Это просто игра

Шамиль Идиатуллин, 2016

Шамиль Идиатуллин – автор девяти романов, лауреат премий им. Владислава Крапивина и «Новые Горизонты», а также – двухкратный лауреат премии «Большая книга». Преимущественно известен как автор остросюжетных триллеров для взрослой аудитории. «Это просто игра» – его фантастическая повесть, рассчитанная на более юного читателя. В ней рассказывается о приключениях Макса и Насти, чьи судьбы переплелись между собой и оказались связаны с миром видеоигры. Их единственной задачей становится вырваться из плена виртуальной реальности и не потерять свои личности в бесконечном калейдоскопе неожиданных поворотов и препятствий, главным из которых становится непредвиденный обмен телами. Для среднего и старшего возраста.

Глава 2. Гад настоящий

Макс не считал себя гадом. Он просто любил играть. И умел, между прочим.

Макс играл всегда, везде и во что угодно. В игры на приставках, даже антикварных, с оранжевыми картриджами, в брелоке, в телевизоре через пульт, в телефоне. И в компе, конечно. Здорово играл: квест, на который отводился день, Макс проходил за час-полтора, стрелялки пролетал, почти не целясь. Гонки шли хуже, настоящие машины были интересней. А стратегии Макс вовсе не любил, скучные они, но, ввязавшись, добивался многого.

И это не то чтобы зависимость какая-то. Чокнутым Макс не был, хотя мама и ругалась, а папа где-то раз в месяц угрожал всё на свете запаролить, разбить и выкинуть. Или наоборот, в разной последовательности. Но не запароливал и не выкидывал. Потому что Макс, как говорится, видел берега, учился нормально, почти без троек и даже с пятёрками иногда. А потом начал заниматься этим, как его…

За спиной полыхнуло, и по небу, шипя, прокатилась волна жёлтого огня. Она опалила верхушки деревьев и пролилась глухими взрывами где-то за горами. Чтобы не вспыхнули волосы, Макс накинул капюшон из мешковины, а на взрывы вовсе не обратил внимания, хотя с деревьев сыпались скрученные листья и земля тряслась так, что даже усидеть было непросто. Он пытался вспомнить.

— Этим вот, когда буквы и цифры пишешь, и от этого игра идёт…

Он с надеждой посмотрел в небо над деревьями, где по его расчётам был экран, а за ним — лицо собеседницы, девочки Насти. Но девочка Настя была бестолковой. Или просто не понимала, что Макс ждёт подсказки. Откуда ей понять — она же не знала, что Макс умер уже трижды и поэтому забыл больше половины того, что было важным, основным и просто очевидным в настоящей жизни. Объяснять было долго, да Макс и сам запутался бы. Он ведь был своим личным персонажем и не должен был доставаться никакому нанимателю — но доставался, и сражался за него, и погибал. И терял память, а понимания, почему это случается, не находил.

Подсказки Макс так и не дождался, с досадой вспомнил сам:

— Программированием, вот. Программированием я стал немножко заниматься: языки там, среды, всё такое. Папа и обрадовался такой весь. А куда программисту без компьютера. Значит, нельзя запароливать и отбирать, это же будущая профессия и вообще круто.

Макс грустно усмехнулся.

— Правда, что ли, программы писал? — спросил небесный голос с недоверчивым уважением.

Девчонка как есть.

— Ну как, немножко.

— А ты уже проходишь в школе, да? Тебе сколько лет?

— Пят… Четырнадцать, — буркнул Макс и заторопился: — Проходишь, не проходишь, неважно, надо чуть-чуть уметь, да можно и без этого — просто окошки открываешь, компилятор там, дебагер, и набиваешь коды потихоньку. А можешь не набивать, пусть окошки висят себе внизу, пока игра идёт. Мама или папа к комнате подходят, я окошко раз — открываю, и всё, никаких претензий. Они заглянули — я перед экраном, экран синий, во весь экран строчки непонятные. Программирую типа. А за окошком игра вовсю, танки там ревут и так далее. Мама не слышит, я же в наушниках — подумаешь, может, просто музыку слушаю, чтобы программировать веселее было.

Макс ухмыльнулся и тут же помрачнел.

— Вот это окошко меня…

И замолчал.

— Что? — спросила девочка Настя с нетерпением.

— Не помню, — соврал Макс.

А может, не соврал, понял он сам с удивлением и испугом. Он в самом деле забыл, кажется, как очутился здесь, — забыл тот миг, который сперва казался прикольным, счастливым и вообще главным поворотом жизни, а потом оказался концом жизни. Жизней. Всех.

