Пес с ушами-крыльями

Шимун Врочек, 2007

«Припадок закончился, кровавая муть схлынула, обнажив каменистое, болезненное дно – он даже не пытался встать и лежал, широко раскрыв глаза. Он смотрел в потолок и там вместо аляповатой грубой лепнины, вместо пышнотелых нимф и ангелочков, похожих на сельскую выставку окороков и копченостей, вместо яркой лазури потолочной росписи – вместо всего этого Иерон видел серое небо, брызги грозовых облаков и черные силуэты чаек в вышине…»

Припадок закончился, кровавая муть схлынула, обнажив каменистое, болезненное дно — он даже не пытался встать и лежал, широко раскрыв глаза. Он смотрел в потолок и там вместо аляповатой грубой лепнины, вместо пышнотелых нимф и ангелочков, похожих на сельскую выставку окороков и копченостей, вместо яркой лазури потолочной росписи — вместо всего этого Иерон видел серое небо, брызги грозовых облаков и черные силуэты чаек в вышине. Чайки кричали «Уа-у! У-а-у!». Было холодно, ветер дул справа — порывами. Щеку холодило. «Уа-у!», крикнула чайка Иерону. Он моргнул в ответ, раздул ноздри и глубоко вдохнул. Твердые прозрачные струи потянулись через нос в грудную клетку, наполняя ее стеклянной прохладой, как наполняет отворенная кровь цирюльничий таз. Стало совсем хорошо. Ветер пах йодом и болью. И покоем.

Прошла вечность.

Барон поднялся — тело висело на нем, как лишний груз; словно он раскрашенный ярмарочный болван и несет себя на костяке. Он донес болвана к зеркалу, долго разглядывал и остался доволен: показываться гостям в таком виде было категорически нельзя. Празднование можно было считать завершенным.

Впрочем, гости, наверное, и сами обо всем догадались. Несомненно.

Я, кажется, кричал — равнодушно вспомнил барон.

УБИЙЦА

Смерть похожа на кошку с содранной кожей.

Она бесшумно ступает, но иногда все же выдает себя.

У меня невероятно острый слух, знаете ли.

БАРОН

Вы что-то сказали, милейший?

— Я говорю: прикажете одеваться, вашмилость? — повторил слуга; у него были крупные ладони и глаза со слюдой — бегающие. И этот боится. — Куда после изволите?

— В псарню, — сказал барон.

Иерон гладил всех, чесал за ушами — собаки млели, толкались, вываливали розовые языки, совали породистые морды; капала слюна, пятная камзол и штаны, в воздухе висел густой запах песьей рабской радости — а барон гладил, чесал, похлопывал по янтарным чистокровным телам, щупал мышцы и смотрел зубы. С него сходил седьмой пот, а на подходе был восьмой. Иерон работал.

В углу сидел, и наблюдал за стараниями барона внимательно и хитро, единственный, кого он по-настоящему любил здесь, в этой кузнице чистопородства — худой голенастый пес грязно-серого окраса; с черным пятном вокруг левого глаза. Помесь, ошибка. Зовут — Джангарла. В переводе с эребского: ублюдок.

Человеку нужно кого-нибудь любить, верно?

— Господин барон! Ваша милость! — закричали в дверях. — Ландскнехты напали на деревню!

* * *

— Как твое имя, бродяга?

— Великий Эсторио, ваша милость.

Барон медленно поднял голову.

— Слишком громкое имя для бродячего жонглера. Ты, конечно, владеешь магией?

— Ээ. Не совсем. — бродяга смутился. — Я, видите ли, скорее лекарь.

Магические умения для жонглера — обычное дело, но — лекарь? Иерон посмотрел на лейтенанта.

— Деревенские говорят, что жонглер действительно лечил, — подтвердил лейтенант, — двоих или троих.

Иерон хмыкнул.

— Ну то, что лечил, я не сомневаюсь. А вот вылечил ли?

Жонглер встрепенулся.

— Старого Ила от подагры, — начал он перечислять с легкой обидой в голосе. — Жену Ила — от грудной жабы, дочку старосты…

— От девственности, — закончил за него барон. — Ладно, допустим. Что у тебя там?

— Где?

— В сундуке.

