In terris inferos

Шамиль Арсланов

Юный декан СПБГУ факультета мифологии Альберт Анатольевич читает свой новый курс о культе Вуду, распространенном в странах Карибского бассейна. Внезапно в перерыве к нему подходит студент с огромным монологом, умоляя о помощи в расследовании оккультной группы, орудующей близ его родного селения с чередой странных обстоятельств. Прикинув, Альберт соглашается и идет на риски, оформляя ложные справки о болезни, исчезая со всех радаров. Однако в деревне его встречает совсем не то, что он ожидал.

I

В комнату заходит женщина лет 75 с ярко выраженным носом и угрюмо-морщинистым лицом, упрямо подкидывая дрова в камин. Этот цикл повторяется уже несколько дней. Я вежливо отказываюсь от воды, которую она кидает рядом со мной в старом, покрытом непонятным налетом, железном стакане, хотя кажется в этом не было смысла…

Приблизительно 10 часов вечера. Я брезгливо начинаю плакать от собственной беспомощности. Мое любопытство завело меня слишком далеко. В такие моменты личная слабость начинает брать вверх и напоминать о природе человека.

Я нахожусь в комнате без окон. Благо сейчас не душно и это скорее плюс, учитывая весьма холодную температуру на улице. По углам комнаты расположены глиняные статуи Перуна, Хорса, Семаргла и Мокоши. На стене, что весьма иронично, висят перевернутые кресты. В центре комнаты стоит камин, небрежно выложенный из булыжника или подобного ему камня. По периметру комнаты светодиодная лента, постоянно меняющая цвет в своем обширном спектре. Первое время это сильно врезалось в глаза и травмировало роговицу глаз особенно в попытках заснуть, но теперь такой проблемы нет. Она исчезла за ненадобностью и нежеланием сна. Близ Перуна — елка, украшенная игрушками в виде обезглавленных фигурок Иисуса. Из, предположительно, импровизированного динамика играет песня Энди Уильямса — «It`s the most wonderful time», хотя признаюсь в моем состоянии сложно здраво рассудить составляющую обстановки. С каждым часом громкость повышается, намереваясь разорвать мои барабанные перепонки. Когда это случится — я буду очень рад.

Поверх древесины на полу постелена шкура медведя вместе с головой, на которой видны остатки засохшей крови. По неаккуратности изделия сразу ясно — это их творчество. Не вижу причин сомневаться в том, что со мной будет проделана подобная операция, если моя трусливая натура не найдет способа уйти. За спиной мои руки обвязаны плотной льняной веревкой. Весьма возможно, что Игорь Рюрикович был подвергнут пыткам той же бечевкой.

Если говорить честно, то веревка только дополняет интерьер ужаса, окутывающий повсеместно, но нельзя сказать, что она имеет решающую роль. Да и к слову, её характер на данный момент бутафорский. В момент обвязывания я использовал арсенал навыков, полученных на военных подготовках, и специально оставил некоторое место свободным. В любой нужный момент я легко могу снять её, как и сейчас.

С потолка окутывает ужасно яркий белый свет люминесцентных ламп. Их около десяти штук. Вместе с гирляндой это создает пугающий антураж, к тому же причиняют большую боль при контакте на период более 20 минут. Единственное, что у меня осталось — ощущения. Они подсказывают мне, что уже как месяц я не могу уснуть на срок более длительный, чем 4—5 пугающих часов. Лампы постепенно начинают ослеплять и абсолютно лишают рассудка, к ним почти невозможно привыкнуть, насколько я полагаю из недель пребывания здесь.

Истерично хихикая, понимаю, что не могу встать. Не ел уже 10 дней. Они и не давали такой возможности. Раз в неделю приносят субстрат, походящий на собачье дерьмо. Первый раз я даже попытался съесть его, но вырвал через несколько минут усиленных попыток это проглотить. Более не делаю даже стараний.

Встать не удается, как впрочем и полноценно лечь. Седалищная кость настолько тверда, что удается только сидеть на собственных руках прислонившись к стене. Руки часто затекают и приходится вертеться вокруг себя в сумасшедшем танце, ради того, чтобы хоть немного их разогреть и придать жизни костям, уже просвечивающим через слой кожи.

