Излом

ШаМаШ БраМиН, 2019

Ужас внутри нас, как скелет в шкафу. Не стоит его оттуда доставать. Но уж если довелось – берегитесь, последствия не обратимы, а наказание беспощадно. На корпоративный Новый год, тринадцать мужчин и женщин, коллектив небольшой фирмы, оказываются отрезанными от мира в уютном горном домике. Не случайно. В прошлом каждый из них был причастен к убийству. Но обстоятельства, скабрезность и время, казалось бы, оправдали преступления. Теперь же призраки прошлого воскресли. Чувство вины, как чудовище, порожденное ночным кошмаром, выползает наружу из темных углов, чуланов, половиц горного домика. Содержит нецензурную брань.

Глава 6

Несмотря на то, что уже порядочно намело, вниз спускались быстро. Разглядев через снежную пелену силуэты коллег, Вадик крикнул:

— Ну что замерзли, цуцики?

Николай и Владимир переминались с ноги на ногу, время от времени хлопая себя руками по бокам.

— И не говори. Водку всю забрали, оставили сырой шашлык, — возмутился Вова.

— На, держи, — Вадик протянул бутылку водки. — Грейтесь. Ну и мы с вами.

— Обойдетесь, вы там уже нагрелись, — Вова нетерпеливо схватил бутылку. Замершие пальцы не слушались.

— Дай сюда! — разозлился Николай. Ловкими движением распечатал водку — Будем! — выдохнул и приложился к горлышку.

По очереди друзья зависали в позе горниста. Закурили.

— Твоя там такой цирк устроила. Старая главбухша в слезах, всё, говорит, не уважаете меня, не любите, — рассказал про ссору Вадик.

— Оля? — удивился Николай.

— Ну да. Опустила старуху ниже плинтуса. Все в шоке. А сама, главное, сидит не нервничает, даже ржет.

— Странная она стала, — вступил в разговор Славик. — Я еще офисе заметил. Не орет, не ругает. Даже улыбается. А по коже все равно мурашки. Страшнее генерального.

— А тебе то что? — поинтересовался Вова, — Твой босс — дядя Петя. Но, если баба не в духе, чей косяк? А, Коля?

Все засмеялись. Кроме Николая.

— Никакая она не моя. Послал я ее, — затянулся и добавил — Есть же и другие? Я бы Ирке засадил. Давно хочу, а тут горы, воздух, романтика.

— Кстати, — спросил Вова. — вы там наверху девку в мини юбке не встречали?

— Где? В горах? — удивился Вадик. — В мороз? В мини юбке?

— Неважно, — Вова был уверен, в том, что видел Анжелу. Но решил, пусть это останется его секретом. Пока.

— А с Олей что? — спросил Славик Николая.

— Ничто. Надоела. Бери, если хочешь.

— Да нет, я не о том, — засмущался Славик.

— А что? Разведенный же. Флаг в руки, — приободрил коллегу Вадик.

— Разведенный… — задумчиво произнес Вячеслав.

***

Семейная жизнь Славика не задалась. Причина, без сомнений, в водке. В залете, в женитьбе и в разводе. Со своей «благоверной» молодой человек, так сказать, познакомился в шаражной общаге — общежитие местного ПТУ. Славик — городской колобродник, с детства в округе знал все и всех, ходы, выходы, гопников, ментов, где чё достать, где чё толкнуть. За это его уважали.

Попойки случались часто, даже слишком. В тот вечер Слава вырубился еще в ДК. Как он оказался в общаге, да еще и на женском этаже не помнил. Вспышки памяти рисовали веселую компанию с гитарой, приличной закуской и танцами в тесной, но аккуратной общажной комнатушке. Утром очнулся там же, на пружинной койке. Рядом полуобнаженная девка. Оставив ее досыпать, с похмельной головой отправился на занятия. На выходе из общаги, уже забыл о нескучной ночи, которая ничем не отличалась от многих других таких же.

Через пару недель домой явился участковый, сосед и друг семьи. Слава ужинал. Мама наполнила большую тарелку борща. Без стука и приглашения ввалился дядя Митя.

— Ну что, паршивец, кусок в горло лезет?

— Да, — удивился Слава. — Здрасте.

Участковый дядя Митя, сурово посмотрел на парня.

— Митя, да ты садись. В ногах правды нет, — пригласила соседа мать. — Борща налью. С пылу с жару.

— Да какой борщ, Галя. Ты этому засранцу баланды налей, чтобы привыкал, — не отводя от Славы глаз, прогавкал полицейский.

— А что случилось? — спросила мать, насыпая во вторую тарелку. — Сядь, перекуси!

— Что сучилось? Сто тридцать первая случилась, от трех до шести. Знаешь, что с такими на зоне делают? — продолжал лаять участковый.

