забирает у подопечной все силы. Он обещает Кате, что это временный эффект. Она ему верит.

К осень Рома выходит на дипломную работу. Он задумал что-то грандиозное, под стать своим мозгам. Теперь её парень все свое свободное время проводит в библиотеках города. Дома, то есть в общежитии, он тоже в учебниках. Лекций у него больше нет, впереди защита. Параллельно ездит по Москве, смотрит квартиры. После университета им нужно будет где-то жить. Им! Катя снова не верит своему счастью.

В марте у Кати день рожденье. Ребята впервые будут отмечать его вместе. Рома решил потратиться на ресторан, но сказал, чтобы приглашала только самых близких подруг, карман у него не резиновый. Катя отговаривала. — «Зачем вообще тратиться? Мы можем накрыть стол в общаге, позовем всех знакомых, напьемся, наоремся песен». Роме её план не нравится, он был предельно серьезным.

— У тебя, Екатерина, юбилей, двадцать лет! Такие даты отмечают в ресторане, в узком кругу. Мы уже не маленькие, пьянки и гулянки нужно забывать.

Его аргументы и убедительный голос делают свое дело, Катя соглашается. Ресторан, так ресторан, ей же лучше, не придется торчать у плиты и убираться потом.

Заведение Рома выбрал приличное, точно не по своему карману. Деньги остались от покупки квартиры, он этого не говорил, она сама поняла. Будущее гнездышко выбирали долго. Важно было все. В каком районе придется жить, сталинка или хрущевка? Новострой для них дорого. Рядом должен быть парк или хорошая лесополоса, Рома любит лыжи. Садик и школа в пешей доступности. Он уже тогда нацеливался на детей, хотел большую крепкую семью. Катя кивала, но всерьез его не воспринимала. Какие ей дети в двадцать лет?

Гости пришли слаженно все в одно время. Расселись, нарадовались друг на друга, все нарядные, повзрослевшие, и принялись изучать меню. Рома объявил, что стесняться не нужно, ведь такая дата! Буквальная Лена кивнула и заказала стейк из мраморной говядины, долго консультировалась насчет прожарки, она такую роскошь первый раз в жизни будет есть. На закуску взяла теплый салат с курицей, а на десерт панакоту.

Оля присвистнула и попросила только салат. Её так просто не провести, она понимает, что всё это великолепие Роме не по средствам. Катя взяла салат цезарь, котлету по-киевски и пюре — сытно и вкусно. Рома — любимое оливье и свинину по-французски с картофелем фри.

Начали пить. Выпивку принесли с собой, ресторан брал с ребят только пробковый сбор, очень удобно и не накладно. Первый тост говорила Лена.

— Дорогая Катенька! — торжественно произнесла она. В руке высоко поднят продолговатый бокал с шампанским. Ленка сегодня особенно хороша, на ней плотное голубое платье, юбка ниже колена, туфли на небольших острых каблуках и приличный макияж, что на нее совсем не похоже. Сама она краситься никогда не умела, перебирала то с румянами, то тенями. Или с тем и другим одновременно. Кате сразу было понятно, кто над ней постарался — Оля! Волосы у Лены шикарные, каштановые, прямые, убраны в высокий хвост.

Она густо краснеет, видно, что волнуется. Встает и продолжает говорить с высоты своего роста. Произносит расхожие фразы, желает счастья и здоровья, семейного благополучия. В это время Оля звучно икает, понятное дело, притворяется. Они с Катей переглядываются и бесшумно хихикают. Лена заканчивает словами о дружбе и верности, все дружно чокаются и выпивают.

Из-под стола Лена выуживает подарочный пакет, подруги целуются. Катя благодарит и под пристальными взглядами рассматривает подарок. Массажная ванночка для ног. Оля, понятное дело, фыркает, но так, чтобы никто не увидел, а Катя думает, что подарок хороший, пригодится.

Приносят закуски, позже горячее. Все пьют, с аппетитом едят, много разговаривают. Второй встает Роман, он смущен, требует внимания и тишины. Девочки дружно смеются еще несколько минут и, наконец, умолкают. Тишина образуется идеальная. Ромка без слов выуживает из кармана красный бархатный футляр. Лена радостно визжит, Оля ждет продолжения с каменным лицом, а Катя не понимает, как с ней можно было так поступить? Не предупредил, вогнал в такую краску. Сто лет будет лицо отмывать.

Рома говорит, что вытащил счастливый билет, что ему сказочно повезло. Катерина у него и умница, и красавица, почти комсомолка, в общем. Девчонки тают, по глазам видно, завидуют бабской завистью. Рома заканчивает призывом выпить на брудершафт. Они с Катей целуются, девочки чмокаются. Все пьют, и Катя получает в руки тот самый футляр. Все в замешательстве, полная тишина над столом восстанавливается. Она открывает коробочку и находит в ней ключи от машины. На брелке логотип Фольксвагена, дорого и солидно.

— Вот это я понимаю, по-мужски! — ликует Оля, хлопает в ладоши, демонстративно кланяется перед Ромкой.