…

Я ученый. Теолог-мифолог по профессии. Работаю, или, точнее будет сказать, работал, в СПБГУ, а дополнительные деньги получаю за счёт того, что часто пишу монограммы о современных культах во всем мире, которые успешно раскупают студенты и журналисты, использующие это в частных расследованиях или для создания лишних инфоповодов, хотя их цель, признаюсь, мне не очень интересна. Мое жилье на Невской полностью скрыто от глаз общественности, и о нем знает только два человека. Никто, включая правоохранительные органы, даже не догадывается, где я живу, и где нахожусь сейчас. Да и не догадаются, я не оставил им никаких зацепок, сам виноват… Наверное, стоит начать с самого начала, для того, чтобы все разъяснить. Я все же уповаю на то, что если не меня, то мой дневник со временем кто-нибудь да обнаружит. Надеюсь, не они.

Меня зовут Альберт, мне 34 года. Необходимости в рассказе о своей родословной не вижу. Знаете, так уж получилось, что я полюбил теорию веры с первого взгляда. Теология мне была интересна с самого детства. В период взросления, из самого очевидного, можно назвать адвентистов седьмого дня и свидетелей Иеговы, которые были изучены мною вдоль и поперек. Первая моя полу научная работа на тему этих культов была издана в 15 лет и была опубликована в местной газете на последней странице. Тогда меня заметил видный в то время ректор исторического факультета Санкт Петербургского Государственного Университета, который впоследствии и помог мне с поступлением и некоторыми прерогативами при обучении и работе над массивами данных.

После обучения я понял, что владея неплохими ораторскими способностями и большими знаниями в теме могу возглавить ныне созданный факультет теологии, изучающий теорию и ответвления всех религий. Благодаря моему идеальному учебному аттестату, а также связям со всеми уровнями власти института, через некоторое время я начал работу под, первоначально, взором моего старого знакомого ректора. Но мне не сиделось на месте, и я начал попутно постоянную докторскую подработку, вместе с частым написанием научных работ о мифологии, которые, признаюсь честно, были интересны не мне одному.

Все, что было до ноября этого года, — безобидная ересь для идиотов, которая не несла никакого вреда. Может наличие этих культов делало даже благое дело тем, что не давало глупцам копить деньги и находиться в относительной свободе.

То, что я начал исследовать в проклятом 11 месяце этого года, ужасно и мерзко по своей натуре. Я скрывал это от прессы и не рассказывал даже самым близким. Пожалуй то, что вы сейчас услышите, походит, без сомнений, на невменяемый бред шизофреника, обколотого нейролептиками, и я надеюсь, что у вас будет хоть толика серого вещества, чтобы не выходить за рамки этой гипотезы и навсегда забыть о данном тексте после его прочтения.

…

Десятого ноября, после окончания моей лекции о культе Вуду, распространенном среди жителей Карибского бассейна, ко мне подошел студент 4-го курса. Имя этого мерзавца я благодушно не буду называть. Поздоровавшись, он развеселил меня тем, что увидел в моей внешности Лавкрафтовские черты, а позже начал тот рассказ, из-за которого я и оказался здесь. То, что я позволил ему такую вольность, как повествование свободных тем, — вина моего приободренного настроения и вечной страсти к новому и неизведанному, которая рано или поздно приходит к логическому концу и несчастному завершению. Судьба не стала ждать героя, и я прочувствовал это весьма скоро.

…

Он начал следующим образом: «Альберт Анатольевич, я никому до Вас об этом не рассказывал, но, кажется, я знаю о месте, которое будет Вам интересно, как учёному. В общем где-то близ московской области прямо между «Дружбой» и «Валадаем» находится поселок один. На карте его нет, но если Вы будете туда ехать, то я Вас подброшу до определенной границы и подскажу путь, без вопросов. Эти люди с самого начала своего бытия скрываются и не выходят во внешний мир. В царской России эту территорию пытались обложить налогами, оформить там хоть какие-то документы и наконец привести государственность, но по великому совпадению в тот же период и началась Японская война, которая не позволила тратить ресурсы на такие необязательные дела. Тогда на это село махнули рукой, а при Советском Союзе и нынешней России и не пытались ничего изменить. Если сама местность, по расчетам геологов, богата и плодородна, то ее границы абсолютно болотисты и непроходимы. Притом общая концентрация руд, по словам экспертов, приходится именно на тот маленький островок ограниченный несколькими квадратными километрами прямо внутри болота.

