Дети подземелья. Сборник творений представителей поэтического андеграунда

Шляппер

Цель проекта – познакомить читателей с творчеством непрофессиональных поэтов, каждый из которых выражает свои мысли и чувства по-своему. Иногда это непривычно, иногда странно, иногда обыденно, но всегда талантливо. Талант – вот основной критерий отбора в «неформальной» поэзии. Книга содержит нецензурную брань.

Полина Баранкова

Об авторе

Самый молодой участник сборника. Публикуется впервые.

Родилась в подмосковной Ивантеевке 28 января 2001 года. Выросла в соседнем городе Пушкино, где проживает и по сей день. Школу окончила хорошо, но без особого энтузиазма: «О школе у меня тёплых воспоминаний не осталось. Разве что об отдельных людях» — говорит о своей учёбе Полина. В школьные годы она присоединилась к местному коллективу — вокально-инструментальному ансамблю, с которым затем множество раз выступала в родном городе и в Москве. Именно тогда девушке удалось исполнить на сцене свои первые песни, которые были очень хорошо восприняты более зрелой аудиторией.

При написании песен Полина вдохновляется яркими эмоциями людей, их внутренними переживаниями и конфликтами, историческими и мифическими эпопеями, природой… Музыка этих песен носит несколько этнический, временами ритуальный характер.

В основной массе в сборнике представлены именно тексты песен Полины, а не стихи в классическом их понимании. Она объясняет это тем, что «в голове единовременно возникают образы, слова и музыка — яркая непрекращающаяся динамика, отчего написать обыкновенный стих с его традиционными размерами и тропами, как правило, не представляется возможным». За редким исключением в сборнике будут «проблёскивать» и довольно привычные сочинения исполнительницы, написанные в соавторстве, и переданные ей в полное распоряжение.

Мы можем лишь пожелать удачи начинающему музыканту, чтобы страсть к бесконечным поискам «чистого слова» в ней не угасла никогда.

От автора

Приветствую тебя, читающий эти строки! Я могу знать тебя лично, а может быть, нам только предстоит познакомиться. Во всех случаях для меня будет радостно поделиться своим творчеством с человеком, которому оно небезразлично. Я пишу с 14 лет, за этот короткий промежуток времени я ощущала разное: и поддержку, и непонимание и даже полную отстранённость от того, что делаю. Однако я поняла одно: если ты держишь в руках эту книгу, значит, всё это было не зря. Я искренне благодарю тебя за помощь и поддержку.

Поздно

Раньше видел я мир в чёрно-белом и сером.

Видеть светло и ярко было мне не дано,

Видел кружку хмельного сквозь пустое ведро,

Бил в горячке об руки окаянным челом,

До беспамятства спорил с собой и отцом.

Раньше думалось мне: «всё хорошее гибнет.

Что б ни делал никто, всё прекрасное — обречено».

Но ничто не уйдёт, не развалится и не утихнет

Покамест находятся те, в ком сокрыто добро,

И через боли,

И через стены,

И через годы

Пробьётся добро, покуда в нём правда не стынет.

Мне казалось тогда, где вход — выход найти невозможно.

Невозможно, как звёздочку светлую с неба поймать,

Но попала звезда. Прямо в руки. Ни дать и ни взять.

Только кончилась ночь моя чёрная-серая. Поздно.

Не шагну я ни вправо, ни влево-вперёд-назад. Поздно…

Маша

Эй, девчонки и мальчишки,

А давайте дружить!

Поиграем в кошки-мышки

Да айда всем чай пить!

Я живу на книжной полке,

Я живу за стеной.

Друзья зовут меня Машей,

Машей Москвиной¹.

Припев:

Будем играть, петь и свистеть,

Сквозь дырочки-глазки

Мультики смотреть.

Мы не помним, кем мы были

И где жили до сих пор.

Мы едим не больше пыли,

Не устраиваем ссор.