Лена не может поверить и Катя тоже, откуда средства, кого ограбил? Катя смотрит на Рому, он спокоен и доволен как кот, и она тоже успокаивается. Он шепчет в ухо, что теперь они могут себе это позволить, он устроился на работу. Она опять не верит в свое счастье.

Из ресторана все вываливаются пьяные, веселые. Девчонки идут под руку, именинница с Ромкой тоже. Орут Земфиру «Можно сладких апельсинов…». Оля, кстати, вручила обычный почтовый конверт. Катя охнула, в нем лежали две ее стипендии. Что поделаешь, юбилей бывает не так часто. Вот так погуляли!

Дома, в смысле в общежитии, Катя валится с ног. Ромка помогает стянуть колготы, узкое платье, терпеливо выуживает шпильки из прически. Заваривает крепкий сладкий чай и зовет её к себе на колени. Они пьют из одной большущей кружки с надписью «a2 + b2 = c2» — теорема Пифагора. Ей хорошо, очень! Глаза закрываются, а Рома все время трещит, как им вместе хорошо, так бы всю жизнь. Спрашивает, согласилась бы Катя выйти за него, она зевает, говорит «конечно!» и получает кольцо на безымянный палец правой руки.

— Тогда, свадьба? — спрашивает он уже серьезно. Катя тут же просыпается, рассматривает кольцо. Элегантное, из желтого и белого золота с одним небольшим камнем. И соглашается.

6

О скором замужестве Катя совсем не жалеет. Жениха она любит, он её тоже. В этом сомнений не было. Договорились, что пока невеста не закончит учебу, никаких детей, ну а потом как получится. Свадьбу решили сыграть в июле, в Москве.

Папа и мама новость приняли достойно, лишних вопросов не задавали. Анжела Ивановна, кажется, с самого начала была в курсе планов сына. Она была рада, отдает своего Ромку в женские руки, пока неумелые, но опыт приходит с годами. Теперь о нем будут заботиться, и если бог даст, скоро можно будет понянчиться с лялей. О внуках она говорит запойно, обещает с младенцем помогать, забирать к себе на лето, в свежий Архангельский воздух. Катя снова хихикает и повторяет, какие ей дети, её саму еще воспитывать.

К торжеству все выбирали быстро. Катя оказалась невестой сговорчивой и не капризной. Платье купили с пышной юбкой и фатой, торт будет трехэтажный, кто подружки невесты, понятно. А вот со списком гостей оказалось сложнее. Приглашать Ричарда или нет? Если позвать, не испортит ли всем праздник? Человек он приличный, не пьет, да и забыл про Катю, наверное, два года прошло. В конце концов, с Ромой они лучшие друзья, до победного вместе, помогали друг другу с дипломными проектами. Кат вспомнила, как живо по телефону они обсуждали темы, спорили насколько предмет актуальный, стоит ли за это браться. Артем настаивал, что на дворе двадцать первый век, множатся клиники красоты, вот куда надо подаваться. Перспективно и деньги хорошие. Ромка не соглашался, классическую науку еще никто не отменял.

Решили, надо приглашать. Позвонил Ромка по громкой связи, Катя подслушивала.

— Ричард, ты как? — по имени Артема почти никто не звал, Ричард звучало солиднее и интереснее.

— Норм, раздумываю над одной интересной формулкой, в смысле, прямо сейчас. Тебе срочно?

— Срочно, — с твердостью заявляет Ромка.

Секундная заминка, слышно, как Ричард чем-то шуршит, откладывает научную литературу, понимает Катя.

— Говори.

— Мы с Катей хотим пригласить тебя на нашу свадьбу. Роспись седьмого июля, поэтому, если у тебя на эту дату есть планы, все отменяй, иначе мы обидимся.

Голос у Ромки к концу фразы с торжественного скатывается на умоляющий. Новоиспеченная невеста думает, что зря он так напирает. Если у Темы планы, так даже лучше, они пригласили, он отказал, никто ни на кого в обиде не остался.

— Значит, седьмого… — повторяет Ричард. Голос деловой, безразличный, вполне звонкий. Слишком звонкий для трагизма ситуации, или Катя все надумывает? — Планов нет, я буду. Готовь мне самое лучшее место за столом, рядом с женихом и невестой. Невесту от меня поздравь, повезло тебе, дружище, такую красавицу себе отхватил!

— А она тут рядом, слышит твои поздравления, улыбается! — Ромка чуть ли не смеется от счастья. Все-таки поняли друг друга, и тут Ричард его поддержал, значит, обиды не держит. Вдобавок считает Катю красавицей, приятно. Много кто думает также, а услышать комплимент от близкого друга оказывается в разы приятнее.

До этого звонка друзья совсем не обсуждали Ромкины отношения с Катей. Первое время понятное дело, было неудобно, а потом научились обходить это стороной, других тем для разговора было предостаточно. Так прошло два года. Ричард ничего не знал о личной жизни Ромки, а Ромка понятия не имел, есть ли у Темыча подружка. В общем, молодые ученые!