— Какая зона? За что? Да объясни ты толком! — занервничала женщина.

— За что? За групповое изнасилование…

Следующие дни стали сущим адом. Оказалось, девушка из общаги заявила, что четверо, среди них и Славик, опоили ее и надругались. Мать Славы надела траур — единственный ребенок насильник и зек. Отец влепил сыну пару мощных затрещин, сказав, что больше у него нет сына, и ушел в долгий запой. Но, к счастью или, к сожалению, на первой же очной ставке, где Слава даже не узнал свою «жертву», стало ясно, как «дело закрыть».

— И что теперь? Дуреха моя, одна мучиться будет? — озвучила свою позицию мать «изнасилованной». — Пусть и другие помучаются. Хоть в тюрьме, хоть где, не моя забота.

— Она то, не сильно мучится, — говорила другая женщина, мать одного из «насильников». — Посмотри-ка на нее, юбка короткая, вымя наружу. Ясно, чего ей надо-то.

Девушка, сидевшая рядом с матерью у стола следователя, спрятала глаза в пол.

— Что тебе понятно? Ты сыну то своему объясни, откуда дети-то берутся? Засунуть-то все мастера, — не унималась мать девушки.

— Ты бы своей объяснила. Раздвигает ноги налево и направо. Срамота! Товарищ следователь, ну видно же, давалка она безразборная. Сама же хвост задирала. Без насильничества. А дурашлепов этих в тюрьму? — защищала сына другая мать.

— Сама не сама, а у меня заявление. И дело, — ответил следователь. — Значит, будет суд. Конечно, если полюбовно не разрешите. Сами понимаете.

— А как решить то, товарищ следователь? — с трепещущей надеждой спросила женщина.

— Ну, не знаю. Это уж как вон она скажет, — он кивнул в сторону девушки. — Может денег, может ЗАГС. Не знаю.

— Деньги то ваши, зачем мне? С брюхом дуры этой что делать? Дальше-то как жить? Стыдно. Люди что скажут? — рыдала мать жертвы.

— Не мам, я лучше в тюрьму! — не выдержал один из парней. — чем на конченой женится!

— Я тебе дам тюрьму. Я те такую тюрьму дам! — мать огрела бедолагу оплеухой, такой сильной, что по кабинету пролетел звон его пустой головы.

— Так, а ну-ка прекратили! — строго сказал следователь. — дома разбираться будете. Побоев мне еще не хватало. И вообще, надоело мне это. Отдаю дело в суд. Все. Развели тут нюни. Хочу, не хочу.

В итоге, сговорились на четырех тысячах и женихе. Деньги нашлись, а вот с женихом…

Но жизнь сама, легко и изящно, все разрешила. Женился тот, который не нашел свою тысячу долларов.

Сыграли скромную свадьбу, в доме тестя. Там и остались жить. Первую скрипку здесь играла теща — вредный, склочный, скандальный и своенравный тиран. Даже тесть, будучи в принципе неплохим мужиком, смирился и старался, не обращал внимания на бесконечные замечания, придирки и ворчание супруги. Характер он проявлял исключительно в пьяном состоянии. Безуспешно пытался «строить жену». Частенько доходило до драк. Миролюбивый Славик, со своим мягким характером, не имел здесь ни прав, ни голоса, ни даже мнения.

Вначале совместной жизни, пьянки были редкостью, на получку, иногда в день аванса. Слава любил выпивать с тестем. Бывалый, неглупый и главное добрый мужик, часами рассказывал о своей службе на флоте. Главное никогда не попрекал, не унижал и не поучал. По правде говоря, больше не с кем было выпивать. Теща с женой облаивали Славу за любые задержки на работе, и уж тем более за «пиво с пацанами». Частенько жена с детской коляской встречала его прямо на проходной. Так, его единственным собутыльником стал тесть. Как-то само собой, попойки стали еженедельными. Начинали с пятницы. Разгонялись пивом, потом водка или самогон. К полуночи отрубались, но лишь для того, чтобы с утра продолжить.

— Угомонитесь уже, черти, — ворчала теща, отмывая в раковине посуду. — Ночь уже, хватит. На завтра чуток оставьте.

— Не тебе меня учить, баба. Я норму знаю! — генералил тесть. — Славка наливай.

Слава послушно разлил по стаканам мутную жидкость.

— Закуски дай! — приказал тесть жене.

— Сам возьми. Ноги что ли отсохли, — ворчала теща.

Тесть попытался встать с табурета. Если не стена, рухнул бы на пол. Так, по стене, он медленно сполз обратно на табурет.

— Ой, ой нализался, алкаш. Тьфу! — причитала теща. — Слава, возьми в тумбочке, открой банку огурцов.