У меня теперь нет воли,

Я — гуашь и марли жгут.

У меня есть папа Толя,

Он — мой лучший друг.

Припев:

Будем играть, петь и свистеть,

Сквозь дырочки-глазки

Мультики смотреть.

Папа Толя мне вошьёт

Из плюша сердце и тряпья.

Он с заботой бальзамировал

Три месяца меня.

Я теперь живу с сестрёнками

На полке. Рядом с ним.

А недавно в Ново-Сормовском

Под Новгородом Нижним.

Припев:

Будем играть, петь и свистеть,

Сквозь дырочки-глазки

Мультики смотреть.

Детство уходит

Детство уходит, дверь закрывай!

И ни за что его не провожай!

Вместе с ним яркие краски ушли.

Хлопни пред носом и впредь не зови.

Выйдя на улицу ранней весной,

Встретился мне ручеёк озорной.

Нет чтобы мне оглянуться кругом-

Я наступаю в него башмаком!

Звёздочки вспыхнули, и им под стать

Месяц прилёг на небесную гладь.

Нет, чтобы пожелать доброго сна —

Я что-то крикнул про его отца.

Детство уходит, дверь закрывай!

И ни за что его не провожай!

Нет ни минуты, чтобы мечтать,

Только корить себя и ругать.

Детство уходит, вместе с ним ты,

Все сокровенные сны и мечты,

Самые светлые сны и мечты

Время Бусово

Кто нам устроит Бусово время?

Кто нас живыми прибьёт на кресте?

Кто разорит наше древнее племя,

В землю вобьёт, словно лёд по весне?

Страшно подумать, что завтра будет,

Страшно понять, что завтру не быть.

Кто нам расскажет, как надо жити нам,

Кто нас лишит нашей жизни совсем?

Вервь семейну разрежет на нити,

В стороны бросит на весь белый свет?

Страшно подумать, что завтра будет,

Страшно понять, что завтру не быть.

Кто вспомнит наши бледные лица,

В век испещрённы рисунком простым?

Где воспарим после смерти как птица?

Кто вознесёт нас на небо к святым?

Страшно подумать, что завтра будет,

Страшно понять, что завтру не быть

Сосны срубили

Сосны срубили, чёрная кровь распылилась вокруг,

Рваные лапы обязаны быть сожжены,

Слышится сточенных лезвий прерывистый стук.

В ряд поднялись стеной безымянны кресты.

Вновь наступило время лобызать чужие персты

Лукавому, Святому? — разницы нет.

Я превращаю воду в вино, а что можешь ты? —

В спину плевать и молча шептать мне вслед.

Тысячи лет сражений и боль загубленных душ,

Слышу их голос, он воет, как раненный зверь.

Я возвратился весной, в дни и ночи нещадных стуж.

Вы не впустили, пред ликом захлопнули дверь.

Сосны срубили, больше нет леса — остался пустырь.

На пустыре обратишься в безмолвную пыль.

Вы возведёте на пепле и прахе святой монастырь.

Всё, что явилось историей, стало как быль.

О Родине

Васильковая степь, голубое сукно…

Так что больно смотреть. Как немое кино.

Ситец русских берёз? Нынче в моде парча!

А мне больно до слёз, что Россия ничья.

Чей-то грязный сапог с иноземным клеймом

Упирается в бок, по костям, напролом.

Пир во время чумы… Ну, а мама тайком

От тюрьмы, от сумы осеняет крестом.

И по локоть давно чьи-то руки в крови.

Все твердят об одном: «Такова се ля ви!»

Бей же, колокол, бей, нервы рви, не жалей,

Души нам отопри смертью наших детей.

На колени поставь и убийц, и ворюг,

Нам понять помоги, кто же враг, а кто друг…

Вот смотрю я, но вижу размытые лица….

Все мы были страной Василькового Ситца.