— Я вообще всё меньше помню, — объяснил он неохотно. — Помню, что я Макс, ну, Максим, Максим Андреевич.

— А фамилия? — спросил голос с неба.

Макс зажмурился и сказал:

— Андрей Викторович, мама Наташа, Наталья Геннадьевна. Блин, так не бывает.

Небо молчало. Память тоже.

— Блин… Ну Гаврилов же! — с досадой обрадовался Макс, распахивая глаза, и тут же сник: — Не, Гаврилов — это Дениска… Или он Клишенцев? Или Клишенс? Такие фамилии вообще бывают? Нет, точно…

Макс замолчал, стукнул кулаком выше колена. Хорошо стукнул, был бы настоящим — до синяка. Только здесь синяков не было и боли тоже. Здесь сразу кровь брызгала, а посильнее ударишь — нога отлетала. А вот так, потихоньку, надо было стукнуть раз двести — и тогда повалишься замертво. Мёртвым, в смысле. А мёртвым Максу нельзя было становиться. Больше ни разу. Трёх раз более чем достаточно.

И хотя желание ударить посильней — не себя, так дерево или скалу, а особенно тех, кто его сюда засунул, кем бы они ни были, — просто душило Макса, он не стал ударять, а пробормотал сквозь перехваченное горло:

— Дур-рдом.

— Ты свою фамилию забыл? — спросила девочка Настя с ужасом.

Макс хотел ответить язвительно, но просто кивнул. Сил не было.

— А город, откуда ты?

Город. Москва, Припять, Вайссити, Рио, Дамаск, Масиаф, Гарданика, Бифуан, Кингхиллз. Нет, Гарданика, Бифуан и Кингхиллз — это здесь, а остальные, может, и не города. Кроме Москвы и, кажется, Припяти. В Москве я был… Кажется, был, да. А жил. Живу то есть.

Хотелось заплакать, хотя тут никто не плакал. Только женщины вроде бы, иногда, над павшим мужем, но женщины были во дворцах, а туда Макс так и не попал ни разу.

Он вздохнул и объяснил:

— Тут все всё забывают.

Ужас в голосе девочки Насти стал звонким:

— Так вас… нас… тут много?

Макс даже удивился:

— Ну… Наверное.

На самом деле он не знал, много их — нас — тут или мало. Большинство воинов, лазутчиков, торговцев, оружейников и кузнецов, не говоря уж о нелюдях типа эльфов и файргардов, были явными ботами, плоскими и бледными, хотя и выглядели вполне яркими и твёрдыми, некоторые — смертельно. А слухи про загадочных асатов, которые жили в игре, слишком невнятны.

Тут девочка Настя и вернулась к теме, которую Макс обходил, сам толком не зная почему:

— А как они сюда попали? Как ты сам сюда попал?

Макс закрыл лицо руками и глухо сказал из-под ладоней:

— Я. Не. Помню.

Кое-что он помнил, странный такой набор. Макс не помнил, например, как узнал про игру и где взял инвайт, но помнил, что такое инвайт. Не помнил, когда и где сел играть впервые — скорее всего, в своей комнате, прибежав из школы, но уверенным в этом не был, тем более что школу и комнату почти позабыл, — зато помнил, как регистрировался, обходил возрастные и географические ограничения, подгружал свою фотку и делал внешность солидней и значительней. Дурак.

Волосы встали дыбом, тело будто распухло и поплыло вниз, за подогнувшимися коленями, и тут же стало твёрдым и звенящим. Звон наполнял мир, распирал горло и грудь, делал глаза горячими, а всё оружие округи — видимым сквозь деревья и горы. Запахло дымом зажжённой спички — единственным на весь этот мир ароматом. Впереди собирался отряд лучников, в деревеньке кузнецы сгружали на подводы последние охапки сегодняшних пик и алебард, из крепости выходила, разворачиваясь, фаланга в тяжёлом вооружении. Драконов вокруг не было, во всяком случае, при всадниках или в железе. Труба всё пела.

— Что это? — спросила девочка Настя с некоторым испугом.

Её, наверное, слегка оглушили наушники. Или она через динамики слушает?

— Ты в наушниках? — крикнул Макс и снова повторил, нетерпеливо переминаясь.

Повторил, потому что Настя, кажется, не разбирала его голос даже сквозь затихающий боевой рёв, а переминаясь, потому что тело рвалось в бой. Макс ведь только внешность нарисовал и чуть приукрасил, верхнюю оболочку. А всё нутро и вся суть тела и персонажа были местными, созданными для того, чтобы рваться в сражение по сигналу.

