Датабиография

Шарли Дельварт, 2020

У Шарли Дельварта всегда был вопрос ко всему. Когда он, просмотрев статистику, обнаружил, что на Земле насчитывается 200000 диких волков на 400 миллионов домашних собак, он задал себе новый вопрос: если две простые цифры дают ясное представление о том, каким становится наш мир, может ли статистика пролить свет и на его собственное существование? Сказать, кем он был и кем он является сегодня, в свои сорок четыре года? Стремясь изобразить свою внутреннюю и социальную жизнь графически, Шарли Дельварт создает новый жанр биографии: биографию, которая представляется в числах, иллюстрируя его личные данные историями и воспоминаниями. Датабиография. Что мы скажем о своей жизни, оценив ее по разным показателям? Главный вопрос этой книги. Шарли Дельварт, кажется, нашел на него ответ. Он изобретает способ расшифровки собственного Я, который можно использовать в качестве зеркала: погружаясь в чужую датабиографию, читатель узнает самого себя. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

4

Психоанализ

⁽¹⁾ Между тридцатью и сорока меня часто преследовали невероятно сильные приступы панических атак (страх внезапной смерти), после первой такой атаки, настигшей меня в большом магазине «Фнак», меня увезли на скорой в больницу, где я понял, что опасность, которой удалось избежать, отнюдь не была смертельной. Потом кризисы регулярно повторялись, они возникали снова и снова. Психоанализ и медикаменты помогли мне ощутимо продвинуться в лечении за десять лет (и побороть навязчивый страх сойти с ума — он был второй причиной панических атак), выйти из этого, оставить позади. В этот период я стал очень сильно зависеть от работы психоаналитика, обязавшего меня приходить к нему каждый день, прежде чем я засяду за свою работу. В те годы психоанализ занимал у меня весь рабочий день, сеансы выявляли только верхнюю часть айсберга, работы по расшифровке ассоциаций, интерпретированию, пониманию продолжались весь остаток дня (а если возникала необходимость, то и ночью тоже).

При этом я никогда и ничего не читал о психоанализе (за исключением «Введения в психоанализ» Фрейда — задолго до того, как сам с этим столкнулся), никогда не пытался изучать основы практики. Некоторые понятия разъяснил мне мой психоаналитик — я понимал их по мере того, как они становились прикладными во время работы со мной, в ходе самих сеансов, чтобы иметь возможность ясно сформулировать то, что со мной происходит, одним словом определить ощущение, откровение. Не берусь сказать, шло это от Лакана или от Фрейда (хотя, судя по краткости сеансов и нерегулярности их продолжительности, верх все-таки одерживала лакановская струя). Потому что мне необходимо было понять в общих чертах, иметь представление о способе эксплуатации вещей, узнать, как они функционируют. Только это. Минуло десять лет, я завершил свое лечение психоанализом и не испытываю больше никакого желания читать что-либо об этом.

А если бы я читал — что бы от этого изменилось? Полагаю, ничего. Мне не хотелось тратить еще больше времени на то, что и так занимало собою целиком всю мою жизнь на тот момент. Еще менее того хотелось мне обманывать себя насчет взаимных ролей, ведь целью было не контролировать работу моего психоаналитика (что было формой доверия к нему) и не достичь такого момента, когда я сам стану собственным психоаналитиком, а только понять изнутри (что на самом деле было формой доверия ко мне). И если психоаналитик и спас меня — то все равно в какой-то момент я должен был спасти себя сам, вытащить себя из этого опустошающего психического труда, когда все (любая мысль, реакция, порыв) начинало обладать неким сверхзначением.

⁽²⁾ Я сводил к психоаналитику свою семилетнюю дочурку, а потом мы пообедали в японском ресторане: она слышала, сколько я заплатил за сеанс (60 евро), и теперь хочет посмотреть на счет, оставленный на столе (43,50 евро). По ее мнению, все должно быть наоборот. Потому что без пищи можно умереть, а психоанализ всего-то помогает раскусить, у кого какой характер.

⁽³⁾ Последняя допущенная мною оговорка: я сказал когда он умер вместо когда он родился; речь шла о детях.