«Выйду ночью за околицу…»

Выйду ночью за околицу,

Луг покошенный дремлет, колется.

Травы спелые в стоги сложены,

Всё кругом свежо и ухожено.

Тропкою спущусь я к реке большой,

Вдоволь надышусь русской тишиной,

Искупаю звёзд пригоршню в реке,

Друга-светлячка задержу в руке.

Ещё много есть время до утра,

Виден вдалеке огонёк костра.

Над рекой звенит тонкая струна,

Из воды глядит гордая луна.

Молодой цыган у огня сидит,

Слышен вдалеке мерный стук копыт,

Ржанье лошадей и гитары плач,

Манит и зовёт огненный кумач.

Шалью пёстрою бёдра спрятаны,

Танцем дьявольским вся объятая,

Золотых монист переливный час,

Молодой цыганки-колдуньи пляс.

Очи чёрные, руки тонкие,

Стройный гибкий стан у девчонки той.

Танцевать всю ночь ей и не уснуть,

А на утро вновь продолжать свой путь….

…в предрассветный час танец досмотрю

И пойду встречать новую зарю.

Перелом

У меня в глазах — небо синее,

За спиной ищу крылья сильные,

Где было гнездо — ветки голые,

И сквозь них видна ширь просторная.

Распоролась грудь или лопнула,

На ладонь легло сердце тёплое,

И рука дрожит, чуть усталая,

И стекает боль струйкой алою.

Были две свечи да с иконою,

Мне бы их зажечь ночью тёмною,

Мне бы не гасить их и светлым днём,

Мне бы путь найти. Мне б идти путём.

Закружила ночь, завела во мрак,

Может быть, я сплю, не проснусь никак?

Так и жизнь пройдёт, неба край задет,

Только за спиной крыльев сильных нет.

Кто-то отстегнул, положил в карман,

И осталась мне сырость да туман.

К прежней жизни я больше не вернусь.

Ну а впереди только лжи боюсь.

Ярмарка

Как-то стало мне скучно вдруг,

Я решил позабавить себя.

Под размеренный стрелок стук

Я решил — рассмешу продавца.

Я на рынок сходить хочу,

Я спрошу, где любовь купить,

И добавлю, коль невтерпёж,

Сколь любви цена, молодёжь?

Продавец шутки не оценил—

Дух свой еле сюда приволок—

Сказал, мол, вот, за тот закуток,

Что от прочих едва отличим.

Не бывать тому ажиотажу!

Что так вдруг привлекло народ?

Тут, друзья, любви распродажа,

А душа с ней в комплекте идёт.

Я и Ты

О, Бог, научи меня не́жить

И тут же бросать сгоряча,

Любить, вместе с тем ненавидеть,

Закрывшись за словом «любя».

Хочу научиться смирению,

От ближних не ждать ничего,

Духовному успокоению —

Оно ведь главнее всего.

Хочу научиться сквозь шёпот

Всю правду внемлить от тебя.

Приходится лгать узколобо,

Ведь правда всегда так страшна.

На сердце моём тяжелеет,

Нет сил удержать больше слёз.

В глазах всё вокруг потемнеет,

Мне кажется, это психоз.

Как сквозь неумелую маску

Безумной ко всем нелюбви

Покажется истиной краска,

Что и ты на себя налепил.

Ты

Посмотри мне в глаза,

Скажи

Да не мучай меня

Спокойно,

Я хоть прямо сейчас

Готова

Утонуть в тёмном омуте глаз.

О, Бог, я прошу так немного,

Я грежу о чистой любви,

Чтоб средь мира, до боли чужого,

Сияли родные лучи,

Где б счастли́вы были мы,

Вместе я и Ты.

Дождь

Полетели с неба звонкие слёзы

Да разбились о дома,

Постучали по чёрным зонтам

Да по каменным плечам.

Потрепали дворовую кошку,

Распугали стариков.

Запирают детвору на засов

В стены брежневских домов.