— Битва начинается, — сказал Макс, сдерживая страшное желание вскочить и бежать.

Нельзя ему бежать, пока всё не объяснит и не договорится. Пережить первый бой не очень сложно, но две смерти из трёх Макс нашёл именно в стартовом сражении, хотя игроки были не совсем уж чайники. А девочка Настя даже не чайник, ситечко в лучшем случае: сама призналась, что ни во что сложнее шариков и викторин не играла. Поведёт Макса в бой — и всё кончится.

Хотя ей-то что. Знай себе радуется:

— О, класс. А где лошади? Мы можем к ним пойти, и верхом?

Загорелась прямо не по-девичьи. А может, наоборот, по-девичьи, девчонки любят лошадей. Кони, знамёна, и чтобы доспехи блестели. Они же не знают, какая она, настоящая война. Пусть даже нарисованная.

Надо объяснить Насте, что лучше бы ей выйти из игры немедленно, лучше бы начать прямо сейчас искать его, Макса, следы в настоящем мире, найти его маму с папой, связаться с ними — и они придумают, как Макса вытащить, они же умные.

Но как их найти, если сам он никаких подсказок дать не может?

— Можем, можем, — сказал Макс напряжённо. — Ты только моих найди, не забудь. Пожалуйста.

— Как найти? — растерянно сказала девочка Настя. — Я не… Я не знаю.

— Ну, в этом, как его, где все разговаривают и картинки ставят, — сказал Макс и замолчал.

Он забыл, как называется штука, в которой все трындят целый день, картинками обмениваются и ставят значки, показывающие, как им эти картинки и трындеж нравятся. Он всё забыл, почти.

Вернётся в настоящее — вспомнит, наверное. Но чтобы вернуться, надо вспомнить. Это называется заколдованный круг, а расколдовывать Макс не умеет — он не колдун и не ведьмак, а ученик воина всего лишь. Воина, которого ещё найти и уговорить надо. А пока найдёшь, могут убить, запросто.

И как можно Настю отпускать, если она первая, кто Макса услышал? Остальным по фиг вообще, что там Макс орёт и шепчет, знай гонят на мечи и пики, а когда гибнет, видимо, другого перса берут. Девочка Настя вот услышала. Если она выйдет из игры, Макса подхватит другой игрок, погубит — и завтра Макс Настю не вспомнит просто. И имя своё не вспомнит, и маму с папой, и то, что вообще-то у него есть имя и мама с папой. Ничего не вспомнит. Станет стандартным ботом, как Свордман или Таида, ярким, твёрдым, только чуть менее смертельным. Будет сидеть в темноте и иногда выходить на верную смерть. Кому нужен пацан-персонаж без выучки, доспехов и статной фигуры?

Сам виноват, конечно.

Сам и исправится.

Конечно!

Надо попасть в настоящее. Там и память вернётся, и всё остальное.

Макс уверенно сказал:

— Пошли. Видишь впереди скала, там, за толстыми деревьями?

— Эвкалиптами, что ли?

— Да разница-то. Ну эвкалиптами, наверное, да. Веди меня туда.

— А что там?

— Ты лошадей хотела, да? Лошади ученику не полагаются. Но есть специальная такая штука… Побежали.

Добежали быстро.

Скала была на месте, пещера внизу тоже. И в центре пещеры была та самая площадка с еле заметным в темноте голубым многоугольником под слоем пыли.

— Вот сюда. Да, в центр. Наушники погромче сделай и не снимай, — скомандовал он. — Только держись покрепче, голова может закружиться, это недолго. Просто слушай.

— Что?

— Слушай, — прошептал Макс и на всякий случай зажмурился, потому что музыка уже текла мимо и сквозь, вкрадчивая и почти неслышная, но от неё дрожали ноги, холодели пальцы и вытягивалось что-то важное в животе и груди, как в тот раз, когда мама зашла и всё не уходила, а на экране было синее окошечко с буквами, и буквы надо было набивать сквозь холодок, истому и музыку, которая всё лилась и лилась, и Макс лился вместе с ней, когда мама ушла, вверх, немножко вбок, назад, стою нет лежу нет лечу-лечу хорошо и пахнет вкусно ой…

— Вот этого ещё не хватало, за компьютером спать. Давай-давай, потихонечку, я тебя не подниму… В душ и зубы… Ты совсем разоспалась? Ну ладно, ложись, завтра два раза почистишь. Спи, Настя.

Какая я вам Настя, хотел сказать Макс, но одеяло оказалось блаженно тёплым, а голова всё запрокидывалась и хотела кружиться, и он падал и падал, улыбаясь чему-то настоящему и забытому.