— Слава сиди, — пьяно пробурчал тесть.

— Да ладно, дядя Гриша, сейчас сделаем, — Слава встал, тоже сильно качаясь.

— Славка, а? Сколько раз тебе говорить, он тебе не дядя, а папа, — встряла теща — Какой же он тебе дядя?

— Да, — важно добавил тесть.

— Я же говорил. Мама и папа у меня одни. Других называть так не могу, — оправдался Слава, заплетающимся языком.

— Ай-ай-ай, бесстыдник! Это мы-то чужие люди? — пристыдила его теща.

— Да, — многозначительно вставил тесть.

Теща, доставая из тумбочки банку огурцов, продолжила нравоучение:

— Приютили, кормим, поим, стираем, ухаживаем. А ты? Чужие люди. Ай-ай-ай! — теща выуживала из банки огурцы и клала их на разделочную доску.

— Я не сказал чужие, — предпринял еще одну попытку Слава. — я сказал другие.

— А какая разница? Родители то твои не другие? Тебя вон бросили, забыли. А внуку? Хоть бы раз гостинца принесли! Так, как бы и не их внук вовсе?

— Да, — буркнул тесть.

— Может и не их, — неосторожно сказал Слава.

— Как не их то? Ты своего ребенка-то видел, и на себя-то в зеркало посмотри, — объясняла теща. — На, нарезать сможешь? — отодвинув бутылку самогона, теща плюхнула перед мужем доску с ножом и огурцами.

— О! — обрадовался тесть и взял нож. — Славка, чего ждешь? Поливай. Смотри, какая закуска.

Слава наполнил стаканы. Тесть кое-как нарезал огурец и раздраженно кинул нож на стол.

— Так пойдет. Давай.

Выпили.

— А ты-то зятек, не такой простой, как кажешься, — не унималась теща. — Живешь здесь, пользуешь, вон выпиваешь, а у самого-то камушек за пазухой.

— Какой камушек? — удивился Слава.

— Такой вот. Неблагодарный ты. Мы тебе дочь отдали. Помогаем. А ты-то зло держишь, — говорила теща, угрожающи подперев бока руками. — Да если на то пошло, то и от тюрьмы тебя спасли.

— Так сами же и хотели закрыть, — огрызнулся Слава. Взял бутылку и налил еще по стакану самогона. — Давайте! — обратился он к тестю, но тот, опустив голову, уже сопел.

— Мы тебя спасли, дурень. Кто со следователем договорился, а? Кто денег то собрал? Родители твои палец об палец не ударили. Бросили тебя. А я за тобой как за сыночком родным. А ты? Эх, бесстыжий.

— Дочка ваша бесстыжая. Давала всем подряд, как ведром. А я крайним оказался, — заплетающимся языком сказал Слава.

— Ах ты, поганец! Дочка моя ему не нравится. Как издеваться-то над ней всем хором, пожалуйста, — теща ножом пересыпала огурцы в тарелку. — Она тебе такого ребеночка родила, любовью лаской окутала. И мы к тебе как к родному. А ты? Неблагодарный. Поросенок ты, засранный.

Слава встал. Все кружилось и болталось как при качке.

— Еще тогда в милиции надо было-то отрезать тебе женилку, — отчитывать его теща. — Зачем тебе женилка? Думали мужик ты. Думали, любишь жену, сыночка, нас. А ты что? Поросенок ты, а не мужик.

Слава пошатнулся. Чтобы не упасть схватился за тещину руку, в которой она держала нож. Женщина, решив, что зять пытается отобрать тесак, попыталась освободиться. Подняла локоть вверх и, что было сил, потянула руку на себя.

— Что ты творишь-то? Дай сюда, доходяга малахольный.

Тут чувство равновесия окончательно подвело Славика, и он, покачнувшись, выпустил руку тещи. Лезвие длинного кухонного тесака блеснуло молнией, и через мгновение оказался наполовину воткнуто в левую глазницу женщины. Тотчас ее тело рухнуло на пол. Качаясь, Слава посмотрел на бездыханное, лежащее на полу тело, с торчащим из глазницы кухонным ножом. Не было ни сожаления, ни сострадания, ни испуга. Ни даже радости, ни горя, ни злости. Пьяное безразличие. И сильное желания спать.

— Сука, — сказал напоследок Слава и отправился спать.

Его разбудил крик жены. Голова сильно болела, во рту был привкус ослиной мочи. Неохотно он прошел на кухню. Увидев тело тещи, память неохотно нарисовала обрывки воспоминаний. Слава испугался. Он поднял глаза. На застывшем в ужасе лице жены, кроме страха, был немой вопрос. Пересохшим языком Слава произнес:

Конец ознакомительного фрагмента.