А вот последняя оговорка из существенных: сказал я возвращаюсь вместо я собираюсь, и тут речь шла о моей ближайшей поездке в Бельгию. Тут надо бы отметить вот что: даже если некоторые оговорки кажутся существеннее других, ни одна из них не раскрывает того, о чем бы уже не было всем и без нее известно (или чего-то, оставшегося уже в прошлом и не имеющего значения). В этом смысле они существенны лишь для других (но и тут не несут в себе ничего фундаментального).

⁽⁴⁾ С чего именно начинает развиваться та или иная фобия? Вызывает ли ее конкретное событие или повторение одного и того же события? А если фобию в один прекрасный день получается преодолеть, так ли важно, что ее вызвало?

Шансы, что фобия реализуется в реальной жизни и приведет к смертельному исходу, весьма незначительны — ибо проблема именно в страхе, появившемся случайно или вследствие чего-либо. В этом смысле не имеет значения, у какой из них больше причин возникнуть — у бронтофобии (боязни грома) или аэрофобии (боязни самолетов), а может быть, у агорафобии (боязни открытых и общественных пространств) или эметофобии (боязнь рвоты), где риск смерти приближается к нулю. Фобии — это не вопрос рассудка или здравого смысла: разберите их по косточкам, поставьте во главу угла (женщина, которая боится бананов, или мужчина, впадающий в столбняк при виде спрута) и узнайте их значение — это не изменит их наличие или отсутствие, не поможет с ними справиться (только облегчит их расшифровку).

Бывают и такие фобии, которыми мы не страдаем (однако иногда лучше рассмотреть то, чего нет, нежели то, что есть): множественные вероятности делают все относительным, смещают вещи по отношению к их контексту; впору расширить историю неврозов, составив целый дополнительный список (он ниже — названия классифицированы по принципу энтомологов или ботаников):

Ангрофобия, боязнь поддаться гневу.

Апейрофобия, боязнь бесконечности.

Атазагорафобия, боязнь быть забытым.

Бутирофобия, боязнь сливочного масла.

Херофобия, боязнь испытать счастье.

Цианофобия, боязнь синего цвета.

Гаптофобия, боязнь прикосновений.

Гипенгиофобия, боязнь ответственности.

Неофобия, боязнь нового.

Стасофобия, боязнь того, что придется стоять.

Пантофобия, боязнь всего, что может произойти.

Список бесконечен, подставляй любое слово (помимо уже названных, свои имена получат любые фобии в день своего возникновения): страх дождя, страх шерсти, садовых гномиков, страх почесаться на людях, страх слишком длинных слов, дыр, ветра, часов, цифры 4, или что спутник рухнет вам на голову, или страх лечь прямо на ящерицу, и вот самый ультимативный, всеобъемлющий страх: страх испытать страх (фобофобия).

⁽⁵⁾ Цепочки травматических событий, способных подстегнуть ОКР и послужить отправной точкой для исследования:

Войти в комнату родителей, когда они там занимаются любовью, чтобы они сейчас же прекратили.

Выстрелить из пластмассового водяного пистолетика в собственного отца, чтобы он в тот же миг умер от инсульта.

⁽⁶⁾ Оценка ОКР в зависимости от тяжести (по шкале из 10 баллов):

Ставить ботинки рядышком, чтобы правый чуть-чуть выдавался вперед левого 1.

Выключать свет, симметрично нажимая на выключатель указательными пальцами левой и правой руки 2.

Брать любую вещь, надавливая с одинаковой силой большим и указательным пальцами 2.

Вычеркнуть неудачное слово, чтобы сразу же найти его безошибочный аналог 3.

Ровненько раскладывать свою одежду на полу 3.

Провести мокрым пальцем по слову, написанному авторучкой, чтобы размазать чернила по бумаге 4.

Плюнуть от души на последнюю сигарету, погасшую и уже лежащую в пепельнице, когда

рот примерно сантиметрах в сорока от нее (расстояние не имеет никакого значения) 5.

Посмотреться в зеркало, прежде чем выйти из ванной комнаты, состроив приветливую, в крайнем случае безразличную физиономию 6.

Переформулировать фразу, но так, чтобы собеседник не смог заподозрить, что дело на самом деле в ОКР, а решил бы, что и вправду есть причины ее переформулировать 7.

Запрыгнуть с ногами на кровать, сперва подпружинив на полусогнутых ногах на полу 8.

Замазывать фломастером букву, чтобы явно проступили ее очертания, не порвав при этом бумагу 9.