Синдром жертвы

Чингиз Абдуллаев, 2011

Ни одному человеку не придет в голову мысль, что этот милейший человек, ученый, директор крупного института – безжалостный маньяк-убийца и насильник. Совершая свои преступления, он не оставляет следов. Его поступки лишены видимой логики и всегда спонтанны. Но вот преступник допускает несколько незначительных ошибок, и этого уже достаточно для того, чтобы гениальный эксперт Дронго вышел на его след…

Глава 3

На Московский вокзал они прибыли утром на «Красной стреле». Их уже ждали. Два автомобиля сразу отправились в Следственный комитет, чтобы провести там первое импровизированное совещание. В своем кабинете их принял Таир Сабитов, следователь по особо важным делам, который вел расследование убийства Мирры Богуславской. Здесь же присутствовал подполковник Кокоулин, возглавлявший оперативную группу от УВД города. Сабитов был невысокого роста, темноволосый, чисто выбритый, с перебитым носом — очевидно, в молодости занимался боксом. Михаил Ильич Кокоулин, напротив, — высокий, широкоплечий мужчина, с зычным голосом и крупными чертами лица. Он был родом из Якутска и приехал в Санкт-Петербург еще двадцать восемь лет назад поступать на юридический факультет Санкт-Петербургского университета. После окончания получил направление в милицию и проработал там почти четверть века, пройдя путь от сотрудника уголовного розыска до руководителя отдела.

Трое гостей уселись напротив Сабитова и Кокоулина, словно собираясь сыграть неизвестную партию, разыгрываемую обеими командами — «гостей» и «местных».

— Нам только вчера вечером сообщили, что вы приезжаете, — начал Сабитов, — но мы подготовили все материалы по делу о нападении на Богуславскую. Здесь у меня три папки с подробными материалами.

— Следствие уже закрыто? — спросил Резунов.

— Приостановлено, — пояснил Сабитов. — Мы работали достаточно интенсивно четыре месяца. Опросили всех возможных свидетелей на месте происшествия, всех знакомых погибшей, провели целый ряд экспертиз, но все безрезультатно. Постепенно пришли к выводу, что это залетный гость, не из местных. Во всяком случае, не из Павловска, где произошло убийство; там мы проверили буквально каждого.

— Мы сможем проехать на место происшествия? — поинтересовался Дронго.

— Машины нас ждут, — ответил Сабитов. — Но ведь прошел почти год… Не знаю, что еще там можно найти.

— У вас есть карта Павловска?

Сабитов взглянул на Кокоулина. Тот подвинул к себе одну из папок, достал карту и развернул ее перед гостями.

— Вот здесь мы нашли погибшую, — место было помечено крестиком, — между Пиль-башней и мавзолеем, — пояснил подполковник. — Здесь туристы обычно не ходят. Они обычно осматривают так называемые «Двенадцать дорожек», потом идут параллельно молочне мимо вольера к Павловскому дворцу. Дорога немного сворачивает направо, в сторону Павильона трех граций и колоннады Аполлона, так что попасть туда можно, обходя дворцовый комплекс.

— И где эта дорога заканчивается? — уточнил Гуртуев.

— У железнодорожного вокзала, — пояснил Кокоулин и заметил, как выразительно переглянулись гости.

— Тот же почерк, — тихо проговорил Резунов.

— Что вы сказали? — не понял Сабитов.

— У нас есть похожие преступления, — объяснил полковник.

— Я был уверен, что он себя еще проявит, — сказал следователь. — Слишком хорошо все было продумано. Это не спонтанное нападение, убийца готовился к преступлению.

— Почему вы так уверены? — с любопытством спросил Дронго.

— Павловский дворец обычно работает по субботам и воскресеньям, но закрыт в пятницу, когда почти не бывает туристов, — начал Сабитов. — А преступление было совершено именно в пятницу. Дальше. Именно в эту пятницу проводился семинар для сотрудников Павловского музея, и погибшая была в Павловске. Одна из ее коллег вспомнила, что она должна была встретиться с каким-то гостем, который обещал привезти новые книги по творчеству Камерона. И именно в пятницу.

— Интересно, — задумчиво произнес Дронго, — получается, что наш убийца был исключительно образованным человеком, если знал, что Павловский ансамбль в течение двадцати лет возводил Чарльз Камерон.

На этот раз переглянулись Сабитов и Кокоулин.

— Простите, — не выдержал Сабитов, — откуда вы знаете о Камероне? Обычно посетителям рассказывают о Росси и Кваренги. Не очень многие знают, что главным архитектором Павловска был именно Камерон.

— Вы считаете, что опытный криминалист не должен знать ничего, кроме своей работы? — улыбнувшись, вмешался в разговор Гуртуев.

— Конечно, нет. Но про Камерона не знают даже многие местные жители, — ответил Сабитов.