Когда началась Вторая мировая, комиссариат СССР узнал о том, что проживающие там люди, количество которых не уточнено, уклоняются от службы и рискнул силой заставить их отдать долг родине. По дороге туда добрая половина советов утонула, а оставшиеся в живых не рисковали идти дальше. Люди там маргинальны, им всем присущи невероятно уродливые черты лица и постоянные мутации. По моему мнению, это связано с постоянным кровосмешением. Их спины сгорблены, кажется, с рождения, по мере взросления угол, условно проведенный между прямой, перпендикулярной к шее и поясу, все меньше и меньше, если исходить из личных наблюдений и слов людей. Самое аномальное — их КПД на рудниках. Я не знаю, как так получилось, но они непревзойденны в умении прорывать прочные шахты весьма абстрактной формы. Впоследствии они смогли защитить это звание.

В 1991 году, когда начался упадок идеологии советской парадигмы, как и всей системы, эти уроды с невозмутимым лицом небольшой делегацией привезли на главную рудообратывающую станцию более нескольких сотен килограмм золота. Не сказав ни слова, они получили деньги и, закупившись каким-то неизвестным товаром, ушли, чтобы не вернуться на эти земли более никогда. Тогда они и представились простому люду города, который обходил их за полверсты.

Совсем недавно информации стало чуть больше благодаря моим поискам и исследованиям. Оказалось, что они исповедуют древнерусское язычество с ужасной примесью неясных нам обрядов и традиций. В центре их поселения расположена золотая, либо как минимум добротно позолоченная, статуя Перуна, предположительно десяти метров высоты и четырех метров ширины. Что еще более интересно, за последние пару лет стали пропадать дети и взрослые, живущие в «Дружбе». Чаще всего исчезновения происходили в лесу, граничащем с этими уродами. Не было найдено ни единого живого человека, который исчез, как и трупов.. Полиция просто боится соваться в ту местность, а власти оставшихся совнархозов, переделанных в сельхоз сообщества, отказываются реагировать. Пока мы имеем первый прецедент подобного рода в истории России, но не первый, судя по рассказам других людей в этом селе.

Альберт Анатольевич, услышав такой рассказ от кого-бы то ни было, я бы и сам только рассмеялся в лицо такому человеку и иронично попросил бы «закусывать», но, к сожалению, я видел своими глазами кое-что совсем отталкивающее и ужасное, что нельзя даже выносить из головы. Отвечу заранее на вопрос — это невозможно описать никаким научным способом и уж тем более верифицировать, поэтому идти в те или иные органы — самое глупое решение, что я мог бы принять. Я просто забыл об этом, и сегодня, благодаря Вам, моя сущность вновь обеспокоилась этим делом. Сомнения в раскрытии дела высоки, но учитывая Ваш опыт, остается маленькая искорка надежды на разгадку. Пожалуйста, сделайте хотя бы первые шаги. Мне необходима помощь от кого бы то ни было, ибо последнее время у меня не осталось никого.

В тот летний день июня я вновь приехал к бабушке в село «Дружба», кажется это было лет 10 назад, но могу ошибаться, мне тогда было чуть больше 10 лет. Почти каждые летние каникулы я проводил у нее. Несмотря на события, о которых поведаю чуть позже, память остается только светлая: коровы, пасущиеся до глубокого вечера, гуси и курицы, которых она выпускала на свободную от людей улицу утром и забирала вечером. Свежее молоко перед завтраком, а также вечно радостные дети вокруг. Знаете, у них в селе там своя атмосфера, какая-то рафинированно-модернистская, и, кажется, кризис этого состояния не наступит повсеместно никогда. По приезде я понял: здесь происходит что-то кардинально иное и прежнее село не узнать. Людей на улицах не было, впрочем как и скота. Бабуля с неясно-раздраженным видом лица. Родители пытались что-то у нее разузнать, но не смогли и уехали, оставив меня на самые ужасные два месяца моей жизни. Поначалу несмотря на всю странность событий я отдыхал так, как мог: катался на старом велосипеде по зеленым лугам и полянам, купался в озере, расположенном в двух километрах от дома, бегал, стараясь побить собственный рекорд разными стилями, но вскоре и это надоело. Далее началось то, от чего до сих пор мурашки бегут по телу — вереница снов повторяющихся день за днём: как правило, в них я был связанным веревкой мальчиком, которого оставили в глубоком темном лесу. Спустя какое-то время локация менялась и я появлялся вокруг в самой гуще событий, чаще всего, на большом подносе, который непременно собирались кому-то преподнести в качестве еды, остальные подробности я не помню, но в конце точно было какое-то ужасное чудовище, которое пугало меня до глубины души, настолько, что просыпаясь я замечал, как сердце грозится вырваться наружу от ошеломляющего ритма, а тело вдоволь пропитано потом. Сны повторялись каждый день до конца моего пребывания у бабушки, и я бы не рассказывал Вам об этом, если бы это закончилось только снами, глупенькими переживаниями и нотациями.