Слёзы падают и бьются о камни,

Разыгралась вдруг гроза.

Запираются окна и ставни,

И боится детвора.

Что-то страшное ближе и ближе

Надвигается к домам.

Скоро страшное в дверь постучится,

Никуда не деться нам.

Слёзы падают, земля их впитает,

Вместе с горем всех людей.

Смоют грязь, что внутри застывает,

Просочившись до костей.

А на улице всё дождь не стихает,

Поливая все вокруг.

Плачь природы мне напоминает,

Что однажды все умрут.

Летай

Летай, свет мой,

Сверху вниз головой,

Будь подобен

Птице лихой.

Летай, друг мой,

Летай,

Летай.

Не мешай внутри

Сны свои с мечтой

Не гляди,

Что твердят за спиной.

Мечтай, мой друг,

Летай,

Летай.

Сколько звёзд ты проспал?

Снов несказанных собрал?

Троп ты мог бы истоптать?

Ты не смог, ты не под стать.

Летай, друг мой,

С высоты в темноту

Ты давно

Хотел взлететь.

Летай, свет мой,

Летай,

Летай.

Дети тёмных углов

Вязкая пустота…

Я чувствую, как она поглощает меня.

Чувствую, как она поглощает меня…

Дети дождя, дети цветов…

А мы себя называли детьми

Тёмных углов.

Солнечный свет, синь в небесах,

Мы и мечтать не могли об этом во снах.

Мы забираем души людей,

Наши глаза словно дым от горящих углей.

Души без лиц, воли и сил,

Горе тому, на кого нас бес натравил.

Семеро бесов бушуют внутри,

Красною жаждой крамольно опьянены.

Их не прогнать, от них не удрать,

Нет больше выбора, кроме как взять и принять.

И вот, ты бежишь, прячась в тени,

Жаль, ты не можешь понять, что тень — это мы.

Вздох и предательский блеск в глазах,

Всё, что ты можешь, — смиренно выдать свой страх.

Провожай, брат, светлым ликом последний закат.

Погляди, брат, как бесшумно стаи летят.

Ты простись, брат, ты навеки утратишь свет глаз.

Привыкай, брат, ты теперь стал одним из нас!

Ты — один из нас!

Ты — один из нас!

«Бледное солнце течёт по окну…»

Бледное солнце течёт по окну,

Тщетно пытаясь казаться светлей.

Тело не хочет стоять на полу,

Оно до сих пор пребывает во сне.

Оно так мечтает остаться во сне.

Тело на ощупь бредёт в темноте

В поисках затхлой и постной еды,

Хочет собрать все силы в себе.

Стоя у порога бескрайней зимы.

Блаженствуя чувством остывшей

тоски.

Тело стоит и чувствует боль,

Боль непрерывно растущих деревьев,

Другие тела говорят ему: «Стой!

Ты просто одно из множества звеньев

От цепи что удержит разбитые стены».

Много ли по миру брошенных тел,

Тех, что искали покой и прощения?

Стали рабами собственных дел,

Загнаны в тесные серые стены.

Старая лирика

Я не стою взгляда твоего —

Бесконечно манящей

Бездонной глубины.

Вздоха, что звучит как шум прибрежных волн.

Волосы, как сноп поспелой ржи.

Жизнь дана для вечной красоты,

Радости и громких восторганий

Только ею.

Будь мудрее, не бросай в огонь свои мечты.

Доброты и силы не жалея.

Холодная песня ветров

Мир погружается в сон,

В плену ледяных оков,

Протяжным становится стон

Холодной песни ветров.

Я разбиваю стекло,

Рассыплю над этой землёй,

В каждое гляну окно

И вновь полечу над страной.

Вдруг я увижу в окне,

Как плачет навзрыд дитя,

Образом близкое мне,

Но не чувствует сердцем меня.