— А ваш убийца знал, — напомнил Дронго. — Значит, человек не просто начитанный, а еще неплохо разбирающийся в архитектуре — если это, конечно, он. Что касается Камерона… Дело в том, что в детстве родители часто привозили меня в Павловск. Мы дружили с семьей одного известного ленинградского адвоката, супруга которого была искусствоведом. Вот ее лекции я и запомнил на всю жизнь. А потом много читал. Между прочим, кроме Росси и Кваренги, там еще успели поработать архитекторы Воронихин и Тома де Томон.

— Хотите ошеломить нас своим интеллектом? — пошутил Сабитов.

— Нет, просто подумал, что мы обязаны обратить внимание на его знание Камерона. Что-нибудь еще?

— Больше никаких зацепок. Семинар закончился примерно в три часа дня. В пять она должна была вернуться домой. Ее друг начал беспокоиться, звонил ей на мобильный, но он был отключен. В семь вечера он поехал в Павловск, но там уже никого не было: утром в кустах нашли тело. Врачи определили, что она погибла между тремя и пятью вечера.

— Фотографии есть? — спросил Гуртуев.

Сабитов подвинул к себе другую папку и достал пачку фотографий.

— На ней почти ничего не было, — пояснил он, а одежду обнаружили в кустах. Она была не порвана, а аккуратно сложена, как будто женщина добровольно согласилась на подобный контакт с насильником. Ее гражданский муж утверждает, что это невозможно. Она была очень брезгливой и никогда бы не позволила себе заниматься сексом в кустах, на голой земле.

— Мужья обычно не знают своих жен, — меланхолично заметил Резунов. — Некоторые способны и не на такие «подвиги».

— Он ее задушил во время полового акта, — продолжал Сабитов. — На руках были видны следы от веревок, поэтому она, очевидно, не могла сопротивляться. Но самих веревок на месте преступления не было.

— В Челябинске и Уфе веревок тоже не было, — вспомнил Гуртуев.

— Посмотрите на погибшую, — мрачно произнес Дронго. — Наши жертвы были гораздо миниатюрнее, чем эта. Он, видимо, опасался, что она может вырваться или позвать на помощь.

— Мы тоже так считаем, — кивнул Сабитов. — Скорее всего, он назначил ей свидание, придумав историю с книгой Камерона, а затем воспользовался ситуацией и убил несчастную.

— Но как он сумел так ловко и быстро раздеть ее? — поинтересовался Дронго. — В ваших местах даже ранней осенью бывает уже достаточно холодно.

— Да, непонятно. Получается, она его знала, если пошла на такой контакт.

— Он готовит преступление, затем приводит свою жертву в бессознательное состояние, раздевает, насилует и убивает ее, — сообщил Дронго. — И это уже не первый случай. Просто тогда вы, очевидно, искали в своем регионе, а надо было объявлять всесоюзный розыск!

Он посмотрел на карту и спросил:

— Сколько минут нужно, чтобы добраться от железнодорожной станции до места, где было совершено преступление?

— Если по основной дорожке мимо комплекса — минут двадцать, а если напрямик через Круглый зал — минут двенадцать, — ответил Кокоулин.

Дронго еще раз посмотрел на карту.

— Сколько ехать в Павловск из центра Санкт-Петербурга?

— Больше получаса, если от Витебского вокзала. Но до Павловска можно доехать и на электричке от станции метро «Купчино».

— Витебский вокзал — это, кажется, метро «Пушкинская»? — вспомнил Дронго.

— Да, правильно.

— Если пассажир прибывает на Московский вокзал, он может довольно быстро добраться на метро до Витебского или даже взять такси.

— Если на такси, то совсем быстро, — ответил Сабитов. — С Невского проспекта поворачиваете на Владимирский и дальше по Загороднему проспекту до вокзала. Буквально минут десять.

— Думаете, что он приехал на Мовсковский вокзал и отправился в Павловск этим маршрутом? — уточнил Кокоулин.

— Нет, наоборот. Я как раз уверен, что он приехал в Санкт-Петербург загодя, может, даже за день до преступления. Или за два. А вот обратно ему нужно было уехать как можно быстрее. На электричке он доезжает до Витебского вокзала, а оттуда — быстро на Московский. У вас есть расписание электричек?

— Хотите узнать, были ли поезда в центр города около пяти вечера? — понял Кокоулин. — Да, были. Мы проверяли. Четыре поезда после пяти, и все шли в центр.

— Ее мобильный проверяли? Посторонних звонков там не было?

— Проверяли. Были. Два телефонных звонка с автомата, установленного недалеко от Московского вокзала. Как раз утром в день убийства, — ответил Сабитов.

Дронго тяжело вздохнул.

— Сколько ей было лет?