Через какое-то время стали происходить те же удивительные исчезновения людей, что и ныне в «Валадае». Первым исчез Михаил Анатольевич, не помню его чин, он служил в церкви. Ушел в лес на охоту вроде как с друзьями, а вернулись только они. Позже еще несколько людей неясным образом пропали, и бабушка сильно обеспокоилась. Она запретила мне гулять и ограничила вообще мое пребывание на улице. Я был ребенком непослушным и, наплевав на наказ, вышел один раз утром на пробежку, именно в этот лес. Помню, что мне местный дед улыбнулся и подмигнул, видимо зная о строгом нраве бабушки в это время. Первые полчаса я только и радовался солнышку, вместе с щебетанием соловьев, но позже начало происходить что-то странное. Птицы умолкли, а лес становился все более голым и мертвым. Солнце сменилось тучами и болотистой местностью. Я не обращал внимание и продолжил уже, как мне казалось, протоптанный маршрут. По биологическим меркам прошло полчаса, но посмотрев на небо, я увидел полную луну и вдоволь ощутил почти абсолютную тьму, которая меня накрыла. Мысли были следующие: «когда я выходил было 7 утра, значит если сейчас глубокая ночь, то я в лесу не менее 13 часов, а этого просто не может быть, ведь имея прежний темп, я пробегал эту дорожку за полтора часа». Я насторожился, но почему-то не заметил даже краем глаза наличие мистического ряда обстоятельств и их связи между собой. Поняв, что меня скорее всего ищет бабушка, я пошел в обратном направлении, ускорившись чуть ли не до максимально возможной амплитуды. Не заметив вязкости маршрута, я оказался наполовину погруженный в трясину, которая начала засасывать меня внутрь медленно, но верно.

Вы наверное знаете, что трясина это, как правило, просто сильно утрамбованный перегной водорослей и прочей растительности, ввиду значительной плотности, проще говоря, неньютоновская жидкость, чем большую силу прилагаешь, тем сильнее опускаешься на дно. Самое коварное свойство в том, что даже переставая двигаться, ты не перестаешь погружаться, ведь какое-то движение все равно происходит.

Скорее всего я бы просто умер, и мой труп никто бы не нашел, ведь даже мертвые тела не всплывают с трясин, но тут случился ряд обстоятельств, который до сих пор кажется мне уникальным — сквозь деревья я увидел огромную группу людей с фонарями, движущуюся в разных направлениях. Это оказалась моя бабушка с сельчанами. С их помощью, хоть и изрядно помучившись, я смог выбраться наружу. Бабушка мне ни слова плохого не сказала, даже не отругала за самоуправство, только окрестила после рассказанной мною истории. Через пару дней после этого я как-то забылся и перестал выходить на улицу, даже в сопровождении бабули. Ел, читал какую-то дешевую литературу: Донцову вперемешку с прочими юродивыми акулами пера. И вроде все начало органично кануть в Лету, пока не произошла та история, из-за которой я посмел потревожить Ваше расписание, Альберт Анатольевич.

В один день все начало проявлять до уродливости сюрреалистические черты, бабуля, словно готовясь к уходу, бережно собрала все свои вещи и весь день сознательно не шла на какой-бы то ни было контакт. В каждом дворе был разведен костер, который поддерживали до вечера. Они, как я узнал позже, уничтожали сведения о себе: все паспорта, свидетельства и документы были сожжены пламенем без возможности восстановления.