Дипломный проект Ромка защитил на «отлично». Кто бы сомневался. Красный диплом, выпускной с ребятами, свадьба и путешествие на море на машине. Это лето было насыщенным. Катя закрыла сессию и полностью отдала себя подготовке к свадьбе. Своих разместили в новой квартире, к тому времени они уже закончили ремонт. Обои клеили вместе, всю мебель выбирали тоже сообща, в общем, прошли боевую проверку на прочность чувств. Немного переживали, сойдутся ли родители, все-таки некоторое время им придется пожить втроем. Квадратных метров у них не много, а люди они взрослые, со своими тараканами и совсем друг друга не знают. Но оказалось, у них нашлось много общих тем и главное, схожие взгляды на жизнь. Молодые выдохнули.

Сами до свадьбы решили ночевать отдельно, каждый в своем общежитии.

Главное для невесты это ее красота. Над этим Катя усердно старалась, сделала маску на лицо, потом на руки, хорошенько подумала и намазала все тело. На волосы маску, под глаза два слоя крема, на ногти масло, после маникюра они совсем высохли, а красить будем с утра. Прическа тоже завтра в девять часов, платье тут рядышком висит, туфли и фата, нижнее белье кружевное белое, чулки, митенки. Кажется, ничего не забыла. Почему так бьется сердце и не спокойно на душе? Разве она поступает неправильно?

Все невесты сомневаются перед свадьбой, кто-то даже передумывает и не приходит. Надо заварить чай с пустырником и поесть.

У ЗАГСа молодых встречают гости. Все нарядные, но Катя не успевает рассмотреть их платья, макияжи, она вся в себе, коленки трясутся. Будущий муж держит её за руку, он со всеми здоровается, обменивается парой фраз. Неужели, совсем не волнуется? Она улыбается, но лиц не замечает, перед глазами туман. Молодых зовут проходить. Сначала в отдельное помещение, они должны поставить росписи. Все по-настоящему, подол платья шуршит по полу, они усаживаются за журнал по очереди, они уже муж и жена, а дальше, дальше будет представление для всех остальных.

Молодоженам показывают дверь, объясняют там гости, ждут вас. Муж берет её за руку и ведет. Она дрожит, он внешне спокоен. Без Ромы заблудилась бы. Мендельсон наполняет собой, пропитывает стены, проникает в сердце абсолютно каждого присутствующего. Мама, папа и Анжела Ивановна ревут, её Оля тоже, Лена держится, Ричарда не видно. Все это происходит прямо сейчас за спинами молодых, но они никого не замечает, а слезы родителей они увидят через три месяца в свадебном альбоме. Фотограф молодая девушка, сегодня одета скромно, не выделяется, она появилась раньше всех, делала пробные кадры, а теперь выкладывается на полную.

Мужа спрашивают, согласен ли он, он отвечает «да». Сразу после интересуются у невесты, а у нее голос сел, шепчет, что согласна. Зрители конечно же ничего не слышат, но все в порядке, ведущая выправляет ситуацию, продолжает речь. Надевают кольца, их объявляют мужем и женой, просят скрепить брачную связь поцелуем. Вспышки камер, аплодисменты, шорканье букетов за спиной, и только они, их холодные сухие от волнения губы. Следующие минуты Катя принимает цветы и поздравления, все, что не помещается ей в руки, принимает Рома.

Не вспоминается, как они покидают ЗАГС, как усаживаются в машину. Катя помнит только свою юбку, Оля и Ленка ее сворачивали, потом укладывали в машину. Уезжают. Резкий хлопок и знакомый кислый запах рядом с лицом. Муж протягивает ей бокал с шампанским, она пьет маленькими глотками, большими не получается. Выпивает всё до дна, становится легче, прорезаются звуки, лица, чувствуется июльская жара.

Они катаются по Москве, фотографируются, гуляют, добираются до ресторана. Тамада сразу за стол не пускает, молодожен ждут испытания. Всем весело, все довольны, кажется, свадьба проходит как надо. Мама и папа не могут насмотреться на молодых, и Анжела Ивановна им очень нравится, а большего Кате и не надо.

Все рассаживаются. Они во главе, стол и стулья в живых цветах, их с Ромкой бокалы украшены стразами, рисунком в виде золотых колец. Стол сервирован изысканно, Катя не находит пустых мест и перебора с закусками тоже. Музыка легкая, фоном на сцене затягивает немолодая женщина. Слов не разобрать, это оперное пение, так пожелал жених, теперь муж. А ей все равно, и так нормально, даже интересно, точнее оригинально.

Только теперь она замечает Артема. Он изменился. Стал шире? Давно он тут сидит? Изучает его, не отрывая взгляда, скоро выжжет дыру, её на нем клинит, в голове проносятся воспоминания о них. Два года не виделись. Наконец, доходит, что он поздоровался, голос все тот же, родной.

Конец ознакомительного фрагмента.