— Тридцать шесть. Коллеги очень ее хвалят, говорят, была увлечена своей работой и считалась очень компетентным специалистом.

— Какие были отношения с гражданским мужем?

— Говорят, что превосходные. Мы опрашивали соседей, родственников, коллег. Все в один голос утверждали, что отношения были замечательные. Он даже попал в больницу с сердечным приступом после ее смерти. Ему уже под пятьдесят, довольно большая разница в возрасте. Мы думали, что она могла иметь более молодого любовника, но все, знавшие ее хорошо, категорически отвергали эту версию.

— Он применил «крючок» в виде книги Камерона, — задумчиво произнес Гуртуев.

— Верно, — согласился Дронго. — Нужно узнать, есть ли вообще такая книга?

— Есть, — вмешался Сабитов. — Мы тоже кое-что сделали. Такая книга существует, но это большой раритет. В Санкт-Петербурге — всего лишь несколько экземпляров. Мы проверили каждый; ни один не мог попасть в руки убийцы, это исключено. Подобная книга, выпущенная в конце девятнадцатого века, сегодня стоит больше сорока тысяч рублей. Примерно полторы тысячи долларов.

— Он знает, что именно следует предлагать женщинам, чтобы они согласились на встречу с ним, — кивнул Дронго. — Если бы Попов согласился выдать нам дневник своей убитой супруги… Интересно, чем все же убийца мог соблазнить жену вице-губернатора?

— Остается только гадать, — недовольно заметил Гуртуев.

— Кто нашел тело? — спросил Дронго.

— Охранник. Он как раз утром обходил территорию. Обнаружил тело случайно, просто увидел мелькнувшую среди кустов одежду.

— Одежда лежала рядом с ней?

— Да.

— Отпечатки пальцев?

— Кроме ее отпечатков, других не было.

— В тот вечер шел дождь?

— Нет. Была ясная сухая погода, прохладная только.

— Тогда почему нет отпечатков? Неужели он работал в перчатках? Сексуальный маньяк не стал бы надевать перчатки.

— Он раздевал ее в перчатках, — подсказал Гуртуев. — Я начинаю все больше и больше опасаться этого типа. Он просто аккуратист, пытается предусмотреть каждую мелочь, каждый штрих в своем варварском плане.

— Вы сами говорили, что подобный тип рано или поздно должен будет появиться, — напомнил Дронго. — Когда мы можем выехать в Павловск?

— Прямо сейчас, — предложил Сабитов. — Машины нас ждут.

В первый автомобиль сели сам Сабитов и двое приехавших экспертов — Гуртуев и Дронго, во втором разместились оба офицера — Резунов и Кокоулин. До Павловска было двадцать семь километров.

— Не знаю, что у вас получится, — признался по дороге Сабитов, — но это дело нас всех очень достало. Всегда обидно, когда не можешь найти преступника, а тут обидно вдвойне. Уже тогда мы понимали, что речь идет не о случайном нападении на искусствоведа, не о бомже, который затащил ее в кусты и изнасиловал. Нет, этот мерзавец тщательно подготовился. Он каким-то образом воздействовал на нее, чтобы она не кричала, сумел осторожно, я бы даже сказал бережно, раздеть. И не убил сразу, мерзавец. Ждал, пока она очнется, чтобы получить удовольствие в процессе насилия и самого убийства. Я бы таких негодяев собственноручно душил, — процедил он сквозь зубы.

— У нее остались дети? — спросил Гуртуев.

— Нет. К счастью, нет. Или к несчастью, не знаю даже, как вам отвечать.

— Это новый тип убийцы, — пояснил Дронго, — убийца-интеллектуал. Теория Ламброзо уже не работает. Раньше убийцами были чаще всего заросшие щетиной типы с квадратными головами, срезанными лбами и оттопыренными ушами. Наш же убийца образован, начитан, умеет нравиться женщинам. Достаточно богат и независим, чтобы совершать вояжи по разным городам. И планирует он свои преступления заранее, знакомясь с жертвами, каждый раз находит нужную «фишку», чтобы обратить на себя внимание и заставить прийти на встречу еще раз. Я даже думаю, что подробное планирование нового преступления доставляет ему не меньшее удовольствие, чем сам процесс насилия и убийства.

— Правильно, — согласился Гуртуев, — у него должны быть наклонности садиста.

— Мы искали его несколько месяцев, — продолжал Сабитов, — но так и не сдвинулись с мертвой точки. Установили только его группу крови. Достаточно редкая — минус три. Но в то же время только в Санкт-Петербурге тысячи людей с такой группой крови. Мы проверили по нашей картотеке всех подозреваемых с этой группой, даже по соседним областям. Одного арестовали, но потом пришлось отпустить, у него было абсолютное алиби — лежал в эти дни в больнице с аппендицитом. Милиция задействовала всю свою агентуру, но ничего не смогли найти. Дело взял под особый контроль прокурор области, но все безрезультатно. И вот наконец мне сообщили о вашем приезде. Знаете, как я обрадовался, поняв, что появляется шанс найти этого мерзавца, если составлена группа из таких известных экспертов, как вы!