Признав и понимая, что происходит что-то прямо или косвенно связанное с прошлыми событиями, я тоже подготовил все необходимое втайне от бабушки. Тогда я решил, что не дам страху одолеть себя до той степени, что присутствовал в трясине, пускай и ценой собственной жизни. Время подходило к ночи, когда бабушка ворвалась в мою комнату с ружьем, вручила его мне и потребовала оставаться дома, без лишних слов забрав вещи и выдвинувшись в дорогу. Я не пытался ее задержать или говорить на эту тему дольше нескольких кратких фраз, брошенных невзначай, я просто ждал. Увидев, что они, подобно племенному сбору, ушли на достаточное расстояние, я пошел преследовать их, соблюдая дистанцию. В ту ночь была чертовски неясная погода и сильнейший туман, разглядеть что-то кроме огоньков вдали было невозможно. Они двигались к реке и, клянусь, каждый отличался уродливой внешней походкой, присущей только тварям из соседнего села. Тогда я еще не видел этой связи и цепочки рассуждений. Как оказалось они шли к озеру. Они погрузили все вещи в ладьи, по виду напоминавшие те, на которых князь Олег атаковал Византию. Я был слишком далеко и даже если бы захотел, не смог бы добежать до них. Как я узнал позже, они взяли все золото и серебро из своих домов, остальное было не тронуто. Так я потерял свою бабушку. Эта история до этого момента была известна в максимально узких кругах. Я не смог заявить об этом ни в один уполномоченный орган, трусливая полиция приняла бы это как плевок в лицо, а прочие восприняли бы лишь с саркастической улыбкой на лице, если и вовсе не агрессивно-надменным требованием покинуть кабинет. Вы первый, последний и одновременно единственный, к кому я могу обратиться. Я знаю, что Вам плевать на деньги, учитывая Ваше нынешнее финансовое состояние, но если Вы разгадаете суть этого культа и сможете активизировать необходимые действия по нейтрализации — Вы можете просить все, что захотите с моей стороны». По глупости собственного иллюзорного ощущения присутствия разума я доверился этому человеку и, надеясь на награды и регалии в будущем, а также почитание среди мирового сообщества, я решился на помощь этому несчастному студенту.

Сначала я объявил о том, что болею самой заразной модификацией гриппа, представив поддельную справку с помощью знакомого из местной частной клиники. После — сильно изменил свою внешность, сбрив всю пышную шевелюру на голове, вместе с так любимой мною бородой. Я был готов. К 5 часам утра 13 ноября я вышел из дома и списался через секретный мессенджер с тем студентом. Встретившись у видимого окончания Невы, мы заказали такси, которое должно было привести нас в аэропорт. Фальшивые паспортные данные были уже оформлены моим учеником, билеты куплены, потому оставалось только ждать взлета. После успешного приземления он созвонился со своими знакомыми, которые предоставили ему автомобиль. На нем мы более двух дней добирались до «Дружбы», соседствующей с теми вурдалаками. Петляли мы достаточно долгое время, все время дороги нас сопровождало отсутствие асфальта или даже твердого грунта. Люди, встреченные по пути, излучали яркую злость и презрение, словно уже по внешнему виду определяя наши мотивы, которые они, по тем или иным причинам, вероятно не одобряли.

По рассказам закадычного студента, село Валадай недавно было населено аграрными работниками и прочими промышленниками. Говорят, что с того периода земля перестала давать урожай и по всей своей большой площади была нагой, словно то было следствием пришествия монголо-татарского ига, со злости осыпавшего все по периметру солью высотой в 10 сантиметров.

Ныне в селе и их не осталось, кто куда разъехался. Что ни пытались сделать — не помогало. Там был хим. отдел, филиал «Международной аграрной», как мы ее называем, он поставляет товар почти во все страны Евросоюза, государство поддерживает его постоянно субсидиями и подачками. Даже они не выдержали и свернули работы через несколько месяцев пребывания.

Когда мы доехали до границы села, где на изрядно пострадавшей от коррозии железной табличке длиной в пару метров было обозначено наименование округа и предупреждение о болотистой местности, мой попутчик благополучно распрощался со мной и оставил меня без единого спутника на пути тернистой дороги к познанию самой загадочной легенды этого мира. Сейчас я понимаю, что должен был оставить хоть какой-нибудь знак тем, кто, возможно, сейчас ищет меня, но тогда мною двигал только энтузиазм и непреодолимое желание разгадать, во что бы то ни стало, древний культ. О мерах безопасности не было и речи.

Это было моей основной ошибкой. Второстепенной была та, благодаря которой я и оказался в заточении: мое упрямое и не до конца обдуманное желание устроить расспрос коренного населения всего округа. Оно откликнулось на него настолько рьяно и активно, что теперь ответом на все мои вопросы скорее всего станет прямой ритуал жертвоприношения. Меня….