Жонглер встряхнул лохматой головой, блеснул глазами. Возможно, не только дочку старосты от девственности подлечил, но и еще кого. Парень красивый, ловкий, язык подвешен.

— Куклы.

— Что?

* * *

Иерон разглядывал кукол, брал их аккуратно, чтобы не помять. Октавио, плут, ясно. А это кто? Похожа на Силумену, хозяйку гостиницы. Пальчиковые куклы. Правильно, сундук и есть театр, понял Иерон. Настоящий, передвижной. Барон усмехнулся. Поставить сундук набок и раскрыть — вот и сцена. И говорить разными голосами. Великий Эсторио, надо же такое имя придумать.

— Вы разве меня не убьете? — спросил вдруг жонглер.

Барон поднял голову — оторвавшись от рассматривания. Интересный у куколок хозяин.

— Почему я должен тебя убить? Ты вор?

— Нет.

— Насильник?

— Нет.

— Убийца?

— Нет, я…

— Может, ты выкапываешь трупы и сношаешься с ними при полной луне?

Эсторио передернуло.

— Конечно, нет!

— Тогда чего тебе бояться, лекарь? — барон насмешливо прищурился. — А?

Жонглер помолчал.

— Человеческой жестокости, — сказал он наконец. Смелый, подумал Иерон мимоходом, продолжая перебирать куколок в сундуке жонглера. Сделаны не то чтобы очень искусно, но старательно и с фантазией. Вот Климена — Возлюбленная, в нежно-белом платьице с блестками. Полидор — ее отец, громогласный тупица, глуповатый папаша и комичный тиран. Пузан в красных чулках, с круглым лицом. Тощий Капитан — тоже комический персонаж — огромные усы в разные стороны, рапирка едва не с него ростом. Смешной. Молодец, жонглер. Барон Профундо, злодей или обманутый муж — в зависимости от пьесы. Лапсалоне, доктор, в маленьких жестяных очках. Каждая куколка завернута в отдельную тряпицу, видно, как о них заботятся. На самом дне сундука лежал последний сверточек. Иерон развернул и засмеялся.

Убийца.

Почему люди испытывают к Убийце такое уважение? Ведь самая жалкая из масок. У нее даже собственного имени нет.

Иерон надел куколку на палец. Попробовал. Ага, вот так. Убийца согнулся в поклоне. Медленно выпрямился. Темный камзол, темный плащ, серая шляпка и крошечный ножик из фольги.

— Почему ты боишься жестокости, лекарь? — спросил Иерон тихим бесцветным голосом — как если бы заговорил Убийца. Получилось неплохо. Обычно этого персонажа делают зловеще-крикливым, таким мрачным типом. А Убийца должен быть… никаким.

Жонглер вздрогнул.

— Смерть похожа на кошку, — сказал Убийца на пальце. Эсторио смотрел на него расширившимися глазами. — Отвечай на вопрос, лекарь.

— Потому что жестокость — это та же чума.

Брови Иерона поползли вверх. Интересно.

— Ну-ка, объясни, — потребовал крошечный Убийца. Взмахнул ножичком. Жонглер наблюдал за ним, как зачарованный. Просто не мог оторвать глаз.

— Вы разносите собственную жестокость как чуму, — сказал лекарь. — Это как черное облако. Что сделают товарищи ландскнехтов, увидев это дерево? Они пойдут и разорят деревню, вырежут мужчин, изнасилуют женщин, перебьют скот и запалят дома.

— Скорее всего, так и будет, — сказал Убийца на пальце барона. — Смерть похожа на кошку, ступающую по стеклу. Так и будет.

Странная это была пьеса.

* * *

— Хочешь спросить? Спрашивай.

Эсторио мотнул головой в сторону «висельного» дерева.

— Кто это был?

— Ландскнехты. Наемники, живущие мечом и грабежом. Сброд. Вон тот, видишь, слева… — барон даже не повернулся, чтобы проверить. Зачем? Он и так помнил. — Ян Красильщик, прозванный так за синие, по локоть, руки. Насильник и вор. В центре — убийца. Кажется, его звали Палочка, впрочем, я могу ошибаться… Был найден моими людьми над трупом и тут же, после короткой молитвы с рукоприкладством, повешен.

— Это… — жонглер помедлил. — Это был единственный способ?

Конец ознакомительного фрагмента.