Машины подъезжали к Павловску. Не сбавляя скорости, они проехали к дворцовому комплексу. Перед зданием дворца возвышался памятник Павлу I. Гуртуев вышел из машины, взглянул на него, покачал головой.

— Вы знаете, что особенно интересно в этом памятнике? — спросил Казбек Измайлович. — Обратите внимание на его стойку — как он держит в руках трость, как немного наклонилось его туловище. Сейчас ходит много разных споров — каким на самом деле был убиенный Павел: реформатором или самодуром, несчастным непонятым царем, обреченным на убийство фаворитами своей матери, или самодержцем, пытавшимся противостоять бывшим убийцам своего отца? Не знаю, каким действительно он был, но этот памятник довольно точно передает его психическое состояние. Конечно, он был человеком неуравновешенным и мнительным. Немудрено, ведь когда отстранили от власти, а затем убили его отца, он был совсем маленьким. Почти все время он слышал истории о фаворитах своей матери и о том, что должен терпеливо ждать ее смерти, чтобы получить наконец трон. Ну, и сами похороны Петра III, когда он решил перезахоронить прах отца, а убийцы шли впереди гроба. Наверное, все это сказалось на его психотипе. А убийство, совершившееся не без ведома его старшего сына, стало роковой точкой в царствовании этого императора. Убийцам, да и новому императору, было важно представить покойного самодуром, взбалмошным тираном, почти психопатом, чтобы оправдать свои действия. И они достигли своей цели. В мировой истории Павел остался именно таким, каким его — вернее, его образ — сотворили.

Сабитов внимательно выслушал профессора, взглянул на памятник и удивился:

— Неужели можно определить психотип даже по памятнику?

— Если за дело берется такой специалист, как Казбек Измайлович, — улыбнулся Дронго.

Вторая машина затормозила рядом с первой, и из нее вышли Резунов и Кокоулин.

— Идемте, — предложил последний, — я вам все покажу. Хотя там, конечно, никаких следов уже давно нет. Прошел почти год. Но я столько раз сюда приезжал, что знаю это место наизусть.

Они обошли дворец с правой стороны, направляясь к обозначенному месту.

— Простите, профессор, — обратился к Гуртуеву Кокоулин. — Я все время хочу задать вам один вопрос.

— Пожалуйста, — вежливо произнес Казбек Измайлович.

— Этот убийца, судя по всему, неглупый человек. Пытается все продумать, предусмотреть, не оставляет видимых следов. И тем не менее самый главный след остался — его сперма, его ДНК, его группа крови. Когда маньяка поймают, не нужно будет искать никаких доказательств, они уже есть.

— Он рассчитывает, что его не найдут, — сердито сказал Гуртуев, — это во-первых. А во-вторых, он, как настоящий зверь, метит свою территорию, свои жертвы. Ему очень важно состояние удовлетворения. Ведь абсолютно очевидно, что у него определенные проблемы сексуального характера. Следовательно, это проявление его силы, его власти над жертвами имеет колоссальное значение. В процессе насилия он не просто получает удовлетворение — он самоутверждается, если хотите. Я бы даже сказал, для него этот процесс становится просто жизненно необходимым.

— Вы говорите о преступнике так, словно пытаетесь его оправдать, — недовольным тоном заметил Кокоулин.

— Не оправдать, а понять. Иначе мы никогда его не найдем. Я должен понять его психологию, его психотип, возможное поведение. Только тогда можно будет его вычислить.

Дронго шел за ними молча, прислушиваясь к разговору.

«Понять — значит простить, — вспомнил он известную поговорку. Можно ли прощать подобного насильника, даже понимая мотивацию его действий? Как легко быть обвинителем в подобных делах и как трудно найти слова защиты?.. А может, и не надо ничего искать? Ведь когда хищный зверь превращается в людоеда, охотники организуют облаву и стараются покончить с ним как можно быстрее. Их мало волнуют мотивы поведения хищника, который, возможно, от голода или в силу других причин превращается в людоеда. Они четко понимают, что его нужно уничтожить. Мы похожи на этих охотников, пытающихся затравить хищника, — подумал Дронго. — И нас абсолютно не должен интересовать вопрос, каким образом он превратился в такое неуправляемое существо. Мы должны думать только об одном — как его найти и уничтожить. Хотя… хотя наверняка Казбек Измайлович не согласится. Для него убийца — любопытный объект исследования. Но он — ученый. А я всего лишь эксперт по расследованию тяжких преступлений. И моя задача найти убийцу до того, как он снова выйдет на охоту».