Я её путь освещу,

Не плакало чтобы дитя,

Я ей человека пошлю,

Сказавшего «люблю тебя»,

Укрыв от вселенского зла.

Став частью жизни твоей,

Я живу в каждом из вас,

Делаю сердце светлей,

Я — в блеске искренних глаз.

Мир полон бед и невзгод,

Каждый желает любви,

Чтоб не бояться забот,

А вместе им навстречу идти.

Ветер проводит тебя,

Нежно коснётся щеки,

Простится с тобой до зимы,

Где снова закружат снега.

Я отвыкаю

Я отвыкаю быть человеком

Так, как и все.

Следуя точно живому примеру,

Я продаюсь.

Старый мир быстро мы сменим на новый

Память мертва.

Лиц больше нет, ярких масок дешёвых

Мода пришла.

Шёл я по свету прожекторов ярких,

Хлопали мне.

Я самый главный гость в этот праздник,

Я словно во сне.

Грим мой пестрее моднее и краше —

Громче смеюсь.

Но не сотрёшь, ведь под ним только пластик —

Желчью плююсь.

Я, словно рыба в море обмана,

Гнил с головы —

Кукла, забитая ложью и страхом —

Треснули швы.

Вопли сменились на аплодисменты —

Смех под заказ.

Вокруг озирают хрустальные пары

Безжизненных глаз.

Я привыкаю к боли и страху —

Это смешно.

Чувствовать более тонкие грани

Мне не дано.

Я отвыкаю быть человеком —

Жизнь словно фильм.

Главная роль это все и никто.

Главное грим.

Если другой и на нас не похож —

Вечный изгой, долго не проживёшь.

Голос наш вязкий, маски похожи,

Мы разъедаем, ломаем — не строим.

Мы потребляем — так всё и надо,

Не исчезаем. В нас только падаль.

Души ушли. Мы все мертвы.

Те времена безвозвратно прошли.

Я отвыкаю быть человеком — так, как и все…

Проспект

Я шагаю по проспекту, тяжело вздыхая,

Я шагаю по проспекту, ничего не зная.

Словно снежный ком качусь я по наклонной к чёрту.

Я шагаю по проспекту вечером зимою.

Вместо солнца светят фонари,

Вокруг лишь светят фонари,

Кругом лишь светят фонари,

Горят в глазах моих.

Солнце спряталось в метели утренней январской,

Ветер в — 30 ласково щеку румянит.

Люд попрятался опять в домах, на улицах темно,

Даже псов, котов дворовых не видать уже давно.

Лишь далёко силуэты

Кружат в вечном менуэте,

Профили, как на монете,

Как один, они кружат.

Мне не страшно днём и ночью по дороге топать,

Сутки стали в раз короче, солнца свет как дёготь.

Я шагаю по проспекту, снегу по колено,

Как угодно пробирайся, обратно бесполезно.

Бесконечный путь без цели.

Время обмануть посмел я.

Лучше всякого забвенья,

Лучше всякой жизнь моя!

Я шагаю по проспекту, километры за спиной.

Никогда и ни за что я не вернусь домой!

«Преисполненный непоколебимой гордостью…»

Преисполненный непоколебимой гордостью

За умелое подражание

Текучей действительности,

Вячеслав Алексеевич

Уверенно и бодро

Зашагал вперёд,

Преступая порог

Оконной рамы девятиэтажного

Монолитного

Бесконечного

Дома.

Вячеслав Алексеевич!

Будьте любезны,

Закройте дверь

С той стороны.

«А я сегодня не вышел из дома…»

А я сегодня не вышел из дома,

В автобус не сел, билет не купил.

В ванне валялся, пока не нашли.

Так и спустили ногами вперёд.

Примечания

1

Анато́лий Ю́рьевич Москви́н — российский краевед-некрополист, лингвист-полиглот, переводчик, журналист и составитель словарей. В своей квартире содержал более двадцати мумифицированных тел девочек и одну в гараже. *